Черт побери» — в таком же положении, не меняешь положения

Апреля 1926 года II акт, IV эпизод Поломойка — Субботина, Осип — Фадеев, Заезжий офицер — Кельберер, Хлестаков — Гарин, слуга — Злобин

II эпизод

Апреля 1926 года I эпизод Растаковский — Охлопков, Добчинский — Мологин, Бобчинский — Козиков

Мейерхольд. Давайте. Отсчитайте прямо цифрами — один, два, три, четыре, пять — после сигнала^[cxxxviii].

(Охлопкову.) Растаковский — не дряхлый, он очень крепкий. Он может сколько угодно стоять, он даже не гнется. Он своей жизнью живет. Он что-то в это время соображает, думает, смеется невпопад — он смеется над своими мыслями. У Диккенса можно найти таких. Я не знаю, куда вклеить, — он носит письмо, не отправляя его, и при свидании с почтмейстером отдает его. С этим можно что-нибудь сделать еще. […]

(Козикову.) Жест лишний. Такое правило: жест параллелен слову, и пускать его только, когда он говорит.

(Мологину.) Платок [вынимать из кармана] не нужно — только жесткие предметы: табакерку, футляр и т. п.^[cxxxix] У вас какой-то теософический сеанс. Он не то что рассматривает, а вынимает вещи и смотрит на них, [когда они] уже лежат. Предметов штук пять, не меньше. Очень хорошо, с табакеркой.

«Нет, извольте» — этот жест у Мологина хорош, но жесты ничего не выражающие, проходные — лучше исключать. Медленно убирайте, Добчинский, когда Бобчинский будет говорить.

Мейерхольд. Ведро на табуретке. Щетка у поломойки в правой руке. Девка сидит на ящике, махая правой ногой. Осип — на правом боку, полулежа, чтобы левая нога была свободна. Мешок около печурки. Сигарная коробка на лежанке сверху.

Осипу не мотать ногой, девка только мотает.

Поведение этой особы таково: она сидит и лодыря гоняет. Понимаете ли, видно, что она ленива. Она сидит и время от времени смеется в публику, иногда она на него смеется. Пока перебивайте смехом монолог Осипа где ни попадя, а ты, Фадеев, облокотись головой о печку. Когда поешь^[cxl], левой рукой разводи — попроще, попроще.

«Вот мать ты моя божья» — к поломойке.

Она все время смеется. Вдруг ноги крест-накрест, качает ими и смеется.

«Возьмешь себе бабу» — подходит к поломойке и обнимает ее правой рукой. Она отодвигается от него, еще, еще — он подсаживается к ней задом.

Смеется она все время. Заливается все время. Нога правая на табуретке, левой качает, смеется.

«Ну, а коли не заплатим» — переход, ложится на живот, головой в подушку, ногами вверх и вниз. Ложись на брюхо. Зло мотает ногами, перевертывается — «Ах, боже ты мой, хоть какие-нибудь щи!».

Как он лег, она смеется, встает, берет ведро и щетку, подходит к нему. Когда он повернулся, идет наверх, останавливается на площадке, слушает.

Она смеется — все время невпопад.

«Из Питера» — смех. Почему смеется — неизвестно.

«Не доедем домой» — смех ее. Опять мотает ногой, любуется башмаками, рассматривает носок у башмака, выше поднимает, колено на колено, рассматривает.

«Право, на деревне лучше» — в публику, обе руки на постели, оперся. Пение — ровненько сядь и покачивайся. «Запропало» — «а‑ах»; после «пало» — вздох. В первом случае она ближе садится, ударь [ее] сильнее, чтобы звук был, здесь место не больное. Три раза ударяет. Как только он проделал это, она трет себе ударенное место и смеется. Ей это нравится.

Вздохи «аах» — веселее, протяжнее, чтобы напевность была. Вздох он какой-то — вроде виолончели.

Хорошо, Субботина, хорошо! […]

«Ах, боже ты мой!» — перевернулся. Она шарахнулась, уходит.

Офицер^[cxli]. (Кельбереру.) Сходите, потом спиной к публике, около нее. Не надо ступать.

(Слова Осипа): «Стучится; верно, это он идет» — вымарываются окончательно.

Осип поет в заключение монолога — лежа на спине, руки под головой.

Офицер идет, садится мрачно, расставив ноги. (Фадееву.) Пой еще, еще. Потом поворачивайся к офицеру, ноги опусти, вставай, иди, подходи к печке, становись.

Хлестаков смотрит то на Осипа, то на офицера.

Хлестаков — спиной к публике, палочкой копает постель.

(Субботиной.) Еще раз переход с ведром, когда внизу. Когда вы встречаете офицера, вы опять засмейтесь. Как только: «Ах ты, боже ты мой!» — так шарахнитесь. Остановитесь на площадке, на повороте; заглядывает на Осипа, смотрит на офицера и убегает. Все смеется, смеется.

Офицер идет. Публика будет думать, что это Хлестаков.

Осип удивленно, страшно осторожно, на цыпочках, будто его в первый раз видит, становится около печки, опирается о нее спиной, руки назад.

Дата добавления: 2015-06-04