Архетипы существования в нерепрессивной цивилизации

В «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/1917) З.Фрейд писал о том, что хотя в процессе развития цивилизации на смену принципа удо­вольствия пришел принцип реальности, тем не менее отказ от удовольст­вия всегда давался человеку с трудом и он совершался не без определен­ного возмещения. В качестве замещения человек сохранил в себе душев­ную деятельность, в которой допускалось дальнейшее существование всех оставленных источников наслаждения и путей их получения. Речь идет о фантазии, где человек «наслаждается свободой от внешнего принужде­ния, от которой он давно отказался в действительности» [15, с.238].

Создание душевной области фантазии 3. Фрейд сравнивал с организа­цией заповедников и национальных парков, сохраняющих свое прежнее состояние, которое в других местах принесено в жертву необходимости,

ФИЛОСОФСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ Г. МАРКУЗЕ

обусловленной требованиями земледелия, промышленности, транспорта, бурное развитие которых изменило до неузнаваемости первоначальный облик земли. Как в заповедниках и национальных парках человек может насладиться первозданной природой, отрешившись от окружающей его цивилизации, в рамках которой ему приходится постоянно пребывать, так и в фантазии он может получить воображаемое удовлетворение чес­толюбивых, эгоистических, эротических желаний, подавляемых и вытес­няемых разумом в реальной жизни.

Но, если заряженность фантазии энергией (чаще всего энергией либи­до) повышается настолько, что она становится излишне требовательной, порождающей стремление к практической реализации, то возникает кон­фликт между ней и Я. Возврат либидо к фантазии становится переход­ной ступенью на пути образования невротических симптомов, поскольку, с точки зрения 3. Фрейда, фантазия обладает психической реальностью, а в мире неврозов решающей является именно психическая реальность.

Поскольку Г. Маркузе не был клиницистом, то его не интересовала проблематика, связанная с рассмотрением отношений между фантазией и образованием невротических симптомов, возникновением психиче­ских расстройств. Но его привлекли размышления 3. Фрейда о фантазии как психической деятельности, в которой сохраняется свобода человека от действия принципа реальности (сознания, разума) и возможность сле­дования принципу удовольствия (бессознательным влечениям).

Именно под этим углом зрения он и оценивал скрытую тенденцию его теории инстинктов, соотнося с ней возможность развития нерепрессив­ной цивилизации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что рассмот­рение 3. Фрейдом фантазии как несовместимой с разумом было воспри­нято Г. Маркузе в плане включения основателя психоанализа в давнюю историческую традицию, в соответствии с которой власть репрессивного разума не считалась полной, а стремление человека к целостному самоосу­ществлению соотносилось с фантазией, в рамках которой противореча­щие разуму образы свободы становятся рациональными, а инстинктивное удовлетворение обретает свое собственное достоинство.

Для Г. Маркузе представляли интерес прежде всего символы и архети­пы, находящие отражение в фольклоре, литературе, искусстве и сохра­няющие свою ценность в фантазиях, воображении человека. Поэтому он попытался рассмотреть некоторые символы и архетипы, которые при­влекли его внимание с точки зрения выявления их исторической истин­ности и приемлемости в качестве возможных ориентиров развития нере­прессивной цивилизации.

С этой целью он обратился к «культурным героям», находящимся в воображении человека в качестве символов того или иного пути разви-

АРХЕТИПЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ В НЕРЕПРЕССИВНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

тия человечества. Так, Прометей рассматривался им как «герой-архетип принципа производительности», Пандора - как женское олицетворение сексуальности и наслаждения. И если Прометей, выступающий в качест­ве культурного героя тяжелого труда, знаменовал собой прогресс, дости­гаемый путем подавления природных влечений, то Пандора, наделенная красотой и в то же время несущая на себе печать разрушения и прокля­тия, оказалась роковой женщиной в прометеевском мире труда. Отсюда проистекало позитивное отношение к образу Прометея, предопределив­шему направленность развития человеческой цивилизации, управляемой принципом производительности, и негативное отношение к сексуально­сти, подлежащей отрицанию и запрету, если она не соотносилась с про­длением человеческого рода.

Наряду с этими архетипами в истории существовали и иные символы, не связанные, как Прометей, с тяжелым трудом. Имелись такие фигуры, как Орфей и Нарцисс, которые хотя и не стали героями западной цивили­зации, тем не менее воплощали в себе образ радости, покоя, умиротворе­ния и удовлетворения.

С точки зрения Г. Маркузе именно данные фигуры стали теми символа­ми, которые олицетворяли собой иной принцип реальности по сравнению с прометеевским принципом производительности. В жизни этих фигур на переднем плане выступал вовсе не подневольный труд как олицетворе­ние господства принципа производительности. Для них более важными были такие составляющие их бытия, как песня, созерцание красоты, игра, чувственность. Они восставали против культуры, покоящейся на отрече­нии от удовольствия и ориентированной на тяжелый труд. Их жизнь слу­жила примером оправдания удовольствия, ухода от времени, забвения смерти. «В образах Орфея и Нарцисса примиряются Эрос и Танатос. Они возвращают опыт мира, который не завоевывается, а освобождается, опыт свободы, которая должна пробудить силу Эроса, связанного репрессивны­ми и окаменевшими формами отношений между человеком и природой. Эта сила несет не разрушение, а мир, не страх, а красоту» [16, с. 168].

Орфический и нарциссический опыт мира выходят за пределы того опыта, который стал превалирующим в западной цивилизации и который вклю­чал в себя ориентацию на принцип производительности. Орфико-нарцис-сические образы проникнуты пафосом поэзии, поэтического отношения к природе и человеку, в результате чего преодолевается противополож­ность между объектом и субъектом. Основным мотивом их жизни явля­ется любовь ко всему живому и неживому. Причем их любовь является свободной, неподвластной репрессивному давлению принципа произво­дительности. Более того, любовь Нарцисса - это протестная любовь, выходя­щая за рамки узаконенных форм проявления Эроса и подлежащая наказанию

i8o

ФИЛОСОФСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ Г. МАРКУЗЕ

в прометеевском мире труда, что нашло свое воплощение в мифе о пре­вращении прекрасного юноши, отвергнувшего любовь нимфы и очаро­ванного отражением в воде мужского лица, в окаменевший цветок.

Следует отдать должное тому, что Г. Маркузе вышел за рамки привыч­ного понимания образа Нарцисса как себялюбца, отрешенного от мира и погруженного в восхищенное любование своим собственным отраже­нием в зеркале воды. Он специально подчеркнул то обстоятельство, что Нарцисс не знал, кому принадлежит восхитивший его образ, и что сим­вол Нарцисса и термин «нарциссический» используются им в ином зна­чении, чем это имело место в работах З.Фрейда. В этом отношении раз­мышления Г. Маркузе о символе Нарцисса сводились к утверждению того, что этот герой отверг не Эрос как таковой, а лишь одно проявление его ради друго­го и что приведшая к смерти эротическая установка не порвала его связь с жизнью, поскольку и после смерти он продолжал жить в образе нарцис­са — цветка, названного его именем.

Образы Орфея и Нарцисса воспринимались Г. Маркузе в качестве симво­лов нерепрессивного эротического отношения к реальности. Но коль скоро он почерпнул их из мифологии и искусства, а не из теории либидо 3. Фрей­да, о чем свидетельствует его предупреждение об ином, по сравнению с психоаналитической трактовкой, использовании термина «нарцисси­ческий», то напрашивается вопрос о соотнесенности его размышлений о нерепрессивной цивилизации с теми скрытыми элементами, которые содержались в работах основателя психоанализа. Оказывается в действи­тельности такая соотнесенность имела место не только при рассмотре­нии им возможности реализации нового принципа реальности, предпо­лагающего примирение с принципом удовольствия, но и при раскрытии исторической ценности образа Нарцисса как символа нерепрессивного эротического отношения к реальности.

В самом деле, при обсуждении возможностей развития нерепрессив­ной цивилизации Г. Маркузе апеллировал к фрейдовскому пониманию «первичного нарциссизма», представление о котором в скрытом виде содержалось в книге основателя психоанализа «Тотем и табу» (1913), экс­плицитно было сформулировано в его работе «О нарциссизме» (1914), где им было проведено различие между «Я-либидо» и «объект-либидо», что впоследствии послужило толчком к выделению «первичного» и «вто­ричного нарциссизма». Так, уже в работе «Тотем и табу» З.Фрейд писал о «нарциссической стадии», на которой диссоциированные до того сек­суальные влечения сливаются в одно целое и концентрируются на Я. Эта нарциссическая организация «уже никогда не исчезает полностью», и в известной степени «человек остается нарциссическим даже после того, как нашел внешний объект для своего либидо» [17, с. 418]. Позд-

АРХЕТИПЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ В НЕРЕПРЕССИВНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

нее в работе «Недовольство культурой» (1930) основатель психоанали­за высказал свои размышления о «первичном чувстве Я» как всеобъем­лющем, соответствующем «неотделимости Я от внешнего мира» и связи с «мировым целым» [18, с. 69].

Для Г. Маркузе открытие 3. Фрейдом первичного нарциссизма означало появление прообраза нового «экзистенциального отношения к действи­тельности», свидетельствующего о соединении в единое целое Я и объек­тивного мира. Поэтому он с удовлетворением воспринял мысль основате­ля психоанализа, в соответствии с которой нарциссизм не обязательно ведет к нарциссическому расстройству, а привычное его понимание в плане эгои­стического ухода от реальности на самом деле может быть неадекватным, поскольку нарциссизм означает подчас фундаментальную сопричастность дей­ствительности. Словом, «нарциссизм, возможно, содержит зародыш иного принципа реальности: либидозное содержание "Я" (собственного тела) может стать источником нового либидозного сдерживания объективного мира, превращения его в новый способ бытия» [19, с. 173].

В свое время 3. Фрейд размышлял над тем, не связана ли способность к сублимации с нарциссизмом, поскольку именно Я сперва превращает сексуальное либидо объекта в нарциссическое, а затем ставит перед ним другую цель. Г. Маркузе не только обратил внимание на данное размышле­ние основателя психоанализа, но и пришел к идее, в соответствии с кото­рой всякая сублимация начинается с оживления нарциссического либидо и эта, по сути дела, фрейдовская гипотеза «революционизирует» представле­ние о сублимации в том смысле, что указывает на нерепрессивный спо­соб сублимации, проистекающий не от вынужденного отклонения либи­до, а от его избытка.

Рассмотренные под этим углом зрения образы Орфея и Нарцисса воспринимались Г. Маркузе в плане отказа примириться с утратой либи­дозного объекта, того Великого отказа, который выражает потребность в освобождении от репрессивного порядка с целью воссоединения с утра­ченным объектом. Не случайно он считает Орфея прообразом поэта как освободителя и создателя нового, более высокого порядка, не нуждающе­гося в каком-либо подавлении и устанавливающего связь между человеком и природой не с помощью силы, а благодаря песне.

Соответственно такому пониманию Нарцисс воспринимался как герой, выражающий протест против репрессивного порядка сексуально­сти, когда последняя признается только в качестве функциональной дея­тельности, связанной исключительно с деторождением. В конечном счете Эрос Орфея и Нарцисса - это не что иное, как отрицание установленного поряд­ка и открытие новой реальности. «Орфический Эрос преобразует бытие: он укрощает жестокость и смерть освобождением. Его язык — песня, его

а8₃

ФИЛОСОФСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ Г. МАРКУЗЕ

САМОСУБЛИМАЦИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ

труд - игра. Жизнь Нарцисса - это красота и созерцание. Эти образы ука­зывают на эстетическое измерение как источник и основу их принципа реальности» [20, с. 175].

Апеллируя к Орфею и Нарциссу как архетипам воображения, про­тивоположным культурным героям репрессивной производительности, Г. Маркузе тем самым стремился подчеркнуть ценность символов принципа реальности по ту сторону принципа производительности. При этом он исхо­дил из того, что эти архетипы-символы воплощают в себе эротическое примирение человека и природы в эстетическом измерении, в соответст­вии с которым порядок является красотой, а труд — игрой. В свою очередь эстетический опыт соотносился Г. Маркузе с чувственностью, доставляю­щей человеку удовольствие и порождающей новые принципы, имеющие всеобщее значение для установления объективного порядка, определяе­мого такими категориями, как «целесообразность без цели» и «законо­мерность без закона».

Именно эти категории, почерпнутые из философии И.Канта, рас­сматривались им как составляющие существо нерепрессивного порядка, определяющие структуру красоты и свободы, обеспечивающие удовлетво­рение человека посредством свободной игры раскрепощенных возмож­ностей. В рамках нового принципа реальности игра воображения порождает красоту, эстетическая закономерность связывает природу и свободу, удовольствие и нравственность, а эстетическое примирение ведет к освобождению чувственно­сти от репрессивного господства разума.

Опираясь на идеи И. Канта и М. Шелера об эстетическом опыте чело­века, основанном на новом принципе реальности, Г. Маркузе выдвинул такое понимание возможности развития нерепрессивной цивилизации, в соответствии с которым устранялся антагонизм между разумом и чувст­венностью. Если под воздействием принципа производительности чувст­венность подавлялась во имя торжества разума, то в нерепрессивной цивили­зации, управляемой новым принципом реальности, разум становится чувствен­ным, а чувственность - рациональной.

Эстетическое видение мира способствует освобождению чувств с целью не разрушения цивилизации, а ее упрочения и расширения воз­можностей человека, порождаемых свободной игрой воображения. Путь к свободе — не торжество разума, а освобождение чувственности, энергия которой должна прийти в согласие с универсальным порядком свободы. Причем сам человек, будучи свободным, должен создать гармонию между индивидуальным и всеобщим удовлетворением. В конечном счете речь идет о возможности развития нерепрессивной цивилизации, основанной, по выражению Г. Маркузе, на «десублимировании разума» и «самосубли­мировании чувственности».

Дата добавления: 2015-06-04