Открытие сопротивления

В разделе работы, посвященном раскрытию естествен­нонаучных истоков возникновения психоанализа, обра­щалось внимание на то обстоятельство, что в период поис­ков приемлемых и эффективных методов лечения нервно­больных Фрейд столкнулся с различного рода трудностя­ми, осмысление которых привело его к новым'идеям, дав­шим толчок к становлению и развитию психоаналитиче­ской терапии. Именно в то время при работе с пациентами он обнаружил, что какая-то внутренняя сила противится их воспоминаниям и мешает выявлению того, что лежало в основе возникновения симптомов заболевания. Когда во время встречи с пациентами Фрейд спрашивал их о том, помнят ли они о первом поводе к образованию соответст­вующего симптома, то, как правило, они отвечали, что ни­чего не помнят или сообщали о чем-то таком, что лежало на поверхности и не давало возможности проникнуть в глубину переживаемых ими событий.

Для преодоления возникшего на пути лечения препят­ствия Фрейд просил пациента придти в «состояние кон­центрации» и убеждал его в том, что тот должен непремен­но что-то вспомнить. И действительно, постепенно паци­ент начинал вспоминать. Это было не просто, поскольку воспоминания пациента оказывались отрывочными, ра­зорванными, не связанными между собой. Фрейд прояв­лял настойчивость, просил пациента пойти на шаг дальше и своей напористостью как бы заставлял его вытаскивать на поверхность сознания те патогенные представления, которые были вытеснены в бессознательное в силу своей неприемлемости. Настойчивость, с которой он действо­вал, привела его к мысли о том, что он имеет дело с сопро-

тивлением пациента, которое необходимо преодолеть. Та­ким образом, Фрейд пришел к пониманию того, что своей психической работой он должен преодолеть сопротивле­ние пациента, если хочет достичь успеха в его излечении.

Подобное понимание, связанное с какой-то противо­действующей силой, было изложено Фрейдом в совместно написанной с Брейером работе «Исследование истерии» (1895). Он исходил из того, что первоначально благодаря психической силе происходило вытеснение патогенного представления из ассоциации пациентов. В дальнейшем в процессе их лечения психическая сила оказывалась пре­пятствием для возвращения патогенного представления в воспоминание. В целом, пациент как бы не хотел ничего знать о том, что имело место в его жизни раньше. Фактиче­ски, он обладал определенным знанием, но он не хотел, чтобы это знание стало его собственным знанием, и поэ­тому прятался за своего рода незнанием. «Незнание» исте­риков, — подчеркивал Фрейд, — было, собственно, созна­тельным нежеланием знать, и задача терапевта заключа­лась в том, чтобы с помощью психической работы преодо­леть это сопротивление ассоциации» [5. С. 55].

Обсуждая вопрос о нежелании пациента обнаружить свое собственное знание и о противодействующей в нем внутренней психической силе, Фрейд впервые, пожалуй, обратился к проблеме сопротивления. В работе «Исследо­вание истерии» он не только обратил внимание на эту проблему, но и попытался разобраться в ней. В частности, он ввел в оборот такое понятие, как «ассоциативное сопро­тивление», и высказал соображение, согласно которому для преодоления этого сопротивления необходимо испо­льзовать более сильные средства, чем напор терапевта, требовавшего, чтобы больной находился в состоянии кон­центрации внимания. Наложение пальцев рук на лоб бо­льного, надавливание на него и уверение, что больной не­пременно что-то вспомнит, было той методической уловт кой, к которой Фрейд начал прибегать в целях преодоле­ния «ассоциативного сопротивления».

Через какое-то время Фрейд заметил, что используе­мая им методическая уловка, хотя и способствует преодо­лению «ассоциативного сопротивления», тем не менее не является тем магическим средством, с помощью которого можно было бы справиться со всеми психическими пре­пятствиями, стоящими на пути успешного лечения. Дав-

ление пальцами рук на лоб больного оказывалось, дейст­вительно, не более чем уловкой, способной на какое-то время застать врасплох Я пациента. Но чаще всего его Я вновь возвращалось к своим намерениям и прибегало к от­пору, сопротивлению. Причем в процессе терапевтиче­ской работы происходило изменение самого сопротивле­ния, с чем приходилось считаться. Уже в то время, то есть еще до возникновения психоанализа как такового, Фрейд обратил внимание на данное обстоятельство. «Нам следу­ет помнить, — замечал он, — о различных формах, в кото­рых проявляется это сопротивление» [6. С. 65].

В работе «Исследование истерии» Фрейд высказал несколько важных идей, впоследствии развитых им в рамках психоанализа. Он говорил о важности выявле­ния мотивов сопротивления пациентов, о том, за каки­ми оговорками может скрываться их сопротивление, как и каким образом задним числом они могут выдавать мо­тивы своего сопротивления. Одновременно он рассмот­рел те средства, которые могут быть использованы тера­певтом для преодоления сопротивления, оказываемого пациентами. При этом он дал важную методологиче­скую рекомендацию, используемую и сегодня в психоа­налитической терапии. «Прежде всего нужно знать, — предупреждал Фрейд, — что психическое сопротивле­ние, особенно создававшееся длительное время, может быть преодолено только медленно и постепенно, нужно лишь терпеливо ждать этого» [7. С. 68]. Кроме того, он показал, что наряду с привлекаемыми для преодоления сопротивления интеллектуальными мотивами не менее важным является и эмоциональный, аффективный мо­мент, связанный с авторитетом терапевта.

В конечном счете еще до того, как Фрейд использовал само понятие «психоанализ» * он обратил внимание на важность работы по преодолению сопротивления пациен­тов. Более того, обсуждая клинические случаи и приводя конкретные примеры из своей практики, он подчеркнул, что идея сопротивления выдвигается на первый план и что ни один анализ нельзя довести до конца, если не знаешь, как встретить сопротивление.

На начальных этапах своей терапевтической деятель­ности Фрейд заметил, что гипноз и внушение закрывают от аналитика понимание игры психических сил, не дают возможности зафиксировать сопротивление, являющееся

важной составной частью бессознательной деятельности пациента. Как только для него стало ясно, что без вскры­тия сопротивления больного терапевтическая работа ока­зывается сомнительной, поскольку часто наблюдались повторные проявления невротических симптомов, осно­ватель психоанализа не только отказался от использова­ния гипнотической техники, но и стал уделять значитель­ное внимание рассмотрению сопротивления как такового. Оказалось, что выявление бессознательных процессов и конфликтов, имеющих место в психике нервнобольных, происходит при постоянном сопротивлении с их стороны. Понимание этого обстоятельства привело к тому, что пси­хоаналитическая терапия стала в большей степени ориен­тироваться на вскрытие сопротивлений. Более того, в рам­ках классического психоанализа сложилось твердое убеж­дение, что раскрытие сопротивления больного должно пред­шествовать всем иным формам работы, включая толкование сновидений и интерпретационную деятельность аналити­ка. В конечном счете, Фрейд выдвинул положение, со­гласно которому психоаналитическое лечение можно рас­сматривать как своего рода «перевоспитание для преодо­ления внутренних сопротивлений» [8. С. 56].

Наиболее полно и отчетливо данное положение было выражено им в его лекциях по введению в психоанализ. Оно звучало следующим образом: «Аналитическое лече­ние требует от врача и от больного тяжелого труда, направ­ленного на устранение внутренних сопротивлений. Благо­даря преодолению этих сопротивлений душевная жизнь больного надолго изменяется, поднимается на более вы­сокую ступень развития и остается защищенной от новых поводов для заболевания. Эта работа по преодолению яв­ляется существенной частью аналитического лечения, бо­льной должен ее выполнить, и врач помогает ему в этом внушением, действующим в воспитательном смысле. По­этому правильно говорилось, что психоаналитическое ле­чение является чем-то вроде довоспитания» [9.

С. 288-289].

Если при катарсическом лечении и на первоначальной стадии становления психоанализа основная цель состояла в разъяснении смысла невротических симптомов, то в да­льнейшем техника психоанализа изменилась. Аналитиче­ская работа стала направляться непосредственно на от­крытие и преодоление сопротивлений больного. Сам

Фрейд говорил о «новом способе ведения работы», ориен^ тированном на то, что аналитик стремится открыть неиз-у вестные больному сопротивления, и если они преодолева-j ются, то больной оказывается способным рассказывать! без труда о ранее забытых связях, переживаниях. Цель по-] добной работы состояла в том, чтобы в описательном пла- j не ликвидировать изъяны воспоминания; в динамическом ■ отношении — преодолеть в сопротивлении вытеснение.

На начальном этапе терапевтической деятельности Фрейд исходил из того, что невротик страдает вследствие своего рода незнания, и, следовательно, раскрытие при­чинной обусловленности его заболевания, детских пере-" живаниЙ по поводу травмирующих событий прошлого и сообщение об этом пациенту само по себе достаточно для снятия симптомов и успешного выздоровления. Однако после открытия явления сопротивления он пришел к убеждению, что незнание пациента относительно того, что ему следовало бы знать, не является патологическим. Дело в другом. А именно в том, что патологическими оказыва­ются причины подобного незнания. Сами же причины кро­ются во внутренних сопротивлениях, которые вызывают и поддерживают незнание больного. Отсюда то важное зна­чение, которое стало придаваться выявлению и раскры­тию различных форм сопротивлений пациентов в прак­тике психоанализа.

3. «Молчуны» и «говоруны»

Обнаруживаемое в процессе лечения сопротивление пациентов не является единичным актом. В том-то и дело, что оно способно не только принимать разнообразные формы и выступать с различной степенью интенсивности, но и оказывается постоянным спутником терапевтическо­го процесса как такового. Поэтому речь идет, как правило, не только о преодолении сопротивления, оказываемого пациентом в начале его лечения, но и о длительной, кро­потливой работе по вскрытию и устранению сопротивле­ний, возникающих на различных этапах терапевтической деятельности. Подобная ситуация стала все более очевид­ной по мере того, как аналитики стали уделять присталь­ное внимание сопротивлению как таковому. «Сопротив­ление, — замечал Фрейд, — на каждом шагу сопровождает

лечение: каждой мысли в отдельности являющейся у боль­ного, каждому поступку его приходится считаться с сопро­тивлениями, так как они являются компромиссом между силами, стремящимися к выздоровлению и противодейст­вующими ему» [10. С. 116].

Практика показывает, что прежде всего сопротивление пациентов направляется против основного технического пра­вила психоанализа. Согласно этому правилу, пациент дол­жен говорить буквально обо всех своих ассоциациях, кото­рые в состоянии спокойного самонаблюдения возникают у него. При первых же встречах с пациентом аналитик разъясняет смысл совместной работы и говорит о важно­сти соблюдения основного технического правила, поско­льку от этого во многом зависят и продолжительность ле­чения, и его успех. Любые воспоминания пациента, его чувства и мысли — все является существенным, независи­мо от того, представляются ли они таковыми ему самому

или нет.

Казалось бы, во имя своего выздоровления пациент го­тов сотрудничать с аналитиком. Однако нередки случаи, когда, понимая суть основного технического правила пси­хоанализа, пациент без какого-либо видимого желания следует ему, а подчас даже, напротив, делает все для того, чтобы не соблюдать его. Он может ничего не говорить, молчать и ждать наводящих вопросов со стороны аналити­ка. При этом пациент начинает оправдываться, говоря о том, что ему ничего не приходит в голову, у него нет ника­ких воспоминаний и будет лучше, если аналитик сам ста­нет расспрашивать его обо всем, что считает нужным. По­добного рода сопротивление напоминает ситуацию, когда часть обучающихся психоанализу студентов вдруг обнару­живают, что у них пропали сновидения. Стоит только об­ратить внимание студентов на то, что отныне они должны записывать свои сновидения и анализировать их, как тут же некоторые из них заявляют, что им перестали сниться сновидения. Проходит какое-то время, прежде чем эти студенты вновь обретают способность не столько видеть, сколько помнить, воспроизводить свои сновидения. Не­что аналогичное происходит и с соблюдением основного технического правила психоанализа, когда пациент уверя­ет, что ему ничего не приходит в голову. И в том, и в другом случае возникает сопротивление, в результате чего анали­тик лишается необходимого для работы материала.

Подчас пациент жалуется на то, что ему, действите-^ льно, ничего не приходит в голову. Всем своим поведе-^ нием он демонстрирует готовность следовать основному! техническому правилу, но, что поделаешь, если у него! нет никаких воспоминаний и никакие мысли не посе-4 щают его в данный момент. Но, как только выясняется,. что он умалчивает о чем-то, пациент тут же заверяет, что4 пришедшая ему в голову мысль или возникшая ассоциа-11 ция не имеют никакого отношения к обсуждаемым | проблемам. Спрашиваешь: «Откуда Вы знаете, что то, off чем Вы умолчали, не относится к делу?» В ответ на этот! вопрос пациент начинает приводить различного рода ' аргументы типа того, что ему так кажется, пришедшая в* голову мысль является совершенно абсурдной, нет ни­какой логической связи между его болезнью и случайной возникшей ассоциацией или то, что он вспомнил, со- i вершенно неинтересно и не представляет никакой цен­ности в плане понимания его душевного состояния, j Чаще всего подобного рода сопротивление возникает-на | начальной стадии аналитической работы, когда пациент'-настороженно относится к аналитику, как бы изучая ero.j и решая для себя вопрос о том, стоит ли ему доверять.-: Требуются время и терпение, прежде чем сопротивле-л ние против основного технического правила психоана-¹ лиза оказывается преодоленным или, по крайней мере,, ослабленным настолько, что пациент начинает выска-П зывать свои чувства и мысли, не задумываясь об их со-'; держании, ценности, пригодности для анализа.

Иногда приходится иметь дело с таким пациентом, ко-^ торый занимает противоположную позицию. В отличие от* «молчуна» он без всяких расспросов со стороны аналитика готов рассказывать часами о своей жизни, переходя от од-ч' ного сюжета к другому. Создается впечатление, что ему вой равно, кому и о чем рассказывать, лишь бы находился бла­годарный слушатель, вроде аналитика, способный молча присутствовать в момент говорения пациента и ничем не нарушать поток его речи. Беспрестанное говорение паци­ента может продолжаться несколько сессий подряд. П< крайней мере, у меня были случаи, когда на протяжении^ первых пятнадцати-двадцати сессий я почти безмолвно^ выслушивал пациента, давая возможность ему выговори-1 ться и не перебивая его, если даже подчас возникало жела-*| ние что-то уточнить из того говорения, которое обрушива-*

лось на меня. Казалось бы, подобного рода говорение дол­жно свидетельствовать об отсутствии какого-либо сопро­тивления со стороны пациента. И этому можно было бы только радоваться. Но в том-то и дело, что беспрестанное говорение тоже является своего рода сопротивлением, по­скольку чаще всего оказывается, что говорение служит или защитной реакцией, опережающей возможность по­становки вопросов со стороны аналитика, или стремлени­ем заворожить его рассказом о своей многогранной, инте­ресной, содержательной жизни, или шокировать его своей исповедальностью, доходящей до детального описания та­ких интимных подробностей, о которых иной пациент не решается поведать аналитику даже при длительной совме­стной работе, когда установлены доверительные отноше­ния между ними.

«Молчун» и «говорун» по-разному реагируют на основное техническое правило психоанализа. Первый не знает, что говорить, настороженно ждет, когда аналитик спросит его о чем-либо, и тщательно обдумывает свои от­веты на поставленные перед ним вопросы, словно сдает трудный экзамен и хочет получить высший балл за разум­ные ответы. Второй без умолку говорит, торопится выло­жить перед аналитиком обстоятельства своей жизни, как будто боится, что его прервут и не дадут возможности вы­сказаться до конца. Однако и в том, и в другом случае каждый-по-своему выражает свое сопротивление против основного технического правила психоанализа. «Мол­чун» прибегает не столько к свободным ассоциациям, непроизвольному выражению своих мыслей и чувств, сколько к разумным ответам, предполагающим напря­женную внутреннюю работу по отбору того материала, который представляется ему рациональным и необходи­мым в плане обсуждения с аналитиком проблем и проти­воречий жизни. «Говорун» настолько захвачен возмож­ностью свободного говорения, что готов увести и себя, и аналитика в мир собственных мыслей и чувств, которые, хотя и имеют отношение к проблемам и противоречиям жизни, тем не менее не столько приближают к их пони­манию, сколько маскируют действительное положение

дел.

В процессе аналитической работы удается показать па­циентам, как и каким образом у них срабатывают сопро­тивления, направленные против основного технического

правила психоанализа. «Молчун» начинает приобщаться Ш аналитической ситуации, что позволяет ему более раскре-| пощенно, по сравнению с первыми сеансами, излагать! свои мысли, чувства, воспоминания. «Говорун» не только! получает наслаждение от своего говорения, но и начинает^ испытывать потребность в ответной реакции со стороны^ аналитика. Однако это вовсе не означает, что пациенты: раз и навсегда освободились от сопротивления против из-*, лечения как такового. С одной стороны, существует, по 4 выражению Фрейда, «сопротивление раскрытию сопро-4| тивлений» [11. С. 43]. С другой стороны, на смену conpo-'j тивлению против основного технического правила психо-'| анализа приходят иные виды сопротивлений, которые | дают знать о себе в аналитической ситуации.

4. «Соглашатели» и «критики»

Типичными являются два вида сопротивлений, в зна- «чительной степени противостоящие друг другу. В соответ- I ствии с одним из них, пациент занимает такую соглашате- f льскую позицию, когда им принимаются любые интерп- | ретации и суждения, высказанные аналитиком. Согласно другому виду сопротивления, любое высказывание анали­тика вызывает критическое отношение со стороны паци­ента, готового по любому поводу отстаивать свое собст­венное мнение.

«Соглашатель» с энтузиазмом воспринимает те или иные разъяснения аналитика, связанные с психоаналити­ческим пониманием его проблем и внутриличностных конфликтов. Он охотно идет навстречу аналитической ра­боте и всячески благодарит аналитика за то, что тот рас-. крыл ему глаза на многие ранее непонятные ему процессы. | Выражая свое позитивное отношение к «прозорливому» | аналитику, пациент может преданно смотреть ему в глаза, | высказывать свое восхищение по поводу его искусства ин­терпретации сновидений, охотно говорить о том, как улуч­шается самочувствие. Соглашаясь во всем с аналитиком, пациент как бы усыпляет его бдительность, чтобы тем са­мым не дать ему возможности дойти до того глубинного материала, который, действительно, затрагивает причины и существо заболевания. За его соглашательской позицией скрывается сопротивление против проникновения анали-

тика в тайну семейных или иных отношений, послужив­ших источником возникновения невротических симпто­мов.

Одна из пациенток, Оксана, радовала меня теми успе­хами, которые стали проявляться через несколько сессий после того, как между нами установились доверительные отношения. По ее словам, она стала прекрасно спать, и ра­нее имевшие место мучительные раздумия об отношениях с мужем как бы улетучились и перестали беспокоить ее. Однажды она принесла цветы и, передавая их мне, выра­зила благодарность за то тонкое понимание ее состояния души, которое я выразил на предыдущей сессии в форме обсуждения одного из ее сновидений. Все это было насто­лько искренним с ее стороны, что трудно было не только не порадоваться за подарок судьбы в виде интеллигентной пациентки, с которой легко и приятно работать, но и Не испытать чувства удовлетворения от затраченных на лече­ние усилий. Однако я понимал, что было бы преждевре­менно обольщаться результатами работы с пациенткой, относящейся к типу «соглашателя». Напротив, ее посто­янные соглашения со мной и восхищенные высказывания по поводу психоанализа вообще и меня, как аналитика, в частности, побудили к более критическому осмыслению предшествующей аналитической работы. В конечном сче­те оказалось, что за признательностью и благодарностью Оксаны скрывалось сопротивление, направленное против раскрытия ее тайны, связанной с запутанным клубком от­ношений между ею и отцом мужа, с которым у нее прои­зошла интимная связь. И хотя по отдельным обрывкам фраз можно было составить представление о не совсем обычных отношениях между пациенткой и отцом ее мужа, тем не менее сама она не решалась признаться в своей тай­не, предпочитая выражать мне благодарность за «успеш­ное» лечение. Подобного рода сопротивление приняло форму благодарности вовсе не за «успешное» лечение, а за то, что я щадил Оксану и не давил на нее, пытаясь докопа­ться до ее тайны. На осознание и преодоление этого со­противления понадобилось определенное время. И, когда сама пациентка поведала о своей «страшной тайне», она уже не выражала восторги по поводу психоанализа. На­против, она ощущала душевную боль от того, что при­шлось обсуждать взаимоотношения между ею, ее мужем и отцом мужа. Началась нелегкая, кропотливая работа, вы-

зывавшая у Оксаны негативные эмоции и слезы. Но.
работа способствовала пониманию пациенткой того, кж
кие бессознательные конфликты разыгрывались в ещ
душе. Мне же приходилось неоднократно подчеркивать,!
что в последующих успехах лечения заслуга принадлел
именно самой пациентке, а не мне или психоанализу
таковому. _:,,

В отличие от «соглашателя», «критик» настороженног]
относится к аналитику, его приемам работы и интерпре-|
тациям. Он выражает свое сопротивление в более явной J
форме, чем «соглашатель». Для «критика» аналитиче­
ский процесс превращается в своего рода игру, в кото-;
рой он стремится одержать верх над аналитиком. Он мо­
жет высказывать недовольство по поводу того, что ана­
литик обращает внимание на какие-то детали жизни па­
циента, которые представляются ему не имеющими су^
щественного значения. «Критик» готов вступить в ре-1
шительный бой, чтобы отстоять свою точку зрения и с |
Помощью логических аргументов опровергнуть проти­
воположное мнение. Он будет прилагать все усилия к
тому, чтобы оказаться правым или во всяком случае про­
демонстрировать некомпетентность аналитика в том j
или ином вопросе. Причем для него более важным ока- |
зывается не обсуждаемый вопрос, а то, что он способен
противостоять выраженной кем-то точке зрения. Для
«критика» интеллектуальное сопротивление становится
ареной борьбы с аналитиком. Ради достижения победы в
этой борьбе он готов на все. Вместо желания излечения у
«критика» появляется стойкое интеллектуальное сопро- «
тивление, под воздействием которого он готов поступи- |
ться своим психическим состоянием ради того, чтобы
доказать, как аналитик неправ-в своих интерпретациях и
что он'ничего не понимает в его исключительном забо­
левании, i
Среди «критиков» значительную долю составляют |
мужчины, чья склонность к развитию интеллектуально­
го сопротивления является типичной и широко распро­
страненной. Это не означает, что среди женщин не ло-
падаются «мужские характеры», способные на интел­
лектуальное сопротивление. Мне довелось работать с
пациентками, которые в своих логических построениях
не только не уступали мужчинам, но подчас и превосхо- а
дили их. Одна из таких пациенток, закончившая физи- |

ко-математический факультет МГУ, блистала передо мной таким математическим складом ума, что мои скромные познания в.области математики представля­лись более чем ничтожными. Ее критические суждения по различным вопросам жизни отличались точностью формулировок, хотя за ними часто просматривались ра­ционализации, свидетельствующие о скрытой борьбе между логически выверенными утверждениями и под­вергнутыми вытеснению внутренними сомнениями. Но все же среди женщин «критики» не составляют большин­ства, как это наблюдается среди мужчин.

Однажды ко мне обратился молодой мужчина, Анд­рей, который испытывал затруднения в семейной жиз­ни. После пяти лет совместной жизни с женой у него не было трепетного отношения к ней, несколько раз име­лись случайные связи с другими женщинами, и он поду­мывал над тем, как.бы сделать так, чтобы его жена оста­вила его в покое. Питая чувство жалости к своей жене, он не решался на развод и в то же время переживал по поводу того, что не может жить один. С самого начала наших встреч он приводил массу аргументов В защиту того, почему не может оставить свою жену, и выражал надежду на то, что психоанализ поможет ему сохранить семью. При этом он критически относился и к моим по­пыткам установления доверительных отношений между нами, и к обсуждению его взаимоотношений с женой, и к осознанию истоков его скрытого, враждебного отно­шения к женщинам вообще.

На первых же встречах выяснилось, что Андрей не может спокойно говорить о своем отце. Упрямство по отношению к своему отцу вылилось в интеллектуальное сопротивление против всего того, что было с ним связа­но. Это упрямство стало своего рода моделью его пове­дения как в семейной жизни, так и в аналитической си­туации. Любые высказывания о жене сопровождались критикой в ее адрес, так как, по его выражению, ее мане­ра общения с ним напоминала требовательность отца, из-под власти которого он освободился, начав самосто­ятельную семейную жизнь. По описаниям Андрея, я не походил на его отца и, казалось бы, в аналитической си­туации он мог не проявлять своего упрямства по отно­шению ко мне. Однако все мои попытки, связанные с пробуждением воспоминаний пациента о раннем детстве,

его первом знакомстве со своей будущей женой и решени­ем вступить в брак, встречали неизменный отпор со сторс ны «критика», высказывавшего недоумение и неудоволь­ствие по поводу бесполезной траты времени на выяснение вопросов^, неспособных, по его мнению, пролить свет ш существо дела. Но у пациента загорались лихорадочным* блеском глаза, стоило мне только высказать какое-либо; предположение о нем самом или о его отношениях с жен-' шинами, включая его жену. При этом не было случая^ чтобы он не приводил различного рода аргументы, опровергающие мои предположения. Самое интересное состояло в том, что, как бы от моего имени, он формули-1 ровал в вызывающей форме порочащие его предположе-*! ния, которые тут же старался разоблачить как несостоя^а тельные. Так продолжалось до тех пор, пока я не воспо-f льзовался его собственной тактикой. Как-то в нарочито! резкой форме я приписал ему обвинения, выдвинутые в) мой адрес, и тут же с логической безукоризненностью;; дал достойный отпор им. «Критик» опешил от неслы-* ханной несправедливости, не мог найти ни одного аргу-\ мента в свою защиту и на какое-то время потерял дар!⁴ речи. Позднее, раскусив мою уловку, Андрей долго смет: ялся над тем, что дал себя провести. Обсуждение этого1 эпизода позволило ему осознать свое интеллектуальное^ сопротивление, что дало возможность иными глазами:; взглянуть на его отношения с отцом и женой. При даль-т_; нейшей аналитической работе время от времени у него-* возникало опять интеллектуальное сопротивление, нсИ оно уже не было столь сильным и навязчивым, как на на-, | чальном этапе лечения. Во всяком случае «критик» с,| юмором стал относиться к возникающему у него интел-| лектуальному сопротивлению, и мы могли спокойно щ плодотворно обсуждать все то, что ранее вызывало yjj него явное неприятие и заметный отпор.

Надо сказать, что интеллектуальное сопротивление пациентов чаще всего обусловлено их предшествующим^ отношением к родительским фигурам, особенно к отцу.и В свое время Фрейд отметил, что у пациентов-мужчин^ значительные сопротивления лечению происходят из»' отцовского комплекса. Они коренятся в том страхе пе­ред отцом, который испытывался ими в детстве. Они мо* гут быть связаны и с недоверием по отношению к отцу, а

также с тем критическим настроем, который возникает у сыновей, стремящихся выйти из-под отцовской опеки.

5. Пропуски аналитических сессий

Сопротивление может принимать самые различные формы — от интеллектуального до эмоционального, от ярко выраженного до скрытого и хорошо замаскирован­ного. Опоздания пациентов на встречу с аналитиком или их пропуски очередной сессии являются типичными про­явлениями сопротивления.

Случается, что пациенты не приходят в назначенное время на очередную встречу с аналитиком. Не опаздыва­ют, а просто не приходят. Одни из них испытывают чув­ство неловкости, звонят по телефону и всячески оправ­дываются. Такое имеет место чаще всего. Но бывает и так, что, пропустивший сессию пациент, ограничивает­ся мимолетным извинением, явно не желая обсуждать причины его отсутствия на предыдущей сессии. Как правило, в качестве причин, обусловивших пропуск аналитической сессии, называются роковые стечения обстоятельств или непредвиденные накладки, проис­шедшие в жизни пациента. Все они относятся к разряду случайностей, вызывающих досаду пациентов, посколь­ку им приходится оплачивать пропущенное ими время, так как заранее между аналитиком и пациентами суще­ствует договоренность о том, что им отводятся опреде­ленные часы и они полностью несут ответственность за предоставленное в их распоряжение время. Однако, как показал осуществленный в одном из разделов данной работы анализ ошибочных действий, подобного рода случайности являются таковыми только на первый взгляд. На самом деле в них содержится вполне опреде­ленный смысл. За пропусками аналитических сессий чаще всего скрывается сопротивление пациента, в силу тех или иных причин решившего устроить себе «маленькие каникулы» от нелегкой, связанной подчас с откровения­ми и переживаниями работы.

Мне неоднократно приходилось сталкиваться с такой ситуацией, когда пациенты пропускали сессии «по уважи­тельным причинам». Типичным примером в этом отноше­нии может служить молодой мужчина, Станислав, кото-

рый охотно делился своими детскими воспоминаниями»
откликался на те или иные интерпретации и всячески спо-:
собствовалтому, чтобы не только понять, ной, повозмож-|
ности, разрешить ту проблему, с которой он ко мне обра-j
тился. По моим представлениям, аналитическая работа!
шла даже лучше, чем я первоначально предполагал. После |
пятнадцати сеансов удалось добиться частичного успеха. |
Во всяком случае пациент почувствовал облегчение, поско-|
льку проработка одного из вопросов сняла то непонимание,:|
которое наблюдалось у него. Это так сказалось на его само-1
чувствии, что однажды он проспал утренние часы и не при­
шел на очередную сессию. Он позвонил мне и сообщил,
что проспал. Станислав не испытывал никакой неловко- \
сти, не извинялся за свой пропуск сессии. Напротив, он,|
был удивлен и даже отчасти обрадован, так как, по его соб-■]
ственным словам, никогда в жизни у него не было ничего |
подобного. Он всегда контролировал себя и не мог даже J
мысленно представить, что способен проспать. -|

Обсуждение этого случая показало, что у Станислава J наметились изменения, позволявшие ему выйти из того болезненного состояния, в котором он пребывал на протя­жении нескольких лет. Аналитическая работа продолжа­лась дальше. Однако через некоторое время в аналитиче- I ской ситуации произошел перелом. Станислав стал про- I пускать сессии. В отличие от первого пропуска, tie связан- | ного с сопротивлениями, последующие пропуски сессий | свидетельствовали о явном сопротивлении пациента. Те­перь у него появились различного рода объяснения и оправдания тому, почему он не смог придти на очередную сессию. То он оставил в гостях записную книжку с моими координатами и поэтому не мог позвонить мне, чтобы предупредить, что не сможет придти. То во время поездки ко мне на машине его остановил сотрудник ГИБДД и ему пришлось выяснять отношения с ним, что не дало воз­можности во время приехать на сессию. Каждый раз мы разбирали с ним подобные происшествия, и Станислав сам был вынужден признать, что все это не было случайно-; стями. Так, в то злополучное утро, когда его остановил сотрудник ГИБДД, у него уже было предчувствие того, что он не доедет до меня. К тому времени в процессе ана­лиза выяснилось, что многие свои начинания он не до­водил до конца. У меня возникло подозрение, что про­пуски, явно свидетельствующие о внутреннем сопро-

тивлении пациента против дальнейшего анализа, явля­ются не чем иным как активизацией предшествующей модели поведения, в соответствии с которой он не за­вершает свои начинания. Вот тут-то и следовало порабо­тать с возникшим у пациента сопротивлением. Но, к со­жалению, я не успел осуществить эту работу. Привне­сенное извне обстоятельство, связанное с увлечением пациента одной девушкой, о чем я узнал позднее, уско­рило процесс его выхождения из анализа. Устроенные им двухнедельные каникулы, которые он провел вместе с девушкой, завершились тем, что больше пациент не при­ходил ко мне.

Распознание и преодоление сопротивлений пациен­тов — важная и необходимая часть аналитической рабо­ты. Одна из трудностей анализа заключается в том, что сопротивление меняет не только форму своего выражения, но и интенсивность проявления. Однако если изменение формы сопротивления замедляет аналитический про­цесс, поскольку требуется время на его обнаружение, то интенсивность сопротивления, напротив, способствует обнаружению важных вех или отправных точек дальней­шего направления анализа. Разумеется, речь идет не об ускорении самого процесса лечения, поскольку обнару­жение и устранение одного вида сопротивления само по себе не является гарантией того, что в дальнейшем ана­литику не придется столкнуться с каким-либо еще, воз­можно, более сильным и ярко выраженным (или скры­тым) сопротивлением. Речь идет лишь о том, что интен­сивность сопротивления является наглядным свидете­льством активизации бессознательных процессов, обу­словленной аналитической ситуацией и требующей со­ответствующей совместной проработки. «Только на вы­соте нарастающего сопротивления, — подчеркивал Фрейд, — открываются в совместной работе с анализи­руемым вытесненные влечения, питающие это сопро­тивление, в существовании и могуществе которых паци­ент убеждается благодаря этому переживанию. Врачу не остается ничего другого, как выжидать неизбежного и не всегда допускающего ускорения течения процесса изле­чения» [12. С. 108].

По интенсивности проявления сопротивления можно в какой-то степени судить об успехах анализа и изменени­ях, происходящих в психике больного. Практика показы-

вает, что как только в процессе аналитической работы пс
вышается интенсивность проявления сопротивления, i
это является явным признаком того, что аналитик поде
шед к выявлению какого-то существенного аспекта, cbj
занного с пониманием причин и природы возникновеш
невротического симптома. ' ■ i

Приведу пример. Пациент, Руслан, — мужчина 36 лет;| бизнесмен, обладающий деловой хваткой, женат, в браке 12 лет, имеет дочь. Полтора года тому назад Руслан ушел от| жены на другую квартиру, чтобы пожить одному и разо^ браться в своих чувствах. Обратился за помощью в надежд де, что анализ поможет ему вернуться в семью, так как он1 любит дочь, его устраивает домашний быт и он хотел бы: восстановить отношения с женой. Руслан не «молчун», но* и не «говорун», сдержан в своих эмоциях и оценочных*! суждениях. Редко проявлял инициативу в процессе гово-'f рения, но с охотой и добросовестностью отвечал на по-¹, ставленные перед ним вопросы. В отличие от некоторых I бизнесменов, вечно торопящихся по своим делам и неред-'tl ко переносящих встречи на другое время, Руслан регуляр--но приходил на сессии, договаривался о дополнительных встречах. В процессе аналитической работы постепенно-выяснилось, что с детства он всегда был настороженным, в строгости воспитывался матерью, беспрекословно выпол­няя все ее требования и наставления. Женился по любви, но отношения между его женой и матерью не сложились, в результате чего ему приходилось постоянно лавировать между двумя женщинами, которые были сходны по своему ' характеру. На одной из сессий Руслан признался, что, c\i детства подчиняясь строгой матери, всегда внутренне со-; противлялся любому нажиму с ее стороны и нечто анало-.'; гичное начал испытывать в начале брака по отношению к.,: своей жене. Десять минут спустя после завершения дан­ной сессии он позвонил мне и сказал: «Вообще я всегда бо­ялся своей жены и боюсь ее сейчас». Через день он пришел на час позже назначенного времени и очень удивился тому, что перепутал время сессии. Я не мог его принять, так как это время было предназначено для другого больно­го, и Руслан знал об этом. Смещение во времени отражало сопротивление Руслана, которому нелегко далось призна­ние в том, что он боится своей жены, и он, фактически, не | был готов к обсуждению этого вопроса. Опоздание на час |

давало ему возможность отсрочки обсуждения неприятно­го для него вопроса.

Последующие встречи были несколько напряженны­ми для Руслана. Он не столь охотно, как раньше, отвечал на мои вопросы и не мог сформулировать для себя, почему он боится свою жену и в чем выражается его страх перед ней. Более подробно он рассказывал о различных конф­ликтных ситуациях, возникавших между ним и его женой в первые годы совместной жизни. Он вспомнил о той рев­ности, которую проявила жена, когда однажды он, по его словам, «немного загулял», высказал непонимание по по­воду ее обид, вызванных его незначительными опоздания­ми домой. При этом Руслан не шел на какие-либо открове­ния интимного характера. Однако обсуждение взаимоот­ношений с женой так или иначе вывело его на проблему интимной близости. Казалось, вот-вот и Руслан сделает еще одно важное признание. Но именно в тот момент он впервые пропустил сессию. Как потом объяснил Руслан, он собирался вовремя приехать на очередную сессию, но в последний момент обнаружил, что у машины спущено колесо. Можно было еще успеть на сессию, но обуслов­ленное нежеланием раскрытия его тайны взаимоотноше­ний с женой сопротивление Руслана оказалось столь ин­тенсивным, что он не решился приехать в тот день ко мне. И только две сессии спустя он приоткрыл завесу над тем, о чем умалчивал и никому никогда не говорил. Смущаясь и чувствуя неловкость, Руслан сказал, что его жена часто использовала «тактику наказания молч*анием и лишением секса», а он, хотя это было унизительно для него, первым шел на примирение и просил прощения.

Впоследствии Руслан более открыто говорил о своих отношениях с женой. Однако по мере того, как в процессе аналитической работы выяснялись все новые и новые об­стоятельства его жизни, время от времени его сопротивле­ния анализу то совсем сходили на нет, то отчасти проявля­лись в таких формах, которые не сразу бросались в глаза. В дальнейшем у него не было пропусков сессий. Зато выяс­нилось, что Руслан утаивал даже от себя ту цель, которую он бессознательно преследовал, обратившись за помощью к аналитику. Не было ничего удивительного в том, что внутреннее сопротивление против «изуверской тактики» жены и испытываемое им тягостное чувство унижения в конечном счете дали о себе знать и после двенадцати лет

брака Руслан решился на время остаться наедине с собойj чтобы разобраться в своих семейных отношениях. Но, как; выяснилось, к тому времени у него появилась молодая* женщина, которая устраивала его в сексуальном плане, но! к которой он не мог окончательно уйти, так как его одоле-] вали различного рода сомнения. И, хотя Руслан пришел ко j мне в надежде, как он уверял меня, помириться с женой и вернуться в свою семью, тем не менее в душе он не соби-' рался этого делать. Он не осознавал того, что действитель­ной целью прихода к аналитику было не стремление вер- \ нуться к жене, а желание обретения некой уверенности в з своих силах, которая бы позволила ему преодолеть страх j перед женой и каким-то чудесным образом примирить омрачающие его жизнь конфликты между матерью, женой и любовницей. При этом Руслан надеялся, что ему не при­дется принимать какие-либо решения и все утрясется само_; собой: или жена найдет себе другого спутника жизни, и тем самым он окажется свободным, или любовнице надо­ест неопределенность положения, она уйдет от него сама, и он опять же станет свободным от каких-либо обяза­тельств по отношению к ней.

Дата добавления: 2015-06-04