Стратегия аналитика

Казалось бы, наиболее приемлемая стратегия должна заключаться в том, чтобы, что называется, поставить па­циентку на место. Воспользовавшись подобной стратегий, аналитик может или решительно выступить против соот­ветствующих домогательств со стороны пациентки, или попытаться наставить ее на праведный путь. Он может, на­пример, заявить, что, если пациентка будет проявлять свои нежные чувства по отношению к нему, то он прекра­тит ее лечение. Или он возьмет на себя менторскую роль, пристыдит пациентку за ее недостойное поведение и,

60S

апеллируя к нравственным нормам, постарается внуши! ей мысль о необходимости подавления влечений.

Если вовлечение аналитика в интимную связь с пациен­ткой с целью удовлетворения ее желаний — это одна край\| ность, не отвечающая духу психоанализа, то моральное дав«| ление на нее — другая крайность, также не соответствую*; щая целям и задачам аналитической терапии. Отвержение^ пациентки с угрозой прекращения лечения может быть J воспринято ею как недооценка ее как женщины, что спо- j собно вызвать обиду и агрессию. Это может обернуться тем^ j что пациентка сама уйдет из анализа или, оставаясь в нем j она настолько замкнется в себе, что возникшая обида ока--! жется камнем преткновения на пути аналитического лече-| ния. В случае морализаторских нравоучений аналитику вряд] ли удастся установить доверительные отношения с пациент- < кой. С одной стороны, подавление влечений может усугу-/ бить ее болезненное состояние, поскольку не исключено*,! что именно на этой почве у нее ранее возникли невротиче-^ ские симптомы. С другой стороны, обвинение в непристой-1 ном поведении может вызвать такую ответную реакцию, в 1 результате которой явная или скрытая обида окажется 1 столь действенной, что перечеркнет все предшествующие;) достижения анализа, если таковые были, или надежды на| благоприятный исход лечения.

Подобная стратегия, не отражающая существа анализ j тической терапии, не обязательно может выливаться в та­кие действия аналитика, которые в своем внешнем выра-,| жении негативным образом скажутся на пациентке. He'j исключен и такой исход, когда в ответ на эротический пере­нос пациентки разовьется негативный контрперенос анали­тика. Под воздействием этого контрпереноса аналитик? может не столько прибегнуть к тактике морального шан­тажа или нравственного поучения, обрушенного на па­циентку, сколько испытать глубокое чувство досады на ее поведение или недоумения по поводу того, что пациентка так несерьезно относится а аналитическому лечению как таковому. В подобном случае возможен такой исход, ког­да, обидевшись на «неразумное» поведение пациентки и не объяснив ей ничего, сам аналитик может прекратить дальнейшее общение с ней. Нечто подобное как раз и имело место в описанном выше случае с начинающим аналитиком, который, зная о явлении переноса, тем не менее настолько был внутренне возмущен проявлением

ее нежных чувств, что прекратил и дальнейшую суперви-зию, и аналитическую работу с пациенткой.

Очевидно, что, если у аналитика-мужчины развивает­ся не негативный, а позитивный контрперенос и эротизи­рованный перенос пациентки вызывает у него ответные нежные чувства, которые рассматриваются не в плане трансферных и контртрансферных отношений, а с точки зрения возникновения подлинной любви, то в этом случае продолжение анализа становится невозможным. Наилуч­ший исход — продолжение лечения у другого аналитика. В личном же плане пациент и аналитик, ставшие близки­ми людьми, могут сочетаться браком, как это имело место в жизни В. Райха.

Во всех остальных случаях, за исключением навязчи­во-откровенного проявления сексуальных притязаний, обусловленных неукротимой потребностью в удовлет­ворении необузданной любовной страсти, аналитик обязан продолжать лечение пациента, избегая Сциллы уступок его любовным требованиям и Харибды подавле­ния, вытеснения их. Это не означает лавирование между двумя крайностями, когда аналитик выбирает некий средний путь, то есть идет на необходимый компромисс и как бы включается в игру, сопровождающуюся легким словесным флиртом, но не допускающую какого-либо физического проявления нежности. Подобное лавиро­вание на грани дозволенного волей-неволей превраща­ется в некое притворство, обман со стороны аналитика, что не отвечает сути аналитического лечения. Во-пер­вых, неискренность аналитика может быть раскрыта па­циентом, и тогда он не только усомнится в порядочно­сти врача, но и разуверится в психоанализе как таковом. Во-вторых, притворство, обман, ложь — это все то, что не отвечает духу аналитического лечения, ориентиро­ванного прежде всего и главным образом на раскрытие истины. Как подчеркивал Фрейд, «нельзя забывать, что аналитические отношения основаны на любви к истине, то есть на признании реальности, и исключают всякое притворство и обман» [13. С. 53].

При рассмотрении истоков возникновения психоана­лиза как раз подчеркивался именно тот момент, что лече­ние истиной, а не ложью является характерной чертой психоанализа и одной из особенностей, отличающей его от иных видов терапии. Поэтому лавирование аналитика

на грани дозволенного, допускающее возвышающий об­ман или ложь во спасении — это вовсе не тот способ тера­певтической деятельности, который следует отнести к аналитической работе.

Задача аналитика состоит в том, чтобы, не уклонясь от позитивного переноса и в то же время стойко воздержива­ясь от проявления ответных чувств на него, сделать его опорой для дальнейшей терапевтической работы. Анали­тик не столько поощряет проявление эротизированного переноса, сколько рассматривает его в качестве искусст­венно созданного, но неизбежного психического обра­зования. В основе его лежат такие отношения, которые, не будучи реальными, тем не менее играют важную роль в жизни пациента, поскольку уходят своими корнями в прошлое. Благодаря этому переносу в процессе лечения открывается возможность раскрытия перед пациентом того сокровенного и вытесненного из сознания, что предо­пределяет модель его поведения в любовных отношениях. Осознание ранее вытесненного и понимание того, что перенос, выступающий в качестве сопротивления, про­являющегося в форме влюбленности, является не чем иным, как воспроизведением предшествующих перио­дов развития, способствует обретению свободы пациен­та от его инфантильной зависимости и умению провести различия между реальными и воображаемыми объекта­ми любви. В конечном счете умело используемая анали­тическая техника и врачебный долг способствуют обре­тению пациентом такого душевного состояния, при ко­тором эротический перенос становится трамплином для обретения свободы к проявлению подлинной любви. При этом аналитик превращается из объекта эротиче­ской страсти или нежной привязанности в надежного проводника, с помощью которого пациент осуществля­ет путешествие из страны воображаемого, ни с чем не считающегося удовольствия, в реальный мир человече­ских отношений. В процессе аналитического путешест­вия по внутреннему миру бессознательного аналитик помогает пациенту обрести уверенность в подлинном понимании собственных чувств и переживаний, в резу­льтате чего пациент оказывается способным различать фантазии и реалии жизни, миражи и действительность.

Стало быть, проявляющийся в ходе аналитического лечения перенос не должен превращаться в поле битвы

между пациентом и аналитиком, на котором каждый из них использует свое психическое оружие обмана и само­обмана в целях одержания верха над противником. В ко­нечном счете обоюдный обман и самообман оказываются различными видами сопротивления, не столько смягчаю­щими, сколько обостряющими борьбу между ними, когда видимость победы одного над другим на самом деле ока­зывается обоюдным поражением обоих, поскольку, ми­микрируя и видоизменяясь, болезнь пациента укрепляет свои позиций, а попытки лечения со стороны аналитика в лучшем случае не достигают успеха, в худшем — активизи­руют в нем самом те негативные психические проявления, которые, казалось бы, не должны быть свойственны ему как врачу.

Не противоречит ли вышесказанное тому положению Фрейда, согласно которому «перенесение становится по­лем битвы, где сталкиваются все борющиеся между собой силы» [14. С. 291]? Надеюсь, нет. Оно не противоречит в том смысле, что основатель психоанализа говорил о поле битвы, на котором перенос оказывается ареной столкно­вения внутрипсихических сил и процессов, ориентиро­ванных на выздоровление пациента и противостоящих ему. Тех сил и процессов, которые оказываются задейст­вованными в недрах психики самого пациента.

Но если вызванное к жизни переносом поле битвы глу­бинных сил и процессов самого пациента превращается в поле битвы между ним и аналитиком, то в этом случае вряд ли можно рассчитывать на позитивный результат анали­тической терапии. Скорее всего, возобладают тенденции, направленные против излечения пациента. И я не думаю, что Фрейд полагал, будто овладение переносом должно быть непременно ареной борьбы между аналитиком и па­циентом. В его работах можно встретить высказывания, согласно которым «борьба между врачом и пациентом, меж­ду интеллектом и влечениями, между познанием и изжива­нием разыгрывается исключительно в феноменах перенесе­ния» 115. С. 120]. Но это, на мой взгляд, относится к конста­тации того положения, когда в аналитической ситуации пе­ренос в форме сопротивления выступает в качестве борьбы пациента за сохранение своей болезни, и на этой почве мо­жет возникнуть искушение противоборства аналитика с па­циентом.

20. Лейбин В. М.

На самом деле, аналитик не является противником па­циента. Он не борется с ним ни как с больным, не осозна­ющим своего переноса и иных внутренних сопротивле­ний, ни как с индивидом, которому ничто человеческое не чуждо. Аналитик — это человек, который на собственном опыте пережил встречу со своим бессознательным и поэтому знает некоторые типичные рифы и пропасти, имеющие место в психике и способные оказаться непреодолимыми для непосвященного в логику и язык бессознательного. Он протягивает руку помощи пациенту, чтобы, основыва­ясь на аналитической технике, помочь ему осознать его бессознательные силы и процессы, приведшие к бегству в болезнь как одному, Но, к сожалению, не лучшему способу разрешения внутрипсихических конфликтов. Однако он не тянет его насильственно за собой, не борется с ним, когда тот упирается и не хочет идти дальше. Аналитик от­носится терпимо к слабостям пациента и уважительно к его способу разрешения внутрипсихических конфликтов, при­ведших к бегству в болезнь. Вместе с тем в процессе анали­тической деятельности с сопротивлениями, позитивным и негативным переносом он ведет такую разъяснительную, интерпретационную работу, в результате которой откры­вает пациенту глаза на иные возможные пути разрешения внутрипсихических конфликтов.

Находясь рядом с пациентом, аналитик не вступает в борьбу ни с пациентом, ни с его заболеванием. Но он ока­зывает ему техническую и нравственную поддержку в той борьбе, которая осуществляется в глубинах психики па­циента. Он выступает на стороне его внутрипсихических тенденций, ориентированных на выздоровление. Высту­пает в качестве проводника, способного предупредить пациента от возможных опасностей, подстерегающих его на жизненном пути. В этом смысле аналитик — не борец, прилагающий все усилия к тому, чтобы насильственно сломить пациента, сопротивляющегося своему выздо­ровлению. Он и не советник, стремящийся своими нази­даниями и указаниями на то, как следует вести себя, на­вязать пациенту те или иные, тем более свои собствен­ные, ценности жизни. Аналитик — действительно, провод­ник/ дающий возможность пациенту опереться на него в трудную минуту, но предоставляющий ему свободу выбора и право решения того, каким он хочет быть и какой жизнен­ный путь изберет. Он — проводник идеи истины, имею-

щей отношение как к самому себе, так и к обратившемуся к нему за помощью пациенту.

Дата добавления: 2015-06-04