КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Дуалистическая концепция влечений
В одном из предшествующих разделов работы обращалось внимание на то, что по мере развития психоаналитической теории и практики Фрейд внес существенные изменения в свое учение о человеческих влечениях. Правда, точнее было бы сказать, что речь идет не столько о принципиальных изменениях в самом учении о влечениях, сколько о пересмотре тех психоаналитических положений, в которые пришлось вводить коррективы в соответствии с новыми данными и наработками, полученными и в процессе развития психоанализа. Фрейд неоднократно подчеркивал, что знания о природе и особенностях влечений представлялись столь недостаточными для создания какой-либо общей теории, что они всегда вызывали у него неудовлетворение своей неопределенностью и неоднозначностью. В самом деле, до возникновения психоанализа многие мыслители пытались выделить основные влечения человека, определяющие и детерминирующие его жизнедеятельность. Причем каждый из них на свой манер выделял в качестве основных столько влечений, сколько ему нравилось или, по крайней мере, представлялось целесообразным. Столкнувшись с подобной ситуацией и с теми трудностями, которые возникали на пути изучения влечений человека, Фрейд был вынужден признать, что ни в одной из областей психологии исследователям не приходилось действовать до такой степени в потемках и что никакое иное знание не было таким важным для обоснования научной психологии. Для лучшего понимания того, какие изменения были внесены в психоаналитическое учение о влечениях, придется кратко повторить уже сказанное, с тем чтобы в дальнейшем непосредственно перейти к рассмотрению пре-
ломленных через призму деструктивное™ взглядов Фрейда на взаимоотношения между человеком и культурой. Итак, первоначально основатель психоанализа взял в качестве аналога дифференциации влечений представления древних мыслителей о голоде и любви. Соответственно этим представлениям он выделил влечения к самосохранению и сексуальные влечения. При этом влечения к самосохранению отождествлялись с влечениями Я, а сексуальные влечения включали в себя более широкий спектр, выходящий за пределы обыденного понимания сексуальности как нечто такого, что сопряжено исключительно с сохранением человеческого рода. По мере переосмысления психоаналитических взглядов на психосексуальное развитие человека стало очевидным, что либидо не ограничивается сексуальной энергией, целиком и полностью ориентированной на внешний по отношению к человеку объект. Исследование детской сексуальности и анализ нервнобольных с необходимостью подвели к признанию того, что либидо способно отклоняться от внешнего объекта и может быть направлено на собственное Я, которое оказывается для человека не менее сексуальным объектом^ чем окружающие его люди. Причем в ряде случаев собственное Я индивида становится самым важным среди других сексуальных объектов. Речь идет о нарциссическом либидо, когда сексуальная энергия человека направляется не вовне, а вовнутрь себя. Это нар-циссическое либидо оказывается, с одной стороны, выражением тех же самых сил, которые приводят в действие сексуальные влечения, а с другой — тождественным влечением к самосохранению. Представления Фрейда о нарциссическом либидо, наиболее ярко выраженные, пожалуй, в 1914 году в работе «О нарциссизме», способствовали развитию психоаналитической терапии, поскольку способствовали лучшему пониманию природы нарциссических неврозов, но поставили под вопрос правомерность дуалистического учения о влечениях. Действительно, предшествующая противоположность между влечениями Я и сексуальными влечениями оказалась как бы размытой, так как часть первых влечений была признана либидозной, наделенной сексуальной энергией. Различение двух первоначально выделенных видов влечений человека теряло смысл в силу признания того, что влечение к самосохранению имеет такой же либидоз-
ный характер, как и сексуальное влечение. Это вело к далеко идущим последствиям, связанным с необходимостью отказа от дуалистической концепции влечений и пересмотром представлений о либидо в духе того расширенного толкования, которое было осуществлено Юнгом в его работе «Либидо, его метаморфозы и символы». Ни то, ни другое не могло быть приемлемым для Фрейда. Дуалистическая концепция влечений позволяла рассматривать бессознательные психические процессы как в качественном, так и в топическом отношении. Осуществленный в 1913 году разрыв с Юнгом, в основе которого помимо всего прочего лежали концептуальные расхождения в понимании либидо, не способствовал радикальному переосмыслению природы влечений, подрывавшему основы психоанализа и без того ставшие объектом критики со стороны сторонников индивидуальной психологии и аналитической психологии. Однако Фрейд не мог оставаться безучастным по отношении к тому двусмысленному положению, в котором оказалась психоаналитическая теория с признанием нар-циссического либидо. Перед ним во всей остроте встали серьезные и принципиальные вопросы. Если влечения к самосохранению и сексуальные влечения имеют одну и ту же либидозную природу, то, быть может, не стоит прово- / дить между ними какие-либо различия? Если оба влечения являются по своему характеру однопорядковыми, то, возможно, кроме либидозных вообще нет никаких других влечений? При утвердительном ответе на оба вопроса психоанализ оказывается на грани концептуального банкротства. В первом случае психоаналитики должны были признать справедливой критику тех, кто обвинял психоанализ в пансексуализме, с чем никогда не соглашался Фрейд. Во втором случае в идейном споре между основателем психоанализа и Юнгом правым оказывался последний, согласно представлениям которого либидо не "ограничивается сексуальностью, а олицетворяет собой силу и энергию влечений вообще.
После мучительных сомнений и глубоких раздумий Фрейд нашел выход из трудного для него и психоанализа положения. Вместо первоначального дуализма, включающего в себя разделение на влечения к самосохранению (влечения Я) и сексуальные влечения, он выдвинул новое, не менее дуалистическое представление о влечении к жизни и вле- чении к смерти. В концептуально оформленном виде новое представление о влечениях человека было выражено им в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920). Применительно к проблемам культуры оно нашло свою последующую разработку десять лет спустя в книге «Недовольство культурой», где основатель психоанализа высказал свои соображения на соотношение между инстинктом жизни и инстинктом смерти, Эросом и Танатосом. 2. Проблематика смерти Прежде чем рассмотреть вопрос о том, как и каким образом Фрейд пришел к пониманию природы влечений к жизни и влечений к смерти, инстинкта жизни и инстинкта смерти, необходимо, видимо, прояснить то, что может быть связано в лучшем случае с недоразумением, а в худшем — с искажением истинного положения дел. Во всяком случае во многих психоаналитических работах и в критических исследованиях по психоанализу нередко встречаются расхожие представления, согласно которым основатель психоанализа ввел в научный оборот понятие Танатоса и именно в 20-х годах заговорил о проблеме смерти. Следует иметь в виду, что в своих работах Фрейд не использовал термин Танатос, а предпочитал писать об инстинкте смерти. Понятие Танатоса было введено в психоаналитическую литературу В. Штекелем, который одним из первых обратил внимание на символику смерти в сновидениях и фантазиях пациентов. Поэтому было бы не срвсем точно в терминологическом отношении, хотя и вполне справедливо в содержательном плане, говорить о том, что основатель психоанализа выдвинул в 20^х годах соответствующие представления о Танатосе. И если в заглавии этого раздела работы использовано сочетание слов «Эрос и Танатос», то это сделано мною лишь потому, что в настоящее время термин Танатос характеризует собой общие представления о деструктивности в психике человека и в культуре. У Фрейда же речь идет об Эросе и инстинкте смерти.
Кроме того, в отечественной и отчасти в зарубежной литературе нередко дается такая оценка, согласно которой Фрейд обратился к проблематике смерти в 20-е годы. Как правило, его размышления о жизни и смерти соотносятся с трагическими событиями, связанными со смертью его
друга А. фон Фройда (1920), 26-летней дочери Софии (1920) и любимого 4-летнего внука Хайнца (1923), когда, по свидетельству очевидцев, основателя психоанализа видели впервые плачущим. Иногда высказывается и точка зрения, в соответствии с которой интерес к проблеме смерти возник у Фрейда в связи с первой мировой войной. Все это так, поскольку и первая мировая война с ее многочисленными жертвами, и личные переживания по поводу ухода из жизни близких ему людей не могли оставить Фрейда равнодушным к факту смерти. Однако было бы неверно говорить о том, что только под влиянием подобных трагических и печальных событий проблематика смерти попала в поле его зрения и что до этого он никогда не обращался к осмыслению явления смерти как такового. Первый жизненный урок, заставивший будущего основателя психоанализа задуматься над феноменом смерти, был преподнесен ему в детстве его матерью. Ц работе «Толкование сновидений» Фрейд изложил одно/из своих детских воспоминаний, когда в возрасте шести лет он учился у матери и она ему сказала, что он сделан из земли и должен превратиться в землю. Маленькому Сиги это не понравилось, и он выразил сомнение по этому поводу. Тогда его мать потерла руку об руку и показала черные кусочки кожи, которые отделились при трении ладони об ладонь. Тем самым она хотела наглядно проиллюстрировать сыну ранее высказанную мысль, что все люди сделаны из земли. «Мое удивление этому, — вспоминал Фрейд, — было безгранично, и я усвоил себе веру в тог, что впоследствии прочел в словах: «Ты обязан природе смертью» [1. С. 185]. Если мы обратимся к письмам Фрейда к невесте, то обнаружим, что до возникновения психоанализа его интересовали проблемы жизни и смерти. В то время он не предавался глубоким размышлениям на эту тему, как это имело место в работе «По ту сторону принципа удовольствия», опубликованной почти сорок лет спустя. Во всяком случае его размышления о жизни и смерти не получили какого-либо концептуального обоснования. Тем не менее в письме к невесте от 29 августа 1883 года он замечал, что все люди «связаны жизнью и смертью» и что жизнь для каждого из нас «завершается смертью, то есть небытием» [2. С. 71—72]. По мере выдвижения психоаналитических идей Фрейд неоднократно обращался к проблеме смерти. Так, в «Толковании сновидений» в поле его зрения оказались снови- дения, связанные с представлениями человека о смерти близких ему людей. Он обратил внимание на сновидения детей, на их наивные представления о смерти и высказал соображение, согласно которому «страх смерти» чужд ребенку. При этом Фрейд подчеркнул, что представление ребенка о смерти имеет весьма мало общего с пониманием ее взрослым человеком. «Ребенку, — писал он, — не знакомы ужасы тления, могильного холода, бесконечного «ничто» и всего того, что связывается со словом «смерть» в представлений взрослого и что имеется налицо во всех мифах о потустороннем мире» [3. С. 221]. В работах, написанных и опубликованных Фрейдом до первой мировой войны, проблематика смерти также находила свое отражение. В частности, в статье «Культурная» сексуальная мораль и современная нервозность» (1908) он писал о том, что с ограничением сексуального удовлетворения «у народов наступает обыкновенно увеличение страха жизни и боязнь смерти» [4. С. 28]. В работе «Мотив выбора ларца» (1913) он рассматривал немоту в качестве символа смерти и подчеркивал то обстоятельство, что немоту человека можно воспринимать «как олицетворение самой смерти, как богиню смерти» [5. С. 215]. В книге «Тотем и табу» (1913), исследуя табу мертвецов и демонизм умерших, основатель психоанализа высказал мысль, согласно которой «табу покойников вытекает из противоположности между сознательной болью и бессознательным удовлетворением по поводу смерти» [6. С. 391]. Одним словом, вопреки распространенному мнению, его обращение к проблематике смерти имело место до того, как он столкнулся с массовыми убийствами в период первой мировой войны и смертью близких ему людей в 20-е годы. Первая мировая война подтолкнула Фрейда к более глубоким размышлениям о проблеме смерти. 16 февраля 1915 года он выступил в Вене с докладом «Мы и смерть» и в начале того же года опубликовал в психоаналитическом журнале «Имаго» статью «Размышления о войне и смерти». В докладе «Мы и смерть» Фрейд подчеркнул, что психоанализ взял на себя смелость выступить с утверждением, согласно которому каждый из нас в глубине души не верит в собственную смерть. Бессознательное отношение современного человека к смерти во многом напоминает собой аналогичное отношение первобытного человека, и в этом плане в каждом из нас жив наш предшественник, не ве-
ривший в собственную смерть, но прибегавший к убийству другого, воспринимаемого в качестве врага. На основе исторического сопоставления и выдвинутых им психоаналитических идей Фрейд высказал ряд соображений, прлу-чивших в дальнейшем свое концептуальное обоснование в работах 20—30-х годов. В частности, он говорил о том, что осознание вины произошло из двойственного чувства по отношению к покойнику, а страх смерти — из идентификации с ним, современные люди являются потомками бесконечной череды поколений убийц, а страсть к убийству сохраняется у нас всех в крови, нашим задушевным отношениям с другими людьми всегда присуща доля враждебности, и именно она дает толчок бессознательному желанию смерти. Одновременно с этими соображениями основатель психоанализа поставил вопрос о том, не следует ли в свете психоаналитических идей пересмотреть наше отношение к смерти. Если наше бессознательное не верит в собственную смерть, то это является результатом культурного отношения к смерти, свидетельствующего о психологически завышенной мотивации жизни, и, следовательно, не должны ли мы смириться с истиной, что все мы смертны. «Не лучше ли было бы, — вопрошал Фрейд, — вернуть смерти в действительности и в наших мыслях то место, которое ей принадлежит, и понемногу извлечь на свет наше бессознательное отношение к смерти, которое до сих пор мы так тщательно подавляли?» [7. С. 25]. Фрейд понимал, что поставленные им вопросы могут быть восприняты в качестве некого призыва регрессировать на предшествующие ступени культурного развития. Поэтому он специально подчеркивал, что речь идет не о рассмотрении смерти как высшей цели, а о том, что изменение отношения к Ней может способствовать тому, чтобы сделать жизнь более сносной. Не случайно, перефразируя известное высказывание древних «если хочешь мира, готовься к войне», основатель психоанализа в конце своего доклада заявил: «Если хочешь вынести жизнь, готовься к смерти» [8. С. 25]. В статье «Размышления о войне и смерти» Фрейд, фактически, повторил свои идеи, относящиеся к проблеме и изложенные им в докладе «Мы и смерть». Особое внимание он обратил на то разочарование, которое вызвала первая мировая война у людей, и на изменившееся отношение к смерти, которую эта война навязала людям. При этом он подчеркнул, что войны никогда не прекратятся, пока разделяющая нации враждебность «указывает на мощную силу инстинктов в психике», изучаемая детьми в школах история мира «в значительной степени является серией убийств одного народа другим», вызванные первой мировой войной ощущаемые людьми замешательство и полное бессилие в значительной степени определены тем, что «мы не можем сохранить наше прежнее отношение к смерти, а новое еще не выработалось» [9. С. 17, 24]. Следует, пожалуй, обратить внимание на то обстоятельство, что, несмотря на свои размышления о смерти и вопро-шания, связанные с необходимостью, на его взгляд, изменить отношение людей к ней, вплоть до 20-х годов Фрейд не решался говорить ни об инстинкте агрессии, ни об инстинкте смерти, хотя уже в 1915 году признал существование агрессивного, деструктивного влечения, наряду с сексуальными импульсами составляющего основу садизма. Признание таковых в качестве неизменных спутников человеческой жизни нашло свое отражение лишь в работах позднего периода его исследовательской и терапевтической деятельности, что имело место, в частности, в его книгах «По ту сторону принципа удовольствия» и «Недовольство культурой».
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 949; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |