Двойственное отношение к миросозерцанию

I

терапевтических задач и не примыкающее к политиче­ским партиям, идеологическим системам, идейным тече­ниям с ярко выраженным мировоззренческим кредо. И в этом нет ничего из ряда вон выходящего, поскольку среди психоаналитиков, как и большинства специалистов в са­мых различных сферах научного знания и практического действия, бытует широко распространенное убеждение, согласно которому наука и медицина должны быть ней­тральными по отношению к мировоззренческим ценно­стям, за исключением, пожалуй, одной — «не навреди», которая воспринимается не в плане мировоззренческой ценности, а в качестве обязательной максимы, имеющей нравственный смысл.

Ориентация психоанализа на отрешение от любого мировоззрения не является новой, свойственной совре­менному состоянию развития психоаналитической тео­рии и практики. Дело в том, что несмотря на опасения Фрейда по поводу превращения психоанализа в придаток психиатрии и его стремление выйти за рамки медицины как таковой и использовать психоаналитические идеи в различных областях гуманитарного знания, тем не менее сам он всячески возражал против того, чтобы психоанализ отдал себя на службу какому-либо мировоззрению и тем бо­лее стал таковым.

Нечто аналогичное имело место у Фрейда и по отноше­нию к философии. В разделе данной работы, посвящен­ной рассмотрению философских истоков возникновения психоанализа, уже обращалось внимание на то, что во многих своих публикациях он критически относился к разнообразным философским спекуляциям. Напомню, что основатель психоанализа не хотел видеть понятие бес­сознательного предметом споров между философами и натурфилософами. Он не соглашался с требованием аме­риканского врача Джеймса Патнема, чтобы «психоанализ отдавал себя в распоряжение определенного философско­го миросозерцания» [1. С. 145].

По тем многочисленным высказываниям, которые со­держались в его отдельных работах, нетрудно было вынес­ти представление и о том, что он был против возможных

претензий психоанализа на создание системы знания, по­добно философской, которая могла бы быть положена в основу психоаналитической теории и практики. Типич­ным примером в этом отношении может служить выска­зывание Фрейда, сделанное им в работе «Я и Оно». Так, возражая против несправедливых обвинений психоанали­за в недостаточном внимании к моральным проблемам че­ловека, он замечал, что «психоаналитическое исследова­ние не могло выступать в виде философской системы с за­конченным и готовым сводом научных положений, а дол­жно было шаг за шагом пробивать себе дорогу к понима­нию психических компликаций путем аналитического расчленения нормальных и аномальных феноменов» [2. С. 371].

Вместе с тем, несмотря на все критические замечания в адрес философов, особенно когда речь шла об обсуждении проблемы бессознательного психического, в некоторых своих работах Фрейд не был столь категоричным по отно­шению к философии. Если его отдельные психоаналити^-ческие идеи совпадали с соответствующими философски­ми концепциями, в частности, с представлениями Шо­пенгауэра о смерти или Эмпедокла о любви и вражде, то он не видел ничего страшного в том, что психоанализ при­близился к какой-то философской системе. Кроме того, Фрейд допускал подчас такие откровения (особенно в пи­сьмах к друзьям и коллегам, а также в личных беседах с ними, на что уже обращалось внимание, но в данном кон­тексте стоит еще раз повторить), которые не оставляли со­мнений в его скрытом и скрытном желании создать фило­софски ориентированную систему знаний или, используя его собственное выражение, «серьезную философию», основанную на открытиях психоанализа.

Такая двойственная позиция по отношению к филосо­фии находила свое отражение в общих размышлениях Фрейда о миросозерцании, мировосприятии, мировоззре­нии. С одной стороны, он стремился подчеркнуть, что в его задачу не входит создание особого миросозерцания и, следовательно, психоанализ не претендует на какую-либо мировоззренческую функцию. С другой стороны, откре­щиваясь от метафизики, от абстрактных конструкций, не связанных с клиническим опытом, основатель психоана­лиза предпринимал многочисленные попытки по созда­нию метапсихологии, которую, по сути дела, можно рас-

сматривать в качестве психоаналитической философии и своеобразного мировоззрения.

Приведу выдержку из работы Фрейда «Торможение, симптом, страх» (1926, в русскоязычных изданиях «Страх»), являющуюся, на мой взгляд, весьма симптома­тичной, с точки зрения явных и скрытых интенций осно­вателя психоанализа: «Я вообще не стою за фабрикацию миросозерцания. Предоставим это философам, которые, по собственному признанию, не в состоянии выполнить жизненный свой путь без такого рода Бедекера, содержа­щего сведения на всякий случай жизни. Примем смирен­но презрение, с которым философы смотрят на нас с точки зрения этой своей возвышенной потребности. Так как и мы не можем скрыть своей нарциссической гордости, то постараемся найти утешение в том соображении, что все эти «путеводители жизни» быстро стареют, что именно наша близорукая, ограниченная, мелкая работа создает необходимость во все новых изданиях их и что даже новей­шие из этих Бедекеров представляют из себя попытки за­менить старый, такой удобный и такой совершенный ка­техизис. Нам хорошо известно, как мало удалось до сих пор науке пролить свет на загадки этого мира. Все стара­ния философов ничего в этом изменить не могут, и только терпеливое продолжение работы, подчиняющейся исклю­чительно требованию точного знания, может медленно изменить такое положение вещей» [3. С. 251—252].

Как видим, Фрейду вовсе не импонировало миросо­зерцание, основанное на абстрактных философских по­стулатах, выступающих в качестве некого катехизиса, при­годного на все случаи жизни и служащего исходной точ­кой отсчета для объяснения многочисленных загадок мира. Поэтому он не собирался выдвигать еще одно анало­гичное миросозерцание, прекрасно понимая, что подоб­ные «путеводители жизни» являются скорее результатом интеллектуальной деятельности, связанной с удовлетво­рением нарциссического Я, чем инструментальным сред­ством адекватного понимания реального мира. Его задача состояла в другом, а именно, путем кропотливой, ювелир­ной работы, связанной с анализом «мелочей жизни» (сно­видения, ошибочные действия, симптомы заболевания) вскрыть такие закономерности проявления бессознатель­ного в различных сферах человеческой деятельности, ко­торые могли бы пролить свет на многие загадки мира, все

еще не раскрытые не только философами, но и учеными, полагающими, что человек является сознательным суще­ством. Отсюда скрытая интенция Фрейда на новое виде­ние человека и мира, основанное на научных разработках и результатах психоанализа.

О двойственном отношений Фрейда к миросозерца­нию можно судить по тем высказываниям, которые были сделаны им в связи с обсуждением идейной позиции, за­нимаемой Дж. Патнемом.

С одной стороны, он критически отнесся к позиции американского врача, считавшего, что психоанализ дол­жен выступить в качестве определенного миросозерцания. В речи, произнесенной на V психоаналитическом конг­рессе, состоявшемся в Будапеште в 1918 году, Фрейд выра­зил свое несогласие с подобной точкой зрения. Говоря о путях развития психоаналитической терапии, он подчерк­нул, что психоанализу нет необходимости отдавать себя в распоряжение философского миросозерцания. На это об­стоятельство уже обращалось внимание, но в данном слу­чае важно иметь в виду то, что Фрейд выразил подобное отношение к связи психоанализа с миросозерцанием в контексте публичного выступления, в котором, наряду с другими вопросами, обсудил проблему аналитической ак­тивности, ставшую предметом разногласий как между венской и швейцарской школами, так и внутри классиче­ского психоанализа, некоторые представители которого, включая венгерского психоаналитика Шандора Ференци, предлагали придерживаться развития активной терапии, когда вместо врачебной сдержанности приветствовалась активность врача в отношениях с пациентами.

С другой стороны, обсуждая с Дж. Патнемом проблему взаимосвязей между психоанализом и миросозерцанием, Фрейд в личной переписке с ним более терпимо отнесся к позиции американского врача. В свете вышеизложенного, на первый взгляд, может показаться даже странным, но он не только не отверг возможность встречи психоанализа с миросозерцанием, а, напротив, заявил о том, что такое вполне допустимо. В письме к Дж. Патнему от 8 июля 1915 года Фрейд писал: «Психоанализ и в самом деле сочетается с различными мировоззрениями, и разве он сказал уже свое последнее слово? До сих пор мне еще не приходилось заниматься всеобъемлющим синтезом, я борюсь лишь за

определенность, ради нее следует пожертвовать всем оста­льным» [4. С. 87].

Речь шла о признании возможной мировоззренческой функции психоанализа, о том, что психоанализу еще предстоит сказать свое слово в деле познания и объясне­ния мировых загадок. И если долгое время Фрейд по мере возможности старался сдержать свои внутренние интен­ции по созданию всеобъемлющей системы знания о чело­веке и мире, то именно в тот период он начал активно раз­рабатывать свою метапсихологию, прибегать, по его соб­ственному выражению, являющемуся перефразировани­ем выдержки из «Фауста» Гете и использованному в более поздних работах, к «ведьме метапсихологии». Так, в работе «Конечный и бесконечный анализ» он заметил: «Без ме-тапсихологических спекуляций и теоретизирования — едва было не сказал: фантазирования — здесь не сдвине­шься ни на шаг. К сожалению, прорицания ведьмы и на сей раз не отличаются ни ясностью, ни обстоятельностью» [5. С. 26].

Известно, что основатель психоанализа наметил напи­сать двенадцать статей, которые хотел опубликовать под общим названием «Введение в метапсихологию». С марта по май 1915 года он написал пять статей. К сожалению, семь остальных статей, которые он планировал подгото­вить, не увидели свет. Возможно, они были уничтожены им, как это имело место ранее по отношению к другим ма­териалам. Во всяком случае рукописи их не сохранились. Но даже по названию пяти опубликованных им статей можно судить о направленности мышления Фрейда в свя­зи с обсуждением метапсихологических проблем. Им были подготовлены такие статьи, как «Влечения и их судь­ба», «Вытеснение», «Бессознательное», «Метапсихологи-ческое дополнение к теории сновидений», «Печаль и ме­ланхолия». Речь шла об углубленном и обобщенном изло­жении фундаментальных принципов и теоретических раз­работок, положенных им в основу той системы знания, которая в завершенном виде предстала в его работах 20—30-х годов. Именно эта система психоаналитического знания о человеке и мире как раз и была последним сло­вом, сказанным психоанализом при жизни Фрейда. Именно она несла в себе мировоззренческую функцию, о которой ранее в качестве возможного предположения он писал Дж. Патнему, подчеркивая то обстоятельство, что

психоанализ сочетается с различными мировоззрениями, но до всеобъемлющего синтеза у него еще просто не дошли руки.

3. Расхождения между теорией и практикой психоанализа

Думаю, что при рассмотрении взглядов Фрейда на со­отношение между психоанализом, философией и миро­воззрением необходимо учитывать ту специфическую си­туацию, в которой он оказался в силу своей исследователь­ской и терапевтической деятельности.

Фрейд не собирался становиться практикующим вра­чом, его терапевтическая работа отнимала много времени и сил, отвлекая его от метапсихологических размышле­ний, и он с настороженностью относился к попыткам ме­диков ограничить психоанализ рамками лечения нервно­больных. При первой же возможности он погружался в дебри исследовательской деятельности, которые не толь­ко включали в себя изучение причин возникновения внут-рипсихических конфликтов и этиологии неврозов, но и требовали решения трудных загадок, относящихся к сфере взаимоотношений между индивидом и культурой, лично­стью и обществом. В этом плане ему приходилось сталкива­ться с философскими обобщениями и мировоззренческими ориентациями, с потребностью построения такой системы знания, которая бы находила свое отражение в теории психо­анализа, имеющей непосредственное отношение как к бо­льным, так и здоровым людям, как к человеку вообще, так и человечеству в целом. И здесь невозможно было обой­тись без «ведьмы метапсихологии».

В то же время, пытаясь удержаться от соблазна преде­льных обобщении и всеохватывающего синтеза знаний, он стремился опереться на конкретный, эмпирический материал, полученный в процессе терапевтической деяте­льности. Практика психоанализа предоставляла благодат­ную возможность для накопления и использования кли­нических данных, которые рассматривались в качестве объективного материала, позволяющего опытным путем подтверждать или опровергать ранее существующие пред­ставления о человеке, выдвигать и обосновывать новое ви­дение его. Здесь уже не оставалось места для мировоззре-

ния, поскольку терапевтическая деятельность связана прежде всего с лечением больных, что традиционно пред­полагало опору на подтвержденные опытом знания, а не на домыслы, произвольные допущения, абстрактные рас­суждения.

В исследовательской деятельности Фрейд прибегал к метапсихологическим конструкциям, в рамках которых выдвигались различные предположения и гипотезы, по­зволявшие по-новому смотреть на причины возникнове­ния неврозов, природу психических заболеваний, специ­фические закономерности проявления бессознательного в психике пациентов, природу первичных влечений чело­века. В терапевтической деятельности он ориентировался на конкретный материал, получаемый в процессе непо­средственной работы с пациентом и подвергаемый даль­нейшей аналитической обработке с целью выявления причин заболевания и последующего лечения.

Теория психоанализа допускала мыслительные про­цессы, недалеко отстоящие от философского миросозер­цания. Практика психоанализа как бы исключала их, по­скольку философия и мировоззрение рассматривались в качестве не только нежелательных, но и недопустимых элементов терапевтической деятельности. Не случайно Фрейд говорил о том, что по отношению к пациенту ана­литик должен быть своего рода зеркалом, отражающим образ обратившегося к нему за помощью человека, но не вносящим в его жизнь ничего личностного, связанного с его мировоззренческой позицией.

Разумеется, в психоанализе существует тесная связь между его теорией и практикой. Исследовательская деяте­льность способствует успеху терапевтической деятельно­сти, а результаты конкретной аналитической работы могут отражаться на выдвижении новых психоаналитических идей. Фрейд даже говорил о том, что с самого начала в пси­хоанализе имела место «неразрывная связь» между иссле­дованием и лечением. Исходя из этой точки зрения, мож­но было бы предположить, что свойственная теории психо­анализа ориентация на философское мировосприятие рано или поздно должна сказаться на практике психоанализа. От­части так и произошло, когда некоторые сподвижники Фрейда в явной или скрытой форме выступили против от­стаиваемой им зеркальной позиции психоаналитика и предложили активную форму терапии, предполагающую

различные формы воздействия на пациента, включая на­вязывание ему своих ценностей жизни и мировоззренче­ских установок.

Однако, как показало дальнейшее развитие психоана­лиза, «неразрывная связь» между его теорией и практикой является скорее идеалом, нежели реальным положением вещей. Скорее произошло обратное. По мере развития психоанализа все отчетливее стал ощущаться разрыв меж­ду его теорией и практикой. Этим отчасти объясняется то обстоятельство, что в рамках классического психоанализа появились своего рода диссиденты, со временем порвав­шие с Фрейдом и приложившие немало усилий к созда­нию таких новых направлений в психотерапии, как анали­тическая психология К. Г. Юнга, индивидуальная психо­логия А. Адлера, гуманистический психоанализ Э. Фром­ма и многие другие. Да и в лоне самого психоаналитиче­ского движения возникли всевозможного рода дискуссии о связи теории и практики психоанализа. В результате этих дискуссий многие творчески мыслящие психоанали­тики стали говорить о кризисе психоаналитической тео­рии, в тех или иных своих аспектах не соответствующей практике современного психоанализа.

В рамках рассматриваемого вопроса о соотношении между психоанализом, философией и мировоззрением нет необходимости вдаваться в тонкости тех дискуссий, которые на протяжении многих лет ведутся в психоанали­тической литературе по поводу теории и практики психоа­нализа. Это особая проблема, требующая специального рассмотрения, чему может быть посвящено отдельное ис­следование. Заинтересованный в понимании этой пробле­мы, читатель имеет возможность ознакомиться с разнооб­разными точками зрения зарубежных психоаналитиков, если он обратится к опубликованной на русском языке двухтомной работе X. Томэ и X. Кэхеле «Современный психоанализ» [6. С. 490—514].

В данном контексте мне хотелось бы обратить внима­ние на то, что теория и практика психоанализа действитель­но не всегда совпадают друг с другом. Так, опыт практиче­ской работы показывает, что наиболее эффективные, с те­рапевтической точки зрения, результаты аналитического лечения оказываются менее продуктивными по отноше­нию к теории психоанализа, а подчас и просто тормозя­щими ее развитие. На это обстоятельство в свое время ука-

зывал и Фрейд, считавший, что благоприятное заверше­ние случаев анализа, особенно в течение короткого перио­да времени, повышает самооценку терапевта и значимость психоанализа как метода лечения нервнобольных, но не имеет никакого значения для обогащения научного зна­ния, развития психоаналитической теории. Кроме того, он сам признавал то обстоятельство, что теория может го­ворить одно, в то время как практика психоанализа — де­монстрировать другое. По этому поводу Фрейд писал: «анализ, заявляя, что лечит неврозы, обеспечивая конт­роль над влечениями, всегда прав в теории, но не всегда на практике» [7. С. 31].

Что же касается отношений между психоанализом, философией и мировоззрением, то создается впечатление, что разрыв между психоаналитической теорией и практикой как раз и служит питательной почвой для возникновения все­возможных рационализации, оправдывающих внемировоз-зренческую ориентацию психоанализа. К этому следует до­бавить, что стремление Фрейда придать психоанализу ста­тус науки, опирающейся на эмпирический материал кли­нической практики, как бы автоматически вел к нивели­ровке мировоззренческой функции психоаналитического знания. Другое дело, что философская интенция и миро­воззренческая ориентация психоанализа подспудно ддва-ли знать о себе, как только фрейдовская исследователь­ская деятельность выходила за рамки медицины и вторга­лась в разнообразные сферы гуманитарного знания.

Внутренняя противоречивость и раздвоенность, свой­ственные, с одной стороны, самому Фрейду в его понима­нии исследовательских и терапевтических задач психоа­нализа, а с другой — психоанализу как методу лечения не­врозов, искусству толкования и вспомогательного средст­ва в разнообразных областях духовной жизни, обусловили двойственную позицию венского аналитика по отноше­нию к философии и мировоззрению как таковым. Они же предопределили и дальнейшее отношение к ним со сторо­ны многих современных психоаналитиков, которые, в от­личие от Фрейда, повернувшись спиной к философии и мировоззрению, стали признавать психоанализ только в качестве терапевтической практики и напрочь исключили его метапсихологические конструкции.

Дата добавления: 2015-06-04