Общественное сознание в эпоху постмодерна 1 страница

Б2

пользуя при этом науку, право, искусство, религию, все средства массовой информации. Однако в современных условиях развития демократии и глас­ности неограниченное и неконтролируемое влияние господствующей иде­ологии снижается.

Теоретическое политическое сознание выступает в качестве способа отражения политики и имеет определенную структуру, включающую сле­дующие элементы:

1) система научных знаний о политической жизни, т.е. политические тео­рии;

2) концепции политического развития, опирающиеся на реальную по­литическую практику;

3) политические идеи, являющиеся основой для новых политических теорий;

4) конкретные политические программы.

Теоретическое политическое сознание призвано опираться на обще­ственное бытие, хотя эта связь имеет сложный и противоречивый характер. Сознание влияет на социальную практику, двигает ее, проверяя истинность политических взглядов. Именно политическая практика является критери­ем истинности идеологии.

В современном мире произошла в определенном смысле глобализа­ция политического идеологизирования. В одном плавильном котле сей­час оказались политические идеи, концепции, доктрины и представле­ния всех времен, народов и регионов. В содержательном плане пробле­мы политических последствий глобального экологического кризиса соседствуют с проблемами политической роли патриархальной семьи в традиционном обществе. Политические идеи Востока сопоставляются с политическим опытом античности, клерикальные политические идеи — с рационалистическими представлениями политической инженерии, политическая магия — с прагматически ориентированными политичес­кими доктринами Запада. На современном рынке политических идей все есть. При такой пространственно-временной и содержательной глобали­зации производства политических идей все труднее предложить универ­сальную систему политических знаний, отвечающую требованиям тео­ретического осмысления политической сферы современного мира. Этим объясняется фрагментаризация политологического знания, его все боль­шая отраслевая специализация. Подобные процессы затронули основные политические идеологии: либерализм, консерватизм, социализм. Учас­тники политических отношений, руководствующиеся идеологическими ценностями и целями, образуют в политике так называемый дискурс, т.е. особое коммуникативное пространство, в котором происходят непре­рывный обмен подходами, оценками и суждениями, борьба по полити­ческой «повестке дня», включающей важнейшие вопросы современной политики. Своеобразие трактовок нынешних проблем субъектами поли­тической жизни не может быть понято без знания особенностей либера­лизма, консерватизма, социализма, входящих в семью основных поли­тических идеологий³¹.

Коваленко В.И., Костин А.И. Политические идеологии: история и современность // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 12: Политические науки. 1997. № 2. С. 45-74.

Политическая идеология предполагает снижение теоретической ценно­сти и усиление мифологизации по сравнению с исторической концепцией. Это положение требует специального исследования исторического созна­ния в форме политических идеологий, которые начинают действовать уже не в сознании конкретного историка, а в массовом сознании.

Как показывают результаты многочисленных опросов общественного мнения, уже на протяжении довольно длительного времени средства мас­совой информации стабильно имеют один из самых высоких показателей общественного доверия населения среди других общественно-полити­ческих институтов. Россияне склонны доверять массмедиа гораздо больше, нежели субъектам центрального и ре­гионального уровней власти (таким, как Президент, Правительство, Госу­дарственная дума, региональные ис­полнительные и законодательные органы власти, суды разных уровней), правоохранительным органам, проф­ союзам, политическим партиям и об­щественным объединениям. Идеологическая приверженность населения в значительной степени определяется его материальным положением. Общая составляющая этого вполне рационалистического фактора «объясняет» в среднем от 30 до 40% идеологического размежевания, тогда как в начале 90-х гг. заметной корре­ляции между материальным положением и идеологией не наблюдалось. На сегодняшний день существует высокая корреляция между политическими ориентациями и субъективным восприятием своего социального и матери­ального статуса. Фактически те, кто выиграл в результате «реформ», не толь­ко удовлетворены своим положением, действиями правительства, но и склонны смотреть на «мир» сквозь призму определенной идеологии. В еще большей степени это касается тех, кто проиграл в ходе реформ. Так, среди «коммунистов» 85,6% полагают, что «проиграли». В то же время ряд иссле­дователей рассматривают обратный механизм — именно «прокоммунисти­ческая», традиционалистская ментальность помешала ее носителям приспо­собиться к «реформам»³².

Данные исследований показывают, что в сегодняшнем российском об­ществе доминирующей идеологии не существует. Сторонники сбалансиро­ванного центризма (сочетания всех идей) составляют около 17%, русского национализма (самостоятельного русского пути развития) — 15-16, соб­ственно коммунистической идеологии — 10—12, радикальных рыночных реформ — 6—7, социал-демократической идеологии — 4—5%. Среди «нео­пределившейся» или «центристской» части электората наиболее популяр­ны «державнические» ценности, прямо не связанные ни с левой, ни с пра-

³² Вызов Л. Становление новой политической идентичности в постсоветской России: эволюция со­циально-политических ориентации и общественного запроса (http://pubs.carnegie.ru).

вой идеологией, а также привлекающие государственников, не акцентиру­ющих ценности «русского национального возрождения». По данным опро­са, проведенного в декабре 1998 г. в двадцати крупных городах России, 34% опрошенных отдали приоритет именно ценностям «возрождения сильно­го государства и упрочения державы», в то время как сторонников «русско­го возрождения» оказалось всего 10%. Таким образом, «русские национали­сты», «державники» вкупе со значительной частью «центристов» и не оп­ределившейся частью электората составляют то, что может быть охарактеризовано как «национал-центристское большинство». Эта группа на операциональном уровне наиболее точно характеризует тех стихийных сто­ронников органической модернизации, о которых говорилось выше, но в целом лишенных своего «пассионарного» активного ядра и не приемлющих мобилизационных форм политического процесса. Данные последних иссле­дований, проведенных уже после социально-экономических потрясений, связанных с последствиями кризиса 17 августа 1998 г., также показывают, что сформировавшееся соотношение сторонников различных идейно-поли­тических течений достаточно устойчиво. После пика кризиса и последовав­шего резкого усиления социального напряжения в обществе существенных изменений в структуре спектра не произошло, в частности, при повышении общего «градуса пассивного протеста» не наблюдалось сколько-нибудь яв­ного «полевения» населения и пополнения за этот счет традиционалистс­кой части спектра³³.

МЕТАМОРФОЗЫ И ФАНТОМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ³⁴

Определенные видоизменения, иногда весьма странные и противоречи­вые, претерпевает не только органическая, но и общественная жизнь. В об­щественном сознании можно наблюдать самые удивительные комбинации идей и чувств, превращение одного в качественно иное состояние. Причем новообразования способны принимать весьма устойчивые формы, неявно свидетельствующие о том, что и в самом обществе произошло нечто карди­нальное. Социальные метаморфозы могут охватывать как все общественное сознание, так и отдельные его виды, формы, а также механизмы его функ­ционирования. Причем эти метаморфозы могут выражать как отдельные сдвиги и изменения, происходящие в сознании, так и комбинацию этих сдвигов и изменений, приводящих к его глубоким качественным измене­ниям.

В бывшем СССР, к примеру, в общественном сознании постепенно на­капливались изменения, которые свидетельствовали о перерождении или глубокой деформации тех принципов, которые были заложены в социали­стическом учении. Теоретические идеи, будучи ущербными и односторон-

Бызов Л. Становление новой политической идентичности в постсоветской России: эволюция со-Циально-политических ориентации и общественного запроса (http://pubs.carnegie.ru). Материал написан чл.-кор. РАН, проф. Ж.Т. Тощенко.

ними, не могли оказывать благотворное влияние на общественные процес­сы. Что касается общественной практики, то из нее последовательно выт­равлялись такие качества, как открытость, искренность, правдивость. По­ощрялась позиция «не быть, а казаться», которая открывала дорогу людям, карьеристски настроенным, неискренним, готовым поступиться нравствен­ными принципами. У советских людей выработалась самоцензура, которая отсекала лишнее, социально неодобряемое, оставляя некий суррогат, соот­ветствующий нормам официальной идеологии. Умение мимикрировать, вовремя поддакнуть, угодить вкусам вышестоящего начальства и готовность изменить свои убеждения породили довольно мощный и влиятельный слой приспособленцев, которые руководствовались не интересами народа, а своекорыстными соображениями. До сих пор мы то и дело сталкиваемся с ними: вчера утверждавших одно, сегодня — другое и готовых завтра отста­ивать третье. Нравственная коррозия не только поддерживалась, но также оправдывалась и сознательно культивировалась, превращаясь в обязатель­ную норму поведения.

Особенно пагубно на общественном сознании сказалось отчуждение людей от власти. Чиновный произвол достиг апогея, когда у людей в обще­нии с различного рода ведомствами и учреждениями заранее вырабатыва­лось осознание своей неполноценности и даже виновности. Махровый бюрократизм попирал, унижал человеческое достоинство, ежесекундно показывая свое собственное всесилие и бессилие маленького человечка. Система мелочных унижений вытравила из него гражданское достоинство. Тех же, кто его сохранил, власти преследовали, используя «общественное мнение коллектива» для идеологической травли людей. Моральные прин­ципы обесценились, получило распространение циничное отношение к труду, снизились привлекательность и влияние идеалов. Искажались пред­ставления о дружбе, любви. Под серьезной угрозой оказалось нравственное здоровье общества. В это самое время с высокой партийной трибуны при­зывали ценить человеческий капитал, развивать социальные резервы про­изводства, совершенствовать систему морального поощрения тружеников.

Годы застоя способствовали появлению целого «букета» стереотипов, среди которых особо опасный вред принесли представления об истинной ценности социального положения человека. Именно в этих условиях прин­ципы «казаться больше, чем ты есть» и даже «быть больше того, чем ты ка­жешься» проявились в опасной многоликости поведения человека, когда он в официальной жизни представлял одно, а в приватной обстановке — со­всем другое. На свет появился специфически советский феномен «кухон­ной демократии» (общение на политические темы в узком кругу доверен­ных лиц).

Разновидностью социального двуличия стала глубокая убежденность в том, что нравственные требования касаются большинства населения, но по отношению к отдельным лицам можно сделать исключение. В привилеги­рованную категорию, как водится, попали партийные функционеры и но­менклатурные работники. В общественном сознании вызревало убеждение в том, что социальное положение человека, а порой и его судьба зависят не от мнения «снизу», а от покровительства «сверху». Широко распространи­лось так называемое телефонное право. Тому было немало оснований, и первое из них — судьба народа и благосостояние населения действительно

зависели от политической воли КПСС, принимаемой на очередном съезде директивы.

Пышным цветом расцвел протекционизм. Стремление удержаться у вла­сти любой ценой породило целую серию латентных методов борьбы. Сре­ди них клановость и покровительство родне являлись самой невинной за­бавой. Гораздо опаснее были всевозможные группы давления, неформаль­ные сети взаимной поддержки и круговой поруки, от которых оставался лишь шаг до создания мафиозных структур.

Понятно, что социальные деформации создавали неподходящий духов­ный климат в обществе, люди требовали радикальных перемен. Но когда о

Двуличие чиновников — несчастье России

них заговорили — эпоха гласности и перестройки — и тем более взялись за дело, оказалось, что народ, привыкший к двойной морали властей, к ним не готов. Социологические исследования показывали, что респонденты по одним вопросам придерживались прогрессивных установок, по другим — нейтралитета и безразличия, а по третьим проявили консерватизм и ретро­градные наклонности. Так противоречивое общественное сознание отража­ло реальные противоречия и деформации общественного бытия.

Последующее вступление России в рыночную экономику лишь усугуби­ло процессы деформации общественной жизни, породив новые метамор­фозы с еще более глубокими и непредсказуемыми последствиями. Особен­но сильное влияние на людей оказали искажения в практике приватизации, принявшей две формы: ваучерной (1992—1994) и денежной (после 1994). Еще до ее официального старта советские чиновники, нацеленные на обо­гащение и коммерцию, тайно прикупили лучшие куски общенародной соб-

ственности. Особенно преуспели комсомольские вожаки, приватизировав­шие фонды, банки и учреждения со всем их имуществом и персоналом. Циркулировавшая вокруг них хозяйственная элита, несколько подзадержав­шаяся на старте, скупала в розницу и оптом у нуждающихся старушек и спившихся мужчин их приватизационные билеты.

Расплатой за недомыслие одних и нахрапистость других стала гиперин­фляция, обесценившая и личный скарб граждан, и рыночную стоимость приватизированных зданий. В рекордные по историческим меркам сроки — буквально в течение десяти месяцев 1992 г. — розничные цены подскочили в 300—400 раз, опередив самые безумные прогнозы и оставив далеко поза­ди заверения правительства Гайдара (оно обещало, что цены вырастут мак­симум в 3—5 раз). Начавшиеся паника и всеобщий психоз не смогли оста­новить дальнейшего падения в пропасть. Был взят еще один рубеж: всего за три месяца 1992 г. превратилось в пыль нажитое годами благосостояние народа, так как 99% сберегательных сумм в мгновение ока съела гиперин­фляция. «Инвестиционные фонды и коммерческие банки, большинство которых было тесно связано с высокопоставленными чиновниками, пред­приняли могучую рекламную кампанию, где обещали доходы от оборота вложений до 1200%. Многие из этих фондов были построены по принципу "пирамиды", и когда они лопнули, более сорока миллионов человек поте­ряли свои сбережения вторично»³⁵. Личные трагедии, поломанные судьбы, рост суицидов и нервные срывы заполнили в те дни хронику текущих со­бытий. Ну а правительство оказалось как всегда ни при чем: мол, в случив­шемся надо винить советскую власть, от которой демократам досталось тяжелое наследие.

С этим наследием новое правительство стремилось расстаться как мож­но быстрее, а потому заводы, фабрики, порты, банки, кинотеатры, рынки, институты продавались за бесценок. Правда, своим людям. Гигант маши­ностроительного производства Екатеринбурга «Уралмаш» ушел с молотка всего за 3,73 млн долл., хотя его рыночная стоимость, допусти правитель­ство свободный аукцион и западных покупателей, могла составить несколь­ко миллиардов долларов. Практически за ту же сумму продали Челябинс­кий металлургический комбинат, а Ковровский механический завод, снаб­жавший армию огнестрельным оружием, ушел за 2,7 млн долл. Телефонные компании были проданы в 4,5 раза ниже рыночной цены. В итоге 324 заво­да были реализованы по средней цене менее чем 4 млн долл. каждый³⁶.

В нашей жизни появились невиданные доселе процессы — отток капи­талов из страны и «утечка мозгов» за границу. По оценке МВД, в 90-е гг. из России нелегально было вывезено около 350 млрд долл. Продолжительность жизни мужчин сократилась более чем на шесть лет. В конце 90-х гг. она со­ставляла 57 лет, что является самым низким показателем в индустриальном мире. Отчаяние, вызванное экономической ситуацией, привело к невидан­ному всплеску случаев стресса и суицида. Задержка в выплате зарплаты от трех до восьми месяцев является результатом спекуляций на всех уровнях экономики. Спасают приусадебные участки, на которых выращивают до 40% общего объема продуктов питания. Одних это приводило в изумление,

³⁵ Сэттер Д. Три кита разрухи // Независимая газета. 1999. №1. Январь.

³⁶ Там же.

других — в потрясение, третьи испытывали чувство растерянности. Так, по­жалуй, можно охарактеризовать то «социальное настроение», которое ока­залось устойчивой доминантой общественного сознания.

Перекосы общественного развития, как и следует из логики социальных процессов, обернулись парадоксами общественного сознания. Один из _них _ парадокс свободы: в освободившемся от тоталитарных пут обществе свобода стала превращаться во вседозволенность при полной атрофии от­ветственности и отрицании права на такую же свободу рядом живущих людей. В стране появилось огромное количество оракулов (лиц, групп и даже политических партий и движений), которые безапелляционно претен­довали на монопольное право знать истину в последней инстанции, а на самом деле обманывали доверчивых людей. Рядом множились финансовые пирамиды, опустошавшие их кошельки. Уровень доверия к властным ин­ститутам упал до нескольких процентов, что в развитых странах могло бы стать основанием для отставки правительства и проведения новых выборов. Однако в постсоветской России виновники народных бедствий оставались на своих должностях, участвовали в принятии политических решений и по­вествовали о социальном благе народа.

Метаморфозы общественного сознания медленно дрейфовали в сторону социальных парадоксов, а те служили объективной почвой для различных форм превращенного сознания. Общественное сознание, находящееся в со­стоянии стресса и постоянных перегрузок, рождало ночные кошмары и фан­томы — чрезвычайно запутанное переплетение взглядов, восприятий, мне­ний и оценок.

Один из них — «расколотое сознание». Данное понятие подразумевает такие черты (или признаки), как существование в сознании не просто про­тиворечивых, но взаимоисключающих установок и ориентации, нежелание находить общие позиции и согласовывать их, отказ от политики компро­миссов и даже готовность поощрять крайние формы враждебности по от­ношению к несогласным.

Другой кошмар — маргинального сознание. Оно присуще индивидам и группам, которые утратили привычное место в социальной структуре, а новое еще не обрели. Пограничное состояние сопровождается тревогой и озабоченностью, отсутствием четких ориентиров в жизни, пессимизмом и обреченностью. Маргинальность самым причудливым образом сочетает в себе старые и новые политические идеи, космополитические и национали­стические ориентации, республиканские и монархические ориентиры, ре­лигиозные и атеистические убеждения, трудовые и потребительские уста­новки.

Маргинальность рождала феномен ложного сознания. Оно отражает не реальную, а желаемую картину общественного процесса. Официальными органами было выработано немало штампов, за которыми скрывались без­думность, нежелание считаться с реальностью, догматический стиль мыш­ления. Идеалы испытывались на прочность не всегда достойными приема­ми, подвергались коррозии, опорочивались теми, кто призван в большей мере блюсти их незыблемость и чистоту. Ложное сознание проявляется чаще всего в двух формах: в мифах и стереотипах. Это оно, как ни странно, спо­собствует распространению идеологии «маленького человека»: «от меня ничего не зависит», «пусть начальство решает, власти думают», «я бы хотел,

но...» и т.д. Отсюда рукой подать до социального равнодушия, чувства без­надежности, попрания прав личности, неверия в бескорыстие и даже неува­жение к профессии. Когда масштабы ложного сознания значительны, они превращают общество в некое подобие толпы, манипулирование которой становится уже делом техники вроде «черного» пиара.

Сюда же надо причислить катастрофическое сознание, которое развива­ется в рамках только трех сценариев: «плохо», «очень плохо», «невозможно выдержать». Как показали опросы, значительное количество людей убеди­лось, что с Россией как великой страной покончено, что российское обще­ство мчится к пропасти, что нас впереди ждут только потери и утраты.

При характеристике превращенного общественного сознания иногда используется термин «демагогическое сознание», носителем которого выс­тупают лица, с корыстной целью злоупотребляющие моральными ценнос­тями. В сфере экономики демагоги­ческое сознание проявляется в виде постоянных нападок и отвержении всех без исключения установок, зако­нов, положений, которые ограничи­вают максимизацию получения прибыли, дохода. Все, что направлено на ре­гулирование денежных потоков, представляется носителями этого вида со­знания как ущемление прав и свобод субъектов рыночной экономики. В политической сфере демагогическое сознание проявляется в стремлении любой ценой добиться властных полномочий, готовности шагать по трупам, строить свое благополучие криминальными методами. Причем все это со­провождается клятвами, что все это осуществляется во имя народа.

Представляет интерес и феномен сумеречного сознания — утраты жизнен­ной перспективы. Во-первых, оно могло появиться, потому что многими людьми утеряны прежние ориентиры в общественной и личной жизни. Во-вторых, эта потеря сопровождается убежденностью в том, что к прошлому возврата нет и не будет. В-третьих, этими людьми резко отвергаются новые общественные цели и новые порядки. При этом человек не видит для себя возможности примириться с ними. Одних людей такое сознание ведет к безысходности, других — к немотивированной агрессии.

Среди специфических форм превращенного сознания стоит утопическое сознание, которое представлено двумя видами: одно направлено на идеали­зацию прошлого, другое — на идеализацию неких провозглашенных этало­нов, которые предстоит еще апробировать. Иногда утопическое сознание приобретает форму фантастического, что по сути дела не меняет содержа­ние, а лишь разнообразит форму его проявления.

Накопление противоречий в общественном сознании предопределило рождение манипулируемого сознания, когда человек обладал как бы сразу двумя (а иногда и тремя) формами сознания: для официальной обстанов­ки, для семьи и для близких людей. По своей сути это сознание опирается на плутократические тенденции в осуществлении политической власти: действительной реальной силой являются далеко не всегда официальные лица, а те, кто обладает богатством, властью и узурпировал право распоря­жаться национальным достоянием. Оно получило прописку во всех слоях населения, проявившись в распространении казнокрадства, взяточниче­ства, хищений собственности, снижении ответственности среди рядовых ра-

ботников и двойной жизни руководителей, недалеко ушедших от мировоз­зрения преступного мира. Громогласно обличая подобные проступки на словах, люди нередко пасуют перед ними в конкретной ситуации.

ПАРАДОКСЫ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ³⁷

Если характеризовать современное состояние общественного сознания в России, то можно прийти к выводу (практически никем не оспариваемо­му), что оно не только расколото и противоречиво, но и парадоксально. В общественном сознании зреют и продолжают существовать взаимоиск­лючающие ориентации, которые противопоставляются друг другу и неред­ко претендуют на то, чтобы быть единственным средством спасения.

Следует особо подчеркнуть, что парадоксальность сознания и поведения многолика. Парадоксальный человек как явление эпохи предстает перед нами во всем противоречивом обличье, так как причины, порождающие парадоксы, не являются однопорядковыми.

Недоволен собой

Материал написан чл.-кор. РАН, проф. Ж.Т. Тощенко.

Парадоксальность ситуации состоит в том, что именно в человеке, кон­кретном индивидууме сосредоточивается эта противоречивость, когда он одновременно доверяет взаимоисключающим утверждениям, верит в цен­ность их для своей и общественной жизни. Такой подход дает возможность охарактеризовать сознание и поведение многих людей как находящихся в конфронтации с самим собой, в борьбе с самим собой, что затем перено­сится и на общественное поприще. Люди как бы бегут от себя одновремен­но в прямо противоположных направлениях.

Распад СССР привел к разрушению сложившегося уклада жизни, пере­смотру ориентации и ценностей для десятков миллионов людей. Исчезла не только страна — исчезла база того мировоззрения, на которую опирались люди в своей повседневной жизни. Общество быстро менялось, но миро­воззрение, будучи консервативным звеном в цепочке сознательных актов индивида, отставало в своем развитии. Оно продолжало аккумулировать в себе приверженность к прошлому, формировало одобрение и критику на­стоящего, порождало неуверенность в будущем.

Собранные социологами данные позволяют утверждать, что парадок­сальный человек — это непременный атрибут переходного периода. Его

нельзя изжить или игнорировать. Его не­обходимо познать и использовать это знание для решения злободневных про­блем современной России.

Анализ социологических данных об­нажает полномасштабную картину раз­личных типов парадоксального сознания и поведения.

Первый тип — это «стихийный» пара­докс. К нему можно отнести значитель­ную (если не преобладающую) часть на­селения. Это скорее неосознанное или плохо осознанное противоречие, которое характеризует жизнь людей. В их созна­нии и поведении самым причудливым образом уживаются поддержка рыночных преобразований (по данным социологи­ческих исследований, их число среди взрослого населения достигает 80— 85%) и в то же время резкое неприятие и осуждение субъектов этих рыноч­ных отношений (банкиров, предпринимателей и других носителей разви­тых форм рынка). К их деятельности скептически или отрицательно относятся до 60% участвующих в опросах общественного мнения. Что мо­жет быть нагляднее данного парадокса — одна сторона этого процесса под­держивается большинством, и с таким же успехом отвергается другая сто­рона, без чего данный процесс просто не может существовать.

На базе стихийности сознания и поведения процветает такой тип пара­доксального поведения, который можно отнести к категории «хищники». Это идеология современных олигархов, различных комбинаторов и просто мелких жуликов, которая сводится к тому, что хищение, присвоение наци­онального богатства оправдывается «заботой» о будущем страны, народа.

Именно от них можно слышать такие утверждения, что, мол, построен­ные дворцы, накопленное богатство, хотя и принадлежат лично кому-то, но они все равно образуют национальное достояние, достояние того, что они могут перейти и в другие руки и что, мол, общество в конечном счете выиг­рает от этого. Нередко «хищники» используют и такой прием: да, мол, пер­вое поколение владельцев богатств (как, например, в Америке) — это по­коление хищников, грабителей, но их дети, внуки (следующее поколе­ние) — это достопочтенные члены демократического общества.

Стоит сказать и о таком типе парадоксального поведения, как мародеры. Эта категория людей пытается поживиться тем, что осталось от прошлого, невзирая на то, имеет ли оно какую-то ценность для сегодняшнего дня или нет. Обстановка после распада СССР напоминает поле битвы, когда еще не ясно, кто победил и что ждет участвующих в ней завтра. Но есть короткий перерыв, когда еще нет четкого представления о результатах боя. Именно в этих условиях возникает стремление (в условиях экономической и полити­ческой неопределенности) урвать побольше и быть убежденным в своей безнаказанности. И мародерствуют везде — лишь бы была выгода — и на экономическом поприще, и в политических дебрях, и в этноконфессиональ-ных, и даже в сфере культуры.

Очень своеобразный тип парадоксального сознания и поведения обра­зуют «мутанты», число которых значительно. Для них характерен следую­щий алгоритм поведения. В течение значительной части жизни они придер­живались одного мировоззрения, а затем — в период перелома — объявля­ют себя сторонниками прямо противоположных идей и убеждений. Причем это отвержение происходит в форме не просто отречения, а их жесточай­шей критики. Своими оракульскими открытиями они нередко попирают нравственные начала, ибо отказ от прежних убеждений превращается в рас­продажу этого отказа, торговлю новыми убеждениями и критику старых идей. Не лучше ли руководствоваться христианской моралью: при измене­нии своей концепции жизни ты должен оставаться наедине с Богом, со своей совестью и только с ними размышлять об изменении своей жизненной по­зиции. В ином случае эта мутация говорит не об изменении сознания и поведения, а о перерождении всех человеческих начал.

Не менее характерен для общества переходного периода и такой тип, который можно отнести к различным видам бытового шовинизма. Их носи­тели, с одной стороны, нередко декларируют общечеловеческие ценности — уважение к другим народам, признание их права на свой язык и культуру. Но с другой стороны, в конкретных обстоятельствах они убивают или уни­жают других людей, сжигают их дом лишь потому, что они придерживают­ся других взглядов и «мешают» устройству своего народа. Именно на этой основе так называемые интернационалисты становятся носителями быто­вого шовинизма. Именно они являются сторонниками и морального наси­лия. Именно они возрождают социальные мифы, тасуют историю, «на на­учной основе» доказывают претензии к другим народам и государствам.

Дата добавления: 2015-06-04