КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
JnuMti, fi.nuey. 1 страница
NPACC Машу. При некоторых непереходных глаголах их актант в им. п. чаще выступает в позиции после глагола [Ковтунова 1976; Крылова, Хавронина 1976; Шведова (ред.) 1980]: Умер Иван Иванович', Наступает весна; Строится дом; Остановилась машина и т. п. Можно заметить, что так ведут себя глаголы, обозначающие процессы и состояния. Таким образом, порядок слов отражает противопоставление двух классов непереходных глаголов — агентивных и пациентных (о других различиях в свойствах их подлежащих см. главу VI п. 2). В ПГ непереходные глаголы, при которых подлежащие не отличаются или незначительно отличаются по своим свойствам от подлежащих при переходных глаголах, называются неэрга-тивными (unergative). Считается, что деривация подлежащих при неэргативных глаголах такая же, как деривация подлежащих при переходных глаголах. Подлежащие при непереходных глаголах, которые по части свойств совпадают с прямыми дополнениями, называются неаккузативными (unac-cusative); предполагается, что подлежащие при неаккузатив-ных глаголах порождаются в позиции прямого дополнения, а затем могут передвигаться в позицию подлежащего (SpecIP). Сходство подлежащих непереходных пациентных глаголов по ряду свойств с прямыми дополнениями, а подлежащих непереходных агентивных глаголов — с подлежащими при переходных глаголах в той или иной мере наблюдается в большинстве языков (анализ этого явления на материале русского языка см. в главе VI). В некоторых языках — например, во многих америндских, в лазском (картвельская семья), в табасаранском (во-сточнокавказская семья) и других различие агенса и пациенса определяет конструкцию предложения, т. е. выбор падежа или согласование актантов с глаголом; в таком случае наблюдается «активная конструкция предложения» [Климов 1977]. В синтаксических теориях, которые постулируют несколько уровней деривации, естественно возникает предположение, что пациентное подлежащее при непереходном глаголе на начальном, более семантичном, уровне деривации занимает позицию прямого дополнения, отсюда и схожесть их свойств. Эта идея была впервые высказана в рамках реляционной грамматики Д. Перлмугтером [Perlmutter 1978], который и предложил при этом малоудачные термины unergative и unaccusative. В реляционной грамматике по этой теме наиболее важны работы [Harris A. 1981; Rosen 1984]. Впоследствии идея Перлмуттера была воспринята представителями ПГ [Burzio 1981; Belletti 1988; Levin, Rappaport Hovav 1995] и обоснована на русском материале в [Pesetsky 1982]. Неаккузативные глаголы, как и переходные, обладают комплементом (прямым дополнением), но не в вин. п., а в им. п.: (60) V NPNOM Таким образом, наиболее частый, немаркированный порядок слов с одно- и двухактантными глаголами непосредственно отражает иерархическую структуру возглавляемых ими глагольных групп, а отступления от этого порядка вызваны передвижениями, мотивированными информационной структурой, о которых речь пойдет ниже. Руководствуясь постулатом последовательного бинарного ветвления, Юнгханс и Цыбатов предполагают для трех-актантных глаголов анализ в духе ларсоновского VP-shell, однако, в отличие от Р. Ларсона, не рассматривают ИГ в дат. п. как сестру глагольного узла — в этом нет необходимости, так как в русском языке отсутствует «дативное передвижение». ИГ в дат. п. занимает позицию спецификатора вложенной VP, а комплементом переходного глагола остается ИГ в вин. п. Глагол передвигается в пустую позицию вершины vP, и в результате наблюдается нейтральный, немаркированный порядок слов при трехактантных глаголах. «Как правило, при нейтральном порядке слов конечную позицию занимает падежная словоформа, обнаруживающая ббльшую степень семантической связи с глаголом» [Шведова (ред.) 1980: 207].
(61) книгу. Нейтральный порядок наблюдается, как и в (58-60), в исходной (базовой) структуре, т. е. в такой, где не произош- ло никаких передвижений, вызываемых информационным компонентом. Как можно убедиться в том, что в предложении (61) или (62) Одна женщина подарила мальчику яблоко обе ИГ-дополнения — мальчику и яблоко остаются внутри глагольной группы? Юнгханс и Цыбатов предполагают, что признак ремы характеризует составляющие, т. е. может приписываться глагольной группе в целом. В таком случае мальчику и яблоко оказываются ремой (случай предикативной ремы, см. главу IX п. 2). При том же порядке слов рема может характеризовать только ИГ прямого дополнения яблоко (случай узкой ремы, см. там же). В соответствии с принципом «экспансии ремы» (см. там же), акцентное выделение на прямом дополнении может означать как то, что оно является ремой, так и то, что ремой является вся составляющая, в которую оно входит — VP. Поэтому предложение (62) можно понять двояко: 1) как содержащее предикативную рему [vp подарила мальчику яблоко], и тогда ИГ мальчику — неопределенная; 2) как содержащее узкую рему [NP яблоко]; в таком случае ИГ мальчику, скорее всего, определенная. Поскольку ИГ яблоко входит в состав глагольной группы, в силу экспансии ремы ее акцентное выделение может означать также и то, что вся глагольная группа принадлежит реме. Рассмотрим теперь предложение (63) Одна женщина подарила яблоко мальчику. В нем не наблюдается той же двузначности, что и в (62). В (63) при нормальном акцентном выделении ИГ мальчику эта ИГ является узкой ремой, а ИГ яблоко может быть только определенной (‘gave the apple to a boy’, но не ‘gave an apple to a boy’). Таким образом, в (63) ИГ мальчику и ИГ яблоко не могут вместе образовать единую рему: «экспансии» с последней ИГ на предпоследнюю, в отличие от (62), не происходит. Следовательно, эти ИГ не входят обе в глагольную группу: одна из них покинула ее, и структурных оснований для экспансии ремы на всю VP нет, вследствие чего и двузначности, подобной (62), не наблюдается. Русский язык, таким образом, допускает сохранение всех актантов в их базовых позициях. Актанты глагола и сам глагол выдвигаются из VP только если это мотивировано их информационным (в нашей терминологии коммуникативным) статусом. При этом допускается передвижение и любого актанта (64-66; 68), и глагола-сказуемого (67) в позицию темы — SpecAgrsP или (для глагола) AgrsP. При этом ак- танты покидают свои исходные позиции в глагольной группе, что можно увидеть по тому, что они «обходят» обстоятельства образа действия (64), которые всегда выступают как адъюнкты VP (см. главу II 4.2.2); сами обстоятельства, если они не выражены вопросительными местоимениями или союзными словами, никуда передвигаться не могут): (64) Иващ [vp нежно [у? tj целует Машу]]', (65) Маша\ [VP внимательно [vp tj читает книгу] (переходный глагол); (66) Иващ умер tj (неаккузативный глагол); (67) Пелщ птицы t (неэргативный глагол); (68) Газету^ Иван купил tj после обеда (тематизация дополнения). Рема (focus) приписывается как синтаксический признак [F] к любой составляющей синтаксического дерева и фонетически реализуется как акцент на последнем слове составляющей. Поэтому рематическая неоднозначность возникает при соответствии порядка элементов в клаузе порядку составляющих в глагольной группе:
[vp tj целует [NP Машу]]]. минимальная (узкая) рема неминимальная (предикативная) рема в. максимальная рема (тетическое предложение) Предложение (69) может выступать в качестве ответа на три вопроса: Кого Антон целует? (а), Что Антон делает? (б) и В чем дело? (в). Как быть со случаями, когда подлежащее является узкой ремой и при нейтральном расположении акцентированного слова находится в конечной позиции, например, Машу целует Антон, Роман «Война и мир» написал Лев Толстой? Чтобы объяснить такой порядок слов, Юнгханс и Цыбатов предполагают, что подлежащее, получившее признак [F], может быть передвинуто в позицию правого адъюнкта глагольной группы: (70) [ур [F]-[NP Инна] [у купила платье]] -> [ур [ур Ц [у Купи-ла платье]] [f]-(np Инна]-^ (здесь признак ремы [F] соединен дефисом с ИГ подлежащего, к которой он приписывается). 5. Теория оптимальности Принцип выбора из нескольких возможных дериваций, применяемый в «минималистской программе», получил своеобразную разработку у группы исследователей, которые попытались перенести в синтаксис методологию «теории оптимальности» (Optimality theory), выдвинутой первоначально в фонологии [Prince, Smolenky 1993]. В эту группу входят в основном очень авторитетные синтаксисты, создавшие себе имя задолго до возникновения «оптимального» проекта: [Grimshaw 1997; Pesetsky 1997; 1998; Anderson 2000; Bresnan 2000]. Основная идея теории оптимальности заключается в том, что принципы строения языка и в том числе синтаксические ограничения следует рассматривать не как абсолютные (= жесткие), а как относительные (= мягкие). Абсолютный принцип формулируется следующим образом: «Если предложение нарушает ограничение С, оно неграмматично». Относительный принцип построен по другой схеме: «То, что предложение нарушает ограничение С, может быть, и плохо, но все-таки лучше, чем нарушение ограничения В, а нарушение ограничения В лучше, чем нарушение ограничения А». Нарушение одного ограничения может не влиять на грамматичность, если другие варианты того же предложения нарушают более важные ограничения. Итак, ограничения, во-первых, могут нарушаться, а во-вторых, они образуют некоторую иерархию, от наиболее до наименее важных. Выбор между вариантами на основе иерархии принципов осуществляет особый компонент грамматики, который действует позже трансформационного компонента и называется оценивающим устройством (Evaluator). Во всех языках представлено одно и то же множество ограничений, но их иерархический порядок по языкам различается. Из нескольких парадигматических вариантов предложения5 (они называются кандидатами) грамматичны только оптимальные варианты. Оптимальным вариантом называется такой, в котором не нарушается высшее по рангу ограничение. Таким образом, теория оптимальности отвергает идею абсолютной ненарушимости принципов, которая лежит в 5 Особый вопрос заключается в том, каким образом отбирается множество кандидатов, поступающих на вход оценивающего устройства, т. е. каким образом устанавливаются границы рассматриваемой синтаксической парадигмы. основе «главного течения» ПГ. Статус языковой единицы О (например, предложения) по отношению к некоторому множеству принципов теории грамматики {Р} определяется путем выяснения того, в каком отношении находятся с {Р} другие языковые единицы, похожие на О и образующие с ним одну парадигму (множество кандидатов). Из всех кандидатов грамматичным признается тот, который не противоречит высшему по рангу принципу в {Р}. В качестве иллюстрации рассмотрим в упрощенном виде применение оценивающего устройства к структуре относительных придаточных с релятивизованными дополнениями, предложенное в [Pesetsky 1997; 1998]. Д. Песецкий предположил, что всякое придаточное относительное включает подчинительный союз (комплементайзер) и союзное слово, однако обычно по крайней мере одна из этих двух единиц опускается, например, исходная структура (71) а. Книга, которая что была на полке после опущения союза выглядит как б. Книга, которая была на полке, а после опущения союзного слова — как в. Книга, что была на полке. Опущение союза или союзного слова в разных языках происходит в зависимости от одного и того же множества универсальных принципов, однако иерархия этих принципов может быть различной. (72) Принцип левого края (Left Edge, LE): первым словом, которое произносится в СР (придаточном предложении), является комплементайзер (подчинительный союз). Принцип левого края объясняет, например, почему во французском языке некоторые виды придаточных с релятивизованными дополнениями могут начинаться с союза дие 'что' (73в), но не с относительного местоимения qui 'который': (73) a. * I’homme guigueje connais букв, «человек, которого что я знаю»; б. * I’homme guije connais Человек, которого я знаю'; в. I’homme que je connais букв, «человек, что я знаю». (Традиционно союз дие 'что' в конструкциях типа (73в) считается особой разновидностью относительного местоимения, предназначенного для релятивизации дополнений.) (74) Принцип восстановимое™ (Recoverability, R): невосстановимая синтаксическая единица должна произноситься. Восстановимой является такая единица, значение которой можно определить по имеющемуся антецеденту. Напри- мер, в конструкции девушка, что сидит справа относительная группа, выраженная союзным словом которая, восстановима по своему антецеденту девушка, а в конструкции *девушка, что я говорю предложная относительная группа невосстановима по антецеденту (девушка, с которой я говорю; девушка, о которой я говорю; девушка, для которой я говорю...}*>. (75) Принцип телеграфа (Telegraph, Т): Служебные слова не должны произноситься. Под «служебным словом» в относительном придаточном имеется в виду союз. Применительно к релятивизации дополнений во французском языке указанные три принципа образуют следующую иерархию: (76) R > LE > Т. Опущение относительного местоимения не нарушает принципа восстановимости в том случае, если оно не находится внутри предложной группы. Принцип левого края оказывает предпочтение тому варианту, при котором относительное местоимение опускается, так как при этом в начале придаточного предложения оказывается союз. В результате в (77) оптимальным оказывается вариант (77в), а более слабый принцип телеграфа для этой группы кандидатов нерелевантен: (77) R LE T человек который что я знаю 6 Предложная относительная группа восстановима в том случае, когда сказуемое управляет одной определенной предложной конструкцией, чем и объясняется допустимость в некотором варианте русского языка предложений типа Вот эта девушка, что я влюблен (влюблен управляет предлогом в с вин. п.).
*l’homme avec человек с I’homme avec
*l’homme · I’homme
В английском языке следующим образом: (79) R > LE = Т. Принципы левого края и телеграфа ранжированы одинаково, т. е. образуют пару связанных ограничений (constraint tie). Это означает, что нарушение одного из них не превышает по рангу нарушение другого:
(80) R LE 'человек, которого я встретил' Обратим внимание на то, что по крайней мере два принципа, предложенные Песецким, - восстановимость и «телеграф» — можно рассматривать как проявление более общего принципа экономии средств сообщения, - одного из ключевых положений функционализма. О перспективах, которые открывает теория оптимальности для функционализма, см. [Haspelmath 1999в]. 6. Общая оценка порождающей грамматики Невероятный успех и популярность ПГ, которые ее противники упорно продолжают объяснять вненаучными причинами, основывается, как нам представляется, на интуитивной привлекательности методологии, предложенной Хомским, и на огромных и неоспоримых достижениях в изучении синтаксиса, которые были достигнуты возглавляемым им направлением. Попытка Хомского и его последователей создать теорию грамматики в том же смысле слова, в котором теория понимается в естественных науках, привела к обнаружению (в основном в 1960-е годы) множества новых фактов первостепенного значения и, как следствие, — к революционным изменениям в синтаксической науке. Конструкции «стандартной» и «расширенной стандартной теории», «теории принципов и параметров» и «минимализма», равно как и «конкурирующие» синтаксические теории, следует рассматривать как первые попытки теоретического осмысления этих фактов. Одно из ключевых исходных положений ПГ — принцип структурной обусловленности — а именно то, что синтаксические правила применяются к структуре составляющих, не может быть подвергнуто серьезному сомнению. Например, синонимичные предложения (81) а. Эта гипотеза, как Бор рассказывал, была предложена Дираком в 1930 г. и б. Бор рассказывал, что эта гипотеза была предложена Дираком в 1930 г., обладают разной структурой и поэтому, например, релятивизация ИГ эта гипотеза возможна в (8Га), но невозможна в (8Гб): (8 Г) а. эта гипотеза, которая, как Бор рассказывал, была предложена Дираком в 1930 г., но б, *эта гипотеза, которая Бор рассказывал, что была предложена... Успех ПГ среди великого множества лингвистов в конечном счете объясняется очевидностью простого и фундаментального факта зависимости правил от структуры. С другой стороны, стремление выводить все сколько-нибудь существенные различия в синтаксических свойствах предложений из различий в структуре составляющих наталкивается на явное сопротивление материала. В конце концов свести все различия к различиям в структуре удается только тогда, когда структура оказывается, во-первых, очень сложной и, во-вторых, чрезмерно абстрактной, т. е. достаточно далекой от наблюдаемых фактов. Основной проблемой современного генеративизма является то, что анализ структуры предложения стал основываться не столько на наблюдаемых распределениях классов составляющих, как это имело место еще на стадии теории принципов и параметров, сколько на сумме абстрактных гипотез об устройстве синтаксической структуры. Обилие описательных возможностей, которые открывают постулированные проекции функциональных вершин с множеством до- полнительных позиций для передвижения, увеличивает выразительную силу грамматики едва ли не катастрофическим образом. Рамки минималистской теории оказываются настолько широкими, что в них может поместиться любой материал, ввиду чего принципиальное для Хомского противопоставление теории и метода практически сходит на нет. Как с тревогой пишет Г. Вебельхут, «пока что лишь немногие авторы обращались к проблеме объяснительной адекватности, которую всегда создает радикальное обогащение описательных средств. Теория всегда слаба настолько, насколько слаб ее самый слабый компонент: синтаксический компонент теории, постулирующий одни и те же функциональные проекции во всех языках, может быть сконструирован элегантно и обладать объяснительной силой, но если это потребует от морфо-фонологиче-ского компонента, чтобы он содержал большое число принципиально не мотивированных правил озвучивания, то не следует ожидать никакого регулярного соотношения между цепочками грамматических элементов в языке и их синтаксическим анализом... Новые описательные средства привносят много дополнительных решений, которые приходится принимать [ребенку. — Я. Т.] в процессе овладения языком» [Webelhuth 1995: 84]. Умножение функциональных вершин, их проекций и доступных позиций для передвижений, в том числе скрытых, не только увеличивает выразительную силу описательной модели, принятой в ПГ. Не менее серьезная проблема заключается в том, что при таком развитии теории все убедительней звучит критика Б. Комри, высказанная еще в 1989 г.: «Проблема априористической аргументации... заключается в том, что она, при существующей технике анализа, не может быть подвергнута никакой эмпирической проверке, т. е. в принципе не может быть опровергнута»; исследовательская парадигма ПГ «характеризуется множеством сомнительных допущений, которые играют ключевую роль в аргументации, однако эти допущения по большей части не поддаются проверке, по крайней мере в настоящее время, так что принятие данной парадигмы становится попросту вопросом веры»; «единственным видом языковых универсалий, которые представляют интерес с эмпирической точки зрения, являются такие универсалии, к которым могут быть сконструированы потенциальные контрпримеры» [Comrie 1989: 5, 15]. Применение методологии естественных наук к языку — области не природных явлений, но человеческого поведения — не может быть принято как нечто само собой разумеющееся. Поэтому Хомским был разработан научный миф о биологической основе языка — врожденном компоненте языковой способности человека, который ограничивает разнообразие языков почти в том же смысле, в каком ограничена определенными пределами способность человека воспринимать световые или звуковые волны. Утверждая, что основные принципы строения языка представляют собой специфическую особенность вида homo sapiens, Хомский предлагает для его изучения детерминистскую методологию, свойственную, скорее, не биологии, а классической физике. По Хомскому ребенок не в состоянии усвоить язык, устройство которого противоречит врожденному компоненту, в том же смысле, в каком камень, брошенный у поверхности земли, не может полететь вверх. Поэтому универсалии, с которыми имеет дело ПГ, в принципе не могут иметь исключений. Если в каком-то языке обнаруживается факт, противоречащий какому-либо принципу УТ, то генеративисты либо пересматривают этот принцип, либо интерпретируют обнаруженный факт таким образом, чтобы устранить противоречие. Нет оснований отрицать теоретическую возможность таких искусственных (или «инопланетных») языков, овладение которыми не под силу человеческому мышлению. Также нельзя априорно отрицать, что несоответствие между врожденной программой овладения родным языком и исходными данными может в принципе привести к неудаче, как кончаются неудачей попытки обучить обезьян языку глухонемых выше определенного доступного для них уровня. Может быть, человеческое мышление вовсе не способно функционировать в мире, обладающем непривычными для него характеристиками, или понимать деятельность разума, устроенного иначе, чем разум человека. Подобная гносеологическая трагедия, ситуация «пикника на обочине», если воспользоваться знаменитой метафорой братьев Стругацких, неизбежно возникла бы, если бы было нарушено привычное нам соответствие между принципами мироздания и принципами человеческого мышления. Однако если мы обратимся к «универсальной грамматике» Хомского и попытаемся представить себе язык, для которого неверны ее принципы, то такой язык вовсе не будет чем-то маловообразимым вроде 10-мерного пространства или мира, в котором изменены значения основных физических констант. В действительности, как хорошо известно любому типологу, включая и тех типологов, кто работает в рамках ПГ, «ко всему есть исключения» в доступной исследователям выборке языков мира (в том числе и почти ко всем «универсальным» принципам ПГ). Собственно, текущая литература по ПГ в значительной степени представляет собой попытки интегрировать в теорию новые факты, которые ей противоречат. Такая законная исследовательская стратегия не может вызывать возражений. Проблема лишь в том, что детерминистская установка ПГ не делает принципиально важного различия между утверждениями, верными для подавляющего большинства языков, и утверждениями, неверными для их подавляющего большинства, поскольку «универсальные принципы» ПГ отражают геном человека и как таковые не могут знать исключений. Поэтому в одной из своих работ Ф. Ньюмейер доказывает, что типология и ПГ имеют дело с совершенно разными видами универсалий и что explananda (то, что подлежит объяснению) в типологии и «абсолютные» универсалии генеративистики не пересекаются друг с другом [Newmeyer 1999]. Вывод Ньюмейера логически неизбежно следует из исходных положений ПГ, однако противоречит реальной исследовательской практике. Теоретическая ценность многочисленных индуктивных универсалий, обоснованных к настоящему времени, не может быть поставлена под сомнение, и, несмотря на то что в ПГ не используется метод работы с выборками языков, она усвоила некоторые результаты индуктивной типологии. Например, в учебниках ПГ обычно излагается «параметр вершины» — тот факт, что ветвящееся зависимое (в интерпретации ПГ — комплемент) либо следует за вершиной, либо предшествует ей, независимо от типа фразовой категории7. Однако классы языков с начальным положением вершины (правоветвящиеся) и с конечным положением вершины (левоветвящиеся) не охватывают всей доступной выборки: есть и хорошо изученные исключения, например китайский язык. Важно понять не только то, почему это исключение вообще существует, но и то, почему исключений к этой типологии так мал о. Между тем проблема немногочисленности исключений вообще не может быть поставлена в концептуальных рамках ПГ. В большинстве языков анафорические местоимения подразделяются на два четко различимых класса - рефлек- 7 Это изложение обычно сопровождается комментарием на тему о «легкости усвоения* порядка слов ребенком при наличии этого параметра: достаточно распознать порядок в одном типе фразовой категории (например, ИГ), чтобы был усвоен порядок и во всех остальных типах. Комизм подобных рассуждений явно не замечается их авторами, - ведь порядок слов в основных видах словосочетаний может быть усвоен индуктивно даже при самом ограниченном исходном материале. сивы (себя) и прономиналы (он), см. о них главу XII п. 7. Это различие, предусмотренное классической теорией связывания [Chomsky 1981], не учитывает наличия в языках мира местоимений, которые не укладываются в теорию — нелокальных рефлексивов, а также «неограниченных местоимений» [Тестелец, Толдова 1998]. Первые проявляют одновременно некоторые ограничения, свойственные и рефлек-сивам, и прономиналам, а вторые вообще не подчиняются никаким синтаксическим ограничениям. В рамках ПГ предпринято множество, в основном мало убедительных, попыток видоизменить теорию связывания таким образом, чтобы учесть новые факты (см. обзор в [Harbert 1995], обзор и критику в [Huang 2000]). При этом упускается из виду то обстоятельство, что нелокальные рефлексивы и неограниченные местоимения очень редки и что, следовательно, теория связывания в первоначальной редакции Хомского в основном верно характеризует свойства подавляющего большинства анафорических местоимений большинства языков. Важный вопрос о том, почему хорошо изученные факты, которые противоречат этой теории, столь немногочисленны, в ПГ не может быть даже поставлен: никакие грамматики, построенные в результате раскрытия врожденного компонента знания языка, не могут содержать правила или ограничения, противоречащие этому компоненту. По-видимому, в большинстве языков на основе простых дистрибутивных критериев можно выделить фразовую категорию, возглавленную существительным, — именную группу (ИГ). Есть и хорошо известные исключения, например, язык вальбири (о нем см. выше), где ИГ, по крайней мере на основании тех же критериев, невыделима. Вместе с тем в большом числе языков (может быть — в их большинстве) на основании дистрибутивных критериев не выделяется фразовая категория, возглавленная знаменательным глаголом и при этом меньшая, чем предложение, — глагольная группа (ГГ). Опять-таки, есть известные исключения, например, английский язык, в котором ГГ выделяется на основании простых дистрибутивных тестов (см. главу II 4.2.2). В современной ПГ эти межъязыковые различия объясняют разными свойствами функциональных морфологических вершин. В одних языках - с сильной морфологией — функциональные узлы «притягивают» к себе слова в «открытом» синтаксисе, в других языках — со слабой морфологией —
Дата добавления: 2015-07-02; Просмотров: 517; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |