Разные подходы к пониманию свободы

Из огромного массива суждений о свободе можно выделить, по крайней мере, три основных ее трактовки. Это фаталистический, субъективно-анархистский и диалектический подходы.

Фаталистический подход к свободе предполагает позицию жесткого детерминизма, то есть, представление о том, что все в мире подчинено суровому закону необходимости: причина вызывает следствие, оно в свою очередь становится причиной, и так выплетается уходящая в бесконечность цепочка зависимостей, из которой никто и ничто не может вырваться. Звезды и люди, горы и микробы – все подчинено единой необходимой связи вещей. Кроме того, с фаталистической точки зрения верно утверждение «мы не можем быть другими, нежели мы есть, и не можем получать того, чего хотим».

В наши дни фаталистический подход (к которому мы еще вернемся подробнее в главе о судьбе) базируется на принципах механистического детерминизма, четко сформулированных в Новое время. Даже развитие в 20 веке вероятностной математики и физики микромира не разуверяет поборников механистического видения вселенной в том, что все предопределено, и человеческая жизнь не является исключением. С этой точки зрения свобода являет собой лишь фикцию, человеческую иллюзию, при которой желаемое выдается за действительное. Мы думаем, что действуем свободно, в то время как каждый акт нашей деятельности, каждый поступок строго детерминирован событиями прошлого. Стоит заметить, что аргументы сторонников этой концепции строятся вокруг понятия «абсолютной свободы». «Абсолютной свободы не существует! – кричат адепты механистического взгляда, - все причинно обусловлено!» Со второй частью рассуждения нельзя не согласиться, однако реальный человек и не ищет «абсолютной свободы», которая выступает как теоретическая абстракция. Люди ищут конкретной свободы в конкретных обстоятельствах, при которых чаще всего они сами способны детерминировать события с помощью целеполагания, воли и поступков. А в этом случае они уже не являются пассивной игрушкой внешних детерминант. Они становятся важной частью процесса детерминации, и действуют при этом не только по необходимости, но и «по воле».

Второй, субъективистско-анархический или волюнтаристский подход, в силу того, что индетерминизм мало подтверждается жизнью, носит скорее нравственный, нежели онтологический характер. С этой точки зрения в своем поведении мы не ограничены никакими запретами. Понятно, что физический мир легко опровергает такое фанфаронство: если попробовать пробить лбом стену или пытаться полететь без парашюта, прыгнув с крыши небоскреба, то законы и ограничения мгновенно напомнят о себе. Именно поэтому волюнтарист предпочитает утверждать свою свободу от ответственности перед другими людьми за собственное безнравственное, агрессивное и корыстное поведение. Субъективно-анархистский подход уповает на «право сильного», на циничное «Что хочу, то и ворочу». Тема абсолютной, ничем не ограниченной свободы присутствует здесь как идеал, но как идеал, связанный с возможностью полноты власти над миром и другими людьми. Волюнтарист полагает, что может быть, каким ему вздумается и получить все, чего желает, пуская в ход любые средства и попирая чужие права: «Бога (источника ограничений) – нет, значит, все дозволено!» Нетрудно заметить, что в чисто практическом отношении это – не самая здравая позиция.

Третий подход, который мы условно назовем диалектическим, распространяется как на онтологическую сферу, так и на область человеческого сознания и поведения. Он не требует для людей «абсолютной свободы» и не ищет ее. Для этого взгляда характерно рассмотрение соотношение свободы и необходимости, которые выступают в неразрывной связи при доминировании необходимости: мы можем быть другими, но при особых обстоятельствах; мы можем получать то, что хотим, но при определенных условиях. Диалектический подход имеет две основные трактовки: спинозианско-гегелевскую и марксистско-сартровскую.

Для спинозианско-гегелевского прочтения характерна идея «свобода – это познанная необходимость». Такого рода понимание идет еще из древности, от стоиков, утверждавших, что главное для мудреца – следовать мировому Логосу. С точки зрения Спинозы миром также управляет необходимость, понимание которой человеку затемняют аффекты – эмоции, страсти, желания. Но тот, кто впадает в аффект – не свободен. Будучи ослеплен своими маленькими частными желаниями, он ломится против многократно превосходящей его силы, и, разумеется, будет побежден. Поэтому надо, отбросив страсти, обратиться к интеллектуальной интуиции, которая поможет стать поистине свободным – идти в потоке, а не против него. Для Гегеля человек изнутри – логика, та самая логика, которая управляет всеми мировыми процессами, развертыванием истории и духовной жизни. Путь логики – это путь спонтанно разворачивающейся Абсолютной идеи, путь необходимости. По существу, необходимость уже находится внутри нас, и нам просто нужно подняться на уровень ее осознания. Как только мы осознали движение и дыхание необходимости внутри и во-вне себя, как только мы подчинились ей, мы свободны.

Спинозианско-гегелевское понимание свободы хорошо иллюстрируется примером из научно-популярного американского фильма о жизни насекомых. Фильм показывал гнездо термитов, которое наводнение унесло с обычного места и кинуло в водопад. Однако термиты не утонули. Они не стали бороться против волн, сучить лапками и пытаться выбраться на берег (надо думать, что в силу своей термитовой природы они также не плакали, не рыдали и не кляли судьбу!) напротив, они сцепились между собой и предались потоку. Подобно большому венку термитник проплыл по воде многие мили, чтобы потом спокойно причалить к суше в совершенно другом месте. Нечто подобное предлагают человеку представители идеи «свобода есть осознанная необходимость».

Сложность состоит лишь в том, что человек – не термит (хорошо это или плохо, каждый решает по-своему). Если человек сидит в тюрьме, прекрасно осознавая необходимость этой ситуации, то он все равно не чувствует себя свободным. Человеческая натура протестует против давления, принуждения, рока, тирании. Даже диктат разума – уж, казалось бы, что может быть лучше! – воспринимается людьми как раздражающий и неправомерный. Как тут не вспомнить произведение Ф.М.Достоевского «Записки из подполья», где главный герой, хотя и пренеприятный тип, высказывает вполне справедливую мысль о том, что человеку, чем подчиняться учености, предпочтительней «по своей глупой воле пожить».

Описанному выше подходу противостоит другой, названный нами «марксистско-сартровским». При всем различии видения свободы, в нем сохраняется главная предпосылка, характерная для Спинозы и Гегеля, мысль о том, что уклониться от необходимости невозможно. Однако его основной тезис гласит: «свобода есть выбор, совершенный в рамках необходимости». Теперь акцент падает не на пассивность и подчинение, добровольно претерпеваемое человеком под давлением превосходящих его сил, а на активность и селекцию возможностей, которую производит своими усилиями сам человек. Как мы можем увидеть, здесь активно работает категория возможности. Необходимость не рассматривается теперь как сплошная, монолитная, а выглядит как своеобразный пучок перспектив, спектр более или менее вероятных вариантов. В обществе и человеческой жизни действуют в первую очередь не динамические законы, реализуемые в каждом случае, а законы статистические, вероятностные, реализующие себя на большой массе случаев. Это законы-тенденции, они-то и оставляют место для нашей свободы – выбора по своей воле и разумению. Необходимость здесь не забыта, не проигнорирована, но она служит лишь рамкой личностных решений и инициатив. Эта идея свободы как выбора на многих страницах развита Ж.-П.Сартром в его труде «Бытие и ничто». Впрочем, Сартр порой преувеличивает нашу возможность выбирать, настаивая на свободном выборе даже там, где он совершенно явно не реализуем. Тема свободы как выбора достаточно тонко и взвешенно обсуждалась в 70-х-80-х годах в марксистской философской литературе, и в дальнейшем разговоре мы будем опираться, в том числе и на эти теоретические наработки.

Дата добавления: 2015-07-02