Предложение и предикативность

Как уже отмечалось, понимание предикативности как формы выраже­ния отношения признака к предмету предполагает одним из существенных признаков предложения его соответствующую форму. Поскольку в данной работе предложение рассматривается как единица языка, а не речи (комму­никации), оно понимается не просто как «слово или группа слов», а как группа слов, организованная особым образом, не просто как словосочета­ние, а как «законченное словосочетание» [Фортунатов, 183; Nesfield, 17].

Законченность предложения обусловлена наличием в его составе двух основных (главных) компонентов, выражающих предмет и приписываемый ему признак, именно приписываемый, а не приписанный — как в определи­тельном (адъективном) словосочетании при атрибутивной связи. «Сущность предложения во всех языках мира заключается в развертывании признаков предмета» [Серебренниковг, 238]. Предикативное (сказуемостное) отноше­ние предполагает как минимум два компонента, предикативную пару, сле­довательно, в предложении должна быть «одна и только одна предикативная пара» [Ревзин₂, 131]. «Предложением называется языковая единица, обла­дающая структурой, дающей данной единице возможность употребляться в качестве минимального высказывания (речевого произведения), а именно подлежащно-сказуемостной структурой» [Бархударов, 141]. «Решающей единицей в грамматическом строе языка является... предложение с его пре­дикативным отношением» [Адмони₉, 21]. Таким образом, нормальное пред­ложение номинативного строя должно быть двусоставным. А что касается предикативности, то ее определение можно было бы уточнить следующим образом: предикативность — это форма приписывания признака предмету в соотнесенности с моментом коммуникации.

Общее значение предикативности, выражаемое предикативной парой, образуют, как уже отмечалось, следующие частные значения. Во-первых, зна­чение лица: любое предложение обязательно отражает то, является ли основным участником события, описываемого в этом предложении, сам говорящий W читаю), слушающий (Ты читаешь) или же посторонний в данном акте коммуникации, предмет речи (Он читает, Мальчик читает и т. п). Значение передается соответствующими формами глагола. Во-вторых, значение ни: в любом предложении обязательно выражено то, как говорящий соотносит время описываемого события с моментом коммуникации. Эти моменты могут совпадать (Я читаю. Мальчик читает), либо событие предшествует моменту речи (Я читал, Мальчик читал) или следует за ним (Я буду читать, Мальчик будет читать). Значение времени, как и значение лица, передается соответствующими формами глагола. В-третьих, значение наклонения: в любом предложении обязательно выражено, как говорящий оценива­ет реальность описываемого события. «Следует подчеркнуть, что оценка ре­альности дается... именно с позиций говорящего, а не в соответствии с логи­ческими правилами определения истинности или неистинности высказыва­ния» [Адмони 1988, 88]. Событие может быть представлено как реальное, имеющее (имевшее) место в действительности (Мальчик читает, Мальчик читал), либо как предположительное, желательное, возможное и т. п. (Мальчику следовало бы читать, Мальчик читал бы). Значение наклонения, как и предыдущие, передается соответствующими формами глагола.

Очевидно, что все компоненты значения предикативности выражаются в глагольном компоненте простого предложения (ПрП), в нем сосредоточе­ны все грамматические признаки предложения. Глагол оказывается «глав­ным» в плане грамматики. Вместе с тем значение предикативности заклю­чается в приписывании признака предмету. Предмет же обозначается имен­ным компонентом ПрП, по отношению к которому признак, выражаемый глагольным компонентом, вторичен, зависим. В этом (семантическом) плане «главным» или «абсолютно определяемым» [Есперсен, 131] является суще­ствительное. Именно в такой интерпретации оба компонента ПрП оказыва­ются взаимозависимыми — оба главными и оба зависимыми одновременно, причем каждый по-своему. «Слово, самое главное для выражения процесса мысли, оказывается подчиненным другому слову, потому что обозначает признак, а не предмет Здесь заключается известная антиномия, известное столкновение основ языка» [ПешковскиЙ!, 187-188]. В предложении про­слеживаются два направления синтаксических связей. «С одной стороны (на нижнем уровне), в предложении обнаруживается синтаксическая связь согласования сказуемого с подлежащим, идущая в направлении от субъекта к предикату (S —> Р). С другой стороны (на высшем уровне), в структуре предложения вскрывается более глубокая связь, идущая в обратном направ­лении — от предиката к субъекту (Р —» S), сопряжение подлежащего со ска­зуемым, вовлекающая подлежащее в предикативное соотнесение со сказуе­мым» [Поспелов,», 299]. «Зависимость между элементами (предложения) оказывается двусторонней, и ни один из главных членов не может предста­вить все предложение... Во всех случаях, где позиция подлежащего исключена или не замещена (вижу, знаю), сказуемое сохраняет грамматический показатель субъекта» [Алисова, 14].

В общесемантическом плане предикативная пара напоминает атритивную: в обоих случаях мы имеем сочетание Предмета и Признака. Однако атрибутивная связь — односторонняя: А <— N. Если такое словосоче­тание свернуть (отбросить прилагательное), то общий грамматический статус не изменится — развернутое существительное станет «просто» существительным: интересная книга — книга. В предикативной паре связь двусторонняя: N <-> V. Если отбросить имя, то один глагол не соста­вит предложения: Мальчик читает — * читает. Если отбросить глагол, то одно имя также не составит предложения: Мальчик читает —> мальчик.

Итак, если общеграмматическим значением всякого простого пред­ложения является отношение предикативного признака к его носителю в плане времени, модальности и лица, то формой, выражающей это значе­ние, может быть только предикативное отношение, т. е. только двусостав­ное предложение. Сама сущность двусоставного предложения заключает­ся в «противопоставлении подлежащего сказуемому» [Курилович, 48], а предикативное отношение, в свою очередь, служит «для образования предложения и больше ни для чего» [Адмони₂, 57]. Единственным и ос­новным существенным признаком предложения как языковой единицы является его двусоставность, обусловленная наличием в нем предикатив­ного отношения, или, иными словами, грамматической предикативности, соотношения существительного в именительном падеже с личной формой глагола. Именно наличие грамматической предикативности и делает пред­ложение самостоятельной и самодостаточной единицей, поскольку в нем должны быть «предусмотрены» потенциальные возможности соотнесения его с «каждым конкретным и с любым возможным актом речи».

Подлежащее и сказуемое могут существовать только в соотнесенно­сти друг с другом: не может быть сказуемого без подлежащего и подлежа­щего без сказуемого. «Взаимная устремленность подлежащего и сказуемо­го... служит одним из основных признаков сказуемого отношения, вопло­щающего в себе предикативность в сфере двусоставного предложения» [АдмонИб, 283]. «Предикативное отношение основывается не на морфоло­гическом начале, а на сочетательной взаимоустремленности двух слово­форм, которые вводятся в предложение, чтобы стать его подлежащим и ска­зуемым. А такая сочетательная взаимоустремленность означает и граммати­ческую взаимообусловленность сочетающихся компонентов» [Адмони₉, 111]. Эта соотнесенность двух главных компонентов предложения в отдельных работах получила наименование координации [Кротевичг, 14].

Двусоставность номинативного предложения многими лингвистами [Рассматривается как основной, конституирующий признак предложения в разных языках — немецком [Пауль, 338], английском [Nesfield], итальян­ском [Алисова, 13], русском [Золотова^, арабском [Ахвледиани]. В связи с Р* вполне естественным представляется вопрос: как же быть с так на-и односоставными предложениями? Ответ заключается в том, «сравнительно-исторические исследования разноструктурных языков дают убедительное свидетельство того, что формы односоставных пред-ложений формируются как результат синтаксического преобразования (трансформации) бинарной формы» [Дегтярев, 251]. Таким образом, именно двусоставное предложение считается основной, базисной, исходной конструкцией, а разнообразные «односоставные предложения» представляют собой ее речевые реализации: «Чистая предикативность... возникает во внешней речи в двух основных случаях: или в ситуации ответа, или в ситуации, где подлежащее высказываемого суждения заранее известно собеседникам. На вопрос: хотите ли вы стакан чаю, никто не станет отвечать развернутой фразой: „Нет, я не хочу стакана чаю". Ответ будет чисто предикативным: „Нет". Он будет заключать в себе только одно сказуемое» [Выготский, 333].

По поводу русских односоставных предложений можно сказать следующее. Принятая в современной грамматике русского языка классификация типов простого предложения восходит к «Синтаксису русского языка» А. А. Шахматова. «Эта классификация, неоднократно подвергавшаяся критическому обсуждению в лингвистической литературе, с незначительными модификациями предстает в описательных грамматиках, исследова­ниях, учебниках» [Золотова₄, 101]. В рассматриваемой классификации двусоставные предложения (всегда личные) противопоставляются одно­составным, среди которых различаются номинативное, инфинитивное, безличное, обобщенно-личное, неопределенно-личное и определенно-личное предложения. Помимо смешения критериев (с одной стороны, формальных: «номинативное» и «инфинитивное», с другой — смысловых: все остальные) отмечается детализация односоставных типов и полное отсутствие ее по отношению к двусоставным [Там же, 101].

Что касается разных типов односоставных предложений, то в безлич­ных предложениях «никакое действие не может обойтись без деятеля (кроме... собственно безличных процессов, но и они не обозначают дей­ствий, но состояния среды, природы), действие — это всегда функция дей­ствующего лица» [Там же, /05]. Существование безличных предложений «столько же отвергается человеческой логикой, сколько для необходимо­сти их допущения нет никаких существенных причин со стороны лин­гвистической» [Классовский, 27]. Наименование действующего лица («среды») в таких предложениях либо отсутствует ввиду его контекстной обусловленности — Светает, либо выражается формой косвенного паде­жа — Ему не спится. Безличные предложения представляют собой также варианты двусоставных предложений, в которых либо сообщается о со­стоянии природы (Морозит, Светает), либо наличие предмета (предме­тов) служит признаком предикативной характеристики места действия (Комната, Парк) [Золотова^ 113-114]. Отсюда следует, что так называе­мые безличные предложения не представляют категорию односоставное [Там же, 107]. В предложениях типа Не спится, няня; И скучно, и грустно, и некому руку подать... говорящий сообщает о «своем состоянии и, сле­довательно, субъект имеет определенное значение 1-го л. и может быть вербализован» [Там же, 108]. В неопределенно-личных предложениях то­же «сообщается о личном действии, но название предмета опущено за ненадобностью или по неведению. Это всегда 3-е л. в ед. или мн. ч... Не­определенно-личное значение создается не устранением подлежащего, а устранением субъекта действия» [Там же, 108-105].

Таким образом, еще раз подчеркивается, что «односоставных пред­ложений в русском языке не остается» [Там же, 115]. В этом плане боль­шой интерес представляет очень удачная строгая классификация предло­жений русского языка, основанная на способе выражения подлежащего, к сожалению, несправедливо забытая современными исследователями. Предложения в ней подразделяются так:

A. Открытые (подлежащее в форме именительного падежа):

Птица летит.

Б. Заслоненные (предикатом) — подлежащее в форме косвенного падежа:

а) винительного: Его убило громом;

б) родительного: Будет этого с тебя, Хлеба хватило на всех;

в) дательного: Хочется, Верится, Плачется;

г) творительного: Граблено, Бито, Хожено.

B. Скрытые (подлежащее представлено в глаголе): Рассветает [Клас­
совский, 33-35].

Что касается английского, немецкого и французского языков, то в них предложения рассмотренного типа всегда двусоставные — они имеют особые, маркированные формы подлежащего [Левицкий^, 27-28]. Преоб­разования «нормальных» двусоставных предложений в односоставные чаще всего связаны с условиями контекста и ситуации.

Итак, основной признак структуры предложения номинативного типа — Двусоставность. Однако само понятие структуры предложения, или его структурной организации, оказывается не таким простым, как может представиться на первый взгляд. В 1964 г. Ф. Данеш высказал мысль о том, что в предложении следует различать три «уровня», или три структуры, — форбальную, семантическую и коммуникативную [Dane§i]. Эти уровни находят-I^е* в сложном взаимодействии друг с другом. «Формальная устроенность • Предложения в конструктивном плане в известных границах определяет значение предложения, тип его информативного содержания — его семантическую структуру... Связь семантической структуры с формальной устроенно-C предложения осложняется тем, что в создании семантической структурой активно участвует лексическое наполнение предложения... Таким образом, предложение в понимании современной синтаксической науки — слож­ное явление, которое соединяет в себе три синтаксических объекта: 1) фор­мальную устроенность, 2) семантическую структуру, 3) коммуникативную устроенность» [Белошапкова₅, 81, 82].

Попытаемся рассмотреть эти структуры и выяснить, насколько все они связаны с понятием предложения.

3. Форма простого предложения

Определение понятия формы простого предложения, его «формальной устроенности», предполагает рассмотрение вопросов о модели предложения, ее вариациях, способах распространения и парадигме предложения.

3.1. Модель предложения

Понятие модели предложения не является достоянием традиционной грамматики. Одним из первых его использовал Э. Сепир, который считал, что «в основе каждого законченного предложения лежит готовый образец, предложение-тип, характеризуемый определенными формальными чертами. Эти определенные типы или как бы фундаменты предложений могут слу­жить основой для любых построений, потребных говорящему или пишуще­му, но сами они в закостенелом виде „даны" традицией» [Сепир, 55]. Поми­мо термина модель используются также понятия формула предложения и структурная схема предложения. Но сложность вопроса не столько в разли­чии наименований, сколько в различии понимания модели и числа постули­руемых моделей предложения не только в разных языках, но и в одном. Так, для французского языка устанавливается одиннадцать основных структурно- семантических моделей предложения [Гак 7274] для итальянского — двадцать три [Алисова, 37-39], для немецкого — тридцать две [Москальскаяз, 61-67]. В английском языке выделяют четыре основных модели [Roberts], пять [Stageberg], восемь [Hook, Mathews], двадцать пять [Хорнби] и
тридцать девять [Почепцов]. В целом в разных языках число основных мо­
ей варьирует от двух [Степанов,] до тридцати девяти [Почепцов]. Отме­ченное многообразие моделей простого предложения обусловлено некото­рой нечеткостью интерпретации термина модель (конструкция) и отсутст­вием единых критериев различения исходных моделей и их вариантов, тем более — в разных языках. В связи с этим вопрос о количестве моделей или
«базисных предложений» и возможности их сведения к одной, исходной,
«ядерной» структуре считается спорным и схоластическим [Алисова, 63 ] Тем не менее можно полагать, что число моделей должно быть достаточно ограниченным и в то же время более или менее универсальным.

В самом широком смысле модель есть конструкция, т. е. «регулярно, с более чем случайной частотой встречающаяся в данном языке последова­тельность классов морфем» [Степанов₂, 40]. Как известно, Ю. С. Степанов, вслед за Э. Косериу, предлагает рассматривать язык с позиции трех уровней абстракции: уровня индивидуальной речи (непосредственно наблюдаемого функционирования языка), уровня нормы (повторяющихся образцов) и уровня системы (абстрактных, ненаблюдаемых непосредственно единиц). К последнему уровню принадлежат фонемы, морфемы и регулярные соче­тания классов морфем, т. е. конструкции, или модели [Там же, 5-6].

Обзор многочисленных определений базисной модели предложения на материале различных языков, а также анализ конкретного языкового материала показывает, что наиболее общей структурной моделью просто­го предложения в большинстве языков является модель

NV,

(т. е. конструкция, состоящая из именного и глагольного компонентов, или, в более широкой интерпретации, NP — VP, т. е. именная группа и глаголь­ная группа [Хомский_ь 430 и след.]. Это самая общая модель не только для каждого отдельного языка, но и для подавляющего большинства, а воз­можно, и для всех языков номинативного строя. В чисто строевом, струк­турном плане она оказывается также минимальной — для образования любого простого предложения необходимы два основных компонента. Поэтому указанную модель простого предложения можно назвать струк­турной моделью.

Традиционной основой структурной модели является введенное еще Аристотелем отождествление структуры предложения со структурой суж­дения. Последнее представляет собой отношение принадлежности или непринадлежности предиката субъекту:

S есть/не есть Р.

Двум компонентам суждения соответствовали два главных члена {Предложения, которым, в свою очередь, соответствовали две главные части речи — имя и глагол. Однако в дальнейшем выяснилось, что «структурная основа предложения заключает в себе не просто предикативную связь главных конструктивных форм — субстантива и предикатива, но и предполагает те или иные возможности их смыслового грамматического [распространения в соответствии с их дистрибутивно-валентностными средствами» [Дегтярев, 252]. Иными словами, наличие в составе реального предложения, рассматриваемого вне какого-либо контекста и ситуации, л двух компонентов не всегда достаточно для того, что принято на- (относительно) «законченной мыслью», — такое предложение может оказаться самодостаточным, самостоятельным. Ср.:

Петя взял, Миша принес, Мальчик захотел и т. п.

Следовательно, классическая форма суждения не отражает всего многообразия существующих отношений. Многие логики (Д. С. Милль, j О. Де Морган, Г. Спенсер и ряд других) пришли к открытию так называемой логики отношений, в которой структура суждения была пред­ставлена в виде формулы

aRb,

где а есть первый член (субъект) отношения, b — второй его член, a R ~\ знак самого отношения между субъектом и объектом. Такое понимание структуры суждения привело к появлению в лингвистике понятия валентности. Достаточность/недостаточность того или иного набора компонентов простого предложения оказалась зависимой от семантики конкретного глагола, его валентностных свойств: некоторые глаголы являются семан­тически несамостоятельными, недостаточными и требуют наличия свя­занного с ними существительного (группы существительных) или наречия [Мещанинов, 109], т. е. расширения, распространения минимальной структурной модели. Как известно, Л. Теньер классифицировал глаголы именно на основании их валентностных свойств, выделив авалептные, мо­новалентные, бивалентные, тривалентные и тетравалентные [Теньер, 121]. Позиции — валентности — именных компонентов, «предсказанные» ва­лентностью глагола, являются обязательными для данного типа конструк­ции, а позиции, которые «не заданы» семантическими свойствами глагола, считаются необязательными, факультативными, периферийными. Слова (как правило, имена), замещающие обязательные позиции, Теньер назвал актантами, а слова, замещающие факультативные позиции, — сирконстантами.

Принимая во внимание все сказанное, можно попытаться выявить дос­таточно компактное число моделей, состав которых обусловлен не столько общей структурной схемой, сколько валентностным типом глагола, высту­пающим в качестве сказуемого. Исходя из того, что валентность глагола представляет собой проявление его семантики, модели данного типа можно назвать структурно-семантическими. Набор такого рода моделей был оп­ределен для английского языка [Иртеньева и др.], но аналогичные модели выделены и в ряде других языков — немецком, французском, итальянском. А так как можно полагать, что валентностные классы глаголов, Л семантические типы в большинстве языков достаточно единообразий предложенный набор структурно-семантических моделей может претендовать на универсальность, во всяком случае, на более или менее высокую степень встречаемости. В указанный «набор» входят следующие модели:

1) Nj Be N₂: Peter is a student;

2) N Be A: Peter is clever;

3) Ni Be pr N₂: Peter is at a lesson;

4) N Be D: Peter is here;

5) N V: Peter runs;

6) Ni V N₂: Peter reads books;

7) Ni V N₂ N₃: Peter gives his brother a book;

8) Ni V N₂ pr N₃: Peter puts the book on the table;

9) Nj V pr N₂: Peter looks at a picture;

10) Ni Have N₂: Peter has a cat.

По поводу этих моделей нужно сделать несколько замечаний. Подоб­ные модели существуют в немецком, французском, итальянском и многих других языках. Специфика русского языка заключается в том, что глагол-связка быть в форме настоящего времени обычно опускается, но он со­храняется в других временных формах. Поэтому можно сказать, что в це­лом русский язык следует общему образцу. Однако число русских моделей (как, скажем, и немецких) может быть увеличено, если принимать во вни­мание падежные формы существительных. Модель (10) выделена особо в связи со спецификой глагола иметь — это глагол не транзитивный (пере­ходный), как в модели (6), а «псевдотранзитивный» [Бенвенист, 211]. Предложения с данным глаголом не могут быть преобразованы в предло­жения с глаголом в форме страдательного залога. В русском языке эта мо­дель встречается редко. Вместо нее используется модель типа у Ni есть N₂. В латинском языке возможны обе модели, только в модели с глаголом быть подлежащее (субъект обладания) имеет форму дательного падежа: Libmm habeo — Liber mihi est.

Еще одно замечание. Валентность часто оказывается характеристикой глагола не как слова, лексемы, а как его употребления, его лексико-семантического варианта. В результате один и тот же глагол может обра­зовывать предложения по разным моделям. Особенно это типично для английского языка, где, как уже отмечалось, простые (непроизводные) слова представляют собой корни, лексические морфемы, значения кото­рых уточняются только в синтагме, в предложении. Ср.:

/ walk (in the garden) — / walk my dog (in the garden). The boy runs — The boy runs a motorcar.

В скобки заключен периферийный, необязательный компонент модели в первом предложении в каждой паре глагол употребляется как непереходный (= рус. гулять, бежать), во втором — как переходный (= рус. Ш^ягуливать, управлять). Отсюда — разные валентности и разные модели.

Рассмотренные десять моделей можно считать минимальным набором минимальных (исходных, нераспространенных) предложений. Минимальность набора обусловлена тем, что в нем в принципе исчерпаны все Р валентностные возможности глаголов, а минимальность предложений — тем, что это действительно минимально возможные конфигу­рации актантов при данных типах глаголов. Все остальные типы предло­жений представляют собой либо формальные варианты исходных, либо варианты их распространения.

3.1.1. Вариативность модели

Асимметрия планов выражения и содержания в аспекте предложения проявляется в том, что одно и то же содержание (смысл) может быть выра­жено различными формальными вариантами предложения. «Каждому мно­гоместному пропозиционному предикату соответствует не один, а несколько словесных предикатов, различающихся своей синтаксической направленно­стью, интенционалъностью» [Кацнельсон₂, 138]. Так, в русском языке одинаковый смысл имеют предложения: Я учу {обучаю) их музыке — Я преподаю ] им музыку. В английском языке этим двум вариантам соответствует одно предложение: / teach them music. Изменение порядка слов в русском языке происходит без изменения их формы: Я учу музыке их, Я преподаю музыку им. В английском языке подобное изменение сопровождается изменением формы перемещаемого компонента: / teach music to them. В русском языке различие в семантике глаголов связано обычно, как в приведенном примере, с их формальными различиями. Ср.: Он выплеснул суп на стену — Он залил стену супом. В английском языке в обоих случаях может использоваться один и тот же глагол, точнее — глагольный корень: Не splashed the soup on' the wall — He splashed the wall with the soup. Типичным вариантом модели Ni Be pr N2 в английском языке является предложение с вводным there. Он предпочтителен в том случае, когда подлежащее должно быть употреблено с неопределенным артиклем: The book is on the table — There is a book on the table. Подобные варианты используются в аналогичных случаях в немецком и французском языках. В английском языке аналогично могут варьировать и предложения с некоторыми другими глаголами: A man came into the room -Ш There came a man into the room. A bell rang — There rang a bell.

3.1.2. Распространение модели

Грамматическую основу предложения составляют имя и глагол или именная группа (именное словосочетание) и глагольная группа (глагольное словосочетание). В последнем случае имеется в виду то, что оба основных компонента предложения оказались распространенными благодаря введению зависимых, необязательных (факультативных) компонентов. О прави­лах и способах распространения слов говорилось в разделе «Словосочета­ние». Применяя эти правила не к отдельному слову, а к компоненту предло­жения, можно получить предложение любой степени распространенности Так, предложение простейшего типа — NV: Мальчик читает — можно рас­пространять следующим образом:

V —»VN: Мальчик читает книгу;

N — * AN: Маленький мальчик читает интересную книгу;

V —»VD: Маленький мальчик громко читает интересную книгу;
А —» AD: Очень маленький мальчик громко читает очень инте­ресную книгу.

Очевидно, операцию распространения, или развертывания, предложе­ния теоретически можно продолжать сколь угодно долго — мы не можем указать самое длинное предложение [Chomskyi, 213]. Однако в действи­тельности этот процесс не может быть бесконечным. Слишком распростра­ненные предложения весьма затруднительны для восприятия, поэтому они не так уж часто встречаются, по крайней мере, в устной речи. В теоретиче­ском же плане более важным оказывается вопрос о минимальном — необ­ходимом и достаточном — составе предложения, каковой и отражен в пере­численных структурно-семантических моделях.

Говоря о правилах распространения имени и глагола, мы имеем в ви­ду их внешние распространители, которые входят в состав модели в каче­стве се факультативных компонентов. Помимо этого возможно и внутрен­нее распространение, касающееся только глагола, точнее — его использо­вания в предложении в качестве сказуемого. Имеются в виду способы преобразования сказуемого, которые затрагивают только его внутрен­нюю структуру и никак не отражаются на модели предложения в целом. Сказуемое может распространяться, усложняться за счет введения в его состав двух типов распространителей, или операторов: аспектных (фазисных) или модальных [Левицкий^; Левицкий^]. В результате получа­ются следующие производные формы сказуемого:

• аспектные: Он читает — Он начал (продолжал, закончил) читать;

• модальные: Он читает — Он может (должен, хочет и т. п.) читать.

Подобным преобразованиям подвергаются оба основных, исходных типа сказуемого — глагольное и именное, причем возможно неоднократ­ное применение обоих типов операторов, как по отдельности, так и вместе [Левицкийи].

Трансформация сказуемого отличается от распространения компо­зитов модели тем, что не приводит к усложнению модели, увеличению ^сла се компонентов, однако при неизменности общего состава модели информация сказуемого ведет к «семантическому изменению модели г "а заданную величину» [Золотова₂, 207].

Разнообразные типы распространения модели получили название реР^рных реализаций [Шведова!; Золотова!]. Правда, границы этого понятия еще недостаточно четко очерчены. Так, к регулярным реализациям в современном русском языке помимо фазисных, модальных и некоторых других преобразований сказуемого относятся формы предложений «с неза­мещенной позицией подлежащего» [Современный русский язык, 462-465]. Иначе говоря, в число регулярных реализаций входят частично члены трансформационной парадигмы предложения, частично — контекстные варианты предложений (высказывания).

К более существенному изменению модели, как формальному, так и семантическому, приводят каузативные преобразования [Храковский, 23]: ] Таня легла — Бабушка уложила Таню — Врач попросил бабушку уложить Таню.

Для всех случаев распространения моделей общим результатом оказы­вается то, что «производные предложения по своему грамматическому ста­тусу и смыслу закономерно отличаются от исходного» [Там же, 13]. В этом плане можно установить изоморфность вариантов распространения предло­жения, его «синтаксической деривационной парадигмы с морфологической словообразовательной парадигмой» [Там же, 33]. Поэтому по аналогии со словообразованием говорят о синтаксическом «предложениеобразовании» — ср. предыдущий пример с последовательностью: учить — учитель — учи­тельство — учительствовать. Очевидно, наряду с понятием гнезда слов можно ввести понятие деривационных «гнезд» предложений [Там же, 31], или деривационной парадигмы предложения.

Таким образом, выявление моделей предложения предполагает два момента: во-первых, составление списка моделей, во-вторых, упорядоче­ние этого списка, его иерархизацию — «от образцов высокого уровня аб­стракции (минимальных схем) к конкретным» [Шмелева, 37]. В рассмот­ренных случаях наиболее абстрактными — моделями высшего уровня — являются структурные, более низкий уровень образуют структурно-семантические, еще более низкий — разного рода варианты распростра­нения структурно-семантических моделей.

Дата добавления: 2015-07-02