Позитивная» интеграция 3 страница

112.МР, 12 мая 1936 г.

113. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 305, лл. 40-41.

114. Там же, д. 303, лл. 3-5.

115. Драматичная и далеко зашедшая большевизация русского языка, не говоря уже о многих других языках, которые звучали на территории Советс­кого Союза, была замечена еще современниками. См.: Селищев A.M. Язык революционной эпохи: Из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926). 2-е изд. М., 1928. Тем не менее, составители четырехтомного «Тол­кового словаря русского языка», изданного в 1935-1940 годах, самоуверенно провозгласили, что назначение словаря - положить «начало новому этапу в жизни русского языка, и вместе с тем указать установившиеся нормы упот­ребления слов». - От редакции // Толковый словарь русского языка / Под ред. проф. Д.Н.Ушакова. T.I. М., 1935 (страница не пронумерована). См также: Michael Waller, «The -Isms of Stalinism», Soviet Studies 20, № 2 (October 1968). P.229-234. Интересное сравнение было сделано Виктором Клемперером: Victor Klemperer, LTI, Lingua Tertii Imperil: Die Sprache des Dritten Reiches (Leipzig: Reclam, 1991; впервые опубликовано в 1957 году). Отчасти мемуары, отчасти беспристрастное научное исследование, работа Клемперера предлагает чита­телю забавный анализ склонности нацистов к акронимам и связывает осо­бенности «языка нацистов» (nazistisch sprechen) с преследуемой ими целью сохранить веру народа в свою эрзац-религию.

116. Сметливость и лицемерие, освященные веками атрибуты «крестьян», постоянно вызывали изумление властей. См., например: Daniel Field, Rebels in the Name of the Tsar (Boston: Unwin, Hyman, 1976).

117. Эту интерпретацию традиционных для России ролей жены-моралис­та и мужа-пьяницы подсказала мне Лора Энгелстейн.

118. Именно как хорошая работница попала в центр внимания печати Нина Зайцева, бригадир рудодробильной фабрики. - МР, 8 марта 1936 г.

119. МР, 1, 11 и 16 июня 1936 г. Уникальность этих высказываний, опубликованных редактором-мужчиной, не только в том, что они принадлежат женщинам. Это был единственный пример выступления против официаль­ной политики, беспрецедентный для магнитогорской прессы сталинской эпо­хи; приведенные выше слова могут служить показателем того, что часть жен-Щин была весьма недовольна сменой политического курса. Похожие крити­ческие письма, опубликованные в «Правде» и «Комсомольской правде», упо­минаются в следующей работе: Janet Evans, «The Communist Party of the Soviet Union and the Women's Question: The Case of the 1936 Decree "In Defense of Mother and Child"», Journal of Contemporary History 16 (1981). P.757-775.

120. MP, 28 июля 1936 г. Его заметка была опубликована как часть кампа­нии по всенародному одобрению новой Конституции.

121. В 1938 году в городе было около 15 000 «нацменов», то есть членов национальных меньшинств, - определение, сохранившееся главным образом по отношению к не-славянам, особенно казахам и татарам. - MP, 12 апреля 1938 г. Казахи, в отличие от татар, довольно плохо усваивали русский язык. Один местный мелкий служащий утверждал, что казахи не говорили по-рус­ски и носили свои национальные одежды, в которых было трудно работать. По его словам, они потрясающе работали зимой, но летом предпочитали ко­чевать (правда, уже не со стадами, а просто со своими семьями), а на зарабо­танные деньги обязательно приобретали коня. - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 309, л. 38-43. Режим проводил политику обучения национальных меньшинств на их родных языках, но квалифицированных учителей для этого катастрофи­чески не хватало. Во всем Магнитогорском регионе, например, было только 20 казахских учителей. Из них лишь четверо окончили семилетку, а некото­рые не смогли окончить и трех классов. Газета нашла одну школу, где казах­ские дети обучались на татарском языке. - MP, 29 сентября 1936 г.

122. MP, 17 марта 1936г.

123. В течение первых восьми месяцев 1935 года на коксохимическом пред­приятии было выдвинуто двадцать два рационализаторских предложения, шесть из которых были приняты (и только пять - реализованы). Остальные шестнадцать были отвергнуты. Газета также указывала, что те рацпредложе­ния, которые удалось успешно внедрить в производство, вносили инженеры и мастера, а не рядовые рабочие. Сам характер освещения этой темы в печати воспринимался как ясный и недвусмысленный наказ профсоюзным и партий­ным лидерам завода: результаты последующих месяцев должны выглядеть более внушительно. - Магнитогорский металл, 23 августа 1935 г.

124. Scott, Behind the Urals. P. 164.

125. Превосходный пример (процесс принятия повышенных трудовых обя­зательств - приведен в книге Кравченко: Kravchenko, I Chose Freedom. P. 189.

126. Несомненные свидетельства страха перед осведомителями содержат­ся в интервью бывших советских граждан (не из Магнитогорска) в «Twenty-Six Interviews» и материалах Гарвардского проекта по интервьюированию. В те же самые годы практику содержания осведомителей, хотя это было нару­шением закона, - широко использовали американские корпорации, что по­влекло за собой сенатские расследования и поток негодующих опровержений со стороны промышленников. - Frank Palmer, Spies in Steel: An Expose of Industrial War (Denver: The Labor Press. 1928).

127. Дело заключалось не в том. что говорить свободно было совсем зап­рещено; нужно было знать, как и когда высказываться. Скотт описывает со­брание рабочих на большом московском заводе в 1940 году. «Я видел, как рабочие поднимались и критиковали директора предприятия, вносили пред­ложения о том, как увеличить производительность труда, улучшить качество и понизить себестоимость продукции, - писал он. - Потом был поднят вопрос о новом советско-германском торговом пакте. Рабочие единодушно прого­лосовали за принятие заранее подготовленной резолюции, одобряющей со­ветскую международную политику. Обсуждения не было. Советские рабочие научились понимать, что было их делом, а что нет». - Scott, Behind the Urals. P.264.

128. См: Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1929.

129. См. исследование Норы Фейерс о жизни иммигрантов в крупном аме­риканском металлургическом центре Питтсбурге: Nora Faires, «Immigrants and Industry: Peopling the "Iron City"», Samuel Hays, ed.. City at the Point: Essays on the Social History of Pittsburg (Pittsburg: Pittsburgh University Press, 1989). P.3-31.

130. Правовые нормы социального обеспечения см.: Кодекс законов о труде с изменениями до 1 июля 1934 г. М., 1934. С.36-37, 85-92.

131. Это доказывал Филтцер в своей работе «Soviet Workers». См. также Lewin. The Making of the Soviet System. P.255. В то время как Филтцер тракто­вал все виды так называемого антиобщественного поведения рабочих как «со­противление». Джон Барбер не считал прогулы или пьянство проявлениями сознательной, заранее обдуманной оппозиции. Возможно, Филтцер зашел слишком далеко в своей интерпретации мотивов, руководивших советским рабочим. Суть дела состоит в том, что отношение режима к тому типу пове­дения, о котором пишет Филтцер, как к политической проблеме, даже когда такое поведение было более или менее «невинным», заставляло рабочих при­знать, что опоздание или прогул, хотели они того или нет, является полити­ческой акцией со всеми вытекающими отсюда последствиями. - John Barber, Working-Class Culture. P.10-13.

132. Собрание законов и распоряжений. 1932. № 78. Статья 475; Там же. 1932. № 45. Статья 244.

133. MP, 26 июля 1939 г. За первые одиннадцать месяцев 1936 года, по сообщениям прессы, 4 000 рабочих уволились с металлургического комбина­та и со строительства. - ЦР, 30 декабря 1936. В течение первых четырех меся­цев 1937 года уволилось около 1 500 рабочих. Вербовщики, как комментиро­вала газета, тратили государственные деньги, но не сумели нанять ни одного рабочего, да и для того, чтобы удержать рабочих на предприятии, делалось слишком мало. - MP, 25 января 1938 г.

134. MP, 9 апреля 1934. О последствиях дефицита рабочей силы см.: Filtzer, Soviet Workers. P.62, 261.

135. См.: David Granick, Job Rights in the Soviet Union: Their Consequences (Cambridge: Cambridge University Press, 1987). Я признателен Кеннету Штраусу за указание этого источника и за плодотворную дискуссию по работе Филтцера.

136. Один бывший советский рабочий (не из Магнитогорска) рассказывал Стедующее: «В начале 1930-х я и несколько моих друзей собирались по суббо­там в одном и том же месте и обычно выпивали пива или вина. Иногда мы пили водку, иногда ходили в кино. Спустя некоторое время партия и комсо­мольцы стали давить на нас, чтобы мы прекратили наши встречи. Они боялись "групповщины". Скажем, ты пишешь заявление и просишь в нем о чем-нибудь, и несколько человек подписывают его. Это и есть "групповщина". Тут же местные коммунисты и профсоюзники вызовут одного парня за дру­гим и отчитают его. Но они не вызовут всю группу; они будут разбираться с каждым по отдельности». - Twenty-Six Interviews. II/14.

137. Гарет Стедман Джонс писал, что «не существует такого политическо­го или идеологического института, который нельзя было бы интерпретиро­вать так или иначе как учреждение социального контроля... Поскольку мы все еще живем при капитализме, мы можем, если желаем, безнаказанно пред­полагать, что в любом случае последние триста лет механизмы социального контроля действовали эффективно». Он также призывал осмотрительно ис­пользовать концепцию политической гегемонии, предложенную Антонио Грамши: она, считает Джонс, «может дать только тавтологический ответ на ошибочно поставленный вопрос, если мы обращаемся к этой концепции, что­бы объяснить причины отсутствия у пролетариата революционного классово­го сознания в том смысле, который вкладывал в эти слова Дьердь Лукач». Ког­да же Стедман Джонс попытался выдвинуть альтернативное объяснение явной «пассивности» рабочих при капитализме, он все же отступил от собственных принципов подхода к явлениям культуры и языка, преподнося «детерминиру­ющую роль производственных отношений... слишком уж упрощенно» (как он сам отметил в критическом обзоре своего эссе). В то же время Джонс отверг подход, предложенный Мишелем Фуко, лишь потому, что неверно интерпре­тировал его. Фуко, как считаем мы в отличие от Джонса, нашел выход из ди­леммы, столь четко сформулированной Стедманом Джонсом. - «Class Expression Versus Social Control? A Critique of Recent Trends in the Social History of "Leisure"», Stedman Jones, Languages of Class: Studies in English Working-Class History, 1832-1982 (Cambridge: Cambridge University Press, 1983). P.76-89.

138. «Ты просто должен был быть умным в отношении к ним, - объяснял один бывший рабочий не из Магнитогорска. -Часто ты даже чувствовал удов­летворение от того, что мог обойти все эти ограничения». - Twenty-Six Interviews. 1/5. См. также: Moshe Lewin, Interview with Paul Bushkovitch. P.294-296.

139. Парафразируя слова Люсьена Февра, можно утверждать, что к ана­лизу менталитета сталинской эпохи нужно приступать не как к исследованию чьих-либо частных верований, сопоставляя их с нашей собственной системой определения истины, а как к изучению ряда возможностей, доступных для выбора в рамках «режима правды» данного общества. - Lucien Febvre. The Problem of Unbelief in the Sixteenth Century: The Religion of Rabelais (Cambridge. Mass: Harvard University Press, 1982); первоначально опубликовано на фран­цузском языке в 1942 году.

140. В 1936 году особым декретом было определено, что пересечение со-, ветских границ без паспорга и специального разрешения карается тюремным заключением на срок от одного до трех лет. - Собрание законов и распоряже­ний, 1936, № 52, перепечатано в: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. С.393.

141. Norman Davies, Heart of Europe: A Short History of Poland (Oxford:

Oxford University Press, 1984), pp. 37-38. Механизм советской цензуры описан в следующей работе: Fainsod, Smolensk Under Soviet Rule. P.364-377. Забастовки, довольно распространенные в 1920-е годы, кажется, прекратились в 1930-е. -piltzer, Soviet Workers. P.81.

142. Как писал Эдуард Халлет Карр, «Большевизм продемонстрировал замечательную способность воодушевлять своих приверженцев на подвиги верности и самопожертвования; и этим успехом большевизм, без сомнения, отчасти обязан своей смелой претензии, аналогичной претензиям римско-ка­толической церкви в тех странах, где она по-прежнему могущественна, слу­жить источником принципов, обязательных для любой человеческой деятель­ности, включая государственную». - E.H.Carr, The Soviet Impact on the Western World (New York: Macmillan, 1949). P.84-85.

143. Роберт Таккер убедительно демонстрирует, что Сталин активно вне­дрял свой собственный культ, но Таккер интерпретирует культ главным об­разом как внешнее проявление сталинской мании величия, а не как изощрен­ный метод управления или важный аспект советской массовой культуры. -Robert Tucker. Stalin in Power: The Revolution from Above, 1928-1941 (New York: Norton, 1990). Противоположная точка зрения представлена в работе Яна Кершоу, посвященной культу личности Гитлера, где говорится о консолиди­рующей функции мифов, сложившихся вокруг фигуры фюрера. Опираясь на сохранившиеся донесения СС и гестапо о настроениях народных масс, Кер­шоу доказывает, что роль «гитлеровского мифа» возрастала в обратной про­порции популярности нацистского движения, что вера в Гитлера компенси­ровала ту широко распространенную и глубокую антипатию, которую испы­тывали немцы по отношению к нацистской партии как таковой. Кершоу по­казывает также, что популярность Гитлера держалась на мифе о «добром царе», согласно которому за любые недостатки и несправедливости нес ответственность не фюрер, а его приспешники, - представление, усиливавшееся непопулярностью местных гауляйтеров или «маленьких гитлеров». Я пред­полагаю, что выводы Кершоу в большей или меньшей степени справедливы и в отношении сталинского культа, хотя этот вопрос не может быть разрешен без обращения к отчетам НКВД о настроениях народных масс. Но популяр­ность ВКП(б), как представляется, была большей, чем популярность НСП, если, конечно, Кершоу не ошибается, приписывая немцам отвращение к на­цизму (СС и гестапо вменялось в обязанность искоренение опасных или по­тенциально опасных воззрений, и потому эти службы были, конечно, заинте­ресованы в выявлении оппозиции). Кроме того, если «гитлеровский миф» внезапно и постыдно рухнул вскоре после Сталинградской битвы, то «ста­линский миф» продолжал жить в сознании многих миллионов людей вплоть До той фронтальной атаки на покойного вождя, которую развернули советские средства массовой информации летом 1988 года в связи с XIX партийной конференцией. Столь разную судьбу этих двух мифов предопределил, конечно, исход войны; но я предполагаю, что здесь замешано и нечто большее. - Jan Kershaw, The Hitler Myth: Image and Reality in the Third Reich (New York: Oxford University Press, 1987).

144. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. Книга 1: Социализм в одной стране. М., 1996. С.296; на английском языке: Mikhail Heller and Aleksandr Nekrich, Utopia in Power (New York: Summit, 1986).

145. В одном исследовании, посвященном отражению сталинского культа в фольклоре, поток народных песен и сказов о советском вожде расценивает­ся как «искусственный», как мнимо-народные сочинения пропагандистов (вы­вод достаточно распространенный, но, на мой взгляд, слишком прямолиней­ный). То, что фольклор сталинской эпохи не пережил диктатора, не дает еще оснований считать, что он не вызывал отклика и при жизни вождя. См.: Frank Miller, Folklore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolklore of the Stalin Era (New York: M.E. Sharpe, 1990).

146. Культ личности Сталина возникает не с 1929 года (когда празднова­лось его 50-летие), как обычно считают, а после 1934 года; переломным здесь был 1936 год - год принятия новой Конституции. В 1936 году магнитогорские газеты были переполнены выражениями хвалы и благодарности Сталину за «наше счастье» и бесчисленными фотографиями «творца Конституции». - МР, 24, 26 и 27 ноября 1936 г. Переход к теплому отеческому образу Сталина мож­но заметить в школьных учебниках середины 1930-х годов, когда Сталин на­чал позировать перед камерой в окружении детей. См.: James Heizer, The Cult of Stalin, 1929-1939, Ph. D. dissertation. University of Kentucky, Lexington, 1977. Хейцер выдвигает умозрительное предположение, что Сталину, возможно, нравилось бывать с детьми, в чьих объятиях он находил желанную передыш­ку от бесконечной охоты за врагами и шпионами (С. 179).

147. Магнитогорск, например, направил четырех делегатов на Чрезвычай­ный Восьмой съезд Советов в декабре 1936 года, где была наконец торже­ственно принята новая Конституция, безудержно восхвалявшаяся почти це­лый год. Вместе с директором завода Авраамием Завенягиным и партийным секретарем Рафаэлем Хитаровым делегатами на съезд были избраны двое ра­бочих, в том числе Марфа Рожкова, известная как «лучший оператор» на ста­не «500» (заводская многотиражка отмечала, что за два года работы в по­служном списке Рожковой не было зарегистрировано ни одной аварии). -Магнитогорский металл, 6 июля 1935. По возвращении со съезда Советов Рожкова сказала на собрании в Магнитогорске, что «когда вышел Сталин, мы не знали, как кричать от радости». В статье под заголовком «Огромная радость» она с гордостью объявила, что проголосовала утвердительно по каждому вопросу повестки съезда. Рожкова призналась, что сидела далеко от сцены, и ей было трудно что-либо видеть, но, несмотря на это, рассказывала о радости, которую она испытывала: «Я поднимаю руки за Конституцию, и Сталин поднимает руку за нее. Какое счастье, это. товарищи. Честное слово, мне, кажется, сейчас восемнадцать лет». Что касается другого магнитогорс­кого рабочего, побывавшего на съезде, Михаила Зуева, то его замечания были более сдержанными. Зуев подчеркнул, что «ни один оратор, выступавший в прениях, не обошел вопроса об укреплении обороноспособности страны. Очень многие говорили о военной опасности». - МР, 14 и 16 декабря 1936 г.

148. МР, 8 июля 1936 г.

149. Эту параллель отмечает Артур Кестлер в своей автобиографии: Arthur Koestler, Arrow in the Blue (New York, 1952). P.277-278; см. также сборник The God that Failed, Richard Crossman. ed. (New York: Harper and Row, 1950).

150. На трибунах, перед которыми проходила демонстрация, стояли «луч­шие» стахановцы, а главная трибуна, где произносили речи видные магнито-горцы, была пристроена непосредственно к постаменту статуи Сталина. В газетном репортаже об этом событии «фашистской угрозе» напрямую проти­вопоставляли «сталь Магнитки» и «сталинское руководство». Репортаж со­провождали фотоснимки, где запечатлено множество транспарантов и порт­ретов в руках участников демонстрации. Лишь на некоторых транспарантах упоминалась Испания; большинство содержали здравицы в адрес советского руководства и лично вождя. Почти на всех портретах было одно и то же лицо. Как было принято, зачитали вслух текст телеграммы, подготовленной зара­нее местным партийным руководством. В ней не упоминалась война в Испа­нии, которая вроде бы была поводом манифестации; телеграмма была посвя­щена выражениям признательности в адрес Великого Вождя. Трудно найти более яркий пример роли образа Сталина как олицетворения мощи и воли Советского Союза. - МР, 6 октября 1936 г.

151. Барбер также утверждает на основании интервью с эмигрантами, что рабочих официальная идеология подкупала намного меньше, чем интеллек­туалов, и что восприятие рабочими великого дела революции напрямую за­висело от их уровня жизни. На эту интересную гипотезу, возможно, прольют дополнительный свет оперативные сводки НКВД о политических настроени­ях масс. - Barber, Working Class Culture. P. 8-13. Разумеется, контраст между «пролами» и членами партии лег в основу романа Джорджа Оруэлла «1984», впервые опубликованного в 1949 году. В другой своей книге Оруэлл утверж­дал, что «социализм в своей зрелой форме является теорией, предназначен­ной скорее для среднего класса», чем для рабочих, и что «одна из параллелей, сближающих коммунизм и римско-католическую церковь, - это то, что лишь "ученые" могут быть истинно верующими». - George Orwell, The Road to Wigan Pier (New York: Harcourt, Brace, 1958). P.173-177.

152. Это. пожалуй, было характерно даже для тех недовольных, которые позже покинули страну, согласно исследованию конформизма при Сталине, проведенному Алексом Инкелесом и Реймондом Бауэром на основе Гарвард­ского проекта по интервьюированию беженцев 1950-х годов (Harvard Refugee Interview Project). Авторы исследования утверждают, что «проводимая режи­мом политика социального контроля была направлена на то, чтобы поведе­ние нелояльных граждан внешне не отличалось от поведения лояльных», и что государство достигло своей цели. не оставив гражданам «никакой реаль-йой альтернативы конформистскому поведению». Этого удалось добиться, поскольку «мощные карательные санкции, направленные против нонконфор-Мистов, дополнялись тщательно продуманной системой поощрения конформистов», и поскольку население, получив обстоятельные политические уроки того, как «правильно» говорить, поступать и думать, «должно было при лю­бом подходящем случае демонстрировать свое одобрение и поддержку систе­мы политически "корректным" поведением и высказываниями». «Подходя­щие случаи» подворачивались очень часто, «особенно представителям интел­лигенции». Все это верно, хотя Инкелес и Бауэр нигде не объясняют, почему «режим» требовал от людей подобных изъявлений преданности (утверждая лишь, что советские лидеры «жаждали» именно этого). Представленная точ­ка зрения не объясняет, почему мастера, агитаторы, мелкие служащие и бес­численное множество других людей участвовали в ритуалах «всеобщего одоб­рения» или даже возглавляли их. Что касается позиции рядовых граждан, то авторы доказывают, что проявления лояльности означали лишь осознание мощи режима. Инкелес и Бауэр, кажется, не понимали, что искреннее одобрение до некоторой степени может сосуществовать со страхом: они пишут, что, «в то время как стабильность либерального общества базируется на лояльности его граждан, возможно, будет правильно сказать, что лояльность советского граж­данина базируется на стабильности советской системы». Эта формулировка. при всем ее скрытом юморе, основана все на том же спорном постулате: а имен­но, что лояльность граждан при советском режиме все время была под вопро­сом. - Alex Inkeles and Raymond Bauer, The Soviet Citizen: Daily Life in a Totalitarian Society (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1959). Chap. 12.

153. Этот подход предложил специалист по истории древнего мира Поль Вейн: Paul Veyne, Les grecs ont-ils cru a leurs mythes? (Paris, 1983).

154. См. блестящий анализ этого феномена в жизни интеллектуалов после­военной Польши - изощренной игры, техники защиты и сокрытия своих соб­ственных мыслей и чувств, которая, в конце концов, превращается во вторую натуру человека, - у Чеслава Милоша. Милош предлагает для описанного им явления название «Кетман», заимствованное из труда Ж.А.Гобино по исламс­кой культуре Центральной Азии (Joseph Gobineau, Religions et philosophies dans 1'Asie centrale). - Milosz, Czeslaw. Zniewolony umysl. Paris, 1980. P.63-87. На англ. яз.: Czeslaw Milosz, The Captive Mind (New York: Vintage, 1981).

155. Nicholas Timasheff, The Great Retreat: The Growth and Decline of Communism in Russia (New York: Dutton, 1946).

156. Здесь мы можем воспользоваться ценным исследованием Юджина Вебера. Рисуя достаточно спорную в своей простоте историческую картину в довольно-таки импрессионистской манере, Вебер, тем не менее, мастерски показывает, как в течение XIX века население совершенно несхожих регио­нов Франции выработало национальную идентичность и осознало себя «фран­цузами». Вебер, к сожалению, нигде не дает определения этой новой француз­ской идентичности (надеясь, вероятно, на интуицию читателя) и отказывает­ся раскрыть ее политическое содержание, которое, без сомнения, должно было основываться на революционно-республиканской идеологии. В этом отно­шении соблазнительно провести аналогию с советской национальной иден­тичностью, рожденной революцией, хотя французская нация явно пережила советскую. Интересно, что самые блистательные аргументы Вебера носят лингвистический характер. - Eugen Weber, Peasants into Frenchmen: The Modernization of Rural France (Stanford: Stanford University Press, 1976).

157. Как объясняет рассказчик в романе Василия Гроссмана, «он ведь ве­рил, точнее - хотел верить, точнее - не мог не верить». - ГроссманВ. Все те­чет... Поздняя проза. М., 1994. С.ЗОО.

158. В официальном отчете, датированном январем 1933 года, были при­ведены следующие данные о длительности сроков наказания по 12 869 осуж­денным: до одного года - 1 354; от одного до трех лет - 6 908; от трех до пяти лет - 2 542; от пяти лет и больше - 2 065. (Магнитогорская прокуратура: архи­вное дело «Дело № 14 по ИТК за 1932 г.», л. 65. Сохранившиеся дела из Маг­нитогорской прокуратуры свидетельствуют, что значительное число осуж­денных, - особенно те, кто был приговорен к пяти годам лишения свободы и более, - было осуждено по статье 78 за хищение социалистической собствен­ности. Из приговоров тех, кто отбывал наказание в ИТК, можно было полу­чить представление о всей гамме статей Уголовного кодекса. Частичный спи­сок дел обнаружен в архиве Магнитогорской прокуратуры: Дело «Наряд 34/ц (без названия) 1936 г.», л. 17. Джон Скотт, который справедливо заметил, что приговоры варьировались от нескольких месяцев до нескольких лет, причем в большинстве случаев срок наказания значительно сокращали за отличную работу, сообщил, ссылаясь на слова своего друга, работавшего в админист­рации ИТК, что преступления примерно 90 % заключенных этой группы были связаны с пьянством. Но среди них было много и профессиональных воров, проституток, растратчиков и убийц. - Scott, Behind the Urals. P.86, 285.

159. Большинство осужденных, как можно утверждать, составляли муж­чины до 30 лет, неграмотные или полуграмотные (в 1935 году газета колонии сообщала, что в ИТК было всего 560 женщин). Газета также писала о много­численных случаях насилия над женщинами, что обычно было следствием пьянок. - Борьба за металл, 5 апреля 1934 г., 6 августа 1935 г.

160. Там же, 8 января 1933 г. «Борьба за металл» уделяла много места информации о правилах подачи прошений о досрочном освобождении (един­ственным условием было наличие документального свидетельства об отлич­ной работе и общественной активности), рассказам о выдающихся рабочих, жалобам на ужасные бытовые условия, «штурмам» по уборке территории колонии накануне праздников. В честь Дня печати (5 мая 1935 года) газета опубликовала отчет о своей работе, признав, что она доступна не каждому из-за малого тиража, колеблющегося от 1 000 до 3 000 экземпляров, и что редакция не знает всех своих рабочих корреспондентов, число которых, пред­положительно, превышает 500. - Там же, 11 мая 1935 г.

161. Борьба за металл, 7 ноября 1934 г., 30 марта 1935 г. Жена Николая Кудрявцева, директора строительства мартеновской печи, вспоминала, что ее муж «часто звонит к Гейнеману, начальнику ИТК, что ему нужны рабочие. Гейнеман очень хороший парень, отзывчивый. Прекрасно организует своих рабочих». Она добавила, что в кругу местной элиты Гейнемана самого назы­вали иногда в шутку «итековцем». Шутка, однако, оказалась неудачной - Гей-Неман позже был арестован. - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 309, лл. 214, 218.

162. После того как медицинский работник колонии дал положительную характеристику одному осужденному, но забыл упомянуть, что заключенный был сыном священника, т.е. «классово чуждым», каждому сотруднику коло­нии, ответственному за выдачу характеристик, настоятельно посоветовали определять прежде всего «классовую принадлежность» осужденных. Заклю­ченных разделяли на следующие основные категории: нацмены (представи­тели национальных меньшинств), бывшие члены партии и комсомола, жен­щины, молодежь и подростки, рабочие, колхозники, и, наконец, «классово чуждые» (кулаки, купцы, священники и т.п.) - единственная категория, зачис­ления в которую заключенные стремились по возможности избежать. Газета колонии предупреждала, что бывшие кулаки пытались записаться в «серед­няки» или «бедняки». - Борьба за металл, 5 декабря 1932 г., 5 и 22 января 1934 г. Начальник ИТК Гейнеман признал, тем не менее, что в колонии было почти невозможно отделить «классово близких» от «классово чуждых». - За нового человека, 14 июня 1934 г.

163. Периодически в печати публиковались правила подсчета рабочих дней. Правила, вступившие в действие в середине 1935 года, требовали увя­зывать подсчет рабочих дней исключительно с процентным выполнением нормы. - Борьба за металл, 30 августа 1935 г.

164. Борьба за металл, 5 января 1934 г.

165. В столовых ИТК, по наблюдению газеты, буйно разрослась система так называемого «блата», позволявшего получать дополнительные продоволь­ственные пайки. - Борьба за металл, 6 февраля 1933 г., 5 апреля 1935 г.

166. Борьба за металл, 17 апреля 1933 г.

167. Там же, 2 декабря 1933 г.

168. Там же, 16 января 1934 г. В течение первых пяти месяцев 1934 года в колонию прибыло 4 710 новых заключенных, или в среднем 940 в месяц, и было освобождено 5 892 или 1 219 в месяц. По словам Гейнемана, эта «теку­честь» отнимала уйму времени у администрации и отвлекала ее от выполне­ния других задач. - За нового человека, 14 июня 1934 г. В декабре 1933 г. в Магнитогорскую колонию прибыли тысячи новых заключенных со всей стра­ны. На митинге, устроенном для вновь прибывших, один из них воздал долж­ное великой стройке социализма, исказив знакомую всем формулу: «О Маг-нитострое, - сказал он, - знает весь мир, о колонии, работающей на нем - все ИТК Союза». В действительности, как он непреднамеренно проговорился. репутация Магнитогорской колонии была отвратительной: «Я почему-то о МИТК слышал только плохое, но, прибыв сюда, я вижу обратное». Другой подтвердил: «То, что я вижу в МИТК, не имеет ничего общего с тем, что я слышал о ней». - Борьба за металл, 5 января 1934 г. В сентябре 1935 года колонию посетила группа австрийцев, которую встретили криками «Ура!». Прощаясь, австрийцы махали в ответ из открытых окон автобуса и выкрики­вали: «Рот фронт!» - Там же, 18 сентября 1935 г.

Дата добавления: 2015-06-27