Лингвистическая теория текста и коммуникация в свете общенаучной методологии функционализма 17 страница

Многие исследователи называют важнейшей категорией текста - связность (когезию). М. Хэллидей в работе «Коге-зия в английском языке» [Лингвистика текста 1974] рассмат­ривает когезию как набор значимых отношений, который является общим для всех текстов и отличает текст от не-тек-ста. Связность текста опосредована как языковой формой, так и смыслом текстов и служит универсальным качеством правильной речи. Однако высказывание, фрагмент текста также характеризуется связностью и поэтому когезия не может быть дистинктивным признаком текста по отноше­нию к не-тексту.

Е.В. Сидоров считает обязательным интегральное каче­ство текста, ибо оно «связывает воедино структурный, ком­понентный, функциональный, процессуальный аспекты с аспектом предметно-знакового воплощения в тексте комму­никативной деятельности» [1987: 50]. При установлении та­кого глобального интегрального качества текста ученый опять-таки прибегает к плеоназму, считая главной катего­рией текста в дискурсе - коммуникативность.

Говоря о трудностях восприятия коммуникативности рассудочным мышлением в силу отсутствия у этого качества непосредственно осязаемой предметной формы, Е.В. Сидо­ров полагает, что коммуникативность обнаруживается не в

тексте, взятом изолированно от его социальной среды, а именно в системе акта речевой коммуникации в силу орга­нической принадлежности текста к этой системе [1987: 52]. Безусловно, коммуникативность является основным пока­зателем системной среды, в которой текст может реализо­вать свои цели и аспекты. Однако коммуникативным, на наш взгляд, является и элемент диалога, и высказывание [см. Головин 1977: 195]. Коммуникативность как абстракция операций порождения - восприятия, информационного об­мена является свойством не только речи [см. 1.2.3].

Предложенная нами модель дискурса демонстрирует его важнейшее интегральное качество, обеспечивающее взаимо­действие всех модулей - Биологичность. Данное качество нельзя отождествлять с коммуникативностью, ибо она -лишь одна из сторон диалогичности. Всеобъемлющая диало-гичность манифестирует все аспекты текста и дискурса, и прежде всего его целостность в семиосферах других текстов, культуры. Высказывание может диалогизировать с семиосфе-рой лишь в случае его целостности, тем самым оно стано­вится текстом, выступая частью семиосферы. Ю.М. Лотман, обосновывая текст как интеллектуальное устройство, спо­собное вырабатывать новую информацию, считает, что оно должно одновременно быть единым и двойственным. Это означает, что «каждая из двух бинарных его структур счи­тает, что она должна быть одновременно и целым, и частью целого. Идеальной моделью становится триединство, в кото­ром всякое целое есть часть целого более высокого порядка, а всякая часть есть целое на более низком уровне» [1992, 1: 30].

У М.М. Бахтина целостность текста представлена инва­риантом речевого жанра. Именно речевой жанр, наряду с текстемой, являются основой диалогичности с семиосферой, простому высказыванию (не-тексту) этого не дано. Диало-гичность как интегральное качество текста в дискурсе, по нашему мнению, соответствует положению теории функци­ональных систем П.К. Анохина, отмечающего, что в орга­низации таких систем главное значение приобретает полу­чение необходимого системе результата и именно конечный 197

результат подчиняет себе все свойства и конструкции функ­циональной системы [Анохин 1978]. Е.В. Сидоров считает конечным результатом текста - развертывание коммуника­ции в систему полного состава [1987: 54]. Думается, что цель текста в коммуникативной ситуации - не только создание самого дискурса, но и обмен информацией, воздействие, воспитание, динамизация семиосферы, в конечном итоге целью дискурсивной деятельности служит существование, развитие и сохранение этноса, человечества. Всеобъемлю­щая диалогичность, обеспечивая достижение этих целей, делает текст, погруженный в коммуникативную суперсисте­му, источником познавательной деятельности, развития и сохранения человеческой мысли, а значит стабилизации ци-вилизационной системы, ее энтропийного баланса.

5.2. Проблема количества и типологии текстово-дискурсивных категорий

Вопрос о количестве именно текстовых категорий оста­ется дискуссионным до сих пор по причинам, во-первых, вычленения их в системе текста, а не в общем дискурсивном пространстве, во-вторых, их стилистической и прагматичес­кой дифференцированности (категории художественного, научного и др. текстов - обязательные и факультативные), в-третьих, смешения иерархии категорий, игнорирования факта включения одной категории в другую (соответствен­но отношению категории и подкатегории: континуум и про­грессия, стагнация; хронотоп и ретроспекция, проспекция и т.п. [см. Кухаренко 1988: 72]). Кроме того, сложность воп­роса заключается и в том, что все свойства текста интегри­рованы и непросто отделить одно от другого. Многие на­блюдаемые исследователями особенности текста имеют ха­рактер не сущностного признака, а явления, что также под­водится под категоризацию, например, интеграция и цело­стность у И.Р. Гальперина рассматриваются как категории, но с оговоркой: интеграция - способ, целостность - резуль­тат [1981]. Ученые нередко ограничивают список категорий-свойств лишь некоторыми ведущими, часто наиболее абстрактными, не принимая во внимание других, не менее важ­ных. Так, X. Изенберг отнес к общим чертам текста 1) линей­ную последовательность предложений; 2) наличие левосто­ронних границ; 3) относительную законченность; 4) связ­ность [1978: 48], что может в равной мере описывать и выс­казывание, сверхфразовое единство и некоторые другие структурные компоненты текста. З.Я. Тураева вводит поня­тие параметров текста, которые также могут соответствовать категориальным

признакам: полисистемности как многомерности текста, прототипичности как наличия в тексте инвари­антной виртуальной модели, амбивалентности как возможно­сти множества интерпретаций, антропоцентричности [1994].

Описание всех существующих списков текстовых катего­рий и признаков представляется нам делом невозможным, да и ненужным. Обратимся лишь к некоторым классифика­ционным построениям, которые наиболее часто осуществ­ляются в различных исследованиях. И.Р. Гальперин разгра­ничивает семантические (информативность, глубину, пре-суппозицию, прагматику) и структурные категории текста (интеграцию, сцепление, ретроспекцию, проспекцию, парти-турность, континуум) [1977: 524]. Однако в более поздних работах к данным типам ученый не прибегает, очевидно, поняв их противоречивость и необоснованность дифферен­циации. З.Я. Тураева [1986] предлагает разделение тексто­вых категорий на структурные и содержательные, относя к первым связность, интеграцию, прогрессию и стагнацию, ко вторым - образ автора, художественное пространство и время, информативность, причинно-следственные связи и подтекст. На наш взгляд, такое деление не имеет под собой оснований, ибо связность, например, задействует как вер­бальную структуру, так и смысловую сторону текста, а так­же базируется на его коммуникативной сущности, а образ автора может быть структурным компонентом текста, на­ряду с автором-функцией - компонентом содержания.

Е.В. Сидоров, рассматривая категориальную иерархию текста в ракурсе интегрального, совокупного качества тек­ста - коммуникативности, выделяет системные качества 199

гекста, т.е. характеристики текста для реализации им своей функции: регулятивность, информативность, структур­ность, слитность/дискретность, интегративность и проч.;

функциональные качества, т.е. специфические свойства сис-гемы во взаимодействии со средой: аналитичность/синте-гичность, семантичность/синсемантичность, простоту/слож­ность, обобщенность/конкретность, мнемичность и проч., -а также системно-языковые качества текста, т.е. свойства национального языка, его уровней, единства стилей - пре­дикативность, номинативность, морфосинтаксическая структурность, модальность, определенность/неопределен­ность и проч. Соотношение коммуникативности с данными качествами текста является иерархическим, включающим одновременно момент соотношения средства (подчиненный уровень иерархии) и цели (подчиняющий уровень иерар­хии). По мнению ученого, коммуникант подчиняет себе сис­темные категории, те в свою очередь функциональные, а те -системно-языковые [Сидоров 1987: 48-67]. Не производя де­тального анализа данной иерархии, отметим лишь, что в данной классификации наблюдается недопустимый, на наш взгляд, отрыв системных качеств от функциональных. Кро­ме того, иерархия «средство - цель» есть отношение функ­ции и средств ее реализации, а категория - это инвариант­ная признаковая сущность, средства же ее реализации - это иной вариативный, предметно-знаковый аспект репрезентации инварианта. Необъясненными автором являются, в частности, иерархические отношения ряда качеств в предложенной схе­ме (к примеру, интегративность - мнемичность - определен­ность/неопределенность).

Общепринятой в лингвистике текста является также диф­ференциация текстовых категорий на общетекстовые (для всех текстем) и частные (специфические для одного или группы текстов) [Мышкина 1991].

О.П. Воробьева, описывая различные попытки классифи­кации текстовых категорий, справедливо отмечает: «Неиз­бежным становится вывод об имманентной нечеткости и не­последовательности любой классификации, основанной на сопоставлении текстовых категорий как параметров, лежа­щих в одной текстовой плоскости» [1993: 28]. Классификация текстовых категорий представляется нам невозможной, но установление иерархической подчиненности «категория - под­категории» является необходимым, ибо выделение наиболее общих инвариантных признаков текста в дискурсе требует большей конкретизации за счет разграничения внутри каждой категории своих сущностных свойств - подкатегорий.

5.3. Категория целостности

Данная текстово-дискурсивная категория рассматривает­ся многими исследователями в числе ведущих как консти­туирующий признак текста, отличающий его от не-текста, представляющий относительную закрытость текста, обеспе­чивающуюся интеграцией всех его структурно-содержатель­ных и смысловых уровней, воспринимаемую читателем как единство [Гальперин 1981].

В период становления лингвистики текста как текстовой грамматики целостность аспектов, соотносимых как форма, содержание, функция, определялась в единстве структурно­го, смыслового, коммуникативного субстрата. Коммуника­тивная целостность рассматривалась как преемственность между составляющими текста (от данного к новому) как ос­нова тема-рематической цепочки [Москальская 1981: 21]. В ко­нечном итоге целостность отождествлялась с когерентностью или когезией, т.е. со связностью.

Дискурсивная встроенность текста позволяет рассматри­вать целостность как текстово-дискурсивную категорию, обеспечивающуюся его полисистемной макрознаковостью в замкнутой суперсистеме дискурса. В.А. Звегинцев подчер­кивает: «Дискурс снизу детерминируется пресуппозицио-нальным каркасом дискурса, а сверху - не названной еще со­держательной надстройкой, обе силы определяют нижний и верхний предел дискурса, обусловливает его «цельноофор-мленность» [1980: 17].

Макрознаковость является качественным параметром «работы» текста в дискурсе. Ю.М. Лотман называл текст не-201

расчлененным сигналом [1970: 67]. Положение о тексте как сложном знаке, имени разрабатывалось рядом исследовате­лей (Я. Петефи, В. Дресслер, П. Хартман, X. Плетт, А. Ной-берт, Г.В. Колшанский, О.П. Воробьева, Д.И. Руденко, Ю.И. Сватко и др.).

Макрознаковость текста в дискурсе существует на осно­ве синтезированного смыслового конденсата, порождаемого автором и воспринимаемого, интерпретируемого адресата­ми; диалогичности текста с семиосферами культурного, на­учного и др. кода (внутри и вне текстемной парадигматики). Суперсистемность и целостность дискурса придает тексту мобильность и тем самым усиливает его целостность как макрознака. Это внешний аспект целостности как текстово-дискурсивной категории. Внутренний же ее аспект обычно проецируется на полисистемность самого текста, представля­ющего собой функциональную систему текстовых слоев, уров­ней, кодов, изменений повествования, обусловленную сочета­нием линейности и многомерности текста [Воробьева 1993: 174]. И.Р. Гальперин считал способом создания целостности интеграцию как текстовую категорию психологического пла­на. По мнению ученого, интеграция может осуществляться средствами когезии, но может строится и на ассоциативных и пресуппозициональных отношениях, поэтому в отличие от когезии, интеграция вертикальна [Гальперин 1981: 125].

Текстово-дискурсивная целостность определяется взаи­модействием модулей дискурса, в том числе коммуникантов:

«кодирующий отталкивается от континуальности текста с тем, чтобы его расчленить, а декодирующий, напротив, вос­принимая отдельные компоненты текста, стремится пред­ставить его как нерасчлененное континуальное целое» [Мур-зин, Штерн 1991: 14]. Кроме того, системность порождаю­щего сознания; сознания адресата, в том числе лингводис-курсивного; семиосферы, интериоризованного бытия обес­печивает внутреннюю системность и целостность самого текста в целостной суперсистеме коммуникации. Следует от­метить и обратную связь текстовой системности с суперсисте­мой дискурса. В этом, по мнению Е.В. Сидорова, заключе-202

на конструктивная функция текста в коммуникации: «Для реализации социальной функции текста необходимо, чтобы коммуникативные деятельности общающихся людей были приведены в некоторое закономерное взаимное соответствие. Иначе мы будем иметь не взаимодействие, а хаотическое столкновение деятельностей. Отсюда вытекает определен­ная функция текста, заключающаяся в организации каждо­го отдельного акта речевой коммуникации в виде законо­мерно организованной системы» [1987: 43].

Категория целостности может иметь и парадигматичес­кое объяснение. А.А. Леонтьев подчеркивал: «Целостность заключается в динамическом и не всегда полностью осозна­ваемом отнесении данного текста к одному объекту, просто­му или сложному» [1979: 27]. В парадигматике речевых си­туаций и текстов соотнесенность дискурса с речевым жан­ром, а текста с текстемой обусловливает их целостность. Психолингвисты объясняют феномен цельности на основе иерархической организации планов (программ) речевых высказываний, используемых реципиентом при восприятии текста. Цельным является текст, который при переходе от одной последовательной ступени компрессии к другой, бо­лее глубокой каждый раз сохраняет для реципиента смыс­ловое тождество по центральным смысловым компонентам, «лишаясь» лишь маргинальных, необязательных, менее важ­ных [Дридзе 1972; 1984; 1997; Леонтьев 1999: 136].

Целостность нередко связывалась или отождествлялась с завершенностью текста, возводя последнюю в ранг тексто­вой категории. Отталкиваясь от системности текста, В.А. Ку-харенко подчеркивает: «Положение о закрытости текстовой системы хорошо согласуется с категорией целостности (за­вершенности), обязательно присущей целому тексту... Ав­тор на самом деле выступает как единоличный хозяин по­ложения - «где считаю нужным, там ставлю финальную точку», что в свою очередь означает, что концепт сформи­рован, дорога к его пониманию указана, сообщение завер­шено, система закрыта» [1988: 78].

Однако завершенность целостного текста соотносится с 203

рядом явлений, которые ставят под сомнение категориаль­ный статус завершенности в дискурсе. Во-первых, это обрыв текста, произведения либо по объективным, либо по субъек­тивным причинам. Н.В. Гоголь не окончил поэму «Мертвые души», ибо ее планируемое продолжение вступило в противо­речие с замыслом автора - показать по образцу «Божествен­ной комедии» Данте ад, чистилище и рай России. Конфликт «диалога» автора и текста, возможно, привел к сожжению вто­рого тома и к отказу от написания третьего. Гоголь не увидел позитива в будущем России и не завершил поэмы. Между тем поэма является целостным текстом, но не завершенным, и в этой незавершенности кроется авторский концепт.

Во-вторых, сам термин «завершенность» как бы проти­воречит возможной открытости текста как коммуникатив­ного посредника. Поэтому трудно согласиться с утвержде­ниями о закрытом характере коммуникативной ситуации, она скорее замкнута, но не закрыта, ибо один текст может иметь множество адресатов. Вступая в коммуникацию, адре­сат замыкает коммуникативное пространство, но не закрывает его для других адресатов. Открытость же текста возможна и для одного адресата. Она обеспечивается двумя фактора­ми: домысливанием читателем, слушателем какого-либо фи­нала или финалов (например, «Дворянское гнездо» И. Тургене­ва или «Белая гвардия» М. Булгакова), а также свободно-вариативной интерпретацией текста, нередко заданной стратегией автора несмотря на то, что открытость текста в плане его свободно-вариативной интерпретации может быть задана автором в языковой форме, которая обуслов­ливает различие в читательских ожиданиях [Vorobyova 1999:

51]. Читатель сам должен избрать вариант авторской развяз­ки (к примеру, в романе Дж. Фаулза «Подруга французского лейтенанта»), переходя от текстовой модели мира к модели игры [Эспань 1997: 17]. При отрицании закрытости дискурса мы полностью поддерживаем суждение В.А. Кухаренко о том, что «возможность нескольких интерпретаций одного текста, явное изменение их с течением времени не противоречит по­ложению о закрытости художественной системы» [1988: 77], 204

ибо художественная система текста действительно закрыта в противовес суперсистеме дискурса, и считаем, что выбор тер­мина «завершенность» как эквивалента целостности неудачен и содержит возможность неточности и многозначности.

В-третьих, завершенность текста вступает в противоре­чие с явлением серийности текстов. Серийность текстов может существовать в пределах индивидуальной авторской парадигмы как внутритекстовая (роман в новеллах, трило­гия, дилогия) или цикловая (стихотворения, объединенные в цикл, цикл рассказов, лекций, телепередач, кинофильмов, объединенных общими персонажами, темами, проблемами) и в пределах нескольких авторских парадигм («Унесенные ветром» М. Митчелл и «Скарлетт» А. Риплей). Соотнесен­ность завершенности и целостности таких текстов ставит вопрос об их границах. На наш взгляд, цикловая и межпа-радигмальная серийность представляет совокупность само­стоятельных целостных текстов. В конечном счете, автор сам определяет их единство, называя, к примеру, «Герой на­шего времени» романом и представляя его отдельными но­веллами или объединяя тексты в дилогию или трилогию.

5.4. Категория дискретности (членимости) Дискретность (от лат. discretus - разделенный, прерыви­стый) представляет собой текстово-дискурсивную катего­рию, выражающую как разделенность процессов порожде­ния и восприятия даже в случае спонтанного устного дис­курса, так и членимость текстовой формы организации ком­муникативной ситуации. В последнем аспекте дискретность можно отождествлять с члеиимостью, традиционно рассмат­риваемой как текстовая категория.

Дискретность - свойство любой системы, ибо обязатель­ные для системы элементы и их функции разделены. Суще­ствуя на фоне системности и целостности дискурса, дискрет­ность обеспечивает взаимодействие систем-модулей и облег­чает процессы порождения и восприятия целого текста. Членимость и целостность актуализируют центробежные и центростремительные силы текста, дискурса. Взаимодей-205

ствие этих сил объясняется «онтологически присущим тек­сту несоответствием (антагонизмом [Откупщикова 1982: 38]) между его развертыванием, которое имеет линейный харак­тер, и отражаемой действительностью, которая многомер­на» [Кухаренко 1988: 72]. Системность и структурирован­ность самого текста также не отрицают, а, наоборот, пред­полагают возможности его формального (архитектоничес­кого) и содержательного (композиционного) членения. Дис­кретность сознания коммуникантов, семиосфер, интериори-зованного бытия порождает дискретность текста.

Средствами дискретности текста являются на вербаль­ном, формальном уровне высказывания (Г.В. Колшанский), абзац (А.М. Пешковский, Р. Лангакр, М. Блэк), параграф, глава, раздел и т.п. На смысловом уровне текст членится на пропозиции (предикатно-актантные рамки или предикатно-аргументные структуры) (Л. Теньер, У. Чейф, Ч. Филлмор, С.Д. Кацнельсон, Ю.Д. Апресян, В.В. Богданов и др.), сверх­фразовые единства, или сложное синтаксическое целое, про­заическую строфу, микротекст, период как смысловые блоки с общей темой (Н.С. Поспелов, О.И. Москальская, Г.Я. Солга-ник, Т. ван Дейк, У. Тиле, Л.М. Лосева и др.), предикатно-релятивный комплекс (Т.М. Баталова) и т.п. Следует под­черкнуть, что в некоторых работах сложное синтаксическое целое, сверхфразовое единство отнесены к структурным компонентам членения. Это возможно лишь в случае их совпадения с абзацем, действительно, структурной едини­цей. Но в остальном данные единицы репрезентируются как монотематические только на смысловом уровне. В.В. Бог­данов считает, что в смысловом отношении текст склады­вается из пропозиций и операторов модифицирующего и со­единительного типа [1990; 1993].

Внедрение в коммуникативную и текстовую лингвисти­ку разработок когнитивной и компьютерной науки создает новые механизмы членимости, опирающиеся на выделение ментальных моделей (Ф. Джонсон-Лэрд, Т. ван Дейк), мак­роструктур, фреймов, сцен и сценариев (Т. ван Дейк), фрей­мов интерпретации (Ч. Филлмор) и т.д. Т. ван Дейк рассмат-206

ривает сценарии как абстрактные, схематические, иерархи­ческие организованные наборы пропозиций, конечные по­зиции которых является незаполненными: их наполнение производится по умолчанию (default values) [1989: 140]. Эти сценарии могут использоваться как дискретные единицы со­знания при порождении и понимании текста с жесткой струк­турой. М. Минский считал, что в памяти коммуникантов хра­нятся в виде фреймов также знания о правилах ведения дис­курса, коммуникации [Minsky 1975]. Т.М. Дридзе [1984; 1998] предлагает рассматривать систему текста как иерархию ком­муникативных программ: смысловых блоков - предикаций -связей. Эта мысль близка высказыванию И.Р. Гальперина о том, что именно в плане прагматики возможно определение последовательности частей текста, т.е. воссоздание механиз­ма порождения и понимания текстов [1981: 70].

Членимость порождения и членимость восприятия раз­личны. Автор подчиняет дискретность текста своему замыс­лу, интенции и создает линейную и вертикальную члени­мость (персонажную, тематическую, ситуационную, аксио-логическую и т.д.), используя фреймы, сценарии, установ­ки своей памяти [ван Дейк 1989: 141]. Вертикальная члени­мость является сквозной, ибо логическая последователь­ность в тексте соблюдается далеко не всегда, текст может иметь разрывы, противоречия, несоответствия, однако чле­нимость порождения должна быть подчинена авторскому концепту: появление темы в тексте, персонажа в художе­ственном тексте не случайно, как и отклонение от темы при соблюдении максимы релевантности.

Для читателя, слушателя членимость воспринимаемого текста носит прогностический характер гипотез и их под­тверждения, модификации или отрицания. По окончании рецепции текста рекурсивное сканирование информации в сознании адресата и соположение ее со сценариями и уста­новками в его памяти создает дискретность текстового со­держания как линейную, так и сквозную, проверяя ее «на выходе» путем челночной операции «концепт - целое - ком­поненты дискретности». При диалогическом общении каж-

дое звено диалога является дискретной единицей - блоком интерактивной программы, постоянно корректирумой и контролируемой коммуникантами. Данные блоки членимо-сти названы интерактивными ходами или шагами. А.А. Ро­манов описывает интерактивные шаги как комплексные де­ятельности, исходящие из ролей коммуникантов, их компе­тенции и интенций обмена информацией, типов реагирова­ния и т.д. [1992: 56-57].

5.5. Категория информативности

Протекание дискурса обеспечивается его информацион­ным пространством. В лингвистике текста категория инфор­мативности рассматривалась под углом зрения информа­ции, заложенной в сообщении. В данном случае главным было использование «материальных средств сообщения, таящих в себе... огромные потенциальные возможности семантических приращений» [Гальперин 1981: 24]. З.Е. Тураева определяет смысл текста в отрыве от коммуникантов как явления более высокого уровня, чем план содержания текста. Он складыва­ется из взаимодействия плана содержания с концептуальной, ситуативной и энциклопедической информацией [1986: 14]. Однако, по нашему мнению, этим не исчерпывается тексто-во-дискурсивная категория информативности.

Т.М. Дридзе [1998] справедливо связывает информатив­ность с ориентацией текста на адресата в плане коммуни­кативности, ибо источником семантических приращений, смыслового массива уже созданного текста является преж­де всего обработка текста сферой сознания его адресатов, пропускающих материальные, языковые носители через свои интерпретационные фильтры. Ю.М. Лотман отмечал два типа увеличения информации: получение ее извне и воз­растание информации внутри сознания адресата на основе возбудителя - информации извне [1973: 18-19].

Порождение же информационного пространства текста обеспечивается информационной психокогнитивной сферой адресанта, подключенной к семиотическому универсуму и бытию. Поэтому информационное пространство дискурса 208

исходя из его диалогической модели является сложным и диффузным. Порождающий информационный фильтр со­знания адресанта, задействуя модули универсума и бытия, создает смысловое пространство, вербализуя его с помощью системной линейной последовательности языковых единиц. Интерпретирующий фильтр адресата, соотносясь с модуля­ми бытия и семиосфер, воспринимая эту линейную последо­вательность, формирует смысловое пространство интерпре­тации. Диффузность различных информационных про­странств, материальным носителем которых является фор­ма и семантика текста, опосредует информационный обмен и понимание адресата. Она же, наряду с контекстуальными значениями языковых единиц и новыми смыслами, создава­емыми при их соединении, обусловливает приращение ин­формации в дискурсе. Отсутствие полного тождества ин­формации порожденной и воспринимаемой не означает уве­личения информации при восприятии - между двумя инфор­мационными пространствами адресанта и адресата суще­ствует информационный баланс, основанный на их пересе­чении, большем или меньшем в зависимости от правильно­сти избранных стратегий интерактивности: стремления быть понятым для автора и понять для читателя - и других факторов, о которых уже шла речь в предыдущих разделах.

Таким образом, информативность определяется нами как текстово-дискурсивная категория, отображающая взаимо­действие информационных пространств всех модулей дис­курса и обеспечивающая информационный баланс интерак­тивности адресанта и адресатов на основе текста. О.П. Во­робьева вслед за А. Греймасом сополагает информатив­ность с семантическим пространством дискурса как соотне­сением интегрированности семантических, прагматических и синтактикосемантических особенностей входящих в текст высказываний с целостным динамическим референтом и социальным и личностным коммуникативным контекстом текстопорождения и восприятия [1993: 51]. Тем самым уста­навливается непосредственная зависимость информативно­сти от составляющих коммуникативной ситуации.

209

Определяя информативность как гетерогенное многока­нальное свойство художественного текста, В.А. Кухаренко считает, что, несмотря на свою неоднородность, данная категория имеет единую направленность на раскрытие кон­цепта произведения [1988: 77]. Действительно, концепт мож­но считать подкатегорией информативности, порождаемой и интерпретируемой на основе сложной синтетической кон­денсации и когнитивной переработки целостной информа­ции либо на основе замысла и интенции для автора, либо на основе интерпретанты и понимания для читателя. И.Р. Галь­перин считает одним из типов информации текста - содер­жательно-концептуальную как авторское творческое пере­осмысление отношений между явлениями, понимание их причинно-следственных связей, их значимости в социаль­ной, экономической, политической, культурной жизни на­рода [1981: 25]. Ученый выявляет дискурсивную сущность концепта, с одной стороны, как замысла автора, с другой, как его содержательной интерпретации.

В плане интерактивности дискурса концепт все же исхо­дит от автора и его текста, а задачей читателя является его установление на базе информационного сжатия. При опти­мальном понимании текста адресат адекватно декодирует концепт как основу информационного баланса. Однако оценка авторского концепта принадлежит только интерпре­тации читателя.

Особенностями подкатегории концептуальности, вопло­щающей главный смысл текста, основанный на авторском отношении и осмыслении порождаемой им информации, являются ее глобальность и прерывность, эксплицитность или имплицитность. Глобальность опирается на учитывание всего текста и составляющих дискурса. Прерывность заклю­чается в пунктирности концептуально важной информации в линейной последовательности текста. Для читателя важ­но выделить «пиковые» моменты репрезентации концепту­альной информации и, синтезировав их и конденсировав, декодировать концепт. В.А. Кухаренко подчеркивает: «Со­держательно-концептуальная информация развивается по-210

степенно и неритмично. Одни фрагменты текста дают для ее формирования больше, являются концептуально значи­мыми» [1988: 7б].

Концепт может быть эксплицитным, выраженным с по­мощью вербальных высказываний (в заголовке, эпиграфе, зачине или выводе, предисловии или заключении для разных типов текстов). Имплицитность концепта выводится из под­текста, информационных пространства дискурса (прагмати­ческих, энциклопедических, ситуативных и др. знаний), за­ложенных в тексте интерактивных стратегий, информаци­онно-семиотической сущности текстемы, речевого жанра, к примеру: рекламный дискурс, правовые акты, фейлетон, юмореска, триллер и т.п. Раскрытие концепта художествен­ного текста с высокой степенью образности, ассоциативно­сти информации требует когнитивного и эмоционального напряжения читателя, снимающегося пониманием-проник­новением в сущность авторского замысла. Нередко концепт соотносится с той гипотезой, с которой читатель приступа­ет к рецепции текста. Гипотеза возникает не случайно, она опирается на когнитивные структуры фоновых знаний, ин­дивидуально-авторской, жанровой парадигматики, хотя в иррационалистической эстетике А. Бергсона, следовавшего за А. Шопенгауэром, высшей формой познания смысла про­изведения считается интуиция. Иные эстетические концеп­ции, не отрицая роль интуиции, рассматривают ее как пред­ставление в снятом виде целей и результатов предваритель­ной мыслительной деятельности, т.е. гипотеза имеет психо­когнитивную природу. Подтверждение гипотезы возможно не всегда (эффект обманутого ожидания). И тогда адресат возвращается к началу, сканирует воспринятую информа­цию в поисках истинного концепта. Имплицитный концепт неотождествим с подтекстом, ибо подтекстовый смысл не всегда является концептуально значимым. В лингвистике су­ществует и иное понимание концепта текста как информа­тивности вообще, некоего мыслительного образования, воз­никающего в сознании, когда человек описывает некоторый объект реальной действительности языковыми средствами 211

Дата добавления: 2017-01-14