Русская Православная Церковь и Российское государство 2 страница

Основываясь на выводах комиссии князя Василия Шуйского, патриарх Иов объявил на Соборе: «Перед государем Михайлы и Григория Нагих и углицких посадских людей измена явная: царевичу Димитрию смерть учинилась Божиим судом; а Михайло Нагой государевых приказных людей, дьяка Михайлу Битяговского с сыном, Никиту Качалова и других дворян, жильцов и посадских людей, которые стояли за правду, велел побить напрасно, за то, что Михайло Битяговский с Михайлом Нагим часто бранился за государя, зачем он, Нагой, держал у себя ведуна, Андрюшу Мочалова, и много других ведунов. За такое великое изменное дело Михайло Нагой с братьею и мужики угличане, по своим винам, дошли до всякого наказанья. Но это дело земское, градское, то ведает Бог да государь, все в его царской руке, и казнь, и опала, и милость, о том государю как Бог известит; а наша должность молить Бога о государе, государыне, о их многолетнем здравии и о тишине междоусобной брани».[34]

Жителей Углича наказали ссылкой в пустынные места русского Севера и Сибири. Ссыльными жителями Углича населили целый городок – Пелым.[35] Позднее Лжедимитрий I разрешил сосланным угличанам возвратиться на родину. Наказали и неодушевленный предмет - колокол, который ударил набатом при известии о гибели царевича Димитрия. Колоколу отсекли «ухо» и сослали его в Сибирь. Возвращение из Тобольска в Углич колокола состоялось в царствование императора Александра III, в 1892 году.[36] В литературе встречаются утверждения, что около двухсот жителей Углича была казнено. Эти утверждения оспаривает Людмила Таймасова: «Вопреки сложившемуся мнению, участь жителей Углича была не столь трагична. Измена закончилась ссылками, ни один из виновных не был казнен. В 1623 г. угличане подали челобитную царю Михаилу Федоровичу, в которой имели полное основание рассказать о всех бедствиях, постигших их в годы правления Бориса Годунова, и даже преувеличить их. Однако в челобитной указано лишь, что в 1591 г. «сирот твоих погибло в Сибирь сослано 60 семей». Следовательно, сведения о 200 человек, только казненных по распоряжения Бориса Годунова, являются недостоверными».[37]

Несчастная мать царевича Димитрия в том же 1591 году была пострижена в монашество с именем Марфа и сослана в отдаленный Горицкий монастырь на Белом озере. В 1592 году в годовщину смерти царевича царица-инокиня Марфа дала в Кирилло-Белозерский монастырь поминальный вклад о своем сыне. Братья царицы получили вскоре назначения на воеводства в отдаленные города.

Неожиданная трагическая смерть царевича Димитрия породила многочисленные пересуды в русском обществе. Чаще всего молва обвиняла в гибели царевича Димитрия Бориса Годунова. Некоторые историки поддерживают это обвинение. Другие отрицают. В церковной традиции закрепилось представление о Борисе Годунове как об убийце царевича Димитрия. Эта версия происшедшего отражена в службе святому Димитрию, где, правда, Борис не называется по имени, а именуется рабом и убийцей Димитрия, например, в каноне на утрени: «Ты же именем твоим раба твоего и убийцу зле погубил еси».

Вскоре после трагической смерти царевича Димитрия в Москве вспыхнул сильный пожар, выгорел весь Белый город. Молва обвинила в поджоге Годуновых. Якобы, люди Годуновых подожгли город для того, чтобы царь Феодор Иоаннович, находившийся тогда на богомолье в Троице-Сергиевом монастыре, возвратился в Москву, а не поехал бы в Углич для розыска. Слух о том, что Москву подожгли Годуновы, оказался весьма сильным. Борис Годунов был даже вынужден дать московскому послу в Литве Исленьеву такой наказ: «Станут спрашивать про пожары московские, то говорить: мне в то время не случилось быть в Москве; своровали мужики воры, люди Нагих, Афанасья с братьею: это на Москве сыскано. Если же кто молвит, что есть слухи, будто зажигали люди Годуновых, то отвечать: это какой-нибудь вор бездельник сказывал; лихому человеку воля затевать. Годуновы бояре именитые, великие».[38]

В 1592 году у царской четы родилась дочь Феодосия.[39] Царевна стала рассматриваться как наследница престола. Борис Годунов стал искать для нее жениха из числа европейских принцев, однако через два года девочка умерла. Родители и вся Москва скорбели. Патриарх Иов обратился к царице Ирине с утешительным посланием.

В последние годы жизни Феодора Иоанновича могущество Бориса Годунова возросло до огромных размеров. Ему был пожалован высокий титул царского слуги. До тех пор никто в России не носил одновременно два высочайших звания одновременно: конюшего и царского слуги. Полный титул Бориса звучал так: «царский шурин и правитель, слуга и конюший боярин, и дворовый воевода, и содержатель великих государств – царства Казанского и Астраханского». В официальных дипломатических документах, приходивших из-за рубежа, Бориса титуловали «светлейшим», хотя он и не был князем. Более того, посол Священной Римской Империи именовал Годунова «Ваше величество». Сергей Федорович Платонов отмечает также, что после смерти царевны Феодосии Феодоровны, когда «физический упадок царя отсекал надежду на чадородие не царицы, а уже «изнемогавшего» родителя, тогда Борис стал официально ставить с собою, правителем царства, своего сына Федора. В церемониях при дворе Бориса и в письменных сношениях правителя Федор Борисович является действующим лицом: принимает послов, шлет подарки от себя владетельным особам, «пишется» в грамотах рядом с отцом. Такое привлечение сына в сферу политических сношений и действий свидетельствует о тонкой предусмотрительности Бориса: в своем сыне он постепенно готовил преемника его положения и власти».[40]

7 января 1598 года часто болевший царь Феодор Иоаннович скончался на сорок втором году жизни. Молва обвиняла Бориса Годунова в смерти Феодора, приписывая ему и его жене стремление царствовать. Голландский купец Исаак Масса писал: «Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею, и многие московиты разделяли мое мнение».[41] Проведенные в 1963 году исследования останков царя Феодора выявили интересную картину. В останках было обнаружено значительное количество свинца. Возникло предположение, что царь, при жизни страдал от хронического отравления этим химическим элементом, возможно, умер от отравления свинцом. Профессор Александр Васильевич Маслов отмечает, что хроническое отравление свинцом вызывает воспаление паутинной оболочки головного мозга (токсическую энцефалопатию), проявлением которой являются «эйфория, психомоторное возбуждение, отмечается снижение остроты зрения, двоение в глазах».[42] Этот диагноз находится в согласии со свидетельствами современников царя Феодора Иоанновича об особенностях его поведения и физического состояния. Тихая, без судорог, кончина Феодора Иоанновича не позволяет думать, что царь умер от отравления свинцом, так как в этом случае смерть «наступает на фоне резких судорог верхних и нижних конечностей или эпилептиформных судорог».[43] Исследование останков Феодора Иоанновича показало также, что количество мышьяка в его организме в шесть раз превышало норму. Наконец, в останках Феодора Иоанновича нашли высокое содержание ртути. Аномально высокое содержание мышьяка и ртути найдено также при изучении останков старшего брата царя Феодора – царевича Иоанна Иоанновича. Причем количество ртути в останках Иоанна Иоанновича примерно в пять раз выше, чем в останках Феодора Иоанновича, в которых ее содержание высоко. Столь же высокое как в останках Иоанна Иоанновича содержание ртути отмечено в останках самого Иоанна Грозного. С большой долей вероятности можно утверждать, что смерть Иоанна IV стала следствием хронического отравления ртутью.[44] Словом, проведенные в 1963 году исследования не столько дали ответы на вопросы, сколько поставили новые загадки. Могла ли смерть царя Феодора Иоанновича быть насильственной – от злонамеренного отравления? Результаты исследования его останков не исключают такой возможности.

Патриарх Иов написал «Повесть о честнем житии царя и великого князя Феодора Иоанновича всея Русии», опубликованную впоследствии в четырнадцатом томе «Полного собрания русских летописей».[45] Патриарх Иов так описывал добродетели почившего царя: «Этот благочестивый самодержец, праведный, досточудный и крестоносный царь древним благочестивым царям был равнославен, нынешним служил украшением, для будущих послужит сладчайшею повестию. Хотя от юности он окружен был бесчисленными и многоценными благами мира, но ни одним не увлекался, ни одним не услаждался. … Хотя и держал в руках своих скипетр славного царства Русского, но всегда устремлял ум свой к Богу и сердечную веру сопровождал добрыми делами; тело удручал церковными песнями, дневными правилами, всенощными бдениями, воздержанием и постом, а душу умащал поучением Божественных Писаний, украшая ее благими нравами. … Был весьма нищелюбив, милуя вдовиц и сирот, особенно же чтил священнический и монашеский чин, удовлетворяя их всегда пространною милостынею. … И в дальние страны земли всегда текла, как нескудная река, его щедрая милостыня, как то: во св. гору Афонскую, в Александрию, в Ливию, в великую Антиохию и во все святые места даже до Иерусалима».[46] Оканчивается житие молитвенным обращением к царю Феодору. В житии царя Феодора патриарх Иов прославляет добродетели не только почившего царя, но и Бориса Годунова. Впоследствии царь Феодор стал почитаться как местночтимый святой Архангельского собора Московского Кремля. Ныне память благоверному царю Феодору Иоанновичу празднуется в Соборе Московских святых – в воскресенье перед праздником сретения Владимирской иконы Божией Матери, празднуемого 26 августа по старому (8 сентября по новому) стилю.

Существуют не менее трех версий относительно предсмертной воли царя Феодора Иоанновича. Согласно версии, которую активно поддерживал Борис Годунов, Феодор Иоаннович завещал правление своей супруге Ирине Феодоровне. Эта версия изложена в «Утвержденной грамоте» об избрании Бориса Годунова на царство. В этой же грамоте утверждается, что своими душеприказчиками Феодор Иоаннович назначил патриарха Иова и Бориса Годунова. Между тем известно, что в действительности своими душеприказчиками царь назначил трех персон: патриарха Иова, боярина Феодора Никитича Романова и Бориса Феодоровича Годунова.

Согласно другой версии Феодор не велел Ирине царствовать, а постричься в монашество. Эта версия отражена в «Новом летописце», созданном в царствование Михаила Феодоровича Романова: «Впаде великий государь царь Федор Иванович в болезнь и видя отшествие свое к Богу от суетного мира сего в вечный покой, призва к себе благочестивую царицу и великую княгиню Ирину Федоровну и дав ей о Христе целование и простив ее и не повеле ей царствовати, но повеле ей приняти иноческий образ».[47] Тогда патриарх Иов спросил умирающего: «Видим, государь, мы свет померкающ от очию наших и тебя, праведного, отшествие к Богу: кому сие царство и нас, сирых, приказываешь и свою царицу?» Феодор Иоаннович на это ответил «тихим гласом»: «В сем моем царстве и в вас волен создавший нас Бог: како Ему угодно, тако и будет; а с царицею моею Бог волен, как ей жить и о том у нас уложено».[48] Патриарх Иов в своей «Повести о честнем житии царя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии» об этом не упоминает. Для него естественным преемником последнего Рюриковича на московском престоле был Борис Годунов. Изложенная в «Новом летописце» версия представляется наиболее вероятной и подтверждается некоторыми другими источниками.

Согласно третьей версии Феодор Иоаннович, умирая, завещал престол своему двоюродному брату Феодору Никитичу Романову. По сведениям, полученным польским агентом, царь сказал Борису Годунову: «Ты не можешь быть царем из-за своего низкого происхождения, разве только если тебя выберут по общему соглашению».[49] Затем Феодор Иоаннович высказал мнение, что царем будет избран Феодор Никитич Романов. Более того, царь, якобы, заклинал Романова держать подле себя Бориса Годунова и не делать ничего без его совета.[50] Информация любопытная. Но соответствует ли она действительности? Во всяком случаем в «Новом летописце», созданном в царствование Михаила Романова, ничего подобного не рассказывается. Не подтверждается и рассказ Конрада Буссова о том, что царица Ирина умоляла царя Феодора Иоанновича передать скипетр Борису Годунову, но царь протянул скипетр Феодору Никитичу Романову. Феодор Никитич, якобы, отказался от такой чести, так же поступили и его братья.[51]

12 января Борис Годунов попытался добиться присяги на верность. Тексты очень искусно составленной присяги были разосланы по стране. «Некий немецкий агент в своем донесении из Пскова от 18 февраля 1598 г. описал дело как очевидец. Псковичи должны были под присягой обещать не поддаваться полякам и шведам, хранить верность православной вере, патриарху, царице Ирине, ее брату Борису Федоровичу, его сыну-наследнику и другим детям, которые когда-нибудь у него родятся». [52] Как справедливо замечает Руслан Григорьевич Скрынников, «под видом присяги сестре Борис потребовал присяги себе и своим детям, то есть попытался «воцариться» сам.[53] Попытка Годунова оказалась неудачной. Бояре, кроме бояр Годуновых, не стали присягать. Не помогло и то, что патриарх Иов распорядился поминать на ектениях благоверную царицу Ирину Феодоровну, а также провозглашать ей многолетья. Это было новшеством. Ранее цариц не поминали на ектениях и многолетий им не провозглашали.

15 февраля Ирина Феодоровна принародно объявила о том, что намерена принять монашеский постриг, и отбыла в Новодевичий монастырь, где и постриглась с именем Александра.[54] Правление она завещала князьям и боярам. Однако бояре неоднократно обращались в Новодевичий к уже постриженной Ирине за разрешением местнических споров.

Итак, смерть царя Феодора Иоанновича привела к пресекновению династии Рюриковичей на московском престоле. Как известно основателем московской ветви Рюриковичей явился святой благоверный князь Даниил Александрович – сын святого благоверного князя Александра Невского. В этой ситуации на престол мог претендовать старейший из рода князей Шуйских. Существуют две версии происхождения этого княжеского рода. Сами Шуйские возводили свою родословную к сыну Александра Невского великому князю Андрею Александровичу. Согласно другой версии предком Шуйских является брат Александра Невского великий князь Андрей Ярославич. В любом случае, по своему происхождению, Шуйские являлись ближайшими родственниками исчезнувшей династии. Иностранцы, зная об этом, именовали Шуйских «принцами крови». Исторически этот княжеский род разделился на три ветви. Представители старшей ветви носили двойную фамилию – Скопины-Шуйские. Фамилия произошла от прозвища одного из князей Шуйских – Скопа. Скопа – это хищная птица из отряда соколообразных, питающаяся рыбой. В 1598 году единственным представителем старшей ветви Шуйских являлся одиннадцатилетний князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.[55] В Боярской Думе в 1598 году род князей Шуйских был представлен четырьмя родными братьями-боярами – князьями Василием, Александром, Димитрием и Иваном. Все они являлись представителями средней ветви этого рода.[56] Шуйские не прочь были выдвинуть на престол главу своего рода князя Василия, однако не обладали достаточной поддержкой. Своего родственника Михаила Скопина-Шуйского они выдвигать не собирались.

Реальными кандидатами на престол после смерти царя Феодора Иоанновича считались брат царицы Ирины Борис Феодорович Годунов и двоюродный брат почившего царя боярин Феодор Никитич Романов. Годунова поддерживали патриарх Иов, духовенство, стрельцы и часть народных низов. Бояре его не хотели, кроме бояр Годуновых. Пользовалось популярностью среди народа семейство Романовых. Родоначальником Романовых является боярин великого князя Симеона Гордого Андрей Иванович Кобыла. По семейному преданию рода Колычевых он был сыном князя из литовского племени жмудь Камбилы. Среди потомства Андрея Кобылы – целый ряд русских дворянских родов, в том числе Колычевы, Шереметевы, Боборыкины, Сухово-Кобылины, Образцовы. Фамилия Романовы - по имени боярина Романа Юрьевича Захарьина-Юрьева. Это отец царицы Анастасии,[57] матери царя Феодора Иоанновича. Ее брат Никита Романович вторым браком был женат на дочери знаменитого полководца князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского - Евдокии. Плодом этого брака стали многочисленные дети. Старший сын Никиты Романовича, то есть племянник царицы Анастасии, Феодор Никитич Романов был женат на Ксении Шестовой, представительнице древнего, но обедневшего рода. В царствование Феодора Иоанновича Феодор Никитич Романов стал одним из виднейших бояр.

Другими претендентами на престол после смерти Феодора Иоанновича молва называла князя Феодора Мстиславского и Богдана Бельского. Глава Боярской Думы князь Феодор Иванович Мстиславский[58] был праправнуком великого князя Московского Иоанна III по женской линии. Только что вернувшийся из ссылки Богдан Бельский отличался неуемной энергией и разнообразными талантами. Однако Бельскому мешало его худородство. В борьбу за московский престол решил вступить и король Речи Посполитой и Швеции Сигизмунд III Ваза. 24 февраля 1598 года польский сейм решил направить в Москву гонцов, которые объявили бы о намерении Сигизмунда добиваться избрания на царство.

Бояре не смогли договориться о выдвижении своего единого кандидата на престол. Таким образом, у Бориса Годунова не оказалось реального конкурента. Годунов, готовясь к решительной борьбе за царский престол, переселился вслед за сестрой в Новодевичий монастырь.

Состоялся ли в Москве Земский Собор, избравший на царство Бориса Годунова? Решение Собора об избрании Бориса существует, датируется 17 февраля 1598 года и скреплено многочисленными подписями. Василий Осипович Ключевский считает Собор обычным по составу. Председательствовал на нем патриарх Иов.Вместе с тем, историками высказывалось предположение, что Земского Собора как такового не было. Было совещание у патриарха Иова, на котором была представлена и подписана присутствующими грамота об избрании Бориса на царство. Постепенно эту грамоту подписывали прибывающие в Москву представители с мест. Несомненно, то, что решающее значение в избрании на царство Бориса имела позиция, занятая патриархом Иовом. Вероятным представляется также то, что большинство бояр не присягали Борису Годунову вплоть до его возвращения из Серпуховского похода.

В ночь с 20 на 21 февраля 1598 года все храмы Москвы стояли открытыми. В них совершались молитвы о прекращении междуцарствия. Утром духовенство во главе с патриархом Иовом с церковными святынями и множество народа направились крестным ходом к Новодевичьему монастырю – умолять Бориса Годунова принять царскую власть. Борис отказывался: «От народного же множества по вся дни принуждаем бываше к восприятию царьствия и молим от многих слез, но никакоже преклоняшеся».[59] Крестный ход повторился неоднократно. Патриарх Иов благословил взять из Успенского собора московского Кремля чудотворную Владимирскую икону Божией Матери. Икону принесли к Новодевичьему монастырю для умоления Бориса. Составитель первоначальной редакции первых глав «Сказания Авраамия Палицына»[60] осудил употребление Владимирской иконы и прочих святынь для увещания «тленного человека».[61] «Зде убо стани и не протецы туне, но разсуди: кто есть болий, просяй, или просимый, молимый ли, или молящий. Оле, оле, беды великия! Выше на небесех херувими и серафими той уступают и нань же и неведомая нам взирать не смеют, сего объемши, молит, - долу же образ сею от неразсуждения кому предстоит? Горе убо и царие и пророцы со апостолы и со архангелы и ангелы припадают, поюще, - низу же неразумницы на мольбу образ Тоя износят. Но и си убо вси ни во что же вмениша, но глаголюще безумно: «Богу так угодно, нам же что до сего?» И никто же да не буди гордостию дмяся и да не речет зле, яко и прежде сего царем такову честь воздаваху: воздаваху бо царем честь, но той образ Пречистыя Богоматери не изношаху никому же на умоление, разве к чюдотворным иконам и великим святым цельбоносным мощем на сретение. Помяни же всяк, что от гордости пострада ради Креста Господня Хоздрой перьский и как греческий царь Ираклий возбранен бысть во вратех Иерусалима. Достойно убо бяше самому тому приити Борису в дом Матери всех Бога и от тоя пречистаго образа милости просити, к себе же возбранить подобаше приносити. Как той двигнути образ иже всяко естественное движение на небеси и на земли и на преисподних содержащего велением. Двинут бысть той образ нелепо, двигнута же и Росия бысть нелепо».[62]

Как бы подчинившись уговорам, Борис Годунов согласился принять царский престол. 26 февраля Борис торжественно вступил в Москву, прошествовал в кремлевский Успенский собор, поклонился его святыням, и принял от патриарха Иова благословение на царство. Вскоре Борис вернулся в Новодевичий монастырь, чтобы там провести Великий Пост. Была, видимо, и иная причина вторичного удаления Бориса в монастырь. Дело в том, что он еще не был всеми признан в качестве царя. Боярская Дума медлила с присягой. Патриарх Иов распорядился, чтобы архиереи прочитали в соборах грамоту об избрании Бориса на царство. Затем три дня подряд надлежало звонить в колокола и петь многолетие царице Ирине (инокине Александре), царю Борису, царице Марии, царевичу Феодору и царевне Ксении. По важнейшим городам России разъехались сторонники Годунова – приводить народ к присяге. Присяга, хотя и медленно, но приносилась.

Патриарх Иов организовал еще одно всенародное шествие к Новодевичьему монастырю. Патриарх, архиереи, сторонники Годунова из бояр, служилые люди и простой народ умоляли Бориса вернуться в Москву, на царство. Люди стояли на коленях, уткнув лица в землю. Борис вновь стал отказываться от царской власти. Патриарх обратился к царице-инокине Александре. Она повелела брату принять царский престол. 30 апреля 1598 года Борис Годунов вторично совершил торжественный въезд в столицу. Патриарх Иов возложил на него в Успенском соборе крест святителя митрополита Петра. Годунов поселился в царских палатах. Однако он еще не был законным царем, так как Боярская дума еще не присягнула ему. Более того, видимо в это время среди бояр появляется движение в пользу иного кандидата на престол – бывшего в 1575-1576 годах по прихоти Иоанна Грозного номинальным великим князем Московским Симеона Бекбулатовича. Он доводился шурином князю Феодору Ивановичу Мстиславскому и мог вполне устроить в качестве царя большинство бояр.

В это время было получено известие о том, что крымские татары идут походом на русские земли.[63] Согласно полученному в Речи Посполитой донесению Феодор Романов и Богдан Бельский высказались за то, чтобы командование русским войском в намечавшемся для отражения татар походе было возложено на Симеона Бекбулатовича. Однако большинство бояр Романова и Бельского не поддержали. По желанию Бориса Годунова во главе полков были поставлены служилые татарские царевичи. 7 мая сам Борис Годунов во главе полков выступил в Серпухов. Там собралось огромное количество детей боярских, дворян и простых воинов. В борьбе за престол Борис стремился опереться на эту массу, интересы которой зачастую вступали в противоречие с интересами бояр. Борис пробыл в Серпухове два месяца. Из Крыма прибыло посольство от хана[64], обеспокоенного военными приготовлениями. Послы титуловали Бориса царем. Был заключен мирный договор. В Серпухове Борис Годунов принял и послов английской королевы Елизаветы, которая через послов поздравила его с восшествием на престол.

Годунов не щадил денег и подарков, дабы привлечь на свою сторону служилых людей. Как писал современник этих событий дьяк Иван Тимофеевич Семенов, участникам серпуховского похода Борисом «роздана была различная мзда: одни были опоясаны славой сана, другие награждены чинами начальствования, третьи посажены властителями, чтобы повелевать другими, иные награждены изобильно золотыми деньгами, иные – множеством серебряных, иные получили сделанные из серебра и позолоченные сосуды, иные – прекрасные и дорогие одежды, иные – богатые имения. И всех, с ним бывших, всячески одарил, так что все одаренные им очень удивлялись такой наглой его щедрости. Смеясь в душе, они говорили: «Мы не знаем, чего ради мы даром получили такие большие подарки, каких прежде много раз в службе раненные или даже положившие свои головы в смертных боях, и даже знаменитые по происхождению, не получали, да потом таких наград не может и быть – это явное чудо!» Правду всего этого все понимали, но скрывали это понимание в себе не потому, что получили это суетное богатство, но потому, что видели, ради чего опустошаются царские ризницы: чтобы заранее все, как рабы, были им закуплены и для получения желаемого награждены».[65]

После возвращения в Москву Борис Годунов принял присягу москвичей, в том числе и бояр. Присяга была составлена по новому образцу и проходила в кремлевском Успенском соборе. В тексте присяги специально оговаривалось, что присягавшие обязуются «ни думати, ни мыслити, ни семьитись, ни дружитись, ни ссылатись с царем Семионом[66]» и выдавать тех, кто попробует «посадити Семиона на Московское государство».[67]

3 сентября 1598 года Борис Годунов венчался на царство. Шапку Мономаха держал князь Феодор Мстиславский, скипетр – князь Димитрий Шуйский, золотое яблоко (державу) – боярин Семен Годунов. Царевич Феодор Борисович шел перед царем-отцом и бросал в народ золотые монеты. Воцарение Бориса привело к еще большему возвышению рода Годуновых. Димитрий Годунов получил сан конюшего боярина. Скончался бывший постельничий Иоанна Грозного во время царствования своего племянника, окруженный почетом, приняв перед смертью монашество с именем Дионисий. Другие представители рода Годуновых также возвысились. Во время венчания Бориса на царство произошло событие, вызвавшее осуждение Авраамия Палицына. Согласно его рассказу во время литургии в день венчания на царство Борис, «не вемы, что ради, испусти сицев глагол зело высок[68]: «Се, отче великий патриарх Иов, Бог свидетель сему, никто же убо будет в моем царствии нищ или беден!» И тряся верх срачицы на себе, «И сию последнюю, - рече, - разделю со всеми». Словеси же сему вси такающе и истинно глаголюща ублажающе».[69]

Первые два года царствования Бориса Годунова прошли вполне мирно и благополучно. Затем начались репрессии. Борис подверг опале боярский род Романовых. Произошло это после доноса Второго Бартенева, слуги Александра Никитича Романова,[70] на своего господина. Якобы он замышлял колдовством извести царя Бориса. Следствием по указанию царя руководил Михаил Глебович Салтыков, впоследствии ставший одним из самых зловещих персонажей Смутного времени. По повелению царя Бориса и приговору Боярской Думы несколько видных представителей рода Романовых были отправлены в заточение. Имущество их подверглось конфискации. Главу рода Феодора Никитича заточили в Антониев Сийский монастырь вблизи Холмогор и постригли в монашество с именем Филарет. Монашеский постриг исключал Феодора Романова из числа претендентов на престол. Его супруга Ксения также была пострижена в монашество – с именем Марфа. Ее сослали в Заонежский Толвуйский погост. Длительное время супруги даже не знали об участи друг друга. Дети их, Михаил (будущий царь, которому ко времени опалы исполнилось пять лет) и Татьяна[71], были сосланы на Белоозеро, где и проживали со своими тетками. Четыре старших сына Феодора Никитича скончались еще до опалы. Остальные Романовы также подверглись ссылкам в дальние места. Трое из братьев Феодора Никитича Александр, Василий и Михаил скончались в заточении. В живых остался лишь Иван Никитич. Михаил Никитич отличался огромной физической силой. Жители селения Ныроб в Пермском крае, куда он был сослан, вспоминали, что Михаил Никитич схватил сани и бросил их на десять шагов. Сторожили его шесть стражников. Не довольствуясь этим, пристав наложил на узника тяжелые оковы: плечные в 39 фунтов, ручные в 19 фунтов, ножные в 19 фунтов и замок в 10 фунтов. Для пропитания узнику давали лишь хлеб и воду. Держали его в землянке. Жители Ныроба подсылали к землянке своих детей, которые приносили в дудочках квас и масло и, под видом игры, выливали их в отдушину землянки, чтобы помочь узнику. Это было замечено. Шестерых жителей Ныроба сковали и отправили в Москву. Лишь двое из них вернулись домой спустя много лет. Михаил Никитич вскоре скончался. Местные жители считали, что стражники уморили его голодом, желая поскорее вырваться из захолустья. Иные же говорили, что узника отравили.

Опале подверглись и многие другие знатные фамилии: Репнины, Сицкие, Черкасские, Шестуновы и иные. Симеона Бекбулатовича Борис Годунов отправил в ссылку, где он ослеп.[72] Богдан Бельский был лишен всего имущества, его выставили к позорному столбу и вырвали по волоску всю бороду.

В 1602 году замечается некоторое улучшение отношения Бориса Годунова к Романовым. Возможно, это было связано с тем, что в стране свирепствовал голод и царь пытался умилостивить Бога для отвращения страшного бедствия. Иван Никитич Романов был выпущен из заточения и отправлен нести службу в Нижний Новгород. В конце 1602 года Борис Годунов вернул Михаилу Феодоровичу отцовскую вотчину село Клины в Юрьев-Польском уезде, где будущий царь и проживал с тех пор с сестрой и тетками под надзором пристава. Царь Борис Годунов даже велел написать приставу, надзиравшему за Михаилом Феодоровичем и его окружением: «Чтобы дворовой нужды никакой не было, корму им давать вдоволь, покоить всем чего не спросят, а не так бы делал как прежде писал, что яиц с молоком даешь не по многу; это ты делал своим воровством и хитростию; по нашему указу велено тебе давать им еды и питья во всем вдоволь, чего не захотят».[73]

Борис Федорович Годунов по натуре был человеком весьма деятельным. Однако многое из того, что Борис намечал, совершить ему не удалось. Значительную часть своего царствования он болел, страдая от накожных язв и подагры. Василий Ульяновский приводит слова современника Борис Годунова, что тот правил, «не царствуя, но всегда болезнуя».[74] В 1602 году Борис Годунов послал четырех молодых дворян для обучения в Англию. Из посланных вернулся лишь один – переводчиком при шведском генерале Делагарди. Патриарх Иов поддерживал царя Бориса в его начинаниях. Поддержку Бориса впоследствии ставили ему в вину. Царь Борис Годунов являлся щедрым благотворителем монастырей, в особенности Троице-Сергиева монастыря.

Дата добавления: 2017-01-14