Русская Православная Церковь и Российское государство 5 страница

Папа Павел V возлагал на Марину Мнишек значительные надежды. В послании к ней он писал: «Мы оросили тебя своими благословениями, как новую лозу, посаженную в винограднике Господнем; да будешь дщерь, Богом благословенная, да родятся от тебя сыны благословенные, каковых надеется, каковых желает святая матерь наша церковь, каковых обещает благочестие родительское, то есть самых ревностных распространителей веры Христовой».[162] Папа увещал Марину воспитывать детей в строгости и благочестии и с самых ранних лет прививать им мысль о том, что на них лежит обязанность распространять истинную, то есть католическую, религию. Павел V направил также послание Юрию Мнишеку, в котором выражал, в частности, надежду на то, что московский народ легко обратится в католицизм.

Сам Лжедмитрий смотрел на вещи более реалистично. Будучи в Польше, он многое обещал королю и католическому духовенству, но, воцарившись в Москве, исполнять свои обещания не спешил. Он отказывался отдать польскому королю Северскую землю, не разрешил свободно впускать в свое царство иезуитов и строить католические храмы. Посол герцога Тосканского Родриго Алидози сообщал своему герцогу, что папский нунций Рангони «боится, что московские люди принудят великого князя замедлить задуманные им отправлением послов к Его Святейшеству, ибо они, действительно, не могут слышать имени папистов, и что сам царь … будучи новым в государстве, кажется, не смеет более чем многого, даже не беседует больше с двумя иезуитами, которых привел отсюда, и не слушает мессы, ибо это запрещают ему его первосвященники».[163] Лжедмитрий подтвердил старые льготные грамоты православному духовенству и дал новые грамоты. Он даже послал 300 рублей соболями во Львов для строительства там православного храма.[164] Послу Лжедимитрия в Польше Афанасию Власьеву пришлось выслушать укоризны. Ему говорили, что Димитрий, не смотря на то, что король и паны помогли ему занять московский престол, за это «ничего не воздал и того не сделал, что папе, королю и панам раде обещался и присягал».[165]

2 мая 1606 года Марина Мнишек прибыла в Москву в сопровождении большого количества вооруженных поляков. Ее сопровождал также духовник Каспар Савицкий. Для поляков к этому времени в Москве соорудили костел в районе Сретенки. 8 мая Лжедмитрий обвенчался с Мариной по православному обряду. Главным распорядителем на свадьбе был князь Василий Шуйский. Венчание произошло, вопреки уставу, в четверг. Кроме того, на следующий день был праздник святителя Николая Чудотворца. По русскому обычаю накануне этого дня также не венчались. Поляки вошли в храм с оружием и в шапках, что крайне не понравилось русским. «О, как раздосадовало московитов, что поляки вошли в их церковь с оружием и в шапках с перьями, и если бы кто-нибудь подстрекнул московитов, то они на месте перебили бы всех»,[166] - вспоминал голландец Исаак Масса. Перед венчанием Марина Мнишек была коронована и миропомазана. Причем на нее возложили царские регалии. Сама Марина не воспринимала миропомазание как переход в православие. Она полагала, что приняла помазание на царство. Коронация царицы была новостью. Это был западный обычай. Прежних русских цариц не короновали. Они даже не присутствовали явным образом на венчании своих супругов на царство. После венчания новобрачные, вопреки православному обычаю, причащаться не стали, видимо из-за того, что Марина не желала принимать православное причастие. Это неприятно поразило православных москвичей. Архиепископ Арсений Элассонский в своих мемуарах писал: «И после венчания своего оба они не пожелали причаститься Святых Тайн. Это сильно опечалило всех, не только патриарха и архиереев, но и всех видевших и слышавших. Итак, это была первая и великая печаль, и начало скандала и причина многих бед для всего народа московского и для всей Руси».[167] Ранее Лжедмитрий и Марина Мнишек ходатайствовали перед папой римским о разрешении Марине причаститься из рук Московского патриарха, но разрешение получено не было.

Русские были оскорблены крайне наглым поведением прибывших с Мариной поляков. Гетман Жолкевский признавал потом, что, «наши.. жили развратно, убивая, насилуя не только чего-нибудь иного, но даже церквей».[168] На свадебных торжествах поляки перепились и, по свидетельству очевидца тех событий Конрада Буссова, «при разъезде, направляясь на свои квартиры, сильно бесчинствовали. Они порубили и поранили саблями московитов, встретившихся им на улице. Жен знатных князей и бояр они повытаскивали насильно из карет и вдоволь поиздевались над ними, что русские молча запоминали, думая свою думу».[169] Исаак Масса вспоминал, что вечером накануне восстания против Лжедмитрия «несколько поляков силой вытащили одну знатную боярыню из повозки с намерением ее изнасиловать, невзирая на то, что ее окружало множество слуг, и народ ударил в набат и отнял ее у них невредимою, и они разбежались».[170] Масса также рассказывает, что перед переворотом полякам во всех лавках перестали продавать порох и свинец, «говоря, что все вышло, но что скоро получат, сколько им будет нужно».[171]

Недовольство в Москве мнимым царем Дмитрием и поляками породило успешный заговор против самозванца. Во главе его стоял князь Василий Шуйский, ранее в июне 1605 года, побывавший на плахе. Шуйский якобы неосторожно сказал, отвечая на вопрос о «царе Дмитрии»: «Черт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить. Не царевич это, но расстрига и изменник наш».[172] Боярская дума, несмотря на выраженное Шуйским раскаяние, осудила его на смерть. Князя Василия положили на плаху, но самозванец счел за благо проявить великодушие и помиловал князя Василия, отправив его в ссылку, но затем возвратил из ссылки и приблизил.

Под руководством Василия Шуйского в ночь на 17 мая 1606 года произошел государственный переворот. По словам Исаака Массы перед переворотом «в Москве повсюду стояла тишина, приводившая в изумление, и тишина эта не была обыкновенною; она должна была служить предостережением тем, кто по воле Божией не слышали, имея уши, не видели, имея очи, что погрязли в чувственных утехах, разврате и пьянстве и никого не уважали, почитая московитов хуже собак, и жили по своему глупому разумению».[173] Лжедмитрий и его приближенные допоздна танцевали и развлекались, Марина со своими дамами готовила маски для намечаемого маскарада. Наконец все угомонились. Вдруг, в четвертом часу ночи ударили колокола московских церквей. Народ стал собираться на Красную площадь. Большинство людей не понимали что происходит. Князь Василий Шуйский, с мечем в одной руке и с крестом в другой, верхом въехал в Кремль. Он подъехал к Успенскому собору, сошел с коня и, войдя в храм, приложился к чудотворной Владимирской иконе Божией Матери. Затем князь Василий обратился к своим сторонникам со словами: «Во имя Божие идите на злого еретика». Толпы заговорщиков ворвались во дворец. Самозванец попытался спастись бегством, но сломал ногу, был схвачен и убит. В Москве произошло массовое избиение поляков. Труп Лжедмитрия выволокли за ноги и бросили в грязь посреди рынка. Туда же выволокли труп Федора Басманова. Михаил Молчанов сумел бежать из Москвы, прихватив с собою государственную печать.

Над трупом Лжедмитрия еще долго, в течение нескольких дней, ругались. Наконец, его привязали к хвосту лошади и выволокли из города. За Серпуховскими воротами труп закопали. Затем пошли разные слухи: что сильные холода стоят благодаря волшебству самозванца, что над его могилой происходят чудеса и т.п. Труп Лжедмитрия вырыли, сожгли, пепел смешали с порохом, зарядили в пушку и выстрелили в западную сторону.[174] Во время восстания в Москве погибли по разным данным от 1200 до 2135 поляков и от 400 до 2000 русских.[175] Марину Мнишек и ее отца сослали в Ярославль. Патриарх Игнатий был низложен и заточен в Чудов монастырь.

О самозванце Гришке Отрепьеве осталось несколько народных песен. Еще в середине XIX века нищая братия, прося милостыню, певала песню такого содержания:

Хозяин, ты хозяин, ты наш батюшка, хозяйка,

Ты хозяйка, наша матушка,

За что на нас Христос Бог прогневался,

Послал на нас Христос Бог изменщика

Вора Гришку, расстрижку, богохульника.

Не успел он, вор собака, на царство сесть,

Как уж вздумал, вор собака, женитися.

И он взял себе невесту не у нас в Москве,

Не у нашего князя иль боярина,

А он взял себе невесту в треклятой Литве,

Распроклятую Маришку, дочь Мнишкину.

И венчался он, собака, не по нашему

По закону по святому христианскому,

А по своёму, вор собака, басурманскому.

И венчался он, собака, не в урочный день,

А под самый велик праздник, под Николин день,

И он лопал, вор собака, в среду, яица.

Не ходил он, вор, молиться к Сергию Троицы.

Когда все князья и бояре в церкви молятся,

А вор Гришка с Маришкой в бане моются.[176]

19 мая 1606 года царем стал Василий Шуйский. Избрали его одни москвичи. Земский Собор для его избрания не собирался. Современник Смуты келарь Авраамий Палицын, так рассказывает о воцарении Шуйского: «В лето 7114 (1606 г.) по убиении розстригине в четвертый день, малым некими от царских полат излюблен бысть царем князь Василей Ивановичь Шуйской и возведен бысть в царский дом, и никем же от вельможь не пререкован, ни от прочего народа умолен. И устроися Росиа вся в двоемыслие: ови убо любяще его, ови же ненавидяще».[177]

По замечанию Сергея Михайловича Соловьева: «Василий Шуйский сделался царем … скопом, заговором, не только без согласия всей земли, но даже и без согласия жителей Москвы».[178] Василий Осипович Ключевский так характеризует Шуйского: «После царя-самозванца на престол вступил кн. В.И. Шуйский, царь-заговорщик. Это был пожилой 54-летний боярин небольшого роста, невзрачный, подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и изынтриговавшийся, прошедший огонь и воду, видавший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивавшийся колдунов».[179]

Можно полагать, что согласие бояр на избрание царем Василия Шуйского предполагало ограничение царской власти в пользу бояр, что не устраивало самого Шуйского. События развивались так. Перед принесением присяги в кремлевском Успенском соборе Василий Шуйский произнес такое, что, по выражению летописца: «искони век в Московском государстве не повелось»: «Целую де всей земле крест на том, что мне ни нат кем ничево не зделати без собору, никакова дурна: отец виноват, и над сыном ничево не зделати; а будет сын виноват, отец тово не ведает, и отцу никакова дурна не зделати; а которая де была грубость при царе Борисе, никак не кому не мститель».[180] Василий Шуйский обещал советоваться с собором. Можно полагать, что с Земским Собором, как полагал В.О. Ключевский, или вообще «соборне», но не конкретно с боярами. По мнению Василия Осиповича Ключевского: «клятвенно обязуясь пред всей землей не карать без собора», Василий Шуйский «рассчитывал избавиться от боярской опеки, стать земским царем и ограничить свою власть учреждением к тому непривычным, т.е. освободить ее от всякого действительного ограничения».[181] Бояре были недовольны. Как повествует летописец: «Бояре же и всякие людие ему говорили, чтоб он в том креста не целовал, потому что в Московском государстве тово не повелося».[182] Боярам удалось настоять на своем. Видимо поэтому официальная подкрестная запись Василия Шуйского содержит уже иное обещание: «Позволил он крест целовать на том, что ему никого смерти не предавать, не осудя истинным судом с боярами своими».[183] По мнению Ключевского, «подкрестная запись в том виде, как она была обнародована, является плодом сделки царя с боярами. По предварительному негласному уговору царь делил свою власть с боярами во всех делах законодательства, управления и суда».[184]

1 июня 1606 года митрополиты Исидор Новгородский и Пафнутий Сарский венчали Василия Шуйского на царство.[185] После низложения патриарха Игнатия встал вопрос о вакантном патриаршем престоле. Ослепший к тому времени патриарх Иов отказался вернуться на патриаршество. Он указал в качестве преемника митрополита Казанского Гермогена. Существует, однако, и другая версия этих событий. Она зиждется на донесениях иностранных послов. Согласно ей Василий Шуйский сначала остановил свой выбор на Филарете Романове, однако затем между царем и Филаретом произошла размолвка.

Имя патриарха Гермогена было собственно Ермоген. Так он подписывался. Ермоген и Гермоген – две формы одного имени. Историками чаще он именуется Гермогеном, «Православная энциклопедия» - Ермогеном. Известно, что в миру его звали Ермолаем. Будущий патриарх Гермоген родился, вероятно, в 1530 году.[186] Если это верно, то ко времени избрания на патриарший престол он являлся старцем 75-76 лет. Есть сведения, не вполне надежные, что в молодости он был донским казаком.[187] Существует также версия, поддерживаемая рядом историков, что Гермоген происходил из рода князей Голицыных. Версия вряд ли состоятельная. Известно, что племянник и внук патриарха Гермогена были мелкими служилыми людьми.[188] Предполагают также, что святой Гермоген являлся учеником святителя Германа Казанского. Достоверно известно, что он служил священником в Казани. В 1579 году священник Ермолай участвовал в прославлении Казанской иконы Божией Матери. Он переносил новоявленную икону с места обретения в церковь во имя святителя Николая. Овдовев, священник Ермолай принял монашеский постриг и стал настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в Казани. Затем в 1589 году Гермоген становится первым митрополитом Казанским. В 1592 году по его инициативе состоялось перенесение из Москвы в Казань мощей святителя Германа Казанского. В том же году по просьбе митрополита Гермогена святитель Иов, патриарх Московский, установил ежегодное поминовение воинов, павших при штурме Казани войсками Иоанна IV. Также по просьбе святителя Гермогена святитель Иов указал внести в Синодик Недели Православия имена казанских мучеников: Иоанна, Стефана и Петра, пострадавших от мусульман. В 1594 году святитель Гермоген составил «Повесть и чудеса Пречистая Богородицы честнаго, славного Ея явления образа, иже в Казани» В этом «Сказании» описаны обретение чудотворной Казанской иконы и происшедшие через нее чудеса. Рукопись «Повести» (автограф святителя Гермогена) целиком воспроизведена в факсимильном издании «Сказание о чудотворной Казанской иконе Пресвятыя Богородицы», изданном в 1912 году в Москве с предисловием А.И. Соболевского. В 1595 году в Казани состоялось обретение мощей святителей Гурия Казанского и Варсонофия Тверского. Святитель Гермоген написал жития святителей Гурия и Варсонофия и составил службы им. Святитель Гермоген является также автором «Повести о житии Петра и Февронии Муромских». Текст повести издан под редакцией Р.П. Дмитриевой в 1979 году, в Ленинграде.

Вернемся в 1606 год. Видимо еще до прибытия в Москву святителя Гермогена произошло прославление в лике святых царевича Димитрия. В Углич за мощами был послан митрополит Филарет Романов. 3 июня 1606 года мощи царевича принесли в Москву. Царь пешком отправился за город для встречи мощей. Василий Шуйский публично засвидетельствовал, что царевич был убит по приказу Бориса Годунова и покаялся в своей прежней лжи. Мать царевича Дмитрия инокиня Марфа также всенародно покаялась в грехе признания самозванца своим сыном. Она была прощена, ради ее настоящего сына, прославляемого в лике святых.[189] Произошли чудеса от новоявленных мощей. Противники Василия Шуйского распускали слухи о том, что чудеса были поддельными. Новому святому установили целых три памяти в году. 19 октября праздновалось рождение царевича Дмитрия.[190] 3 июня праздновалось перенесение мощей святого царевича.[191] Наконец, память царевича Димитрия праздновалась и 15 мая, в день его убиения. Патриарх Гермоген составил краткую редакцию его жития. Прославление в лике святых царевича Димитрия имело важное политическое значение. Наличие мощей царевича Димитрия и происшедшие от них чудеса свидетельствовали о самозванстве Отрепьева.[i] Между тем, в народе не утихала молва о спасении Димитрия.

В феврале 1607 года в Москву из Старицы прибыл патриарх Иов. Привезли его в царской карете. Принят святитель был как страдалец за веру. Патриархи Иов и Гермоген с другими архиереями составили послание к пастве, в котором, в частности, было засвидетельствовано, что царевич Димитрий «принял заклание неповинное от рук изменников своих».[192] В грамоте патриарх Иов вспоминал о тех беззакониях, которые были совершены москвичами: «Грех ради наших расстрига прельстил всех людей Божиих именем царевича Димитрия Ивановича; православные христиане, не зная о нем подлинно, приняли этого вора на Российское государство, царицу Марью и царевича Федора злою смертью уморили, множество народа вошло в соборную церковь с оружием и дрекольями во время божественного пения и, не дав совершиться литургии, вошли в алтарь, меня, Иова патриарха взяли и, таская по церкви и по площади, позорили многими позорами, а в царских палатах подобие Христова тела, Богородицы и архангелов, что приготовлено было для плащаницы, раздробили, воткнули на копья и на рогатины и носили по городу, забыв страх Божий. Потом этот враг расстрига, приехавши в Москву с люторами, жидами, ляхами и римлянами и с прочими оскверненными языками и назвавши себя царем, владел мало не год и каких злых дьявольских бед не сделал и какого насилия не учинил – и писать неудобно».[193] В грамоте утверждалась законность избрания на царский престол Василия Шуйского: «Воздвиг на него (Лжедимитрия) Бог обличителя, великого государя нашего, воистину святого и праведного царя, Василия Ивановича: его промыслом тот враг до конца сокрушен был, а на Российское государство избран был великий государь Василий Иванович, потому что он от корени прежде бывших государей, от благоверного великого князя Александра Ярославича Невского».[194] В конце грамоты патриархи Иов и Гермоген разрешили паству от преступления крестного целования Борису и Феодору Годуновым, и, в свою очередь, испросили прощения у своей паствы.

20 февраля в Успенском соборе Кремля служили два патриарха. По указаниям царя и патриарха Гермогена в собор собрались московские купцы и торговцы. Те, кто не поместился внутри собора, находились на площади. Москвичи подали патриарху Иову челобитную от имени царя Василия Иоанновича и народа, в которой просили его отпустить им совершенные во время смуты грехи против законной власти. По велению патриарха Гермогена архидиакон с амвона громогласно прочитал эту челобитную, а затем разрешительную грамоту. Народ, припадая к ногам патриарха Иова, говорил: «Во всем виноваты, честный отец! Прости, прости нас и дай благословение, да примем в душах своих радость великую».[195] Святитель Иов принимал народное покаяние.

Следует сказать, что патриаршая грамота и сан чин покаяния изобличали непоследовательность царя Василия Шуйского и патриарха Иова. Многие помнили, как Василий Шуйский свидетельствовал, что царевич Димитрий сам закололся во время припадка падучей болезни, что это же засвидетельствовал на Соборе патриарх Иов. Теперь же оба они говорили, что царевича Димитрия убили изменники.

Патриарх Иов возвратился в Старицу. 19 июня 1607 года он отошел ко Господу. Тело его для прощания привозили в Москву, затем погребли в Старицком Успенском монастыре. В 1652 году останки первого русского патриарха торжественно перенесли в Успенский собор московского Кремля. В 1989 году, то есть в год 400-летия Патриаршества, патриарх Иов был причислен Архиерейским Собором Русской Православной Церкви к лику святых.

Воцарение Василия Шуйского не положило конец Смуте. Жители ряда городов, в том числе Астрахани и Пскова, отказывались ему присягать. Масса людей, недовольных воцарением Шуйского, и просто желавших пограбить или улучшить свое положение, сосредоточилась в Северской Руси. Именно там началось мощное восстание, возглавленное Иваном Исаевичем Болотниковым. Болотников, по своему происхождению сын боярский, в молодости был боевым холопом[196] князя Андрея Телятевского, затем бежал к казакам. Попавшись в плен к крымским татарам, он оказался рабом на турецких галерах. После разгрома турецкого флота Болотников оказался в Венеции. Пробираясь в Россию через Польшу, он сблизился с неким человеком, который выдавал себя за вторично спасшегося «царя Димитрия».[197] Самозванец поручил Болотникову поднять в России восстание против Василия Шуйского. Этот человек обещался сам затем прибыть в Россию для возглавления восстания. Свое обещание этот человек не исполнил и вообще исчез с исторической сцены. Неизвестно, кем в действительности был этот самозванец, но он не был тем человеком, который вошел в историю под именем Лжедмитрия II.[198] Болотников вернулся в Россию и стал выступать как представитель «царя Дмитрия». В советской историографии восстание Болотникова именуется иногда Крестьянской войной.[199] Это, в принципе, неверно. В восстании самое активное участие принимали дворяне, и даже родовитые князья Григорий Шаховской и Андрей Телятевский, бывший господин Болотникова. К Болотникову примкнул самозванец «Петр Феодорович» («царевич Петруша»), в действительности уроженец Мурома Илья Иванов. Его выдвинули астраханские казаки еще во время правления Лжедмитрия I. Сторонники самозванца «Петруши» распространяли слухи, что Борис Годунов подменил новорожденного сына царя Феодора Иоанновича девочкой, а сын выжил – это и есть «Петр Феодорович». Лжедмитрий I пригласил самозваного племянника прибыть в Москву. Прежде чем «Петр Феодорович» приехал, Лжедмитрий I был убит.

В октябре 1606 года Болотников со своими отрядами подошел к Москве, но на этом его успехи закончились. 2 декабря 1606 года возле подмосковного села Коломенского Болотников потерпел поражение и был вынужден отступить в Калугу. Поражение под Москвой было вызвано, в первую очередь, тем, что многие его приспешники во главе с рязанским дворянином Прокопием Ляпуновым перешли на сторону Василия Шуйского. Болотников бежал в Калугу, затем перебрался в Тулу. В октябре 1607 года Тула капитулировала. Болотников сдался лично царю Василию Шуйскому. Царь сослал его в Каргополь.[200] Там Болотникова ослепили, а затем утопили. «Царевич Петруша» сдался еще ранее Болотникова. Он был казнен в Москве. При подавлении восстания Болотникова особенно отличился родственник царя, юный князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Одним из его помощников был стольник князь Дмитрий Михайлович Пожарский, также хорошо себя зарекомендовавший. Патриарх Гермоген во время восстания Болотникова деятельно поддерживал царя Василия Шуйского. Он послал в Северскую землю митрополита Сарского Пафнутия для умиротворения волнующегося населения. Затем патриарх неоднократно обращался к пастве с грамотами, в которых разъяснял опасную для народа и государства суть болотниковского движения и призывал народ поддерживать царя Василия. Патриарх выговаривал царю Василию Шуйскому, когда тот после подавления восстания Болотникова поспешил распустить армию.

Восстание Болотникова было подавлено, но желаемый мир в стране не наступил. Еще в июне 1607 года в Стародубе[201] явился новый самозванец, вошедший в историю под именем Лжедмитрия II.[202] Кто был человек, выдававший себя за вторично спасшегося Дмитрия, неизвестно. Более-менее вероятным считается, что прежде он был школьным учителем в Белоруссии. Известно, что он сидел в тюрьме в белорусском местечке Пропойске[203] и выдавал там себя за Андрея Нагого, дядю «царя Димитрия». Польские власти выслали его в Стародуб. В этом городе находилось особенно много противников Василия Шуйского. Их предводители во главе с казачьим атаманом с Дона Иваном Мартынович Заруцким искали кого-нибудь, кто согласится на роль «царя Димитрия». Самозванец из Пропойска, напоминавший ростом и цветом волос Лжедмитрия I, признан был годным на эту роль. Угрозами и посулами его убедили выступить в качестве «царя Дмитрия». Лжедмитрия II признали своим предводителем казаки Заруцкого, польские отряды Меховецкого, Вишневецкого, Рожинского, остатки разбитых отрядов Болотникова.

В мае 1608 года Лжедмитрий II разгромил под Болховом царское войско, которым предводительствовал брат царя князь Дмитрий Шуйский. В июне самозванец появился возле Москвы и разбил лагерь в селе Тушино, из-за чего его стали называть «тушинским вором». Католические иерархи, иезуиты и польские паны встретили появление нового самозванца с надеждой. Их не заботило явное самозванство этого авантюриста. В Польше для Лжедмитрия II была составлена подробная инструкция. Ему, в частности, рекомендовалось перенести столицу из Москвы поближе к польской границе. Часть инструкции посвящена наставлениям, как заботиться о введении унии Русской Церкви с папским престолом. Этот любопытный документ приводит в своей «Истории России с древнейших времен» Сергей Михайлович Соловьев.

1) Еретикам, неприятелям унии, запретить въезд в государство.

2) Выгнать приезжающих сюда из Константинополя монахов.

3) Руси польской[204] заградить путь к проискам, ибо и теперь по ее наущению произошло кровопролитие, его царское величество едва спасся и возникла большая, чем прежде, ненависть к унии.

4) С осторожностию должно выбирать людей, с которыми об этом говорить, ибо преждевременное разглашение и теперь повредило.

5) Государь должен держать при себе очень малое число духовенства католического. Письма, относящиеся к этому делу, как можно осторожнее принимать, писать, посылать, особенно из Рима.

6) Государю говорить об этом должно редко и осторожно. Напротив, надобно заботиться о том, чтобы не от него началась речь.

7) Пусть сами русские первые предложат речь о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования, которые могут проложить путь к унии. Поводом к этому могут служить объезды и исследования по последнему заговору, в котором участвовало и духовенство; преобразование нравственности и способа учения духовенства, отделение неучей священников, которые сами не знают о вере и других не учат. Вследствие этого прихожане не знают символа веры, десяти заповедей, молитвы Господней, отсюда между ними клятвопреступления, прелюбодеяния, пьянство, чародейство, обман, воровство, грабежи, убийства, редкий почитает за грех воровство и грабеж. Нет поучительных проповедей для народа. Священники отличаются невежеством при исповеди. Священство раздается за деньги. Предложить вопрос об отношениях патриарха московского к византийскому, откуда его власть? Обратить внимание на то, что молодые люди не получают образования, что большие доходы духовенства не обращаются на дела полезные. Почему не ввести наук, какие были при св. Златоусте, Василии, Николае и других святых, которые были учеными, учили и учиться велели? А для этого нужно соединение с церковию латинскою, которая производит столько людей ученых. Почему бы по примеру прежних святых патриархов не произвести преобразования в вере и нравах, чтоб было все по-прежнему, как жили до разделения церквей и до владычества турок, ибо с того времени все в духовных делах начало портиться? Почему не иметь семинарии и коллегиум? При случае намекнуть на устройство католической церкви для соревнования. Издать закон, чтобы все подведено было под постановления соборов и отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженным унии. Возникнут споры, дело дойдет до государя, который, конечно, может назначить собор, а там с Божиею помощию может быть приступлено и к унии.

8) Раздавать должности людям, приверженным к унии, внушать им, какие от нее произойдут выгоды; особенно высшее духовенство должно быть за унию, оно должно руководить народ к предложенной цели, а это в руках его царского величества.

9) Намекнуть черному духовенству о льготах, белому – о достоинствах, народу – о свободе, всем – о рабстве греков, которых можно освободить только посредством унии с государями христианскими.

10) Иметь при государе священников придворных и способных, которые бы указывали истинный путь словесно и письменно.

11) Учредить семинарии, для чего призвать людей ученых, хотя светских.

12) Отправить молодых людей для обучения в Вильно или лучше туда, где нет отщепенцев, в Италию, в Рим.

13) Позволить москвитянам присутствовать на нашем богослужении.

14) Хорошо, если бы поляки набрали здесь молодых людей, отдали бы их в Польше учиться отцам иезуитам.

15) Хорошо, если б у царицы между священниками был один или два униата, которые отправляли службу по обряду русскому и беседовали с русскими.

16) Для царицы и живущих здесь поляков построить костел или монастырь католический.[205]

Согласно данным Сергея Михайловича Соловьева у самозванца в Тушинском стане было: 18000 польского конного войска, 2000 пехоты, 13000 запорожских казаков и 15000 донских казаков,[206] однако овладеть Москвой Лжедмитрий II оказался не в силах. Его отряды, состоявшие из русских изменников, поляков и авантюристов разных национальностей, бродили вокруг Москвы, грабя и приводя окрестные города к присяге «царю Димитрию». Лжедмитрий II значительно укрепил свое положение с помощью бывшей царицы Марины Мнишек. Марина и ее отец были к тому времени отпущены из Ярославля в Польшу, куда ехали в сопровождении тысячного русского отряда. Сторонник Лжедмитрия II пан Зборовский разбил этот отряд и захватил Мнишеков. После заочных переговоров честолюбивая Марина согласилась поехать в Тушино к своему мнимому мужу. Как рассказывает Конрад Буссов, по дороге один молодой польский шляхтич, набравшись смелости, подъехал к карете Марины и сказал: «Марина Юрьевна, милостивейшая госпожа. Вы очень веселы и поете, и стоило бы радоваться и петь, если бы вам предстояло встретить вашего законного государя, но это не тот Димитрий, который был вашим мужем, а другой».[207] Для поляка это признание закончилось трагически – Марина его выдала, а Лжедмитрий II приказал посадить неосмотрительно развязавшего рот поляка на кол. Возле Тушина Марина стала станом и вновь вступила в заочные переговоры с самозванцем. В результате этих переговоров Марина не устыдилась признать в «тушинском воре» своего «вторично спасшегося» мужа, и воцарилась в Тушино. Ее отец Юрий Мнишек уехал в Польшу. Через некоторое время Марина и Лжедмитрий II заключили тайный брак по католическому чину. Впоследствии Марина родила от Лжедмитрия сына «царевича» Ивана, которого в Москве прозвали воренком. Иван родился в Калуге вскоре после гибели Лжедмитрия II.

Дата добавления: 2017-01-14