КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Русская Православная Церковь и Российское государство 7 страница
28 января 1610 года Троице-Сергиева обитель принимала в своих стенах князя Михаила Скопина-Шуйского. 12 марта этот знаменитый воевода вступил в Москву. … Лагерь Лжедмитрия II в Тушино перестал существовать при одном лишь известии об его приближении. Самозванец бежал в Калугу, Марина Мнишек – в Дмитров к Сапеге. Поляки из отряда Рожинского подожгли Тушинский лагерь, «Филарета Никитича, Ростовского митрополита взяли в плен, повезли с собой с великой крепостию, и, отступив, стали в Иосифовом монастыре».[244] Князь Скопин-Шуйский отрядил против Рожинского отряд во главе с Григорием Валуевым. Узнав о приближении Валуева, поляки отступили из Иосифова-Волоцкого монастыря, но были настигнуты и разбиты. Среди отбитых пленных был и митрополит Филарет. Он возвратился в Москву. Царь Василий Шуйский и патриарх Гермоген приняли Филарета с честью. Казалось, что бедствиям России приходит конец, однако неожиданно, в расцвете сил, 24-летний победоносный полководец князь Михаил Василевич Скопин-Шуйский скончался. Прошел слух, что он был отравлен женой царева брата князя Дмитрия Шуйского. Дело в том, что князь Михаил участвовал в качестве восприемника в крещении княжича Алексея Воротынского, а восприемницей была княгиня Екатерина, жена князя Дмитрия Шуйского и дочь Малюты Скуратова. По обычаю кума (княгиня Екатерина) преподнесла куму (князю Михаилу) чашу с вином. Во время последовавшего за крестинами торжественного обеда князю Михаилу стало плохо. Он вернулся домой, слег и вскоре скончался. Поэтому возникла версия об его отравлении. Князь Михаил, умирая, испытывал сильные боли в животе. По мнению современных исследователей: «Скопин действительно был отравлен. Комбинированный яд, содержащий соли ртути и мышьяка, исследователи обнаружили в останках воеводы: солей ртути оказалось в 10 раз больше признанного естественным фона, превышали допустимую норму и соединения мышьяка; другие вредные вещества – свинец, сурьма, медь – отсутствовали. «Но и первых двух более чем достаточно, чтобы сгубить даже такого молодого, хорошо тренированного воина, каким Михаил Васильевич, несомненно, был», - пишет исследовательница Т.Д.Панова. Да и сама картина его смертных мучений в соответствии с описанием симптомов отравления солями ртути и мышьяком подтверждают эту версию».[245] Версия об отравлении Скопина-Шуйского, нашла отражение в песни, сочиненной современниками событий. В ней виновниками отравления признаются вмесите с Екатериной Шуйской завистливые бояре. В тот час они дело сделали: Поддернули зелья лютого, Подсыпали в стакан, в меды сладкие, Подавали куме его крестовой. Она, знавши, кума его крестовыя, Подносила стакан меду сладкого Скопину-князю Михаилу Васильевичу. Примает Скопин, не отпирается, Он выпил стакан меду сладкого А сам говорил таково слово, Услышал во утробе неловко добре: «А и ты съела меня, кума крестовая, Малютина дочь Скурлатова! А зазнаючи мне со зельем стакан подала, Съела ты мене, змея подколодная!»[246] В уста завистливых бояр, довольных гибелью Скопина-Шуйского, песня влагает насмешливые слова: «А съезжалися князья бояря супротиво к ним, Мстиславской князь, Воротынской, И межу собою они слово говорили, А говорили слово, усмехалися: «Высоко сокол поднялся И о сыру матеру землю ушибся!»[247] Знаменательно, что скончался Михаил Васильевич Скопин-Шуйский вечером 23 апреля (ст. ст.). 23 апреля Церковь празднует память святого великомученика Георгия Победоносца, а 24 апреля память святого мученика Саввы Стратилата с ним 70 воинов. Народ воспринял весть о кончине молодого героя с великой скорбью. Предполагалось, что тело князя Михаила будет предано погребению в Суздале, рядом с могилами его предков, временно же, из-за неспокойной ситуации в Суздале, решено было погрести останки в кремлевском Чудовом монастыре. Народ, услышав о таких планах, воспротивился. Москвичи настояли, чтобы князь Михаил Скопин-Шуйский упокоился там, где были погребены великие князья и цари Московские, — в Архангельском соборе Московского Кремля. Рассказав о погребении Скопина-Шуйского, Николай Михайлович Карамзин воскликнул: «От древних до новейших времен России никто из подданных не заслуживал ни такой любви, ни такой горести и чести в могиле!» 24 июня 1610 года московское войско под командованием князя Дмитрия Шуйского потерпело сокрушительное поражение от польского войска под предводительством Станислава Жолкевского возле села Клушино под Гжатском. Положение царя резко пошатнулось. Бояре стали требовать, чтобы Василий ушел с престола. Он отказывался. В конце июля 1610 года противники Василия Шуйского собрались на Красной площади и, как выразился летописец, «завопиша на Лобном месте, чтоб отставить царя Василья. К их же совету присташа многие воры и вся Москва». Во главе возмущения стояли дворянин Захарий Ляпунов (брат Прокопия) и князь Феодор Мерин-Волконский. Бунтовщики схватили патриарха Гермогена и насильно привели его к Серпуховским воротам столицы, где состоялось их новое сборище. От патриарха требовали согласия на низложение царя, он же уговаривал их не делать этого. Не добившись ничего от патриарха, бунтовщики отправились во дворец и с бесчестьем свели Василия Шуйского с престола. Свергнутого царя отвели на его старый боярский двор. Там его насильно постригли в монашество с именем Вассиан. Василий отказывался произносить монашеские обеты и говорил: «Несть моего желания и обещанья к постриганью». Обеты за него произносил князь Василий Тюфякин. Патриарх Гермоген, узнав о беззаконном постриге царя, «вельми о том оскорбися», и стал именовать князя Тюфякина «новопостриженным иноком Вассианом». О Василии Шуйском патриарх молился по-прежнему как о царе Василии. Между тем, беззаконники постригли в монашество и царицу Марию, которая также отказалась произносить обеты. Ей нарекли монашеское имя Елена и сослали во Владимир, в Суздальский Покровский монастырь. [248] В результате свержения Василия Шуйского власть в Москве оказалась в руках семи бояр во главе с князем Феодором Ивановичем Мстиславским. Их правительство вошло в историю под именем «семибоярщины». В состав «Семибоярщины» входили: князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой, А.В. Голицын, Б.М. Лыков, а также И.Н. Романов, И.Ф. Шереметев. Когда невозможность восстановления Василия Шуйского на престоле стала очевидной, патриарх Гермоген согласился на избрание нового царя. Гермоген и Филарет Романов выдвинули идею созыва Собора. Патриарх предложил двух кандидатов на престол: князя Василия Голицына и 14-ти летнего Михаила Федоровича Романова. Бояре не хотели Собора и объявили об избрании царем 15-летнего королевича Владислава,[249] сына польского короля Сигизмунда III. Положение осложнилось тем, что рассеявшиеся отряды Лжедмитрия II вновь собрались и подошли к Москве. Самозванцу присягнули некоторые города, в том числе Казань и Хлынов. Марина Мнишек примчалась в Калугу из Дмитрова во главе отряда казаков. К Москве подошел также польский отряд под командованием гетмана Жолкевского. Патриарх, трезво оценивая создавшуюся ситуацию, благословил бояр вести переговоры о призвании на царство королевича Владислава. Однако в качестве категорического условия он выдвинул требование крещения Владислава в православие. В результате был заключен предварительный договор между московскими боярами и гетманом Жолкевским. В первоначальном проекте договора предусматривалось, что все обещания с польской стороны даются сначала от имени Сигизмунда, а потом уже от имени Владислава. Патриарх Гермоген добился того, чтобы имя Сигизмунда было исключено из текста договора. Таким образом, исключался повод для вмешательства польского короля в дела Московского царства. Договор предусматривал согласие на избрание на царство Владислава и совместные действия против войск Лжедмитрия II. Такие действия тотчас же и открылись. Войско самозванца совместными усилиями русских и поляков было отогнано от Москвы. Значительная часть сторонников Лжедмитрия II присягнули Владиславу. Самозванец вновь бежал в Калугу. 11 декабря 1610 года он был убит под Калугой князем Петром Урусовым, татарином по национальности, отомстившим за казнь своего родственника царя Касимовского Ураз-Мухаммеда.[250] Печально сложилась дальнейшая судьба Марины Мнишек. Она нашла себе нового друга – казачьего атамана Заруцкого. После различных приключений Марина обосновалась с Заруцким и своим сыном Иваном в Астрахани, где ее признали царицей. В 1614 году все они были выданы яицкими казаками правительственному отряду. Царствовал в то время уже Михаил Феодорович Романов. Заруцкий был казнен в Москве через посажение на кол, трехлетний «воренок» повешен, а сама Марина умерла в заточении от тоски. 27 августа 1610 гетман Жолкевский поклялся именем Владислава соблюдать договор. 28 августа в Успенском соборе состоялось целование креста (присяга) царю Владиславу Жигимонтовичу (Сигизмундовичу). Среди присягавших был и боярин Михаил Глебович Салтыков, бывший сторонник «тушинского вора», главный недоброжелатель Василия Шуйского. Когда Салтыков со своими товарищами подходили, чтобы поцеловать крест, патриарх обратился к ним с такими словами: «Буде пришли вы в соборную церковь правдой, а не лестью, и если в вашем умысле нет нарушения православной христианской веры – то будь на вас благословение от всего вселенского собора[251] и мое грешное благословение. А коли вы пришли с лестью и нарушение будет в вашем умысле православной христианской истинной веры – то не будет на вас милости Божией и Пречистой Богородицы и будте прокляты от всего вселенского собора».[252] Салтыков со слезами обещал патриарху, что на престол взойдет истинный православный государь, но вскоре презрел свое обещание. Уже после присяги Москвы Владиславу Василий Шуйский был сослан по предложению польского гетмана Жолкевского в Иосифо-Волоцкий монастырь. Патриарх Гермоген, подозревая, что таким способом поляки хотят завладеть низложенным царем, советовал отослать Василия Шуйского в безопасный Соловецкий монастырь, однако к мнению патриарха и на сей раз не прислушались. Вскоре Жолкевский вывез Василия Шуйского из Иосифо-Волоцкого монастыря к королю Сигизмунду под Смоленск. Затем Василий Шуйский был отвезен в Польшу. Там бывший царь стал жить на положении пленника. В плену он и скончался 12 сентября 1612 года. Вместе с Василием Шуйским в Польшу были вывезены его брат князь Димитрий с супругой, также скончавшиеся в плену. Еще один брат, Иван по прозвищу «Пуговка», вернулся в Россию в 1620 году. Василия Шуйского погребли на перепутье трех дорог. На могиле его установили столб с надписью: «Здесь покоится прах московского государя Василия. Полякам на похвалу, Московскому государству на укоризну». Тело царя Василия Шуйского было возвращено поляками в 1634 году, согласно одному из условий мирного договора, и с подобающей честью погребено в Архангельском соборе Московского Кремля. Русский летописец, сообщив о захвате Василия Шуйского Жолкевским, гневно укоряет русских людей: «О горе и люто есть Московскому государству! Како не побояшеся Бога, не попомня своего крестного целования и не постыдясь ото всея вселенныя сраму, не помроша за дом Божий Пречистыя Богородицы и за крестное целование государю своему! Самохотением своим отдаша Московское государство в Латыни и государя своево в плен! О горе нам! Како нам явитеся на праведном Суде Избавителю своему Христу? И како нам ответ дати за такие грехи? И како нам иным государствам против такие укоризны ответ дати? Не многие ж враги на то думаша, да мы все душами погибохом!».[253] Под осажденный Сигизмундом Смоленск 11 сентября 1610 года отправилось русское посольство. В состав посольства, включая слуг, 1246 духовных и светских лиц. Во главе его стояли князь Василий Голицын и митрополит Филарет Романов. Эти лица были поставлены во главе посольство благодаря интригам гетмана Жолкевского. Он таким хитрым способом сумел удалить из Москвы и отослать в польский стан наиболее опасных для поляков лиц: кандидата на московский престол и отца другого кандидата. Среди виднейших членов посольства были: окольничий Д.И. Мезецкий, думный дворянин Б.В. Сукин, дьяки Томило Луговой и Сыдавной Васильев, Спасский архимандрит Евфимий, Троицкий келарь Авраамий Палицын. Послам, отправлявшимся к Сигизмунду, был дан патриархом Гермогеном наказ. Вот о чем говорилось в патриаршем наказе: «Первая статья. Чтоб великий государь Жигимонт король пожаловал, отпустил на Владимирское и на Московское и на все великие и преславные государства Российского царствия сына своего, государя нашего Владислава Жигимонтовича. А государь бы наш королевич Владислав Жигимонтович пожаловал, крестился бы в нашу православную христьянскую веру греческого закона. А креститися б ему, государю, в Смоленску от митрополита Филарета Ростовского и Ярославского да от архиепископ Сергея Смоленского и Брянского. И пришол бы государь наш королевич Владислав Жигимонтович в царствующий град Москву крестився в нашу православную христьянскую веру греческого закона....».[254] Это ключевая статья наказа. Как справедливо отмечает Андрей Петрович Богданов, «одной своей статьей Гермоген снимал возможность доброго ли, худого ли объединения двух государств под короной династии Ваза: Сигизмунд не мог появиться в Москве, а православный Владислав – вернуться в католическое государство отца».[255] «Вторая статья. Чтоб государь королевич Владислав Жигимонтович пожаловал, будучи на Москве от папы Римского их закону о вере не просил, и благословения не принимал, и с ним о том не ссылался».[256] Третья статья патриаршего наказа требовала согласия Владислава на казнь отступников от православия в «римскую веру». В четвертой статье говорилось о том, что Владислав может взять с собой из Польши в Москву лишь немногих людей. В пятой статье речь шла о сохранении за Владиславом прежнего титула московских государей. «Шестая статья. Как благословит Бог, приспеет время государю Владиславу Жигимонтовичю женитися, и ему бы государю женитися, изобрав в Московском государстве православные христианские греческие веры, у кого ему, государю, Бог благоволит». В седьмой статье речь шла о том, чтобы поляки освободили захваченные ими русские города, «как были до нынешние Смуты».[257] В восьмой статье говорилось, чтобы «литовским людям», пришедшим с Владиславом, не давались бы поместья вблизи литовской границы. Девятая статья трактовала о взаимном освобождении русских и польских пленных, без всякого выкупа. В десятой статье содержалось требование, чтобы король Сигизмунд снял осаду со Смоленска и вывел свои войска из Смоленского уезда. Помимо наказа послам были даны инструкции о том, как вести переговоры, какие приводить аргументы в защиту статей, на какие компромиссы можно согласиться. Статьи 1-3 и 7-10 подлежали безусловному выполнению, и договоры по ним следовало заключить до отправления Владислава в Москву. В крайнем случае, послам дозволялось согласиться на то, чтобы Владислав принял крещение не в Смоленске, а на пути из Смоленска в Москву. В наказе предусматривалось, как отвечать на высказанное польской стороной пожелание иметь католический храм в Москве. Послам следовало отвечать так: «Московского государства патриарх и все люди и ныне о том бьют челом великому государю Жигимонту королю и сыну его, великому государю королевичю Владиславу Жигимонтовичю, чтоб костелу римскому и иных вер ни одному в царствующем граде Москве и во всем Росийском царстве не быти. … И в том будет многим людям сумнение, и скорбь великая, и печаль; и государю б королевичю Владиславу Жигимонтовичю пожаловати, та статья велети оставити, и Московского государства людей тем не оскорбити, чтоб всем людям на него, государя, было радостно».[258] Вопреки планам московских бояр Сигизмунд хотел сам быть московским царем. Бояре готовы были пойти на большие уступки Сигизмунду, чем патриарх. В ночь с 20 на 21 сентября 1610 года бояре впустили в Москву и в Кремль польский отряд гетмана Станислава Жолкевского. Перед нашим государством возникла опасность потери независимости. Власть в Москве сосредоточилась в руках предателей – боярина Михаила Салтыкова[259] и казначея Федора Андронова[260], а также польского коменданта Александра Корвина Гонсевского. Салтыков и Андронов звали Сигизмунда III в Москву. Он не хотел ехать, не овладев Смоленском. Вечером 30 ноября Салтыков и Андронов пришли к патриарху Гермогену с требованием, чтобы он благословил целовать крест Сигизмунду. Патриарх прогнал их. На следующее утро к патриарху пришел с такой же просьбой князь Ф.И. Мстиславский. Патриарх Гермоген был непреклонен. Он собрал в Успенском соборе купцов и торговцев, которые твердо заявили, что не желают целовать крест Сигизмунду. В январе 1611 года Прокопий Петрович Ляпунов начал формировать в Переяславле -Рязанском первое ополчение. По характеристике Сергея Михайловича Соловьева, Ляпунов был «человек страстный, не могший довольно освободиться от самого себя, принесть свои личные отношения и стремления в жертву общему делу».[261] Михаил Салтыков и другие изменники требовали от патриарха Гермогена послать грамоту к Ляпунову, «чтобы он к Москве не сбирался». Патриарх отказался и сказал, что благословит служить Владиславу тогда только, когда он примет православие. Если же этого не случится и если «Литва» не выйдет из Москвы, то он разрешит всех, целовавших крест Владиславу, от присяги, и напишет Ляпунову грамоту с благословением идти на освобождение Москвы. Сын Михаила Салтыкова Иван выхватил нож и стал угрожать патриарху. В середине марта 1611 года в Москве начинается народное восстание. Во вторник страстной седмицы 19 марта москвичи восстали против поляков. Нашелся и предводитель – стольник князь Димитрий Михайлович Пожарский. Поляки в ответ по совету Михаила Салтыкова выжгли Земляной и часть Белого города и взяли под стражу патриарха Гермогена. Михаил Салтыков вновь потребовал от патриарха, чтобы он написал к Ляпунову грамоту с запрещением идти с ополчением к Москве. Патриарх отвечал: «Если ты, изменник Михаил Салтыков с литовскими людьми выйдешь вон – и я им не велю ходить к Москве. А будет вам сидеть в Москве – я их всех благословляю помереть за православную веру, что уж вижу поругание православной вере, и разорение святым Божиим церквам, и слышать латынского пения не могу!»[262] В Кремле в то время размещалась походная католическая церковь, из которой доносилось латинское пение. Летописец сообщает, что изменники, услышав от патриарха столь резкое обличение, «позоряху и лаяху его и приставиша к нему приставов и не велеша к нему никово пущати».[263] 20 марта в Москву вступил пришедший из Можайска польский отряд под командованием полковника Николая Струся. В этот день в Москве кипели ожесточенные бои. Основные силы первого ополчения задержались в дороге, чего не знали восставшие москвичи. В ходе боев на Сретенке Пожарский получил тяжелые ранения. Верные люди увезли князя в Троице-Сергиев монастырь, а затем в его вотчину село Мугреево между Шуей и Нижним Новгородом (ныне входит в состав Южского района Ивановской области). Тем временем, 21 марта Прокопий Ляпунов с основными силами ополчения также прибыл в Москву. В апреле ополчение осадило Кремль и Китай-город. Гонсевский бросил в тюрьму одного из участников семибоярщины князя Андрея Голицына, сочувствовавшего восставшим москвичам и вступившего с ними в сношения. В тюрьме князь Андрей был убит. Первое ополчение, к сожалению, не обладало внутренним единством. К рязанским ополченцам Ляпунова примкнули остатки войск Лжедмитрия II под руководством князя Димитрия Тимофеевича Трубецкого, бывшего ранее главой «боярской думы» Лжедимитрия II в Калуге. Также к ополчению примкнули казаки под предводительством донского атамана Ивана Мартыновича Заруцкого, ратовавшего за возведение на престол сына своей подруги Марины Мнишек и Лжедимитрия II «воренка» Ивана.[264] К признанию «воренка» царем склонялся и князь Трубецкой. Присутствие в этой коалиции Заруцкого делало ее особенно шаткой, однако отказать Заруцкому предводители ополчения боялись, опасаясь получить в его лице нового врага. Не желавший видеть царем «воренка» Прокопий Ляпунов повел переговоры со шведами о призвании на московский престол шведского принца Карла-Филиппа. Переговоры провалились, так как шведы потребовали территориальных уступок. Предводители ополчения пытались все же добиться единства. «Совет рати» избрал правительство во главе с князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким, создал подчиненные ему ведомства - приказы. В начале июня 1611 года поляки штурмом овладели Смоленском. К тому времени из 80 тысяч жителей города осталось едва лишь 8 тысяч. Архиепископ Смоленский Сергий, раненый в лицо, был захвачен поляками и увезен в плен. В плен был взят также раненым возглавлявший героическую оборону Смоленска воевода Михаил Борисович Шеин, его жена и дети. 22 июня (по другим сведениям 25 июня) 1611 года Прокопий Ляпунов погиб под саблями казаков Заруцкого. Этому предшествовало возникновение острого конфликта между Ляпуновым и Заруцким из-за того, что подчиненный Ляпунову воевода Плещеев приказал бросить в воду 28 казаков, грабивших Николо-Угрешский монастырь. Казаков живыми выловили из воды их товарищи. Этот инцидент сильно озлобил казаков против Ляпунова и Плещеева. Раздосадованный Ляпунов решил вернуться в Рязань. Его уговорили остаться. Заруцкий, однако, решил избавиться от конкурента. По его заказу поляки в Москве изготовили грамоту с подложной подписью Ляпунова. Грамоту подбросили в казачий стан. В ней говорилось о том, что следует убивать казаков. Ляпунова вызвали на казацкий круг. Он решился пойти, и был казаками убит. Вместе с Ляпуновым погиб защищавший его от казаков Иван Ржевский. Прокопия Ляпунова и Ивана Ржевского погребли возле Благовещенского храма на Воронцовом поле. В 1613 году их останки перезахоронили возле Успенского собора Троице-Сергиева монастыря. После гибели Ляпунова первое ополчение стало распадаться. Часть ополченцев присягнули псковскому самозванцу, вошедшему в историю под именем Лжедмитрия III. Это самозванец (какой-то Сидорка) выдавал себя за тушинского «царя Дмитрия», якобы вновь спасшегося. Ему уже присягнули некоторые города. Князь Д.Т.Трубецкой сначала присягнул новому самозванцу, затем организовал его поимку. Лжедмитрий III был казнен в Москве уже в царствование Михаила Феодоровича Романова. Один из отрядов первого ополчения отступил в Ярославль, имея с собой чудотворный список с Казанской иконы Божией Матери, бывший при первом ополчении. Шведы, начавшие в 1610 году захватывать пограничные русские земли, в июле 1611 года с помощью предательства овладели Великим Новгородом. Русский изменник Иван Шваль в ночь на 16 июля провел отряд шведского полководца Делагарди в город. Появление неприятеля внутри города оказалось совершенно неожиданным для новгородцев. Лишь в двух местах новгородцы оказали ожесточенное сопротивление. До последнего защищались стрелецкий голова Василий Гаютин, дьяк Афиноген Голенищев, Василий Орлов и казачий атаман Тимофей Шаров с сорока казаками. Все они погибли, отказавшись сдаться. Протопоп Софийского собора Амос вместе с несколькими новгородцами долго бился со шведами, защищая свой дом. Амос находился в это время под запретом. Митрополит Новгородский Исидор служил молебен на городской стене. Видя оттуда подвиг Амоса, он заочно простил и благословил его. В конце концов, шведы подожгли дом протопопа. Все его защитники погибли в огне. Овладев Новгородом, Делагарди заключил с новгородцами договор, в некоторых отношениях довольно выгодный для новгородцев. Однако новгородцы обязались договором принять на царство одного из сыновей шведского короля Карла, самого же короля и его наследников признавать своими покровителями. При этом ничего не говорилось о принятии шведским принцем, избранным на царство, православной веры. Условия договора распространялись и на «государства Владимирское и Московское», если те пожелают присоединиться к нему. В случае же отказа «государств Владимирского и Московского» новгородцы обязаны все же были соблюдать условия договора. Таким образом, договор создал почву для отделения Новгорода от России, превращения его в шведский протекторат. Осенью 1611 года московские бояре решили отправить грамоту королю Сигизмунду III с выражением полной покорности. Патриарх Гермоген отказался поставить свою подпись на этой грамоте. Когда боярин Михаил Салтыков поднес грамоту патриарху на подпись, Гермоген ответил: «Нет! Чтобы король дал сына своего на московское государство и королевских людей вывел бы всех вон из Москвы, чтобы Владислав оставил латинскую ересь и принял греческую веру, - к такой грамоте я руку приложу. … А писать так, что мы все полагаемся на королевскую волю, и чтобы наши послы положились на волю короля, того я и прочие власти не сделаем и вам не повелеваю. Явно, что по такой грамоте нам пришлось бы целовать крест самому королю»[265]. Салтыков стал угрожать патриарху и даже выхватил кинжал. «Не боюсь я твоего ножа! – отвечал Гермоген. – Ограждаюсь от него силою креста Христова. Ты же будь проклят от нашего смирения в сей век и в будущий»[266]. В декабре 1611 года грамоту, не смотря на отсутствие подписи патриарха, повезли к Сигизмунду под Смоленск. Однако митрополит Филарет и другие русские послы, ведшие переговоры с Сигизмундом, признали ее незаконной, сославшись на отсутствие подписи патриарха. «Изначала у нас в русском государстве так велось: если великие государственные или земские дела начнутся, то государи наши призывали к себе на собор патриархов, митрополитов, архиепископов и с ними советовались. Без их совета ничего не приговаривали. И почитают наши государи патриархов великою честию. … А до них были митрополиты. Теперь мы стали безгосударны и патриарх у нас человек начальный. Без патриарха теперь о таком великом деле советовать непригоже. … Нам теперь без патриарховых грамот, по одним боярским, делать нельзя».[267] Король Сигизмунд велел схватить послов и заточить в крепость. В заточении оказались митрополит Филарет Романов, князь Василий Голицын, дьяк Томило Луговской и другие участники посольства. Некоторые участники посольства согласились присягнуть Сигизмунду. Присягнул польскому королю и Авраамий Палицын. Он был отпущен в Москву.[268] Вырвавшись из-под Смоленска, Авраамий не стал служить Сигизмунду. Впредь он всегда занимал патриотическую позицию. Патриарх, между тем, рассылал грамоты с призывами подниматься на защиту веры и отечества. В начале августа 1611 года патриарх Гермоген сумел передать на волю свою последнюю грамоту, призывающую народ на освобождение Москвы. Святитель, встревоженный известиями о том, что среди казаков заметно движение за признание царем сына Марины Мнишек, писал: «Пишите в Казань к митрополиту Ефрему: пусть пошлет в полки к боярам и к казацкому войску учительную грамоту, чтобы они стояли крепко за веру и не принимали Маринкина сына на царство, - я не благословляю. Да и в Вологду пишите к властям о том, и к Рязанскому владыке: пусть пошлет в полки учительную грамоту к боярам, чтоб унимали грабеж, сохраняли братство и, как обещались, положить души свои за дом Пречистой, и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили. Да и во все города пишите, что сына Маринки отнюдь не надо на царство, везде говорите моим именем».[269] Троице-Сергиев монастырь также рассылал грамоты, которые составлялись настоятелем преподобным Дионисием и его помощниками. «Православные христиане! – говорилось в одной из грамот преподобного Дионисия, разосланной летом 1611 года еще до убийства Прокопия Ляпунова, - вспомните истинную православную христианскую веру, что все мы родились от христианских родителей, знаменовались печатию, святым крещением, обещались веровать во св. Троицу; возложите упование на силу Креста Господня, и покажите подвиг свой, молите служилых людей, чтоб быть всем православным христианам в соединении и стать сообща против предателей христианских, Михайлы Салтыкова и Федьки Андронова, и против вечных врагов христианства, польских и литовских людей. Сами видите конечную от них погибель всем христианам, видите, какое разоренье учинили они в Московском государстве; где святые Божии церкви и Божии образы? Где иноки, сединами цветущие, и инокини, добродетелями украшенные? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием; не пощажены ни старики, ни младенцы грудные. Помяните и смилуйтесь над видимою общею смертною погибелью, чтоб вас самих также лютая не постигла смерть. Пусть служилые люди без всякого мешканья спешат к Москве, в сход к боярам, воеводам и ко всем православным христианам. Сами знаете, что всякому делу одно время надлежит, безвременное же всякому делу начинание суетно и бездельно бывает; хотя бы и были в ваших пределах какие неудовольствия, для Бога отложите все это на время, чтобы всем нам сообща потрудиться для избавления православной христианской веры, пока к врагам помощь не пришла. Смилуйтесь, сделайте это дело поскорее, ратными людьми и казною помогите, чтобы собранное теперь здесь под Москвою войско от скудости не разошлось».[270] В Нижнем Новгороде во второй половине 1611 года начинается движение за создание нового ополчения. Инициаторами этого дела выступили настоятель нижегородского Спасо-Преображенского собора протоиерей Савва Евфимьев[271] и торговец мясом нижегородец Косьма Минин, бывший участником первого ополчения.[272] Протоиерей (протопоп) Савва Евфимьев в это время был первым лицом среди нижегородского духовенства. Косьма Минин позднее рассказывал преподобному Дионисию, что на подвиг освобождения Москвы его подвиг трижды ему являвшийся преподобный Сергий Радонежский. «Был человек благочестивый в Нижнем Новгороде именем Козма Минин, ремеслом же мясник, жил благочестивой жизнью, и в целомудрии и прочих добродетелях жизнь свою проводил. Поэтому и во многом от дружбы своей (с другими) отходил, любя безмолвие, всегда имел Бога в сердце своем. Однажды же ему, спящему в комнате своей, явился Чудотворец Сергий, повелевая ему собирать казну и (ею) воинских людей наделять, (чтобы) идти на очищение Московского государства. Он проснулся во многом страхе и помышлял, что не его дело воинским устроением заниматься. И не придал виденному значения (в небрежение положив). И было ему видение второй раз (вторицею), и снова остался он при своем мнении (и паки небреже). Через малое время после этого является ему Преподобный Сергий и говорит ему (с угрозами): «Не говорил ли я тебе об этом, что есть (Божие) изволение праведных судеб Божиих помиловать православных христиан и от многого мятежа в тишину привести. Сего ради нужно тебе казну собрать и ратных людей наделить, да очистят (они) с Божией помощью Московское государство от безбожных поляков и прогонят еретиков». И еще ему прирече (дополнив): «Если старейшины в таковое дело не внидут, то более юные начнут творити, и начинание их – дело благо будет и в доброе совершение приидет».
Дата добавления: 2017-01-14; Просмотров: 183; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |