Античная и современная реализация себя

Ясно, что телеологические теории блага ориентированы, как мы уже показали, на приобретение власти над собой, при усло­вии, что эта «власть» в меньшей мере является аскетическим гос­подством, борьбой с собой, нежели реализацией себя. Античная модель добродетельной этики в последующем была заменена мо­ралью долга, связанной с христианской теологией.

Приоритет справедливости над благом берет начало в кантов-ской философии долга. Кант в «Критике практического разума» утверждал, что концепции добра и зла прежде не определялись в моральном законе, а они, как он считает, должны быть определе­ны. В этом он философски продолжает теологическую традицию: эта концепция впервые появилась, как полагает Чарльз Лар-

¹⁴⁰ Деонтология (гр. <3еоп должное + логия) - учение о долге, состав­ляющее раздел этики.

мор¹⁴¹, на исходе Средних веков у францисканцев Скотта и Окка-ма. Эти францисканцы отказались от идеи естественного порядка во имя божественного могущества, и потому основанием мораль­ных заповедей стало не естественное желание человека, а то, что определяет Бог. Божественное могущество (абсолютная власть Бога) видоизменяет сферу суверенитета: в этике добродетели че­ловек предстает в неразрывной связи с этическим идеалом, кото­рый он может стремиться реализовать и может в этом даже «пре­успеть», так как это в некотором смысле находится «в его власти». Согласно теологической морали постфранцисканства божествен­ный закон помещается над человеческим желанием, и он не толь­ко возвышается над этим желанием, но и в известном смысле по­давляет его в силу своего абсолютного суверенитета. В итоге «власть» самореализации самого себя значительно уменьшается.

Многочисленные сторонники греческой теологии тут же нам могут напомнить, что, согласно Августину Блаженному, человек не способен спасти себя на основе собственной власти. Более того, перед лицом трансцендентного закона человек становится субъектом долга. И мораль становится императивом, что опреде­лено как высшая точка в учении Канта. «Долг» через моральный закон предполагает «власть»: никто не может рассматриваться мо­рально ответственным лицом, если он не обладает властью, по­зволяющей выполнять обязательства, которые ему вменены, или отказываться от них. Однако эта власть не совпадает с тем, что в античном мире связывали с реализацией самого себя: она превра­тилась во власть, подчиненную высшей абсолютной власти в нас самих, которая является законом ее. Этот закон, согласно Канту, является формой свободы.

При этом возможны две интерпретации такого понимания Канта. Одна из них (ее разделяли Ницше и некоторые критики «теории справедливости» в современной англо-саксонской фило­софии) определяет эту свободу как чрезмерное понятие, как мета­физическую маску простого подчинения моральному закону, яв­ляющемуся универсальным, а также абстрактным и непрактич­ным. Вторая интерпретация связана с так называемым видимым отсутствием морального суверенитета у Канта, что позволяет

¹⁴¹ СГ. Ьагтоге С. Ье.Шйе е11е Ыеп. Р., 1993.

субъекту приобретать огромную власть, чего не допускала антич­ная этика добродетели, подчиненная единой цели, которая в осно­ве своей является суверенной, что можно отождествлять со свобо­дой. Подчиняясь закону, я проверяю, являюсь ли я свободным.

Еще раз повторим: реализация себя является в греческой фи­лософии разновидностью развития в себе свободы на основе осоз­нанного подчинения некой цели, которую не выбирают, так как она навязывается как естественная. Кантовское же господство над собой имеет смысл только в связи со свободой, хотя и более ради­кальным, и более глубоким образом.

2.6.2. Власть свободы: автономия

Для раскрытия данного вопроса рассмотрим доктрину Канта. Мораль, по Канту, основывается, в частности, на различении ге­терономии¹⁴² и автономии'⁴³. Гетерономия воли, по Канту, являет­ся источником всех неподлинных принципов нравственности. При гетерономии всякое Благо определяется извне морального субъекта, которому субъект должен подчиняться. Однако, как ут­верждает Кант, в таком подходе мораль подвергается разрушению.

Автономию воли Кант определяет как высший принцип нравственности. При автономии мораль основывается на свободе долга, на «доброй воле». В этом случае то, что формирует добрую волю, не является ни результатом ее деятельности, ни прямоли­нейностью в достижении Блага, что ставит ее вне ее самой, в сверхчувственном поле; это является ее чистой внутренней линией: «именно в себе она является прекрасной», а не через отношения к ценностям вне ее¹⁴⁴.

¹⁴² Гетерономия (гетеро... - другой + гр. потоз - закон) - в этике -

выведение нравственности из лежащих вне ее и независимых от воли

субъекта причин.

¹⁴³ Автономия (гр. аи1опогша < аШоз сам + поток — закон) — в этике —

способность личности к самостоятельным ответственным решениям, не­

зависимым от внешнего давления (авторитета, преходящих обстоя­

тельств, произвола власти) и собственных страхов.

¹⁴⁴ См.: Кант И. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1994. Т. 4. С. 219-224.

В конечном счете добрая воля — это воля к действию из долга, т.е. через свободу. И потому долг предполагает свободу. И это единство долга и свободы получает свое выражение в автономии. Моральная воля является автономной волей, так как она открыва­ет в себе самой собственный закон, что вовсе не означает, что этот закон является субъективным: не будучи выражением принужде­ния извне {гетерономия, как отмечалось, разрушает мораль, вмес­то того чтобы ее создавать), воля изнутри открывает свою универ­сальность.

Указанная -операция становится возможной и понятной, если вслед за Кантом различать материю и форму в действии. Материя действия — это объект, на который направлено действие. Форма — это требование, определенное свободой, и притом универсальным об­разом. А это предполагает наличие категорического императива. Долг, по Канту, является властью, но при условии понимания того, что именно свобода в конечном счете является властью. По этому вопросу Анри Биро на основе хайдеггеровского прочтения Канта сформулировал поразительный тезис «Моральный закон и свобода, воспринимаемая как власть, подчиняющая этому закону, взаимно обусловливают друг друга»¹⁴⁵.

Следует сказать, что господство над собой И. Кант непосред­ственно связывает с целями человечества и человеческой приро­ды. При этом первостепенное значение приобретает в учении Канта понятие «долга». Именно долг является прочной основой нравственности, единственным источником категорического им­ператива. Только долг, а не какой-либо иной мотив придает по­ступку моральный характер. Долг по отношению к себе является условием, в котором другие обязанности (долги) могут быть вы­полнены.

Господство над собой, по Канту, является «высшим долгом», ибо предполагает открытие и реализацию свободы. Позднее в «Метафизике нравов» будет выявлен окончательный смысл поня­тия господства над собой: добродетель, основанная на «внутрен­ней свободе» будет основана на позитивном командовании на ос­нове власти разума. «Высоко ценить себя» будет представлять со­бой уважение к себе: уметь культивировать в себе свободу, а не

¹⁴⁵ ШгаШ Н. НеЫе

ег е1 Гехрёпепсе де 1а решёе. Р., 1978. Р. 87.

отчуждение от внешнего Блага. Известно, что Юм в свое время критиковал христианскую теологию, трактовавшую мораль как совокупность гражданских законов, состоящих из разрешений и запретов. Кант не возвращается к религиозной морали, и он не выдумывает новый код разрешений и запретов. Он развивает тео­рию легитимной власти (в себе и в обществе), основанной на сво­боде: легитимная власть дарует свободу, т.е. автономию.

«Процедурные» доктрины справедливой политической власти возьмут на вооружение эту идею Канта — приоритет свободы перед благополучием — так как последнее, связанное с античной моде­лью самореализации, подчиняет субъекта телеологии блага.

2.7. ХРИСТИАНСТВО И ВЛАСТЬ НАД СОБОЙ

Критика Юма, о которой мы только что говорили, не исчер­пывает смысла христианства в области морали. В течение веков и многочисленных вариаций не только светских, но и местных или связанных с тем или иным теологическим течением, христиан­ство выработало немало подходов, которые не ограничиваются строгими правилами катехизиса запретов и разрешений. По­скольку мы отношения власти и христианства рассматриваем в отдельном разделе, здесь мы только коснемся вопросов господ­ства над собой.

Тема власти над собой находит отражение до сегодняшнего дня у Отцов Церкви. Духовная практика предполагает упражне­ние над собой, тренировку «управления собой», которая осуще­ствляется в новых рамках античной мысли. М. Фуко в рамках пат­ристики в «Истории сексуальности» рассматривает эту проблему. Христианское наследие в области «практической науки» работы над собой нашло отражение в мистических писаниях западной католической традиции или в «учебниках» ортодоксальной вос­точной духовной практики.

Какая власть является более ценной, если не та, что связана с молчаливым господством хаотических мыслей, которые проти­востоят концентрации и отказу от молитвы? С этой точки зре­ния можно задаться вопросом, почему христианство больше внимания уделяло своим письменным текстам, своему влиянию 106

и своим внутренним спорам, вопросам политической власти, чем, в принципе, более существенным вопросам, связанным с отношениями человека с Богом, господства над собой при чте­нии молитвы и т.д.

Глубокое проникновение мистических западных и восточных писаний в область описания «ментальное™», богатство многове­кового эксперимента медленного и трудного овладению властью разума над самим собой (власть, которая, понятно, не нацелена на автаркию, а на открытие, на «пробуждение», на Бога) могут по­зволить увидеть в этом наследии предвидение феноменологичес­кого описания сознания Э. Гуссерлем.

В отличие от античной философии христианство представля­ется не только как речь, но и как способ жизни, имеющий целью духовный прогресс. Греческая теология, например Платона, или Метафизика Аристотеля стала продолжением другой теологии, теологии логоса, откровенного и воплощенного. Христианская «философия», надо полагать, может рассматриваться в указанном ключе (в чем в настоящее время некоторые философы сомнева­ются). Однако сами философы на Западе вплоть до Новейшего времени были теологами, и для них философия была не только теоретической доктриной, но способом жизни. Она была выраже­нием житейской мудрости, подобно тому как такую роль играла философия в греческих философских школах, где никто не со­мневался в определении их в качестве «философских». Целый ряд работ, посвященных становлению христианской Церкви и утвер­ждению монастырских традиций, свидетельствует о желании цер­ковных деятелей достичь того, чтобы «мирские» категории управ­ляли страстями в целях утверждения внутреннего мира в душе. Эта концентрация на «самом себе» не является простой властью над своими страстями: это — конверсия души, ориентация ее на божественное. Апатия не является целью в себе. Это лишь этап на пути духовного развития, которое может вести к отделению, а по­том отказу от Бога. Античная терапия над собой является только пропедевтикой¹⁴⁶.

¹⁴⁶ Пропедевтика (гр. ргораИеио - предварительно обучаю) - введе­ние в какую-либо науку.

герменевтики

Дата добавления: 2015-07-13