Глоссарий 7 страница. разработка единого общегосударственного хозяйственного плана, способов и порядков их осуществления;

разработка единого общегосударственного хозяйственного плана, способов и порядков их осуществления;

рассмотрение и согласование с общегосударственным планом производственных программ и плановых предложений различ­ных ведомств, а также областных (хозяйственных) организаций разработка единого общегосударственного хозяйственного плана, способов и порядков их осуществления;

рассмотрение и согласование с общегосударственным планом производственных программ и плановых предложений различ­ных ведомств, а также областных (хозяйственных) организаций по всем отраслям народного хозяйства и установление очеред­ных задач;

выработка мер общегосударственного характера по развитию знаний и организации исследований, необходимых для осущест­вления плана государственного хозяйства, а также по исполь­зованию и подготовке потребного персонала;

выработка мер по распространению в широких кругах населе­ния сведений о плане народного хозяйства, способах его осуществления и формах соответственной организации труда.

Позитивный опыт советского планирования, особенно на микроуровне, широко распространился в мировой практике, во многих странах он получил дальнейшее развитие с учетом конкретных специфических условий.

Предлагая внедрение научных основ организации и управле­ния производством, Ленин настаивал во что бы то ни стало перенять все ценное из завоеваний науки и техники в этой об­ласти. Он предложил организовать в России изучение и препо­давание системы Тейлора и приспособить ее к российским ус­ловиям.

Исследование работ и декретов ВЦИК и СНК по управле­нию экономикой после революции дает вполне достаточно ос­нований говорить о возникновении советского или государствен­ного менеджмента. Такой термин не использовался, но ведь главное не в названии процесса (явления, метода), а в его содержании, сущности. М.Х. Мексон, М. Альберт и Ф. Хедоури справедливо отмечают, что «практика управления, так же стара, как орга­низации, а это означает, что она действительно очень древняя». Они справедливо утверждают, что строительство египет­ских пирамид, завоевания Александра Македонского, управление Римской империей не могло осуществляться без опреде­ленных форм использования менеджмента. По их мнению, «были в истории примеры организаций, которые управлялись так же, как организации управляются и в наше время. Ярким примером тому является католическая церковь.

Простая структура: папа, кардинал, архиепископ, епископ и приходской священник, — определенная еще основателями христианства, успешно функ­ционирует и в настоящее время и является более «современ­ной», чем структура многих организаций, появившихся только сегодня».

Реформы Роберта Оуэна по управлению фабриками, кото­рый предоставлял рабочим приличное жилье, улучшал их усло­вия работы, разрабатывал систему открытой и справедливой оценки работников и материального их стимулирования, Мескон, Альберт и Хедоури обоснованно назвали «феноменально новаторскими для своего времени. Эти реформы явились уни­кальным прорывом в суть человеческого восприятия действи­тельности и роли руководителя».

В советском менеджменте вклад Оуэна, Тейлора и многих других известных деятелей в теорию организации труда и управления получил дальнейшее развитие с учетом достижений науки и техники и специфических условий. Весьма характерным в этом отношении является научная и практическая деятельность Алексея Константиновича Гастева (1882—1941) и организованного им в 1920 г. Центрального института труда (ЦИТ). Основной задачей ЦИТ была подготовка рабочих на основе анализа трудовых дви­жений, производимого с помощью «циклографии», т.е. фото­графии отдельных элементов движения рабочих органов чело­века. Гастев установил, например, «нормаль» — систему наиболее правильных движений — рубки зубилом. ЦИТ призвал перенимать опыт Форда, Тейлора, Гилбрета и многих других ученых, а вскоре многие иностранцы стали использовать опыт ЦИТа.

В одном из первых программных документов ЦИТ «Как надо работать», в частности, говорилось:

«1. Прежде чем браться за работу, надо всю ее продумать, продумать так, чтобы в голове окончательно сложилась модель готовой работы, весь порядок трудовых приемов. Если все до конца продумать нельзя, то продумать главные вехи, а первые части работы продумать досконально.

2. Не браться за работу, пока не приготовлен весь рабочий инструмент и все приспособления для работы...».

Принципам научной организации труда посвящены труды Гастева «Индустриальный мир», «Профсоюзы и организация труда», «Трудовые установки», «Установки производства мето­дом ЦИТ», «Реконструкция производства».

В годы «военного коммунизма» и последующие этапы разви­тия Советского государства был накоплен огромный опыт ми­рового значения на всех уровнях экономики. Наряду с позитивными элементами в нем было немало и отрицательных момен­тов, которые тоже имеют важное значение для науки и которые непременно следует учитывать в системе государственного ре­гулирования на микроуровне. Поэтому распространенные ныне утверждения об отсутствии в СССР менеджмента теоретически несостоятельны, а практически затрудняют анализ причин со­временного кризиса экономики России. Советские методы хо­зяйствования на микроуровне и теоретически и практически пре­дусматривали использование основных принципов менеджмента.

Но принципиальное отличие советского менеджмента касается не только терминологии. Общественная собственность объективно требовала поиска (впервые в мировой практике) форм и мето­дов, составляющих единую систему управления, начиная с рабо­чего места и завершая народным хозяйством страны в целом.

Национализация земли, крупной промышленности, желез­ных дорог, банков и введение монополии внешней торговли заложила основу социалистического сектора в экономике.

На­ряду с ним в тот период существовали такие секторы, как:

государственный капитализм;

частно-хозяйственный капитализм;

мелкое товарное производство;

патриархальное, т.е. натуральное, крестьянское хозяйство.

Постепенное, относительно мирное преобразование эконо­мических отношений было прервано иностранной интервенци­ей и гражданской войной. Здесь уместна аналогия с событиями, произошедшими за 130 лет до 1917 г. В конце XVIII в. в ходе Великой французской революции была свергнута монархия. Король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта были отправлены на гильотину. Крупнейшие монархические державы Европы на­правили свои армии на спасение французской монархии. С их помощью дважды реставрировалось правление Бурбонов, но, в конечном счете буржуазия победила и Франция стала респуб­ликой. После свержения в России монархии на ее спасение бро­сились не только крупнейшие, теперь уже буржуазные, европейские государства, но даже США и Япония. Второй поход Антанты против Советской России именовался «походом 14 го­сударств мира». Японцы высадились на Дальнем Востоке, анг­личане — на севере, французы — на юге России.

Повстанческому движению в России, возглавляемому быв­шими царскими генералами и адмиралами, оказывалась огром­ная финансовая и материальная помощь из-за рубежа. В самой России их активно поддерживали все, кто в ходе революции лишился своей собственности, а также церковь, земли и многие владения которой были конфискованы. Советская власть оказа­лась на грани гибели. От Центра были отрезаны важнейшие ре­гионы производства хлеба, хлопка, угля и нефти. Вследствие проводимой Западом блокады были прекращены связи России с внешним миром. В тылу усилился антисоветский саботаж.

Молодая республика была объявлена единым военным лаге­рем. Вся экономика была подчинена разгрому внешних и внут­ренних врагов. Экономическая политика Советского государства в годы иностранной интервенции и гражданской войны полу­чила обобщенное название «военный коммунизм», общие по­ложения которого кратко можно сформулировать следующим образом:

замена постепенного социалистического преобразования «штурмовым» методом ликвидации капиталистических элементов;

введение монополии государства на торговлю хлебом и за­прещение частной торговли;

использование продразверстки как прямого неэквивалентно­го обмена между городом и деревней;

свертывание товарно-денежных отношений и натурализация производственных отношений;

замена торговли государственным распределением продоволь­ствия и товаров первой необходимости;

введение всеобщей трудовой повинности.

Таким образом, сущность экономической политики «военного коммунизма» характеризуется директивно-командными мето­дами управления сверху донизу и внеэкономическими формами принуждения к труду.

Центральным звеном экономической политики «военного коммунизма» была продразверстка. Ее суть состояла в том, что необходимый государству минимум зерна для Красной Армии и бесхлебных районов подлежал обязательному отчуждению у крестьян производящих губерний. При определении объема раз­верстки государство исходило не из наличия излишков хлеба в деревне, что реально установить было практически невозмож­но, а из минимальных потребностей государства. Поэтому пос­ле изъятия на селе «излишков» многие крестьяне голодали. Час­тично изъятая по разверстке стоимость продовольствия возме­щалась промышленными товарами, а за остальное платили обес­цененными деньгами, о чем свидетельствуют такие данные: за 1918— 1921 г. количество денег в обращении увеличилось с 43,3 до 11 168,6 млрд. руб., или почти в 27 раз. Покупательная спо­собность рубля снизилась в 188 раз.

Обесценение денег объективно содействовало свертыванию товарно-денежных отношений и натурализации взаимоотноше­ний между производителями и потребителями. Товары и продо­вольствие распределялись по установленным нормам: взрос­лым — за символическую плату, а детям бесплатно. Торговля вытеснялась прямым распределением, которое производилось в натуре за выполняемую работу. Перед введением нэпа 93% зара­ботной платы составляла оплата натурой. Хозяйственные отно­шения между городом и деревней также все больше приобрета­ли натуральный характер — в обмен на продовольствие крестьяне получали промышленные товары.

В условиях отсутствия материальной заинтересованности лю­дей в производственной деятельности необходимо было введе­ние принудительных мер. Был принят декрет СПК «О порядке всеобщей трудовой повинности» предусматривал повсемест­ное и постоянное привлечение к общественно полезному труду лиц, таковым не занимающихся. Лица, уклоняющиеся от учета и явки по трудовой повинности или дезертирующие с работ, подлежали преданию суду.

После окончания гражданской войны и разгрома иностран­ной интервенции Ленин предложил новую экономическую по­литику (нэп).

8.2 Менеджмент и маркетинг в условиях новой экономической политики

Термин «маркетинг», так же, как и «менеджмент», не ис­пользовался в советский период, и тем более после сталинской компании против космополитизма, когда иностранные слова выжигались из русского лексикона каленым железом, порой независимо от потери самой сути предмета, обозначаемого эти­ми словами. Английское слово market» в переводе означает «ры­нок», а «marketing» — «деятельность на рынке», эволюция кото­рой проходит несколько этапов».

Что же касается понятия «ры­нок», то оно широко использовалось в советской системе уп­равления экономикой. Но в экономической литературе понятие «рынок» имеет двоякий смысл. Во-первых, с древних времен этим словом называлось место торговли и обмена товарами и продуктами. По мере разделения труда и развития промышлен­ности под рынком стали понимать сферу обращения общественного производства. В традиционном смысле рынок — это связующее звено между производителями и потребителями. Во-вторых, смысл понятия «рынок» является синонимом слова «стихийность». Однако, экономические процессы всегда и везде развивались стихийно.

Поэтому, сочетание «рыночная экономика» раньше было столь: бессмысленно, как словосочетания «белый снег» или «черный уголь». Но после появления в СССР плановой экономики поня­тие «рыночная экономика» зазвучало по-новому: оно использо­валось для противопоставления плановой экономики в СССР стихийной экономике Запада. (Особенно модным это понятие стало в настоящее время в России и других новых государствах, образованных на базе советских союзных республик, так как оно выражает суть происходящего процесса: возврат от плано­вого к стихийному развитию экономики.)

В 20-е гг., и особенно в период деятельности нэпа, использо­вались методы планового и стихийного развития. Но последние неуклонно вытеснялись и заменялись первыми. Что же касается рынка как сферы обращения, или «маркетинговой деятельнос­ти», соединяющей производителей с потребителями, то она органически присуща плановой системе и в самых различных формах активно использовалась в ней на всех этапах развития. Но толчком к этому послужила новая экономическая политика.

Условия для введения нэпа были созданы в результате побе­ды советской власти в гражданской войне, и освобождения регио­нов, оккупированных иностранными интервентами. Центральным звеном нэпа является замена продовольственной разверстки про­довольственным налогом. В чем их принципиальное отличие?

Продовольственный налог по объему был меньше продраз­верстки — так, продразверстка на 1920—1921 гг. составляла 423 млн. пудов, а продналог на 1921 — 1922 гг. составил 240 млн. пудов зерна. Излишки после продналога оставлялись крестьянам, ко­торые могли распоряжаться ими по своему усмотрению, тем более что была объявлена свобода частной торговли. Для Рос­сии, где насчитывалось в тот период более 25 млн. единоличных хозяйств, экономическое и политическое значение такого шага трудно было переоценить.

Введение продналога создало личную заинтересованность сель­ских тружеников в увеличении производства сельскохозяйственной продукции и повышении производительности труда. Это дало мощный толчок развитию производительных сил не только на селе, но в промышленном производстве. Последнему обстоя­тельству содействовали также ослабление централизации и ук­репление губернских экономических органов. Местные отделе­ния центральных главков вошли в состав губернских совнархо­зов совнархо­зов в качестве производственных отделов. С позиций управления было выделено 3 группы государственных предприятий:

предприятия, находящиеся в непосредственном управлении центральных органов ВСНХ (трестированные, а также предприятия особо важного государственного значения);

предприятия, состоящие в управлении губернских совнархо­зов;

предприятия местного значения.

Из 6098 национализированных и учтенных предприятий в тот период к 1-й группе было отнесено 2374, ко 2-й — 3450, к 3-й — 1084. Таким образом, 2/3 предприятий исключались из непосредственного управления центром.

Совершенствование структуры управления государственны­ми предприятиями сопровождалось переводом их на хозяйственный (коммерческий) расчет. Для обеспечения их рентабельной ра­боты и получения прибыли были расширены права и самостоя­тельность предприятий в области финансов и распоряжения материальными ресурсами.

Важным фактором в развитии промышленности в период нэпа было оживление капитализма. Наряду с развитием государственного капитализма создавались смешанные общества, разрешались сдача в аренду частному капиталу мелких предприятий, а также при­влечение иностранного капитала. Этим процессам в значитель­ной мере содействовало и то, что согласно «Наказу СНК о про­ведении в жизнь новой экономической политики» от 9 августа 1921 г. для развития торговых отношений с заграницей хозяй­ственным органам «предоставлялось право иметь свои предста­вительства при заграничных органах народного комиссариата внешней торговли».

Исключительно важным элементом нэпа была стабилизация советского рубля. В октябре 1922 г. 100 000 руб. равнялись одной довоенной копейке.

В 1922 и 1923 гг. была проведена деномина­ция советских денежных знаков. Госбанк получил право на эмиссию банкнот (червонцев), обеспеченных золотом. В 1924 г. была вве­дена в оборот новая твердая валюта в виде казначейских биле­тов в золотом исчислении. В качестве разменной монеты стали использоваться серебро и медь. Твердая валюта вызывала пол­ное доверие на мировом рынке и открывала новые возможнос­ти для внешнеполитических связей. В письме ЦК РКП(б) «О денежной реформе» от 7 марта 1924 г. в связи с реформой местным органам, в частности, предлагались:

снижение розничных цен промышленных товаров путем про­верки их калькуляций;

исключение из всех цен курсовых надбавок, применяемых в целях страхования от обесценения советских денежных знаков;

снижение в городах вздутых цен на продовольствие путем эко­номических мер;

проведение гласности цен, устанавливаемых в твердой валюте;

безусловное выполнение запрета выпуска каких бы то ни было денежных суррогатов и недопущение обходов этого запрета в любой форме;

борьба с возможными попытками спекулянтов создавать раз­менные лажи. Для этого давать широкое оповещение, что чер­вонцы беспрепятственно обмениваются на казначейские биле­ты и обратно.

Таким образом, новая экономическая политика содействовала:

активному развитию товарно-денежных отношений;

повышению личной заинтересованности производителей в результате своего труда;

поиску новых форм изучения и удовлетворения рыночного спроса на товары;

ускорению процесса кооперации на селе, так как она спо­собствовала повышению эффективности производства, заготовки, обработки и реализации сельскохозяйственной продукции;

активизации тестирования предприятий и созданию произ­водственных объединений как более рентабельных (прибыль­ных) форм управления;

ускорению развития производительных сил на основе дости­жений науки и техники.

В статье «К четырехлетней годовщине Октябрьской револю­ции» (1921), анализируя ошибки экономической политики «во­енного коммунизма» В.И. Ленин писал: «Переход к коммунизму надо подготовить работой долгого ряда лет, не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рожденного Ве­ликой революцией, на личной заинтересованности, на хозяй­ственном расчете потрудитесь построить сначала прочные мостки, ведущие... к социализму; иначе вы не подойдете к коммунизму, иначе вы не подведете десятки и десятки миллионов людей к коммунизму. Так сказала нам жизнь. Так сказал нам объектив­ный ход развития революции».

За 1921- 1925 гг. советская промышленность приблизилась по выпуску продукции к уровню довоенного 1913 г. Прибыль ее возросла с 96 млн. руб. в 1922-1923 гг. до 458 млн. руб. в 192.4- 1925 гг. Темпы роста производства сельскохозяйственной про­дукции были самыми высокими за всю историю России, По­требности страны в продовольствии практически были удовлет­ворены, экспорт зерна увеличился.

Резкий подъем сельского хозяйства и промышленности рас­ширили возможности торговли. В 1922—1923 гг. оборот 71 биржи достиг 639 млн. руб., различный товарооборот в 1924—1925 гг. составлял 7,7 млрд. руб. Заметно вырос внешний товарооборот. Экспорт увеличился с 20,1 млн. руб. в 1921 г. до 608,3 млн. руб. в 1925 г.; импорт в 1925 г. составил 826,7 млн. руб., т.е. 66% дово­енного уровня.

В новой экономической политике было также немало и нега­тивных моментов. Остановимся на двух из них, имеющих важ­ное практическое значение для определения путей развития эко­номики современной России. Во-первых, тресты, производствен­ные объединения, предприятия и кооперативы в погоне за при­былью, которая тогда стала основным оценочным показателем их работы, начали резко поднимать цены. Выпуск продукции уменьшился, а прибыль за счет роста цен увеличивалась в не­сколько раз. Производители гордились своими успехами в по­вышении эффективности производства — в действительнос­ти же они были мнимыми и создавали цепную реакцию цен от сырья до товаров народного потребления.

Во-вторых, шло рез­кое расслоение в уровне благосостояния народа. Неуклонно рас­ширялся слой богатых и очень богатых людей. (Сейчас их называют «новыми русскими­», тогда - «нэпманами».)

Большин­ство их богатело тогда (как и сейчас) не за счет трудолюбия или рациональной организации производства товаров и услуг, а бла­годаря спекуляции и мошенничеству.

Все это вызвало неоднозначное отношение к новой экономи­ческой политике, так же, как раньше — к «военному комму­низму». Вопросы организации и управления производством на микро- и макроуровнях и определения экономической полити­ки в 20-30 гг. были предметом многочисленных дискуссий.

Как известно, истина рождается в спорах, к которым особен­но пристрастны ученые. В этом отношении настоящее время весьма похоже на начало 20-х гг. — правда, экономика в тот период находилась в еще более плачевном состоянии, чем сейчас, поэтому большинство разговоров, а тем более научных дискус­сий, в той или иной мере затрагивали экономические вопросы.

Одной из активно обсуждаемых проблем в начале 20-х гг. была необходимость наличия регулятора социалистического производства. При капитализме стихийным регулятором является закон сто­имости: где выше норма прибыли, туда и устремляется капитал.

А при социализме? Среди многочисленных мнений по этому поводу можно выделить 2 основные точки зрения Сторонники первой из них, автором которой был известный историк Е. Преображенский, утверждали, что в советской эко­номике действуют 2 регулятора: закон стоимости и закон так называемого первоначального накопления, т.е. государственное производство регулируется одновременно и стихийными и пла­новыми началами — двуединым регулятором. Сторонники вто­рой точки зрения утверждали, что регулятором советской эко­номики является закон стоимости. Но этот закон при социализ­ме модифицируется в закон пропорциональных трудовых затрат. Эта концепция сформулирована в книге экономиста и филосо­фа А. Богданова (настоящая фамилия Малиновский) «Всеоб­щая организационная наука» и ряде других работ. Им был сфор­мулирован также и универсальный закон физиологических зат­рат энергии. Проблему регулирования Богданов рассматривал не столь ограниченно, как Преображенский и его сторонники. По его мнению, «всякая человеческая деятельность объективно является организацией или дезорганизацией». Ряд сформулиро­ванных Богдановым понятий, например «цепная связь», «закон наименьших», «принцип минимума», «бирегуляторы», впослед­ствии были использованы для построения кибернетических мо­делей.

Всеобщую организационную науку, которая, как ныне при­знано, предвосхитила многие идеи кибернетики и общей те­ории систем, А. Богданов называл тектологией, основная идея которой заключается в единстве строения и развития самых раз­личных систем (по терминологии Богданова — «комплексов»). Тектология — это методология и доктрина решения организа­ционных задач. На упреки оппонентов, что тектология относит­ся больше к философии, чем к экономике, автор возражал, что философии свойственны «объяснительная» тенденция, стрем­ление к созерцанию. Тектология хотя и объясняет, как соединя­ются различные элементы в природе, труде, мышлении, но речь идет о практическом овладении возможного комбинирования. Тектология предусматривает практическое применение, ей не­обходимы эксперименты, точная проверка опытом.

Особенно острые экономические дискуссии проходили в 20-е гг. относительно показателей, необходимых для измерения результатов хозяйственной деятельности, что вполне понят­но: при отсутствии достоверного измерения невозможно оце­нить эффективность тех или иных методов управления произ­водством. По словам Менделеева, наука становится подлинной лишь с тех пор, когда начинают измерять. Физика и химия ста­ли науками, когда были найдены точные единицы учета и по­знана суть законов их развития. Электричество стало поддавать­ся изучению, лишь когда были искусственно установлены еди­ницы измерения — вольт и ампер.

Вопрос о показателях измерения труда возникал еще в пери­од появления обмена. Но пока обмен носил эпизодический ха­рактер, люди мало задумывались над стоимостью вещи: они ме­няли вещь, которую имели в излишке, на изделие, необходи­мое для них. Однако когда в процессе общественного разделе­ния труда обмен стал регулярным, возникла объективная необ­ходимость в посреднике — эквиваленте, т.е. в товаре, выполня­ющем роль «метра» для измерения стоимости изделий различ­ных товаропроизводителей.

До появления денег у многих народов подобные функции выполнял скот, что прочно закрепилось в лингвистике: по-латыни «скот» — «пекус», а деньги в Греции назывались «пекунья»; в Древней Руси «скотник» — хранитель денег, казначей; слово «скот» встречается в древнейших памятниках и в основ­ном в соединении со словом «куны» (меховые деньги).

В качестве всеобщего эквивалента использовались и другие товары: в Америке — какао, в Монголии — чай, в Абисси­нии — соль, в Египте — медь, в Вавилонии — железо, в Суда­не — рыба, на Филиппинах — рис, в Сиаме — раковины, в Перу — перец, в Римской империи — медь, серебро и золото.

В процессе развития форм стоимости бумажные деньги по сравнению с другими эквивалентами имели большие преиму­щества. Но поскольку у них нет собственной стоимости, они могут успешно выполнять свою роль лишь в том случае, если сумма выпускаемых бумажных денег соответствует количеству денег, необходимых для обслуживания товарного обращения. Стоимость определяется общественно необходимым трудом: чем меньше затраты живого и прошлого труда, тем ниже стоимость. А. Богданов указывал, что измерять количество труда в произ­водстве надо «числом рабочих, длиной рабочего дня, напря­женностью работы. Труд есть затрата энергии. Но за час люди производят больше или меньше продукции, что зависит от интенсивности труда. Среднее количество труда, которое требует­ся для производства данной продукции, отражает общественно необходимое время».

Затраты на производство конкретных видов продукции мож­но определить в часах, минутах и даже секундах. Сравнивая та­кие результаты у различных производителей, можно сразу оп­ределить, у кого из них наиболее эффективная организация труда и производства. Но на большинстве предприятий производится множество различных видов продукции — в этом случае обоб­щающим измерителем затрат и определением их эффективнос­ти использования могут быть только денежные (стоимостные) измерители. Однако стоимостных показателей, много — какой из них в наибольшей мере подходит для этой роли? В 20-е гг. споры велись в основном вокруг двух показателей: валовая про­дукция и чистая продукция.

Первый показатель, который для краткости обычно называ­ют просто «вал», — это общий объем производства в денежном выражении за определенный период. Стоимость сырья от желез­ной руды до велосипеда, например, или от хлопка до сорочки, минимум 5 раз включается в объем производства по всей техно­логической цепочке. В итоге объем производства искусственно завышается. Поэтому для измерения экономического роста больше подходит показатель чистой продукции, в которую стоимость материальных затрат не включается.

Против использования валовой продукции в качестве стоимост­ного показателя решительно выступал Ф.Э. Дзержинский. На Пленуме ЦК РКП(б) он сказал: «Здесь необходимо отметить еще один момент, который не учитывается многими хозяйствен­никами и профессионалистами при определении высоты про­изводительности труда. Когда мы берем всю нашу промышлен­ность в целом и подсчитываем всю валовую продукцию, скла­дывая продукцию каждой отрасли, складывая добытое топли­во, руду, чугун и другое промышленное сырье с готовыми из­делиями — такими, как машины, паровозы, ткань, сапоги и т.д., — и полученную таким образом валовую продукцию де­лим на количество участников и получаем среднюю производи­тельность труда на человека, мы совершенно упускаем наше неэкономное, прямо хищническое обращение с сырьем, с топ­ливом, с материалами. А по нашим подсчетам выходит, чем больше мы в воздух пускаем, тем больше у нас продукции, тем большая производительность. Мы вот эту всю расточительность не принимаем во внимание и не учитываем, и очень часто наша нефтяная промышленность, угольная, металлургическая и дру­гие работают не на полезные предметы и изделия, а работают на то, чтобы другие пускали эту добычу на воздух».

Изучая материалы статистических съездов, конференций и совещаний, которые довольно регулярно проводились в 20-е гг., нетрудно убедиться, что экономисты единодушно доказывали нецелесообразность измерения экономического роста на базе ва­ловой продукции и предлагали использовать для этой цели чис­тую продукцию, т.е. вновь созданную стоимость. Это нашло от­ражение в первом издании Большой Советской Энциклопе­дии.

В восьмом томе (1927) говорится: «Исчисляя валовую про­дукцию какой-либо совокупности хозяйственных единиц, объе­диненных хозяйственной связью, как, например, какой-либо отрасли промышленности, и тем более всей промышленности в целом, путем простого суммирования валовой продукции от­дельных хозяйств, составляющих данную систему, мы удаляем­ся от действительного стоимостного объема производства, именно: преувеличиваем его. Это увеличение вызывается повторным счетом, происходящим вследствие того, что продукция одних хозяйств, будучи однажды учтена, может вновь и вновь попасть в учет продукции других хозяйств, куда она поступает в порядке даль­нейшей обработки.

Так, например, ткань, будучи раз учтена как продукция текстильной промышленности, может затем вновь попасть в учет при исчислении продукции швейной промыш­ленности».

На нецелесообразность использования валовой продукции в качестве измерителя роста производства постоянно указывалось в экономической литературе в 20-е и в начале 30-х гг.

Во второй половине 30-х гг. дискуссии затихли — в практике учета безраздельно господствовал «вал». Во втором издании Боль­шой Советской Энциклопедии (1951) о его недостатках не го­ворится уже ни слова, а о чистой продукции вовсе не упомина­ется. В результате искусственное завышение объема производ­ства и темпов роста в рублях становилось все более наглядным и получало все большее распространение. Поэтому в 50-е гг. неко­торые экономисты снова выступили против включения повтор­ного счета прошлого труда в стоимостный объем совокупного продукта. Так, академик С.Г. Струмилин назвал повторный счет «статистической аберрацией» (заблуждением, искажением). К сожалению, к «валу» уже привыкли, и на этот раз кое-кто уже открыто выступил в его защиту.

Дата добавления: 2014-10-17