Р У Д О Й А. И. 5 страница

Практически же, однажды заболев, к здоровому, т.е. к ис­ходному функционированию, орган, ткань или клетка не воз­вратятся никогда. Значит, лечение способно дать временное облегчение, но на выздоровление надеяться не приходится. Отсюда следует вывод о недопустимости лечения как явления. А чтобы его действительно не допустить, следует настойчиво как важнейшую свою профессию осваивать мировоззрение не­боления.⁹⁷ Но даже если вдруг вопреки лечению удалось восстановить потерянное качество органа, то какому времени будет соответствовать это качество? По отношению к момен­ту заболевания – это возврат в прошлое, что недопустимо под угрозой уничтожения. По отношению к текущему времени – невозможно, поскольку орган без болезни в теперешнем вре­мени выглядел бы совсем иначе. Получается, что заболевание вышибает орган из его настоящего времени и препятствует присоединению к текущему и, тем более – к будущему време­ни. Налицо несоответствие сознания органа его личному вре­мени. Это неустранимая причина его постоянной уязвимости. Это же угроза возобновления болезни даже по малому поводу.

Во-вторых, каждая часть организма в здоровом состоя­нии имеет присущую ей форму. В случае болезни эта форма деформируется, т.е. изменяется так, что вынуждена по иному расположиться в пространстве. Но в теле нет свободных мест. Всякое насильственное воздействие больного элемента на здо­ровые вызывает коробление соседних частей. Их форма меня­ет свои очертания, вызывающие несоответствие содержанию. Даже если состав, например клетки, при этом не меняется, то ей всё равно придётся приложить усилия к тому, чтобы тот же состав примирить с новым размещением. Такое примире­ние характерно для естественных механических движений, яв­ляющихся ос­новой обменных процессов. Они происходят по единым управленческим командам сознания персоны, по­тому относятся к согласованным перемещениям без конфлик­тов между частями. В случае же болезненного перерождения одной части, управление массивом отсутствует и напор боль­ного на здоровое воспринимается как агрессия. Для соседей наступает нештатная ситуация. В их жизненном опыте может не оказаться приёмов противодействия угрозе со стороны сво­его же окружающего пространства, поскольку прямая связь от одной клетки к другим клеткам находится под запретом. Защищаясь от агрессии, соседи вынуждены ослабить или пре­кратить функциональные обязанности. Но попадание в такую ситуацию и есть проявление болезни, хотя, казалось бы, все элементы клеток-соседей на месте, связи между ними те же и вроде правомерно считать их здоровыми. В связи с тем, что на планете отсутствуют здоровые люди, можно уверенно сделать вывод о несоответствии формы, т.е. внешнего вида человека, тому образу, который должен был бы иметь человек, будь он не сломлен вековым болезненным перерождением. Но если ни содержание, ни форма представителя популяции не отвеча­ет тому месту на шкале оразумления, которое отводится чело­веку разумному, то такая цивилизация в силу своей гротеск­ности не имеет шансов не только на контакты с иными мирами, но даже на собственное бытиё. Лекарственное внедрение в орга­низм не может произойти так, чтобы не изменить среду оби­тания его частей. В отличие от пищи, которая также меняет эту среду, лекарства, особенно химического происхождения, вно­сят не типовые составляющие. Они не предусмотрены причин­ными отношениями тела и органа или органа и ткани, или ткани и клетки, или клетки и органелл... Потому чужеродные включения, по аналогии с заболевшими клетками, восприни­маются соседями как угроза их существованию.

Систематическое употребление лекарств густо наполняет среду обитания, не оставляя места для полезных компонент. Тогда при отсутствии нужного материала, клетки начинают по­треблять имеющийся. Происходит подмена структуры клет­­ки. Она перерождается. В зависимости от состава внесён­ного вещества, клетка заболевает по-разному и может превратиться в ра­ковую, тифозную, чумную... Люди в этом случае ссыла­ются на козни вируса, но он при отсутствии обездвижен­ной, т.е. мёртвой, пищи, или иначе – грязи, к которой относятся и лекарст­венные ин­­тервенции, выжить не способен всвязи с не­сопоставимой скоростью течения времён. Налицо хрупкость биологической конструкции. Развитие вынуждает особь быть комп­лектной, т.е. иметь взаимно соответствующие сознание и фо­р­му, при этом обе компоненты обязаны представлять собой составные конструкции без антагонистических проти­воречий между частями, и всё это должно составлять единый организм, элементы которого живут каждый в своём времени.

Как же обеспечить устойчивость такого шаткого соору­жения? Общество на этот вопрос подготовило сомнительный ответ. До некоторых пор ещё удавалось как-то влиять на тело в надежде, что исправленная плоть восстановит дух и в резу­льтате получится нечто, подразумеваемое под здо­ровьем. Ещё Гиппократ²⁶ почти две с половиной тысячи лет назад возму­щался: „Не известны даже такие вещи: по какой именно при­чине в острых болезнях некоторые врачи весь свой век дают непроцеженные ячменные отвары и думают, что они правильно лечат; а другие прежде всего заботятся о том, чтобы больной ни в коем случае не съел ячменного зёрнышка, думая, что от этого последует большой вред, но, процедивши через поло­тенце, предлагают только сок ячменя; а некоторые не предпи­сы­вают ни густого отвара, ни даже ячменного сока: одни – пока болезнь не достигнет седьмого дня, другие – до конца, пока болезнь сама не разрешится. А между тем всё искусство (врачебное) пользуется у народа такой дурной славой, что кажется будто нет вовсе никакой медицины.”

В те далёкие времена лéкарское приложение к человеку было кажущимся. Предполагалось, что живущий вправе вести себя любым образом, никогда и ни в чём себя не ограничи­вая. Посторонний же, коль он сам себя причислил к сострадателям, обязан непременно изгнать болезнь из невинного человека. И если такое не удастся, то... мы, дескать, сделали, что могли. Гиппократ изрёк даже оправдание бессилию медицины: „Нет ничего опаснее врача, полагающегося на рассуждения, а не на опыт” Вот так! Рассуждать, т.е. думать и анализировать, нель­зя, но ле­чить надо, значит, остаётся прикидка на глаз, наугад перебирая варианты или иначе: экспериментировать пока ещё жив пациент. Помощь осталась кажущейся и в наши дни. Раз­личие веков состоит в термине могли. Если древние уповали на силу есте­ственных продуктов в качестве лекарств, в новую эру по оче­реди приспосабливалось всё, что попадало в поле зрения вра­чевателей от ядов и металлов до алхимических вы­думок, то в теперешнее время для подкрепления лекарского могли исполь­зуются всё более гротескные устройства: уско­рители частиц, то­мографы, аппаратура полостной визуализа­ции, магнетроны, лазеры... Важно от­ме­тить, что медицина прошла длинный путь, начиная от есте­ст­венного сострадате­льного порыва в виде ячменного отвара до состояния истерики и агонии, когда в бесплодности своей как отвлекающий манёвр выдвигается технический монстр, подавляющий и без того ос­лабленную волю больного, но не­способный помочь фактичес­ки.⁵ Кажущиеся помощники переродились в реальных пода­вителей. За такой медициной не только нет будущего, но она представляет опасность для людей уже сегодня.

Итак, как же всё-таки природа обеспечивает устойчиво­сть такого хрупкого сооружения как человеческое тело?­ Ответ приведен в книгах миры ⁹⁵ и неболение ⁹⁷, потому здесь остано­вимся на данном вопросе лишь кратко. Уже отмеча­лось, что основу всякой сущности составляет сознание этой же сущнос­ти. Именно оно, сознание, живёт, стремится, улучшается, сло­вом, развивается. Само по себе развитие всегда направлено на познание собственной области воплощения. Для обеспечения такого процесса, как раз­витие, сознанию необходим инстру­мент воздействия на среду обитания. В качестве инструмента используется форма, в которую облекается сознание. Вековые по­иски варианта исполнения формы привели к выводу, что на­и­меньшие затраты творческих усилий на создание формы будут в случае выполнения её состáвной, все части кото­рой пребывают каждая в своём времени, зависящем от личной раз­ви­тости. Сущность при этом становится похожей на пирамиду, в ос­новании которой расположены зарожденцы⁹⁵. Сле­дующий уро­вень пирамиды сложен из особей линейного мира, на ко­торых опираются особи плоскостного мира, а уже их венчает суще­ство людского типа, т.е. особь начальных областей трёх­мерья. В дальнейшем по ходу развития персоны человеческо­го уровня войдут в ви­де органа в состав тела кваромовца. Затем многие кваромовцы образуют одного пентаровца, и наконец, многие пентаровцы по­родят единственного сорросовца, кото­рый вберёт в себя все достижения мира времени и сосредото­чит их для борьбы со вселенским конфликтом. Его гибель во имя спасения мира оз­наменует конец очередной вечности и начало следующей без всякой связи с былыми страданиями.

В каждом из миров, начиная с нулевого по шестимерный, имеется особь, представляющая собой отдельность. В нулевом мире – это довиры, вирусы, бактерии, клетки. В линейном – растения. В плоскостном – животные. В начальном трёхмерье отдельности выглядят в образе людей. По мере продвижения вглубь третьей координаты – высоты, облик человека станет непрерывно меняться пока, наконец, при подходе к четырёх- мерному пространству – кварому – человеческая форма пере­станет быть. Она лишится материальной компоненты в том виде, к которому притерпелись люди. Далее сущности приоб­ретают нематериальные тела. Однако, несмотря на усло­жняю­щийся состав организмов, все они независимо от сложности обеспечивают свою устой­чивость одинаковым приёмом.

В мире времени для каждой сущности нет более важной задачи, чем порождение потомст­ва. Чтобы потомок унаследо­вал опыт, который приоб­рёл предок, необходимо непре­рыв­ное отслеживание достиже­ний предка в его репродуктивном материале. Тогда семя становится организменным хранителе­м-дублёром самой сути нематериаль­ного сознания особи. Состав семени настолько полно отображает достижения персоны, что оно пригодно для воспроизводства самостояте­льного сущест­ва, со способностями не меньшими, чем у его родителя. Если семя использу­ется для зачатия, то оно уходит из ор­ганизма и этим ослабляет его. Однако такое снижение прочнос­ти плоти восполняется удовлетворением от понимания важнос­ти свер­шённого действия – зарождение своего потомка. Если же семя не расходуется по назначению, то оно остаётся внутри тела родителя, затем увлекается током крови и разносится по орга­низму в виде гормонов первого порядка, т.е. таких гормонов, важнее которых ничего нет. И действительно! Коль семя пред­назначено для воспроизводства себе подобного су­ще­ства, то оно содержит самые полные сведения о том, кого следует во­спроизводить. Поскольку формирование семени и его распро­странение по телу происходит практически в едином времени, определяемом развитостью сознания конкретного человека, то само семя, расщепившись в крови на гормональные составля­ющие, является для всех частей составной конструкции про­­дуктом, несущим указания о причинных отношениях целого-общего, т.е. всей комплектной особи. Ведь если бы семя дало начало новому существу, то оно определило бы особенности пола, скелета, органов, жидкостей и остальной комплектации тела. Это свидетельствует о том, что в семени уже содержатся сведения о любом элементе плоти, каким бы он ни был.

Разносясь по организму, эти сведения принимаются эле­ментами собственного тела и расцениваются ими как указа­ния старшего звена причинных связей о направлении и сути предстоящего развития. Части тела, руководствуясь получен-ными указаниями, черпают из своего окружающего простран­ства потребные вещества для вовлечения их в процесс личной жизнедеятельности. Издержки такой деятельности всякий эле­мент изгоняет опять-таки в свою окружающую среду. Загряз­няя её, часть входит в противоречие с общим. Наступает кри­тический этап развития, при котором отравленная среда служит средством уничтожения и общего, и его же частей. Природа в таких случаях вину возлагает на более развитую сущность. Применительно к человеческому организму осуждать сле­ду­ет самого человека. Как отмечалось ранее, это он не сумел так организовать себя и в соответствии с собой так направить свои части, чтобы конфликт, будучи неизбежным впринципе, не перерос в его драматическое завершение. В последовательно­сти событий: сознание – семя – гормоны – пища – среда, уязви­­мым является любое их них. Так, несоответствие сознания сво­ему назначению чревато задержкой развития и наказывается страданием и смертью с угрозой быть подвергнутым насиль­ст­венному оразумлению.⁹⁷ При разладе сознания и тела полу­чается незрелое семя, наполняющее популяцию неполноцен­ными потомками. При недостатке гормонов репродуктивного происхождения организм поражается болезнями и постепенно разрушается. Некачественная пища приводит к извращению всех жизненных процессов, провоци­руя гибель. Изменённая среда – это отражение всех ошибок человечества.

Итак, управление телом происходит под непрестанным надзором сознания. Оно, отчаянно борясь за сохранение име­ющейся области воплощения, со всей тщательностью соблю­дает выполнение пяти основных условий существования тако­го объекта, как особь, т.е. персонально себя. Для этого оно не останавливается в развитии, стремится к соответствию со сво­им организмом, которого вынуждает поддерживать собствен­ную составность и находиться в личном времени. Вцелом это даёт возможность донести до каждого элемента-части волю общей конструкции – человека. Благодаря такому контролю за всем своим наполнением соблюдается внедрение причинно-следственного замысла в конкретном объекте: в человеке.

При таком выверенном перечне действий по обеспечению собственной устойчивости, казалось бы, болезни просто невоз­можны. Но они есть! Где же скрыт их источник? Что в приве­денном перечне должно подвергнуться переосмыслению?

Обратим внимание на взаимоотношения общего и части. В устоявшемся мнении принимается, что достаточно общему самому для себя сформулировать некоторую причину, как ей в подведомственных частях почти немедленно станет форми­ро­ваться однозначное следствие. Выстраивается цепь отноше­ний вида: общее-причина → часть-следствие. Однако общее представляет собой развивающуюся структуру, потому ей не­­доступны окончательные суждения ни по одному из вопро­сов. Вследствие этого причина не может быть однозначной. Она обязана занимать некоторое поле допустимых значений, протяжённость которого определится разумом общего. Тогда активность общего можно отобразить таким образом:

(1)

Если бы вдруг оказалось, что разброса причин нет, то это оз­начало бы постижение объектом полной истины. Но сама исти­на – явление неопределённое, ибо зависит от располо­же- ния на шкале оразумления того, кто интересуется особеннос­тями своего места. Полная истина для зарожденца воспримет­ся жителем нулевого мира как самые примитивные сведения. В свою очередь величие взглядов на истину учёного нулевого мира не произведёт никакого впечатления на представителя линейного мира. Истина растений отличается от истины жи­вотных и т.д. Истинность, как средство оценки миро­зда­ния, убегает от исследователя, опережая его текущие воз­мож­ности осмысления действительности. Потому ни при ка­ких услови­ях бытия особи невозможна однозначная формули­ровка её замысла. Значит, разброс причин не устра­ним впринципе.

В аналогичном положении находится и следствие. У него также имеется интервал неопределённости, в пределах которо­го оно, следствие, имеет возможность выбора. Наличие выбора подтверждает его привилегию ошибаться. Ошибки и последую­щие наказания за них – это единственный ориентир-указатель соответствия собственных поступков своей же предначертан­ной судьбе. Смысл бытия всего, что существует, именно в та­ком соответствии. Стóит лишь одному звену на непомерно рас­тянутом пути, проходящим через семь координат оразумления, отклониться от ему уготованного направления, как вся при­чинная цепь собьётся с ноги. ⁹⁴ Но как же не сбиться, если всё так неопределённо? Вот как, например, выглядит следствие:

}

cледствие 1

cледствие 2 поле

причина 1............... выбора (2)

следствие N – 1 следствия

следствие N

На рисунке (2) дано раскрытие только одной из при­­чин. Но их фактически много и простираются они до числа N. Это значит, что к каждому ответвлению причин на рис. (1) следу­ет присоединить зависимость по рис. (2). В силу ясности сути отношений и громоздкости окончательной записи причинно-следственной неопределённости, вся формула не приводится.

Если соотношение, приведенное на рис. (1), обозначить квадратом с надписью ПДЗП, т.е. поле допустимых значений причины, а запись согласно рис. (2) таким же квадратом, но с буквами ПВС – поле выбора следствия, то в итоге получим бо­лее компактное предсталение причинных отношений:

	ПДЗП

ПВС

ОБЩЕЕ (3)

Общее непосредственно из самого себя производит при­чины, каждая из которых может оказаться в поле выбора след­ствия. В результате исходный замысел способен значительно измениться. Если отклонение окажется настолько значитель­ным, что вызовет искажение личной судьбы участни­ков, то такая цепочка мира лишается права оставаться в текущем во­площении и через смерть переводится в иной мир для обра­зумливания. Связи, приведенные на рис. (3), только несколько уточняют принятую в естествознании трактовку отношений причины и следствия: общее-причина → часть-следствие.

Уточнение обращает внимание на невозможность одно­знач­ной передачи волевого посыла причины и на неспособно-сть следствия сосредоточиться исключительно на одном из вариантов исходного замысла. Однако при этом остаётся ут­верж­дение, что следствие в обязательном порядке и без потери вре­мени, т.е. мгновенно, приступит к отображению в себе того требования, которое проистекает из причины. Но это не так!

Может ли следствие вообще проигнорировать претензии причины? Может! Поскольку оно наделено личной судьбой, то поиск этой судьбы пролегает через выбор собственных по­ступков. Каковы они должны быть и в каких пределах могут изменяться, ограничений не установлено. Хотя тем не менее, среди них есть такие, которые противоречат индивидуально­му плану развития и наказываются смертью, но есть и такие, которые облегчают и ускоряют рост. Весь диапазон между крайними возможностями находится всецело в распоряжении персоны, принимающей решение. Если она сочтёт нужным пренебречь велением причины, то она сознательно пойдёт на разрыв связей, и тогда отношения перейдут в иную плоскость.

Если же сохраняется устойчивая связь причины и следст­вия, то следствие непременно как-то откликнется на посыл причины. Для этого сама причина должна быть. Чтобы обес­печить это быть, должно произойти выделение причины из об­щей структуры, иначе причина останется в составе объекта и будет представлять собой вещь в себе. ⁴⁶ А после выделения где она должна находиться? Из общего она уже ушла, а к час­ти ещё не пришла. Не может же она, имея содержание, лиши­ться формы? Настала необходимость определить то место, в котором сосредоточивается выделенная причина. Она ведь не только где-то размещается, но должна в дополнение к этому и храниться в ожидании проявления к ней интереса следствия. Может ли такой интерес возникнуть мгновенно, без задержки времени? Это невозможно впринципе. Как было показано ра­нее, время – индивидуальная характеристика сущности, зави­ся­щая от её же развитости. Для более разумных персон время течёт быстрее, чем для менее умных.⁹⁸ Чтобы достигнуть без­затратного восприятия причины, скорость течения собственно-го време­ни следствия должна устремиться к бесконечности. Но при наличии предельной скорости, предельной обязана быть и развитость, что не согласуется с ограничениями, накладыва-емыми на звенья причинных отношений. Значит, для разме­щения и сохранения причины саму классическую причинно-следственную связь следует дополнить обязательным звеном, которое в современной терминологии называется слизистой оболочкой. Тогда рисунок (3) изменится и примет вид:

ПВС

ПДЗП

Слиз.

ОБЩЕЕ оболоч. (4)

Дата добавления: 2014-11-16