Следствие фактическое 2 страница

Описанный пример не единичен. Это уже неустранимый почерк отрасли, подтверждающий несовместимость понятий медицина и здоровье. Более того, судя по монстровому разрас­танию аппаратурного нашествия на больных,²⁹ по отравляю­щей фармацевтике,⁷⁸ по непомерному подавлению тела в мето­диках типа ex juvantibus,¹² по засилию искусственных приёмов

репродукции³ и по всё возрастающему отстранению от чело­века⁷⁰ медицина открыто стала на путь уничтожения вида.⁴⁷

Итак, в медицине отсутствует обобщённое понятие слизи­стой оболочки. Но, исходя из невероятно длинного списка бо­лезней, в которых якобы виновата эта оболочка, следует всё же отметить участие медицины в облегчении страданий людей.⁵³ Для этого поштучно выделяются области, где проявляются ша­лости оболочки, и готовятся специалисты только по данной конкретной патологии. Поскольку нет такого элемента в орга­низме, в котором не было бы связи со слизистой обо­лочкой, то получается столько профильных врачей, сколько имеется ор­ганов, т.е. числа им не счесть.^{22, 106, 139} Но это противоречит стремлению чиновников повязать лекарей профессиональным уставом, в качестве которого используются лечебные методи­ки. Для их составления из обширных примет заболевания от­бираются характерные признаки, например, зуд, отёк, жжение, припухлость, покраснение, трещины, налёт, выделения, крово­течение, эрозия, изъязвление... Затем в зависимости от профес­сиональных пристрастий составителя берётся произвольный набор симп­томов и венчается заголовком: болезни полости рта или болезни языка, или гортани, или бронхов, печени, почек и далее по анатомическому атласу. Потом проводится похожая сортировка препаратов. И таким образом создаётся основа для выпуска в свет научно-практического труда под заголовком: методика. Осталось только наборы лекарств сов­ме­стить с перечнем симптомов и общество обогатится надёж­ной инструкцией по защите от болезней.²² Дальше отпадает необходимость думать и врачам, и в особенности больным, т.к. в общество проникает убеждённость, что в едином документе собрана окончательная мудрость по спасению от страданий. Так в массы внедряется ловушка: пациенты считают себя не виноватыми в своём невежестве, а врачи получают право быть безответственными. Если всё по канону, то какой же спрос?

Придёт время, когда полуторавековый этап присутствия медицины среди людей назовут методическим подавлением здоровья человечества. Представим себе, что все ме­ди­цинские работники обратили бы свои способности на познание сути развития, на уяснение комплектности суще­ств и особой роли сознания в тандеме разум-тело, на составность организмов и на значимость личного времени в процессе адаптации к среде. Тогда сначала они сами – врачи – научились бы не болеть и начали бы демонстрировать собой возможность иного бытия. Убедительный пример подействовал бы на людей, их мировоз­зрение приняло бы здоровые нормы жизни и с планеты ушла бы немощь. Соседи перестали бы враждовать, исчезли бы сол­даты и паразиты всех мастей. Земля превратилась бы в цве­тущий сад. И нам открыли бы своё лицо пришельцы. Если же прозрение лекарей не произойдёт, то они сами, в силу отсутст­вия сопротивления больной среды, станут неудержимо слабеть, их влияние на общество окажется всё более разрушительным и закончится бытие грандиозным коллапсом. Но во имя чего? Что было сделано такое, что за него стóит пожертвовать уни­ка­льным оазисом планетной жизни? Оправдания нет!

Кто же виноват? Медицина – это отрасль, оказывающая ус­луги. Эти услуги потребляются людьми. До тех пор пока будет спрос на продукцию, будет и сбыт товара, каким зале­жалым он не выявился бы. Потому ответ ясный: виновато всё общество. Одна его часть, благоденствуя за счёт эксплуатации другой части, не имеет стимула к росту, а эта другая часть, окутанная своим невежеством и подавленная рекламным авто­ритетом неответственных посредников, умирает раньше, чем успевает спросить: кто же виноват? В итоге ускоренного раз­рушения популяции всё человечество приобретает титул: не­со­стоявшееся. Если ситуацию не изменить, наша цивилизация через гибель перейдёт на очередной виток принудительного оразумления.⁹⁵ И снова тот же вопрос: во имя чего?

Обратим внимание на то, что на рис. 3 нервные оконча­ния 1, нервные сплетения 2, вены 5, лимфатические сосуды 6 и артерии 7 не выходят за пределы некоторого слоя, который в медицине назван слизистой оболочкой. В действительности же сам слизистый слой – это лишь одна из составляющих ор­га­на, разделяющего в пространстве все другие органы между собой. Ранее такой разделитель был назван онтореей. Значит, упомянутый некоторый слой, фактически являющийся онто­реей, обязан по всем соприкасающимся поверхностям содер­жать слизистую окантовку для обеспечения нетравматического взаимного перемещения. Тогда подлинная оболочка, или же онторея, получится из медицинского её понимания (рис. 3) пу­­тём до­бавления к подслизистой основе IV самостоятельного слоя, так же выполняющего функции слизистой защиты, как и приведенный на рис. 3, только по отношению уже к соседним органам. Поскольку слой-онторея в каждой точке своей протя­жённости формируется структурами различной развитости, то и свойства слоя оказываются неодинаковыми. Например, там, где он граничит с воздухом, пищей или водой, т.е. с челове­ческой средой, там он достигает в толщину нескольких милли­метров и даже может содержать ороговевшие поверхности, как на коже, ногтях или зубах. Там же, где части соприкасаются, создавая внутренние межклеточные промежутки, глубина слоя исчисляется микронами и представляет собой хорошо увлаж­нён­ную и даже скользскую границу. Между обеими поверх­ностями находится мышечный каркас, состоящий из коллаге­новых, фиброзных и серозных волокон. Если по-русски, то из склеенных, веретённых и сывороточных тяжей-включений.

Что всё-таки представляют собой эти загадочные участ­ники оболочки, выяснить сложно, т.к. в обилии ссы­лок на бел­ко­вые, жиросодержащие и сахаросодержащие составляющие теряется суть волокна и его надобность именно в таком испол­нении.¹⁰⁶ Однако из их многочисленных приблизительных опи­саний можно вообразить себе пространство между крайними сли­зи­стыми слоями в виде объёмной сетки, образующей место сбора, удержания и фильтрации всего, что туда попадёт. Ну чтобы уже совсем образно определить это пространство, то можно сравнить его с поролоновой прокладкой между частя­ми тела. Её протяжённость и свойства меняются в соответст­вии с установлением условий равной выгоды соседей и могут принимать весьма различные значения. Эта прокладка и есть олицетворение онтореи. Где бы и что бы ни вырабатывалось в организме, оно неизменно придёт в онторею, сосредото­чится там, и образовавшийся слой станет выполнять функцию окру­жающей среды для многочисленных органов тела независимо от их значимос­ти и развитости. С другой стороны, сами внут­рен­ние органы для удовлет­ворения своих потребностей ниче­го не смогут предпринять ино­го, как только обратиться к он­тореее. И не случайно все нервы и сосуды заканчивают свой бег именно в ней. Если бы они прошли дальше и внедрились бы в клетку, то этим нарушилась бы индивидуальная судьба самой клетки и она погибла бы по причине недопустимого от­клонения от предначертанного пути развития.⁹⁵ Если же сосу­ды и нервы не дойдут до неё, то в околоорганной среде будут отсутствовать управляющие и питающие ресурсы, без которых клеткам снова-таки грозит гибель. Какой же она должна быть эта онторея? Она обязана обеспечить равную выгоду и орга­низму, как общей структуре, и клеткам, как частям этого же организма. Но выгода – это итог аналитической работы созна­ния. И коль нечто имеет сознание, значит, оно не только ра­зумное, но и живое. Или наоборот: не только живое, но и ра­зумное, ибо живое всегда разумное, а разумное всегда жи­вое.

Последнее положение есть пока непреодолимый недоста­ток медицины, ибо она относится к телу без учёта разумности его частей. Каждый орган воспринимается ею как набор хи­ми­ческих превращений материи – и не более. Исследователи упорно ищут заводилу, т.е. источник того мотива, следуя ко­торому и протекают преобразования вещества, но до сих пор само предположение о возможной разумности сердца, почек, печени, желудка... вызывает головокружение и тошноту. Под стать ограниченности взгляда на естество и результат челове­чьего бытия: всё, к чему прикасаются люди, обречено на унич­тожение, в том числе и сами люди, подавленные болезнями.

Наиболее удручающим следствием однобокого или про­би­рочного, или лабораторного отношения к природе является изобретение синтетических средств воздействия на организм. Врач на мёртвую телесную ткань станет действовать так же, как и на живую, если ему заранее не известно её состояние. С позиций медицины любые добавления к уже имеющимся ве­ществам в данном органе станут реагировать с ними так, как предписано всеми человечьими химиями от общей до цито.¹²¹

Печальный результат такого заблуждения виден повсюду: ле­чатся все без малейших надежд на излечение. Виной тому – пренебрежение структурной организацией мира, в которой единственным творческим началом является сознание.^{98, 99}

То, что в медицине обозначено термином организм, пред­с­тавляет собой совокупность органов, погружённых в онторею. Как нельзя к сосудам, нервам, мышцам... добраться, не пройдя через кожу, так невозможно воздействие на органы без преодо­ления поролонового слоя, т.е. онтореи. В этот слой из внеш­него про­ст­ранства, заполненного пищеварительными, дыхате­льными, защитными, выделительными... системами, вместе с потоком крови поступают вещества, необходимые для жизни клеток. Состав, количество и качество этих веществ образуют поле допустимых значений причины: ПДЗП, схема (4). Всё, над чем трудились подготовительные системы организма, вся культура человека, как основа для запуска таких систем, все трагедии и радости бытия от полного удовлетворения до суро­вого угнетения, всё, рождаемое жизнью, достатком, опы­том, карьерой, оказалось, наконец, востребованным для приготов­ления конечного продукта – питательных веществ, которые вместе с кровью поступят в конечный пункт их назначения – в онторею. Всё! Человек ещё что-либо сделать для себя же не способен. Ему, олицетворяющему собой общую структуру в причинных отношениях, вглубь собственного естества вход запрещён. Там, в глубинах, начинается царство частей. Они, как независимые персоны с личным пониманием судьбы, сами будут решать, на какую из причин и каким образом ответить своим следствием. Веер причин в нейтральном пространстве встречается с веером следствий, схема (4). При этом и причи­ны, и следствия демонстрируют свои независимости от чего бы то ни было и прежде всего одна от другой. Единственным и предельно важным критерием оценки их поступков служит личный выбор. Если в онторее окажется в избытке опреде­лённый набор питательных веществ, то части расценят такую ситуацию, как указание общей структуры на то, в каком направ­лении им следует развиваться дальше. Итак, общее, т.е. чело­век, не вступая в прямой диалог с частями на уровне сознаний, смог донести всё же свои воззрения на бытиё причинной цепи до структур предшествующей организации – до органов. Далее уже органы выступят в роли общего и создадут каждый в сво­ей онто­рейной окантовке избыток соответствующих веществ, чем укажут путь развития собственных частей. Такая цепочка взаимных ориентаций простирается от сорроса до зарожден­цев,⁹⁵ и определяет особенности бытия мира времени.⁹⁷

Необходимо ещё раз и особо настойчиво подчеркнуть, что части-клетки предельно свободны и независимы в своих пос­ту­п­ках, однако, в то же время полностью связаны и подчинены условиям, создаваемым своей окружающей средой – онтореей. Клетки по отношению к собственной среде находятся точно в таком же положении-зависимости, как человек относительно человечьей среды. Он вправе из многочисленных составляю­щих недр, вод и атмосферы взять-потребить любую из них, но не любая из них пойдёт ему на пользу. Полезное приходится искать, приспосабливаться к нему даже путём перестройки себя, как сущности. Стóит только несколько измениться свой­ствам при­вычного окружения, как при всей свободе выбора выбирать может оказаться не из чего. И тогда возникает ситу­ация агонии: или погибать сразу, или в рассрочку, приклады­вая невероятные усилия для сохранения личного предназна­че­ния при непригодных к этому условиях. Так уже было при оледенениях, потопах, метеоритных катастрофах, в Помпее и особенно заметно происходит сейчас под натиском оголтелого разрушения всего, до чего дотянутся больные руки. Люди, на­полняя среду своими отходами, предопределяют неизбежно­сть собственного перерождения, ибо исконный людской орга­низм не способен отыскать в отравленной среде те вещества, которые позволили бы ему соответствовать своей судьбе. Над ними уже нависла угроза вырождения, ибо они ускоренно ста­ли менять свой облик. Так, весьма изменилась структура ске­лета, мышц и сосудов, другими стали питающие, защитные и отображаю­щие системы, резко ослабло качество репродуктив­ной и очис­тительной частей тела... но самые значитель­ные ослабления произошли в психике людей: от них ушло уваже­ние к себе и человечье достоинство, каким обладали лю­ди ещё не далее, как сто лет назад. На себя покинувших людей напали болезни. Создалась предраковая обстановка. Опухолью на теле планеты становится человечество.

Похожий драматизм наблюдается и в отношениях клетка-организм. Клетки непрерывно выбрасывают в своё окружаю­щее пространство-онторею собственные отходы. Туда же с кро­вью поступают некоторые вещества с обобщающим назва­нием – пища. В зависимости от её состава, качества и количе­ства компоненты этой пищи по-разному распределятся в онто­рее. Более подвижные фракции смогут равномерно наполнить общественный слой и стать доступными для усвоения всеми клетками. Они зададут свой тон развития. Другие фракции с меньшей подвижностью сосредоточатся только в отдельных местах. Там, где их много, создастся изобилие корма и клетки воспримут это, как указание на движение в некотором опреде­лённом направлении роста. Там же, где их мало, возникнет обратная картина и клетки изберут противоположное направ­ление роста. Но возможны и такие случаи, когда компоненты пищи, попав в онторею, остаются в ней по причине слабой подвижности, закупоривают всю объёмную сетку и практичес­ки отсоединяют клетки от своей окружающей среды. У них начинается удушье, вроде того, что испытали жители Помпеи при извержении Везувия. В агонии борьбы за жизнь клетки начинают потреблять всё, что обнаружится в собственной ок­ре­стности. Но именно там, в своей окрестности, и накаплива­ются клеточные отходы. Питаясь ими, клетка перерождается, вырождается и гибнет. Это есть предраковая ситуация.

Различная нетиповая пища, например, неудачно смешан­ная, синтетическая или некачественная, даёт случайный состав закупорки. Случайными оказываются и отходы клеток. Отсю­да появляются и случайные разновидности рака. И как только накапливаются завалы мёртвых клеток, их собственное время затихает и по отношению к соседним структурам они кажутся неподвижными. На покоящуюся материю, как на пищу, набра­сываются все те, у кого личное время отличается от нуля. Это довиры,⁹⁵ вирусы, бактерии и паразиты. При обилии пищи они быстро размножаются, что даёт повод людям заподозрить их в нападении на здоровые клетки и превращении их в больные. Микроорганизмам незаслуженно предъявляется обвинение в прово­ка­ция бо­лезней. И решительные, но не осведомлённые люди, со всем пылом невежества ополчились на невинные су­щества. Предположим, что борьба увенчалась успехом, и им удалось истребить всю микрофлору. Тогда организм, как сосуд водой, станет наполняться гниющей плотью. Места скопления больных превратятся в филиалы ада на земле. Жизнь на пла­нете захлебнётся собственным зловонием.

Вывод: бороться надо не с вирусами, а с их пищей. Если в теле не окажется отжившей плоти, то даже выносливая бак­терия сама не захочет там жить, ведь без пищи не обходится никто. Правильность такой трактовки подтверждает сама веч­но­сть: она длится уже так долго, что способна проверить все варианты бытия. И если бы действительно вирус способен был бы атаковать, победить и разрушить клетку, то к нашему вре­мени не осталось бы ни одной из них. Жизнь на планете стала бы невозможной, ибо менее разумные всегда пожирали бы более разумных. Даже хищник, питающийся исключительно плотью, не в состоянии убить здоровую жертву. Он выиски­вает старых, больных или покалеченных особей, т.е. так или иначе обездвиженных. И когда собственное время жертвы ста­нет меньшим по сравнению с временем охотника...

В окружающей среде численность вирусов и других суще­­ств начальных миров⁹⁵ на много порядков боль­ше, чем людей. Если бы у них была спо­собность разрушать тех, кто находится в быстротекущем времени, мироздание не состоялось бы. Вре­менная соподчинённость применительно к пищевой последо­ва­тельности содержит великий не столько очищающий смысл, ско­лько рациональный, ведь для малых организмов пропита­ние всё-таки необходимо. Где же его искать? Да там, где оно тормозит течение развития, как процесса. Тогда наряду с по­льзой для себя обеспечивается польза и для мира.

Итак, вирус и ему подобные существа – это трудолюби­вые санитары и спасители жизни. Без них планета была бы голой. Придёт время, когда вирусам поставят памят­ник и бу­дут почитать их, как героев, держащих землю на своих плечах. С другой стороны, по заселённости организма вирусами мож­но оценивать-измерять чистоту, а значит, здоровье человека. Полное их отсутствие укажет на абсолютное здоровье. Это возможно при таком слаженном обмене веществ, при кото­ром отходы не задерживаются в теле и там находится только то, что непосредственно участвует в метаболизме. Про­межу­точная вирусная плотность охарактеризует состояние тела на момент анализа и может служить оценкой культуры чело­века.

Если бы такие исследования провести по отношению к теперешним жителям земли, то был бы зафиксирован недопу­с­тимый уровень инфицированности, при котором здоровье недостижимо впринципе. Это укор медицине и всему челове­честву, которое "имеет уши да не слышит и имеет глаза да не видит". Ведь уже пришла пора воспринимать ход мира в его развитии, комплектным, составным, индивидуальным и с лич­ным временем для каждого существа. Если такое понимание принять и взглянуть на мир открытыми глазами, то изложен­ное становится очевидным. Хотя очевидность каждому даётся по разуму его. Действительно, смотреть – не значит видеть.

Давайте наглядности ради увеличим клетку до размеров помидора и окутаем его сплошным поролоновым слоем тол­щиной примерно в один сантиметр. Пусть требуется подвести к помидору различные питательные вещества. Начнём с воды. Поскольку в онторее сосуды не выходят за пределы онторей­ной области, то и в эксперименте воду следует ввести только в поролон, никак не касаясь кожицы помидора. Вода хорошо проникает в поролон, потому она легко и быстро распростра­нится по всему его объёму, в том числе и по границе с кожу­рой помидора. Овощ всей своей поверхностью станет впиты­вать чистую воду. Если из его внутреннего объёма выделится отработанная вода, то она примерно так же легко достигнет выводящих сосудов, обеспечивая тем самым надёжный подвод питающих веществ и удаление отходов. Применительно к ор­ганизму такая ситуация соответствует отсутствию провокаций болезней, а значит, полностью здоровому телу.

Теперь вместо воды введём в поролон сладкий сироп. Эта густая и вязкая масса закупорит проходы в поролоне и будет медленно просачиваться в него в случайных направлениях. В отдельных местах в разное время какое-то количество сиропа доберётся до помидора. Если ему в данный момент его разви­тия необходимы некоторые из составляющих прибывшей пи­щи, он пропустит их в свою плоть. А что произойдёт с остат­ком? Он так и останется в онторейно-поролоновом слое, ибо в организме отсутствуют специализированные процессы для очистки межорганного и межклеточного пространств. Един­ственно, на что можно рассчитывать, так это на механическое удаление невостребованных остатков. И в этом есть резон.

Действительно, человек вступал в объёмный мир без син­те­тической пищи, а всякую натуральную пищу приходилось добывать значительными телесными усилиями. Механическая нагрузка на плоть способствовала выдавливанию загрязне­ний в кровеносное русло с последующим удалением их через вы­де­лительные системы. И потому природе не было надобности снабжать организм особыми средствами очистки тела. Однако по мере развития человек овладел сначала огнём, за­тем при­ру­­чил животных и, наконец, освоил зерновые. Это весьма расши­рило перечень пищевых про­дуктов с одновременным сни­­же­нием телесных затрат на их приобретение. В итоге съе­ден­ное, попав в неприспособленный организм, уже не могло усвоиться без остатка, а для удаления отложенных завалов недоставало телесных движений. Существа, едва доросшие до улучшения своей жизни, стали слабеть в связи с неприспособленностью к новым условиям бытия. Такая тенденция прослеживается и во всех последующих временáх. Стóит только изменить пита­ние, как сразу нападают болезни ввиду неспособности тела удалять остатки непредусмотренных пищевых компонентов.

Если такую закономерность не менять, то до наших дней человек не дожил бы. Понимая этот недостаток своего дети­ща, природа решилась придать ему дополнительное средство очистки себя же. Она снабдила его целевой грязевой систе­мой, которую люди назвали лимфатической. Для этого в меж­органном промежутке, названом эдесь онтореей, помимо веноз­­но­го оттока, осуществляется почти параллельный отток того малоподвижного нетипового содержимого, с которым не мо­жет справиться исконная венозная сеть. Многие эпохи такая доработка человека давала возможность ему уцелеть на пла­не­те. Он, хотя и уцелел, но жил трудно.²⁶ Полное непонимание смысла пищи привело к практическому её отрицанию: вместо средства, дающего силы для развития и познания мира, пища превратилась в атрибут наслаждения. Чревоугодие сопровож­дается непомерным накоплением отходов. С ними перестала справляться даже предназначенная для этого лимфатическая до­бавка к организму. В итоге древние популяции от ранних шу­меров до нашего средневековья утонули в сплошном болении. Подтверждением такому суждению является короткая продол­жительность жизни тогдашнего населения, засилие эпидемий и пан­де­мий, широкая потребность в лечении,¹¹² но самым боль­шим аргументом служит глубинная злобность существ, только на­чавших человеческий путь. Чистый организм и здоровое те­ло возможны лишь при устойчивой и спокойной психике, ко­то­рая не совмес­тима с истреблением себе подобных. Если из истории выбросить войны, то истории не будет вовсе. Разве можно особей, заряженных на убийство, назвать здоровыми?

После средневековья и до последних десятилетий прош­лого века люди свою жизнь влачили. Они свыклись с посто­янно болезненным состоянием, считали его нормой и только полное недомогание с постельным режимом воспринимали как болезнь. Так происходило бы ещё долго. Однако конец двад­цатого века и начало текущего ознаменовались небывалым доселе засилием нетиповой пищи. Это синтетические, моди­фицированные, суррогатные, искусственные... продукты пита­­ния. Это так же лабораторно-химическое трактова­ние диети­ческой пищи, лечебных и вкусовых добавок, консервантов и прочего насилия над природным материалом. Но самое боль­шое зло последнего времени – это лекарства. Они уже стали таким загрязнителем плоти, от которого спасения нет. Нужны лекарства от лекарств и, поскольку очередную панацею возь­мут в свои руки люди с современным воспитанием, то увер­нуться от вреда и остаться в живых удастся не многим.

В демонстрационном примере с помидором продолжим вводить в поролон тот же сироп. По мере его поступления по­ролон всё больше станет превращаться в непроходимую прег­раду для всех веществ, которые вознамерились бы добраться до помидора. И когда, наконец, движение через загустевший слой прекратится, помидор окажется изолированным от своей внешней среды. Что с ним произойдёт в результате такой ка­та­строфы? Наступит агония удушья. В борьбе за жизнь он по­пытается применить в качестве пищи всё имеющееся вокруг. Но вокруг лишь отработанный материал, т.е. отходы, не при­годные для поддержания жизни. Помидор начнёт перерожда­ться. Если сказать понятнее, то он станет загнивать и в итоге превратится в разложившуюся гнилостную массу. Овощ забо­лел раком и умер в муках, которые свалились на него как на­ка­зание за невежество структурного звена поролон-помидор.

Далее поступим по-людски. Попытаемся спасти помидор ещё в начале его заболевания. Для этого введём в него ядови­тый раствор в надежде, что убьём его сразу и прекратим зара­же­ние соседей или же вынудим опомниться и применить от­­раву для самостоятельного исцеления. Но людские старания напрасны: в распоряжении помидора отравы и так предоста­точно. Ему же недостаёт веществ, которые необходимы для обес­печения роста в индивидуальном направлении в соответ­ствии с причинными связями. И никакая помидоротера­пия, направленная на усложнение и без того гибельного состо­яния, не сможет восстановить уничтоженную околопомидорную ок­ру­жающую среду. Более того, химическая добавка к организ­му не сумеет преодолеть загустевший поролоновый слой по той же причине, что и естественная пища. Потому её приме­нение – это акт отчаяния и признание бессилия медицины: мероприятие из разряда хотя бы что-то делать для оправдания кормления. Аналогичная нелепость демонстрируется и при воздействии ускоренными частицами.¹³¹ В отличии от пассив­ных химических реагентов протоны, нейтроны, мезоны и про­чие ядерные составляющие поролоновый слой одолеют легко. Но одолев, что им делать дальше, ведь ничего, кроме разруше­ния, они делать не умеют. Однако помидор и без того в пла­чевном состоянии. Даже, если его ускоренно убить, это не значит способствовать выздоровлению организма.

Читателю предлагаю вообразить на месте помидора любой из своих органов. Что произойдёт, например, с печенью, поч­ками, желе­зами, суставами... если их окутать чехлом, непро­ницаемым для пищевых продуктов? Тогда они, лишённые пищи, умрут и начнут разлагаться. Очаги обычно удаляют хирур­гически, но такой приём мало действенный, посколь­ку заку­порка онтореи – это следствие образа жизни, а точнее миро­воззрения. Если она произошла в одном месте, то и со­седние находятся примерно в таком же состоянии. Последо­вательно удушье органов захватывает всё большие участки, что медики авторитетно называют метастазами. Всё тело ока­зывается собранным из отдельных изолированных между со­бой гниющих кусков плоти, выбрасывающих в онторею несу­светное количество яда. Наступает общее отравление...

А как станут развиваться процессы в организме, если по­ро­лоновый слой имеет некоторую среднюю проницаемость? Пусть он уже несколько зашлаковался и стал хуже пропускать даже воду, но ещё пока сносно пропускает жирные, белковые и про­чие малоподвижные составляющие пищи. До некоторых пор эти компоненты будут проходить через слой, но в силу всё ухудшающейся проницаемости, в самом слое станут на­капливаться отложения, непрерывно сужающие просвет. Слой постепенно превращается в накопитель отходов. С одной сто­роны, в него под давлением крови поступают питательные ве­щества, движение которых к потребителям-клеткам становит­ся всё более затруднительным, а с другой стороны в этот же слой вливаются продукты метаболизма клеток. Слой разбу­хает вроде мочалки. Казалось бы, этому должен воспрепятст­вовать отток содержимого через лимфатические и венозные сосуды. Однако движение густой и липкой массы внутри слоя практически не происходит, потому, несмотря на наличие пу­тей дренажа, дренировать, т.е. отводить, нечего ввиду малой подвижности накопившейся грязи. До сосудов она просто не доходит и скапливается в межорганном промежутке – онторее. Она, грязь, имеет удручающе чёрный цвет, зловонный запах, маслянистая на ощупь и в целом похожа на дёготь. Потому зашлакованную онторею следует назвать дёгтевым слоем. Это название, возможно, отобразится в сознании как недопустимое состояние собственного организма и вынудит человека при­нять меры к его устранению. Если дёгтевые отложения не мо­гут истечь через предназначенные для этого сосуды, то куда же они уходят? Ответ: куда угодно! Они начинают распирать соседние ткани и просачиваются всюду, где только прочность плоти уступает напору дёгтевой массы. Они могут обнаружи­ться в любом месте, в любом участке тела, и тогда там возни­кает воспалительное заболевание, в названии которого неиз­менно присутствует приставка лимфо-.

Например, лимфаденит – воспаление лимфатических уз­лов. Поскольку эти узлы в изобилии распределены по всему организму и каждый из них может подвергнуться атаке из­бы­­точного давления содержимого дёгтевого слоя, тогда по­явят­ся прыщи, угри, нарывы, фурункулы, карбункулы, абсцессы и да­же эмболы, т.е. сгустки, тромбы и прочие посторонние об­разования в крови. И сразу же встаёт вопрос лечения. Но как только он возник, любой человек и тем более пациент обязан знать ответ заранее: излечения не будет, ибо оно невозможно. Можно лишь достигнуть некоторого улучшения ситуации в данном месте, но непременно возникнет ухудшение в иной области. Так же и в случаях разных проявлений лимфаденита. Обыч­но врачебное внимание сосредотачивается на участке по­раже­ния. При этом в ход идут примочки, промывания, при­сып­ки, мази, компрессы... разрезы с удалением омертвевших тканей, вплоть до ампутаций безнадёжных узлов. Вместе с этим прибегают к антибиотикам, гормональным препаратам, пере­ли­ванию крови, физиотерапии и прочим воздействиям из цик­ла: лишь бы не сидеть сложа руки и не демонстрировать свою беспомощность. И опять всё та же истерика бессилия в духе ex juvantibus.²² Довольно часто бывает, что кавалерийская ата­ка на прыщ приводит к победе светлых врачебных сил. Но...

Дата добавления: 2014-11-16