По ту сторону фаллоса

В свете сказанного выше становится понятной фаллическая тайна древних религий - тайна того, почему именно фаллос стано­вился здесь предметом культового поклонения и обожествления. Но не просто фаллос, а фаллос обрезанный, фаллос укрощенный.

С подавлением свободного сексуального влечения древнейшие культуры связывают свои высшие духовные ценности, и именно в этом заключается одна из важнейших тайн первобытной мифо­логии. Образ фаллоса здесь - это образ громадной силы, которая стремится реализовать свою сексуальную потребность, ("ветки хрустят, когда двигается его пенис, расщепляя скалу", - поется в одной из песен мифологического цикла про пенис Ньираны), но сталкивается с препятствиями на своем пути, и, преодолевая эти препятствия, становится демиургом окружающего человека мира.

И это - весьма существенный урок мальчикам, обретающим взрос­лый статус. Так формируется система жестких табу, регламенти­рующих социальный (=сексуальный) образ жизни первобытного человека. Возникает социальное как искусственно упорядочен­ное сексуальное.

Обрезание - это своеобразная игра в оскопление, смысл кото­рой - отнюдь не реальное лишение подростка фаллоса и сексу­альной способности, а, наоборот, стимулирование в нем этой спо­собности, но в культурно значимых формах. И в этом смысле обрезание есть абсолютно универсальная процедура культуры; просто в одних, более архаических традициях обрезание носит натурализованный характер, тогда как в современных культурах натуралистическое обрезание крайней плоти заменяется более тонкими механизмами, которые можно было бы назвать "психо­логическим обрезанием". В частности, такова христианская куль­тура, создавшая целый культ психологического обрезания, дохо­дящего до психологического оскопления. Речь идет о культе хрис­тианской аскезы, который оказывается одной из самых жестких форм обрезания в истории человечества, когда фактически про­исходит... психологическое удаление фаллоса: фаллос христиа­нина - это зачастую фаллос, полностью пораженный в правах. Это фаллос, начисто лишенный демиургического содержания. Это фаллос, которому возвращена чисто животная, тварная функция совокупления во имя оплодотворения.

В древних культурах (и, в частности, в столь противном хрис­тианству язычестве) человеческий низ - это центр, вокруг которо­го происходит жизнь Вселенной: так, изображение священного круга жизни в восточных религиях центрируется точкой божест­венного коитуса, точкой непосредственного соприкосновения ге­ниталий танцующих в символическом сексуальном танце богов. Низ - это подлинно высокое, это та точка, через которую дух устремляется в человека. "Низ" в восточных религиях - это точка максимального духовного возвышения.

Пожалуй, только в христианской культуре "низкое" приобре­тает совершенно особый семантический оттенок - оттенок грязно­го и отвратительного, противоположного "высокому". Мы гово­рим "НИЗкий поступок", уже не замечая семантического корня этого выражения, прямо указывающего на человеческий низ, т.е. на область гениталий, ассоциирующихся в христианстве с самым худшим, что есть в природе человека. Божественный фаллос древ­них языческих религий как точка прямого соприкосновения с богом - суть нечто совершенно невозможное в пространстве хрис­тианского мировоззрения. Отец Сергий из одноименного расска­за Л.Н.Толстого, символически отрубающий себе фаллос (отру­бающий себе большой палец в борьбе с дьявольским искушением в образе распутной женщины) - живое воплощение идей христи­анской церкви с ее антиязыческим культом аскезы.

Если первобытная культура, создавая культ и культуру обре­зания, сдерживает непосредственный фаллический порыв, но,

вместе с тем, предельно активизирует сексуально-фаллические фантазии и создает изощренную культуру сексуальной жизни, обогащенную многообразием мифологических смыслов и симво­лов, то обрезание по-христиански имеет в виду безусловное пре­сечение самой сексуальной жизни в ее культурном разнообразии и низведение этой жизни до чисто животной, репродуктивной функции. Что и является, кстати, одной из причин того, что пси­хоанализ возникает в пространстве именно христианской культу­ры: ни одна другая культура не совершала столь последователь­ной агрессии против сексуальности, и оттого вытеснение сексу­ального в сферу подсознания стало фирменной меткой именно европейской культуры. Впрочем, по той же причине ни одна дру­гая культура не дала столь мощного сублимационно-творческого эффекта, как христианская.

Что же касается древних мифологических культур, то здесь ребенок, прошедший испытания инициационными обрядами, пре­вращается в мужчину, способного сдерживать свой непосредст­венный сексуальный порыв, но отнюдь не во имя аскезы, а совсем наоборот. Регулируемый в своем сексуальном поведении куль­турными запретами и правилами, он культурно возделывает свою сексуальность и оказывается способен к чрезвычайно богатому и изощренному сексу. Секс такого человека становится воистину культурным, и даже культовым явлением, существенно превос­ходящим собственно физиологические возможности человека. Возникает настоящая мистерия секса, фантастическое культур­ное действо, смысл которого - не продление рода, но служение культурному мифу. Неудивительно, что древние женщины прак­тически не знают феномена аноргазмии: в значительной степени это объясняется тем, что инициационные обряды безукоризненно выполняют свою роль по возделыванию сексуальной культуры, т.е. способности мужчины реализовывать себя в сексе за преде­лами своих непосредственных биологических потребностей.

А это особенно важно, учитывая, что первобытное общество практически не знает личного выбора в вопросах сексуальной жизни. И, тем более, для него немыслимо сексуальное отверже­ние. Браки здесь воистину совершаются на небесах: любые браки заранее санкционируются установленным в племени порядком. Брак здесь не является предметом чьего-то личного желания или личного выбора: он мифологически предопределен, и я вступаю в брак не потому, что мне этого хочется (как это происходит в мире животных), а потому, что этого требует закон племени.

"Существуют правила, которые определяют отношения меж­ду людьми или категориями людей, и половые сношения подчи­нены различным предписаниям. Система родства определяет круг наиболее подходящих партнеров и исключает остальных". ³⁵ Таким образом, сама возможность реализовывать или не реализовывать свои сексуальные функции определяется у первобытного челове­ка вовсе не биологической потребностью организма, а социаль­ной потребностью племени. Сексуальное становится социальным.

И оттого любой человек в своей сексуальности - это не просто биологический индивид, а прежде всего представитель своего племени, представитель своего Тотема, и сама сексуальная жизнь для него - акция высокого служения. И тем самым он заявляет о себе как о человеке воли: о человеке, способном на волевое само­ограничение, способном на то, чтобы сдерживать- свои примитив­но-животные сексуальные реакции. Он заявляет о себе как о че­ловеке культуры: о человеке, чья сексуальность руководствуется не желаниями фаллоса, но принятой в данном сообществе куль­турной нормой.

Волевое, сознательное ограничение фаллического произвола во имя служения культурному социуму - это именно то, что проводит водораздел между животным и человеком. А в результате этого волевого самоограничения человек впервые обретает подлинную "волю", в смысле "свободу", вырываясь из-под власти фаллоса. Таким образом, он становится человеком воли в двух смыслах, характеризующих слово "воля" в русском языке. Оба этих смысла в данном контексте неожиданно смыкаются: "человек воли" - в смысле "человек, способный к волевому самоограничению" и "воль­ный человек" - в смысле "человек свободный". Если в животном мире фаллос абсолютно властвует над своим носителем и застав­ляет его действовать в соответствии со своими сексуальными при­тязаниями, то человек - это существо, которое обретает власть над своим фаллосом, и потому он есть человек воли.

В мире животных свободен только фаллос. Свободен в том смысле, что ничто не ограничивает его притязаний на сексуаль­ное самоосуществление. И, скажем, самец шимпанзе не обладает свободой воли именно потому, что он находится в рабской зави­симости от своих физиологических потребностей, в рабской за­висимости от желаний своего фаллоса. Человек же - это такое удивительное существо, которое резко ограничивает свою сексу­альную свободу, накладывая на нее многочисленные искусствен­ные культурные ограничители. Причем главный психологичес­кий инструмент, с помощью которого удается совершить этот стра­тегический отказ - это именно воля. Но зато он обретает свободу в собственно культурном смысле этого слова.

Индивидуальная воля, индивидуальное мужество, которые позволяют мальчику стойко вытерпеть чудовищные инициацион­ные обряды, - это начало формирования индивидуальных воле­вых регуляторов. А первое практическое применение этих инди­видуальных волевых регуляторов инициированным мальчиком -это сознательно регулируемый секс. Мальчик, ставший мужем, а, значит, МУЖественно прошедший трудные обряды посвяще­ния, это мальчик, обретший ВОЛЮ для укрощения своих сво­бодных сексуальных порывов, а, значит, мальчик, обретший сво­боду от своего фаллоса. Благодаря своим волевым усилиям он впервые вырывается на волю в том смысле, что отныне не фаллос властвует над ним, а он над фаллосом. А заняв главенствующее положение по отношению к собственному фаллосу, он получает

право называться человеком моральным. Ибо искусство следова­ния морали - это и есть, образно выражаясь, искусство подчине­ния своего фаллоса искусственным социальным нормам.

Понятно, что под фаллосом я подразумеваю в данном случае всю совокупность индивидуально-физиологических потребностей человеческого организма. Однако, поскольку центральным звеном и исходной точкой формирования моральных принципов у пер­вобытного человека являются инициационные обряды, я все эти потребности условно и в данном узком контексте именую фалли­ческими, полагая что архаическое отождествление человека с его фаллосом имеет глубокий смысл. И смысл инициационных обря­дов состоит не просто в том, чтобы укоротить, обрезать, усми­рить собственно половой член взрослеющих мальчиков, хотя именно это составляет центр обрядовых церемоний. Смысл обре­зания следует понимать гораздо шире: фактически во время ини­циации происходит "обрезание", "у-корочение", "у-крощение" всей совокупности физиологических потребностей человека во имя подчинения этих потребностей культу социального.

Дата добавления: 2014-11-29