Сила мифа

Итак, одна из самых удивительных вещей, связанных с ми­фом, заключается в том, что он не только не противоречит миру знаний, но является определенным способом бытия знаний. Более того - он является способом добывания знаний. И, вместе с тем, он ни в коем случае не строит себя на основе знаний. Он совер­шенно равнодушен по отношению к тем знаниям, которые он до­бывает и хранит. Он носитель, которому решительно все равно, ЧТО носить. Какие бы знания он ни добывал, он находится в позиции априорного, заведомого превосходства по отношению к этим знаниям.

Однако это вовсе не гегелевское "тем хуже для фактов", когда факты, не укладывающиеся в прокрустово ложе теории, бесцере­монно отбрасываются теоретиком. Миф ничего не выбирает. Он все приемлет. Он именно РАВНОДУШЕН к тем фактам, кото­рые он собирает и хранит. И с олимпийским спокойствием вос­принимает в себя какие угодно факты, чтобы самоотверженно им служить в качестве соединяющей их основы.

Вернусь к образу улицы Шершевского: ведь самой этой вооб­ражаемой улице совершенно все равно, какие факты будут рас­ставлены вдоль ее домов. Она вполне индифферентна к фактам, хотя и безукоризненно им служит. Точно так же индифферентен к фактам миф. И оттого мифологические способы упорядочения фактов менее всего являются попытками их объяснения.

Это хорошо известная вещь: миф ничего не объясняет, и, более того, ничего и не пытается объяснить. Он нанизывает факты на свою странную мифологическую логику как случайные бусинки на нитку, и природа мифологической нитки не имеет никакого отношения к природе фактологических бусинок. Одно ни в ма­лейшей мере не предполагает другое.

У мифа и у факта - разная природа. При этом факт никогда не существует сам по себе, он существует только внутри мифа. Миф формирует лицо факта - то, как видит этот факт наблюда­тель. И наоборот: никакой факт не способен изменить миф.

А в результате происходит удивительная вещь: миф упорядо­чивает мир априорно. Это значит: любой, какой угодно возмож­ный опыт заранее укоренен в мифе. Как пишет Е.М.Мелетинский: "Все сколько-нибудь существенные природные и социаль­ные реалии должны быть укоренены в мифе, найти в нем свои истоки, объяснение и санкцию; в известном смысле они все долж­ны иметь свой миф" ^IS. А в результате создается такая странная интеллектуальная реальность, в которой "...чисто мифические прасобытия... мыслятся образчиками, в свете которых толкуют­ся, к которым "подгоняются" действительные эмпирические со­бытия, происходящие или могущие произойти в будущем... Все эмпирическое рассматривается мифологическим мышлением как "тени" вечных оснований" ¹⁹.

Причем власть мифа над фактом оказывается настолько велика, что сама жизненная реальность первобытного человека оказывается своего рода приложением мифа. Как указывала О.М.Фрейденберг, "это чистая условность, что мы называем ми­фом только словесно выраженный рассказ. На самом деле таким же мифом служат и действа, и вещи, и речь, и быт первобытного человека, то есть все его сознание и все то, на что направлено сознание" ²⁰.

Миф, таким образом, ничего не объясняет - он САНК­ЦИОНИРУЕТ, отталкиваясь от реальности сугубо не фактоло­гической. И он не боится суда фактов, потому что он сам - выс­шая судебная инстанция, представляющая интересы племени, которые неизмеримо более существенны и важны, нежели инте­ресы некой "природы". "Данный факт существует не потому, что у него есть внутренние резоны существовать, а потому, что он нужен моему племени" - вот логика мифа. И если была возмож­ность спросить миф, откуда берутся факты? - он, ни секунды не колеблясь, ответил бы: "из меня!".

И оттого те бесконечные "классификации" предметов и собы­тий окружающего мира, которые столь свойственны мифу, явля­ются не столько описанием какой-то вне него положенной реаль­ности, сколько демиургической деятельностью поименования. И потому эти "классификации" не имеют ровным счетом никакого отношения к тому, как обстоят дела на самом деле. Они подчерк­нуто производны от мифа. Они суть "...продолжения (приложе­ния) основного текста о творении, доведенные до инвентаря ко-

нечных и конкретных вещей и их названий. Необыкновенно тон­кая дифференциация различных видов животных и растений, сам объем подобного словаря и подчеркнутость операционного и так­сономического аспекта делают маловероятным заключение, что столь систематическое и разветвленное знание представляет со­бой функцию исключительно практической полезности соответ­ствующих объектов" ²¹.

Классификации мифа - это не классификации естествоиспы­тателя, который отбирает факты под углом зрения той или теоре­тической парадигмы. Классификации мифа - это результат полного демиургического произвола в отношении мира, который является первобытному человеку впервые, и человек взахлеб - точно речь маленького ребенка - этот мир поименовывает. А поименовывая мир, навязывая миру множество субъективных имен, миф совер­шает то главное, из чего произрастает феномен познания. Он наделяет мир тайной имени, которую отныне нужно расшифро­вывать с помощью познавательной деятельности. Познание рож­дается как способ отгадывания тайны мифологического имени. И чем больше происходит таких поименований, и чем больше ин­формации накапливает каждое имя - тем более актуальной стано­вится проблема познавательного разгадывания этих имен. По­именовывая мир, миф ТВОРИТ МИР ВПЕРВЫЕ, и запускает тем самым процесс информационного снежного кома.

Правда, нередко встречается точка зрения на первобытное общество как общество малоподвижное в культурном отношении. И о каком творчестве и о каком информационном коме может идти речь, если человек едва только выходит из животного состо­яния и озабочен не столько творчеством, сколько приспособле­нием и выживанием?

Однако не будем забывать: именно в первобытном обществе закладывается технический потенциал цивилизации как таковой. Здесь изобретается впервые практически все, что для сотен пос­ледующих поколений будет выглядеть чем-то совершенно естест­венным. Здесь изобретается сама идея социальной упорядочен­ности в ее многочисленных вариантах. Изобретается идея семьи и социальной власти. Создается система базовых социальных табу. Изобретается, если угодно, сама идея культуры. Создается фено­мен языка во всем его фонетическом многообразии, включая весь обширный словарный запас (каждое слово, а, стало быть, и со­ответствующая слову культурная категория воистину изобретает­ся в первобытной культуре, а не достается этой культуре откуда-то по наследству) а так же законы сочетания слов и построения предложений. И, вместе с тем, многообразие форм духовной жизни, включая религию и искусство.

Кроме того, именно здесь, в первобытном обществе изобрета­ются первичные технологии мышления и изобретается, если угод­но, сама способность мыслить. А одновременно с этим изобрета­ется все то, что в последующем будет названо феноменом матери­альной культуры. Разнообразнейшие технологии обработки сна-

чала каменных и деревянных, а затем и металлических орудий. Различные приемы и методы добывания пищи с помощью раз­личных культурных средств. Многообразнейшая материальная культура. Овладение огнем. Изобретение самой идея жилища и идея одежды. И так далее, и тому подобное.

На поздних ступенях первобытная культура изобретает про­изводящий тип хозяйства - переворот, не имеющий ничего равно-значимого во всей последующей истории. Изобретается идея зем­леделия, включая разнообразнейшие способы обработки земли. Изобретается колесо и гончарный круг. Подготавливается и осу­ществляется переход от каменного века к веку железному. А это значит, что изобретаются сложные металлургические технологии. Изобретается сложный астрономический календарь и создаются мегалитические сооружения типа Стоунхенджа. А ведь матема­тические расчеты, которые должен был проводить первобытный человек при создании таких сложных конструкций, как Стоун-хендж, до сих пор приводят в замешательство исследователей. А кроме того - одомашниваются животные (и ведь это тоже нужно было кому-то изобрести, что дикое животное, враг племени, мо­жет обернуться другом и соратником); изобретаются все новые и новые виды сельскохозяйственных культур, и список этих изо­бретений можно продолжать очень долго. В конце концов, сама идея цивилизации, т.е. общественного построения с фиксирован­ной городской структурой была изобретена в недрах первобытно­го общества, обозначив ту ключевую точку, после которой потен­циал собственно первобытного общества оказался исчерпанным.

Возможно, самая главная особенность первобытной культуры заключается в том, что она, в силу понятных обстоятельств, не имеет культурных предшественников и все вынуждена изобретать впервые. Можно смело утверждать: творческая эволюция челове­чества в границах того, что мы по инерции называем первобытным или примитивным обществом, была поистине беспрецедентной. Ведь самое трудное - это создать впервые, а, значит, изобрести некую базовую культурную категорию. Например, культурную категорию одежды или культурную категорию орудия труда. Это отчетливо понимал Платон, указывая на существование некоего мира идей, по отношению к которому конкретные вещи (конкретные столы и стулья, одежды и жилища) являются лишь тенями, отражениями. Человек может сколько угодно изобретать все новые и новые фор­мы жилища, но, чтобы это было возможно, у него должна быть предварительная абстракция искусственного жилища как таково­го. И можно утверждать, что первобытный человек впервые изо­бретает сам мир идей как таковой, т.е. сам феномен базовых куль­турных категорий, а все последующие человеческие поколения занимаются лишь тем, что изобретают различные вариации на темы этих культурных категорий, разнообразные приложения этого мира идей к действительности.

Все, что было создано первобытным человеком, было создано как бы из ничего, на пустом месте, поскольку никакой предшест-

вующей традиции у первобытных людей попросту не было. Не существовало не только университетов и колледжей, в которых можно было бы получить соответствующие знания, но и сам куль­турный опыт приходилось изобретать впервые. И единственная школа, которую знает человеческая культура в процессе этого своего рождения впервые, это школа самообразования, школа бесконечных проб и ошибок, школа такого восхождения к знани­ям, в котором человека не ведет никто, кроме него самого. И все это удалось сделать благодаря удивительному механизму мифа как такой реальности, в которой возможно чудо самопорождения. Именно в механизме мифа скрывается тайна культуры, порожда­ющей самое себя из ничего. И уж во всяком случае нужны были безрассудство и наивно-детская самоуверенность мифа, чтобы все эти "открытия впервые" совершить.

Итак, мало того, что миф - это всеобъемлющий резервуар, хранилище и транслятор всех имеющихся в распоряжении пер­вобытного человека знаний. Мало того, что миф - это коллектор всего низкого, аморального и агрессивного в человеческой при­роде и одновременно - способ социальной регуляции через прин­цип наоборотности. Ко всему перечисленному нужно добавить еще и то, что миф выступает как фундаментальный источник твор­ческих сил и способностей первобытного человека. Каков меха­низм осуществления мифом своей демиургически-творческой силы? Каким образом удается мифологическому человеку осу­ществлять создание мира впервые?

Дата добавления: 2014-11-29