Загадка древнейшего производства

ОСНОВАНИЯ МИФА

ЧАСТЬ 4

ГЛАВА 1. АРХЕОЛОГИЯ МИФА

Почему первобытный человек производит так называемые "ору­дия труда"? Кто-то пожмет плечами: "Что за странный вопрос! Конечно, потому, что они ему нужны в повседневной практичес­кой жизни." Но тогда почему на значительной части палеолити­ческих предметов, идентифицируемых археологами в качестве орудий труда, вовсе не лежит печать сколько-нибудь интенсив­ного и долговременного их использования? Во всяком случае, степень их изношенности не слишком отличается от степени из­ношенности заведомо неорудийных предметов, и при этом коли­чество обнаруживаемых археологами гипотетических орудий пре­вышает все разумные представления о практической целесооб­разности.

Много ли вообще орудий требуется человеку в его повседнев­ной жизни при осуществлении натурального типа хозяйствова­ния? Десять? Пятьдесят? Сто?.. Но ведь не тысячи же!

Однако количество предметов, которые археологи называют по привычке орудиями труда и которые обнаруживаются ими на. палеолитических стоянках настолько велико, что просто невооб­разимо представить те утилитарные потребности, которые могли бы обслуживаться таким количеством орудий. Ведь каменное орудие - это долговечный инструмент, который может переда­ваться из поколение в поколение. И если его природа утилитар­на, представляется несколько странным изготавливать все новые и новые орудия, когда под рукой - надежные старые. Между про­чим, образцовый пример утилитарного отношения к орудиям труда мы находим у крестьянина-земледельца: он не будет изготавли­вать новую мотыгу, если у него еще не сломалась та, к которой он привык.

Но в том-то и состоит парадокс палеолитической каменной индустрии, что здесь процесс производства новых орудий проис­ходит практически непрерывно. В раскапываемых археологами пещерах обнаруживаются СОТНИ ТЫСЯЧ каменных предметов, изготовленных рукой палеолитического человека. И хотя понят­но, что все эти предметы накапливаются за долгие тысячелетия, никуда не уйти от вопроса: с какой стати древний человек должен

делать новые каменные отщепы и изготавливать новые орудия труда, если у него под ногами - изобилие старых? Ладно бы речь шла об изготовлении орудий нового типа. Однако хорошо из­вестно, что эволюция орудий в палеолитической культуре проис­ходит крайне медленно и сколько-нибудь значимые изменения происходят на дистанции, измеряемой многими тысячелетиями. А это значит, что из поколения в поколение палеолитический человек изготавливает многие сотни абсолютно одинаковых и оттого практически бесполезных орудий. И, тем не менее, камен­ный конвейер не останавливается ни в одном поколении. Перво­бытный человек снова и снова обрабатывает камни по технологи­ям, транслируемым посредством ритуала из глубины тысячеле­тий, несмотря на то, что кругом - множество камней, уже обрабо­танных точно таким же образом! Но если для практических нужд может потребоваться три десятка орудий, то к чему изготавливать ТЫСЯЧИ - практически идентичных?

Очевидно, что интенсивность каменной индустрии палеоли­тического человека многократно превышает какие бы то ни было утилитарные запросы. А из этого следует неумолимый вывод: ее глубинный источник не имеет никакого отношения к утилитар­ным потребностям. Что же является этим глубинным источни­ком? Есть самые серьезные основания утверждать, что га кого рода глубинным и надутилитарным источником палеолитической ин­дустрии являлся миф.

В этой связи обращу внимание на одно весьма загадочное с точки зрения классической орудийной археологической парадиг­мы обстоятельство: значительное большинство обнаруживаемых археологами палеолитических предметов искусственного проис­хождения вообще не имеет каких бы то ни было следов использо­вания. Характерные данные можно привести по хорошо сохра­нившейся и хорошо исследованной пещере Матунн в Централь­ной Африке. Это пещера площадью 40 квадратных метров явля­лась местом обитания человека на протяжении всего верхнего палеолита, начиная с 40 тыс. лет до н.э., т.е. на протяжении примерно тридцати тысяч лет.

Здесь, в частности, был подвергнут тщательной раскопке учас­ток размером 1 кв. метр (т.е. участок, составляющий примерно сороковую часть общей площади пещеры). И только на одном этом весьма и весьма небольшом участке было обнаружено 8045 каменных предметов (микролитов), обработанных человеческой рукой.

Много это или мало?

Если принять, что исследованный квадратный метр достаточ­но репрезентативен, простой арифметический подсчет позволяет предположить, что всего сорокаметровая пещера хранит не менее трехсот тысяч микролитов, накопившихся здесь на протяжении позднего каменного века. Казалось бы, в пересчете на тридцать тысяч лет или на тысячу поколений не так уж много: триста ис­кусственных предметов на одно поколение или десяток в год.

Учитывая, что речь идет о жилой площади стандартной двухком­натной квартиры, а, следовательно, о возможности одновремен­ного проживания на ней полутора-двух десятков "жильцов"' (вклю­чая детей и женщин, заведомо не участвующих в каменном про­изводстве), такой темп производства вовсе не выглядит значи­тельным.

Не будем, однако, забывать, во-первых, о том, что речь идет лишь о предметах, осевших в пространстве этой весьма неболь­шой пещеры, но никак не о тех, что были произведены и оказа­лись (или остались) за ее пределами. А, во-вторых, вернусь к вопросу, уже поставленному выше: какой утилитарной потреб­ностью можно объяснить производство все новых и новых камен­ных предметов, если пол пещеры буквально устлан ковром из каменных обломков, созданных предшествующими поколения­ми? Если потребность в том или ином каменном обломке утили­тарна, то не проще ли выбрать подходящий обломок из десятков тысяч, разбросанных под ногами, а не мучиться над производст­вом нового?

Впрочем, анализ найденных обломков под углом зрения их реального использования подтверждает высказанные выше со­мнения: из всего огромного количества обломков, обнаруженных в пещере Матупи, лишь пять процентов несут на себе следы ути­литарного использования.

Так, из 8045 каменных предметов, обнаруженных на площа­ди 1 кв. метр, только 390 несут на себе хоть какие-то следы ис­пользования. Среди них отщепов и фрагментов отщепов со сле­дами использования обнаружено 339, тогда как отщепов и фраг­ментов отщепов без следов использования - 3113; осколков и обломков со следами использования найдено 42, тогда как ос­колков и обломков без следов использования найдено 2978; плас­тинок со следами использования найдено 8, тогда как пластинок без следов использования найдено 38 '.

Если исходить из орудийной теории происхождения всего этого огромного многообразия каменных предметов, то ситуация вы­глядит достаточно странной: зачем производить так много, если утилитарные потребности ограничены, а произведенные орудия заведомо не будут использованы? Потому-то традиционная архе­ологическая парадигма склонна видеть в отщепах без следов ис­пользования всего лишь "отходы производства". Непонятно, прав­да: на каком основании те или иные отщепы определяются в "от­ходы"?

Между прочим, точно такая же ситуация наблюдается не только в верхнепалеолитических культурах, созданных рукой "человека разумного", но и в гораздо более древних культурных отложени­ях. Можно сослаться к примеру, на стоянку Homo erectus в пе­щере Ла Кан, где археологами были найдены сотни тысяч пред­метов каменной индустрии, относящихся к нижним среднепалеолитическим культурам тейяк и ашель. Можно сослаться на от­крытую в 1942 году супругами Лики стоянку Олоргазейли в Най-

роби, где чудом сохранился участок древней террасы, буквально устланный тысячами ручных рубил ашельской культуры. Естест­венно, что столь невероятные количества "орудий труда", произ­водимых древним человеком, не укладывается ни в какие разумные представления о практических потребностях. А это значит, что уже сотни тысяч лет назад питекантроп производил свои так называе­мые "орудия" с полным пренебрежением к вопросу о разумной целесообразности, и это заставляет усомниться в однозначно ути­литарном назначении этих "орудий".

Но дело не только в огромном количестве продуктов каменного производства, обнаруживаемых археологами в палеолитических культурных слоях. Сомнение в том, что сущностью палеолити­ческого производства является утилитарная орудийность, имеет и более концептуальные основания. И связано это сомнение прежде всего с тем анализом феномена человека, который был предло­жен в предшествующих главах: первичным в феномене культуры является вовсе не утилитарность, а МИФОСЕМАНТИЧНОСТЬ, ЗНАКОВОСТЬ, и именно мифосемантика должна являться тем ключом, который может помочь проникнуть в тайну возникнове­ния и существования древнейшей каменной индустрии как пер­вичной манифестации самой человеческой культуры.

Во всяком случае, если исходить из теории мифосемантического происхождения всего многообразия каменных предметов, обнаруживаемых на палеолитических стоянках, многое становится понятным. Обнаруживаемые предметы - это предметы, которые по своей генетической сути, по своему происхождению вовсе не являются орудиями, производимыми в связи с теми или иными утилитарными потребностями, а это предметы, выполняющие функции культурных знаков. Это предметы, являющиеся носи­телями некоей мифосемантики - предметы культа, предметы об­ряда, ПРЕДМЕТЫ МИФА. Все они создаются в процессе испол­нения тех или иных мифологических ритуалов, но при этом не­которые из них - помимо своей основной мифологической на­грузки - исполняют еще и некоторые утилитарные роли в качест­ве собственно орудий.

Иначе говоря, если и можно говорить о неких отходах палео­литического производства, то прежде всего о... самой утилитар­ности как о своеобразном отходе МИФОЛОГИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА. Следовало бы иметь в виду, что перед нами не просто производство в том подчеркнуто утилитарном смысле, который вкладывает в этот термин современный человек, а совер­шенно особое, РИТУАЛЬНОЕ производство, подлинным содер­жанием которого является не производимый предмет, а исполне­ние некоего "производственного ритуала", имеющего мифосемантическое значение. Это производство заведомо избыточно, заведомо надутилитарно. Это производство, которое менее всего является средством удовлетворения каких-то практических по­требностей. Оно вполне самозначимо, поскольку носит КУЛЬТУРНО-КУЛЬТОВЫЙ характер, и производит не пото-

му, что те или иные предметы НУЖНЫ, а потому, что этого требует культурная традиция, требует ритуал. В каком-то смысле можно было бы сказать, что это не производство вещей, а произ­водство самой культуры - производство, в процессе которого транс­лируется некая существенная для общества мифосемантика, когда каждый получающийся в процессе такого производства обломок камня оказывается мифосемантически значим.

Конечно, не все производимые палеолитическим человеком предметы равнозначны в своем культурно-культовом функцио­нировании. Во всяком случае, в эпоху верхнего палеолита, т.е. эпоху господства человека современного вида, изготавливаемые им предметы достаточно отчетливо разделяются на две группы. С одной стороны, это предметы, которые принципиально допуска­ют утилитарную интерпретацию (несмотря на то, что количество этих потенциально утилитарных предметов надутилитарно велико), а, с другой стороны, чрезвычайно обширная группа пред­метов, которые вообще не интерпретируемы в качестве утилитар­ных, а являются, так сказать, специализированными "предмета­ми мифа", пользуясь выражением М.К.Мамардашвили.

"Обычно, особенно в XIX веке, когда делались археологичес­кие раскопки, то в силу многих позитивистских установок при поиске останков древних человеческих существ или непосредст­венно предчеловеческих наших предков искали рядом с ними и предметы. Искали-то предметы практические - какую-нибудь раз­новидность ножа кремневого или какого-то еще, стрелы (тоже практический предмет, хотя служит для убийства), топора и т.д... Искали это, а находили (конечно, находили иногда и орудия) странным образом в решающем и самом интересном числе случа­ев абсурдные, никому не нужные предметы. Начнем со скальных изображений, которые явно (можно затратить всю силу божест­венного или дьявольского ума, и даже этой силы не хватит на то, чтоб превратить эти наскальные изображения в простые репети­ции охоты, которые совершал якобы первобытный человек) из­быточны и неутилитарны. Находили некоторые символические предметы, которые создавали какое-то другое пространство, были явно предметным бытием ритуала и мифа" -.

При всей своей видимой непрагматичности эти предметы, под­черкивает Мамардашвили, были, судя по всему, чрезвычайно значимы в жизни первобытного человека. "Мы находим предме­ты, которые были особым изображением мира, а не отражением его, особыми в том смысле, что они были явно конструктивными по отношению к человеческому существу, т.е. были орудиями переведения биологических качеств, биологических структур, биологических реакций и состояний человеческого существа в режим человеческого их бытия" ³. "Символы - вот, например, дощечки, на которых изображено мировое дерево, известное в семиотике и мифологиях. Такие дощечки никого не кормят. И создавались они, наверное, не для того, чтоб кормиться. Они избыточны по отношению к любой практической жизни челове-

ка. Но, очевидно, через избыточное на этой стороне в практичес­кой жизни и появляются впервые человеческие связи между эти­ми существами..." *.

Вместе с тем, столь отчетливое разделение производимых па­леолитическим человеком предметов на две группы - "утилитар­ные" и "неутилитарные" - является специфической особенностью эпохи верхнего палеолита, т.е. эпохи, связанной с феноменом человека современного вида, человека разумного. Если же обра­титься к каменной индустрии неандертальца, питекантропа или олдувайского человека, т.е. к индустрии видовых предшествен­ников сапиенса, то там производимая продукция не имеет следов такого разделения, и археологи склонны к абсолютно однознач­ной интерпретации артефактов соответствующих культур как ути­литарных орудий труда.

Но если перечисленные культуры не создают специализиро­ванных предметов мифа, значит ли это, что в них вообще отсут­ствуют предметы, поддерживающие бытие культурной мифосемантики? И значит ли это, что у тех предметов, которые Мамардашвили называет "предметами мифа", отсутствует культурная предыстория, и они возникают как бы ниоткуда?

Разумеется, нет. Предшествующий анализ показал, что мифосемантика является глубинным основанием культуры как тако­вой, а вовсе не ступенькой ее развития. И если в ранние эпохи развития человеческой культуры нет специализированных пред­метов мифа, это означает только одно: предметом мифа здесь может являться ЛЮБОЙ искусственно обработанный предмет. Какой бы древней ни была та или иная культура, радикальным условием и основанием ее существования являются именно пред­меты мифа; однако на первых порах предметы мифа носят, так сказать, ТОТАЛЬНЫЙ характер, т.е. не являются специализи­рованными, и потому любой производимый древнейшими камен­ными индустриями предмет есть по своей сути, по своему функ­циональному происхождению не что иное, как "предмет мифа", т.е. носит характер "конструктивного по отношению к человечес­кому существу", говоря словами Мамардашвили.

Таким образом, я хочу сказать, что не только заведомо неути­литарные предметы верхнего палеолита, о которых пишет Ма­мардашвили, но и вообще любые искусственно обработанные камни ранних археологических слоев, любые предметы, обнару­живаемые археологами в древнейших палеолитических отложе­ниях и называемые по привычке орудиями труда, на самом деле являются чем-то существенно иным, нежели их утилитарная ви­димость. Они находятся в чрезвычайно сложных мифологичес­ких контекстах, и уж во всяком случае не сводятся к тому или иному их функциональному использованию. Любое так называе­мое орудие труда из ранних палеолитических культур на самом деле является чем-то неизмеримо большим, нежели просто ору­дие труда. Оно прежде всего предмет обряда, предмет мифа, оно - та система "зарубок", с помощью которых человек поддержива-

ет и воспроизводит бытие мифа. И лишь потом, дополнительно, факультативно этот предмет мифа может выступить также и в качестве орудия труда. Именно в мифосемантике, а не в утили­тарности состоит генетическая природа древнейших каменных изделий. Все, что ни изготавливает первобытный человек, явля­ется на первых порах, в своем исходном бытии совокупностью предметов культа (=предметов КУЛЬТУРЫ), но просто некото­рые из этих предметов находят -утилитарное применение в каче­стве орудий труда. Этим-то и объясняется фантастическая избы­точность древнейшего каменного производства. Работающий без­остановочно каменный конвейер с самого начала движим не ути­литарными, а мифологическими, или, точнее, мифосемантическими потребностями, и потому многие тысячи обнаруживаемых археологами каменных "рубил", "ножей", "топоров", "скребков" и т.д. произведены вовсе не по причине практической необходи­мости, а по причине МИФОЛОГИЧЕСКОЙ необходимости. Впрочем, эта формула, пожалуй, описывает не только тайну древ­нейших культур, но и тайну культуры как таковой: любая разви­тая культура точно так же имеет в основании своей динамики совокупность мифологических, а отнюдь не утилитарных потреб­ностей.

Итак, есть серьезные основания полагать, что множество пред­метов древнейшей каменной индустрии, идентифицируемых ар­хеологами в качестве тех или иных орудий труда, являются на самом деле, по своему происхождению и исходному функциони­рованию чем-то существенно иным. Есть серьезные основания полагать, что смысл появления этих предметов на свет вовсе не орудийно-функциональный, и что в реальном первобытном сооб­ществе они производятся не с целью их дальнейшего утилитарно­го использования, а совсем по другим причинам, имеющим неце­левую природу. Что вначале все эти предметы создаются как ПРЕДМЕТЫ МИФА, и лишь вдобавок к своей основной, мифо­логической сущности обретают некую практическую, утилитар­ную жизнь в качестве орудий труда, т.е. начинают использовать­ся утилитарным образом.

Разумеется, такая гипотеза переворачивает всю систему пред­ставлений о природе и сущности орудийной деятельности в пер­вобытном обществе; но, тем не менее, она, согласуется с фактами и выглядит как весьма конструктивный объяснительный прин­цип по отношению ко многим загадкам палеолитической архео­логии.

Дата добавления: 2014-11-29