Прыжок питекантропа

Полтора миллиона лет продолжается эпоха галечной культу­ры, знающей только одну форму культурной трансляции - куль­товую, обрядово-ритуальную трансляцию персональных меточ­ных камней. При этом, судя по всему, представители этой куль­туры уже способны к осуществлению некоторых форм орудий­ной деятельности с образующимися в результате первичной ме­точной активности знаково-меточными камнями; однако эта пер­вичная орудийная деятельность не является на первых порах со­знательной, а возникает на базе стихийной манипулятивной ак­тивности, на базе стихийного экспериментирования с мифосемантически значимыми гальками.

Так или иначе, но только на базе этой стихийной манипуля­тивной активности оказывается возможным возникновение пер­вичных форм культурно-орудийной деятельности, а, вместе с тем, и самих деятельностных потребностей. Однако интеллект хаби­лиса, развивающийся в пределах мозга объемом 650 куб.см., еще совершенно не достаточен для того, чтобы создать и удержать абстракцию функционально удобного орудия труда. Он еще не способен совершить отбор функционально удобных форм, и от­того изготавливаемые им предметы начисто лишены какой бы то ни было эволюционной динамики. За полтора миллиона лет су-

ществования олдувайской галечной индустрии не происходит никакого функционального оформления знаково-меточных камней, не происходит эволюционного отбора каких бы то ни было функциональных инвариантов. По-видимому, мозг хаби­лиса еще не способен создать абстракцию орудийной формы, не способен создать абстракцию функционального определенного орудия труда. Разумеется, в конце концов наступает момент, когда предпринимается попытка воспроизвести форму и технологию изготовления каких-то функционально удачных и утилитарно оправданных камней. Но принципиально важно, что эту попыт­ку дано осуществить уже не хабилису, а его наследнику, предста­вителю вида Homo erectus, или питекантропу.

Homo erectus - это уже явный продукт вмешательства в эволю­ционный процесс культурного фактора. Если хабилис, создав­ший меточную индустрию, производит впечатление все-еще-австралопитека, и это создает неизбежные ограничители в его дея­тельности по искусственной обработке камней, то приходящий ему на смену питекантроп, как уже отмечалось в предшествую­щих главах, - это подлинный антропологический прорыв, что особенно заметно по значительно увеличивающемуся объему головного мозга. Если у хабилиса, напомню, средний объем мозга колеблется от 500 до 700 куб.см. и не слишком существенно от­личается от объема мозга австралопитека (450-550 куб.см.), то значения объема мозга питекантропа перекрывают нижнюю гра­ницу вида Homo sapiens и составляют 900-1250 куб.см.

По данным раскопок в Олдувае первые представители вида Homo erectus появляются около полутора миллионов лет назад и создают принципиально новый по сравнению с галечной тип куль­туры, создают принципиально новый тип каменной индустрии, связанный с появлением устойчивой орудийной формы. Вначале это грубые проторубила, а затем - утверждающаяся на несколько сот тысяч лет ашельская индустрия ручных рубил, обладающих несомненным функционально-утилитарным предназначением.

Кстати говоря, если бы не было феномена олдувайской инду­стрии, когда на протяжении миллиона лет искусственные пред­меты производились не с целью их дальнейшего практического применения, а знаково-меточным образом, то возникновение ашельской, утилитарной индустрии следовало бы рассматривать как чудо: ВДРУГ появился питекантроп и начал целевым обра­зом производить предметы (проторубила), имеющие выражен­ную утилитарно-орудийную форму.

Это тот парадокс антропогенеза, который был описан выше: возникновение утилитарно-орудийного производства не может пред­шествовать некоторым существенным антропологическим измене­ниям, поскольку производство даже самых элементарных камен­ных орудий предполагает совершенно иной уровень интеллекта и морфофизиологии, нежели тот, которым обладает существо, нахо­дящееся на уровне хабилиса. А, с другой стороны, требуемая морфофизиология - это, в сущности, человеческая морфофизиология,

которая может возникнуть только под воздействием культурного фактора. Еще проще: производить любые, даже самые примитив­ные утилитарные орудия способен только человек, уже прошед­ший школу культуры. А, следовательно, первоначальная школа культуры не может иметь орудийного характера.

Гипотеза о меточной природе олдувайской культуры разреша­ет этот принципиальный парадокс. Феномен материальной куль­туры возникает и в течение полутора миллионов лет существует как принципиально неорудийный феномен; а полтора миллиона лет доорудийного, доутилитарного существования культуры - это именно тот период, в течение которого меточная культура, высту­пая фактором эволюционного отбора, приводит к появлению су­ществ, уже способных к созданию феномена орудийного произ­водства, т.е. представителей вида Homo erectus. Феномен создан­ной хабилисом меточной индустрии - это и есть та эксперимен­тальная площадка, на которой был совершен своего рода интел­лектуальный и психофизиологический разбег, позволивший со­вершить эволюционный скачок к питекантропу.

Любопытно, что в тех же самых отложениях, в которых обна­руживаются останки эректусов и сопутствующие им рубила или проторубила, находят так же и гальки, обработанные по класси­ческому олдувайскому типу, т.е. галечные псевдоорудия, харак­терные для культуры хабилиса. А это значит, что питекантроп, уже способный создавать проторубила, т.е. способный к удержа­нию функциональной формы изготавливаемого предмета, все равно продолжает скалывать гальки. Естественно, что с точки зрения орудийной парадигмы - это еще один факт, не поддаю­щийся объяснению. Зачем питекантропу обрабатывать гальки, если он уже создает весьма функциональные в утилитарном от­ношении рубила? Однако с точки зрения представленной гипоте­зы этот факт легко объясним. Персонализированные меточные камни и производимые по образцу функционально-утилитарные рубила - это абсолютно не взаимозаменяемые реальности. Поэто­му элементарная меточная деятельность вполне может продол­жаться и на новом этапе; с другой стороны, питекантроп вполне может хранить какие-то меточные камни, пришедшие к нему из глубины тысячелетий.

Однако постепенно галечные знаково-меточные предметы в культуре питекантропа все же исчезают. Что с ними происходит? Неужели по мере развития питекантропов у них отпадает по­требность в знаковой фиксации каких-то мифосемантических сле­дов? Разумеется, нет. Просто любая развитая культура обладает гораздо более эффективными способами хранения и трансляции мифосемантики, а именно - в форме звукового языка. И не уди­вительно, что по мере развития и совершенствования звукового языка отпадает потребность в каменной знаковой индустрии.

Другими словами, меточная индустрия отмирает не потому, что она уступает место индустрии рубил, а потому, что она усту­пает место совершенно новой ЯЗЫКОВОЙ ИНДУСТРИИ, за-

нимающейся возделыванием материи звука. Тяжелые и неудоб­ные каменные слова-метки уступают свое место принципиально более эффективным и мобильным звуковым опорам. Ведь Homo erectus - это существо, которое морфологически обладает не толь­ко мозгом, максимально приближенным к человеческому, но и, судя по всему, совершенно новым артикуляционным аппаратом, способным поддерживать бытие резко усложнившейся мифосе­мантики посредством фиксированных звукосочетаний.

Естественно, что потребность в камне в качестве материально­го носителя мифосемантики отмирает, поскольку появляется и развивается неизмеримо более эффективный и мобильный ее но­ситель - звук. С появлением питекантропа, обладающего новым артикуляционным аппаратом, язык обретает современную, зву­ковую форму существования, и, по мере того, как создается этот новый, звуковой язык, естественным образом исчезает необходи­мость в сохранении индустрии меточной деятельности. Сколо­тый камень в качестве материальной оболочки мифосемантики, сколотый камень в качестве праслова человеческого языка усту­пает место звуковому образу слова, уступает место звуковым но­сителям мифосемантики.

Переведение мифосемантики с тяжеловесной основы меточных камней на мобильную основу звуковой речи открывает фантасти­ческие возможности для развития мифосемантического содержа­ния культуры. И, вероятно, культурные возможности эректуса увеличиваются по сравнению с возможностями хабилиса ровно на столько же, на сколько увеличиваются возможности ребенка, всту­пающего в период активного овладения звуковой речью.

Впрочем, меточная индустрия олдувайского человека имеет как бы двух наследников. Если, с одной стороны, ее прямым наследником выступает звуковая речь как средство удержания и культурной трансляции мифосемантического пространства куль­туры, то своего рода побочным ее наследником становится со­зданная питекантропом и ориентированная на воспроизводство по образцу обрядово-ритуальная каменная индустрия, которая начисто утрачивает меточный, персонифицирующий характер и становится индустрией, ориентированной на утилитарно-функ­циональные возможности камня.

И это, между прочим, тоже свидетельство интеллектуального прорыва, осуществленного питекантропом: ведь его интеллект поднимается до абстракции инвариантной орудийной формы. От хаотической бессистемности галечных сколов он переходит к принципиально новому типу производства, ориентированному на некоторые устойчивые и мысленно удерживаемые технологичес­кие формы. В частности, одной из наиболее ранних устойчивых предметных форм, смоделированных питекантропом, становит­ся, как уже отмечалось, форма проторубила. Эта форма удержи­вается и развивается на протяжении нескольких сотен тысяч лет и, в конце концов, обретает весьма совершенные очертания в раз­витой ашельской индустрии ручных рубил.

Ручное рубило - это едва ли не единственный орудийный тип, который известен создаваемой питекантропом ашельской культу­ре. И этот орудийный тип практически не знает вариаций своей базовой формы. Поэтому не может не производить впечатления, когда на ашельских стоянках обнаруживаются многие тысячи практически идентичных каменных предметов вполне закончен­ной в функциональном отношении грушевидной или миндале­видной формы. Менее распространенными, но так же характер­ными для ашельской культуры являются имеющие форму буквы D кливеры. Другие же орудийные формы этой культуре практи­чески неизвестны.

Такое типологическое единство предметов, изготавливаемых питекантропом на протяжении нескольких сот тысяч лет, являет­ся несомненным свидетельством того, что в ашельской культуре становится значимой не столько трансляция конкретных камней, конкретных каменных меток, сколько трансляция самой орудий­ной формы, и, вместе с тем, трансляция каких-то технологичес­ких схем. А это значит, что питекантропа интересуют уже не ин­дивидуальные знаковые сколы на том или другом конкретном камне но некий ПРИНЦИП скалывания, ПОРЯДОК скалыва­ния и образующаяся в результате форма. Каменные предметы, производимые питекантропом, перестают быть индивидуальны­ми мифосемантическими метками, а становятся типологическими орудиями труда. Точнее - практически одним-единственным ору­дием труда, ручным рубилом, но способным к полифункциональ­ному использованию. Если меточные камни являлись первичны­ми носителями мифосемантики, первичными предметными вопло­щениями слов и оттого были важны в своей каменной индивиду­альности, то питекантроп делает принципиальный шаг вперед и создает весьма абстрактную конструкцию, каковой оказывается идея ручного рубила.

Изобретение феномена орудийной формы и процесса куль­турной трансляции не персональных меточных камней а некоей идеи орудия, принципиально мультиплицируемой, принципиально размножаемой - это безусловный знак того, что сознание пите­кантропа обретает выраженные утилитарно-магические оттенки. Питекантроп - это существо, которое уже способно производить не каменные персоналии, а каменные инварианты, некие куль­турно значимые формы камня. А это значит, что его начинает интересовать не каменная индивидуальность производимого им предмета, а способность этого предмета к максимально эффек­тивному исполнению каких-то практических обязанностей. Он впервые начинает изготавливать предметы, обладающие способ­ностью принципиальной взаимозаменяемости. И только с этого момента можно говорить о возникновении своеобразного каменного конвейера, производящего по образцу.

Если олдувайская культура за два миллиона лет своего суще­ствования так и не выработала никаких устойчивых орудийных форм (а, значит, не сумела совершить открытие идеи орудия), то

новый тип культуры характеризуется выраженной функциональ­ной типологией изготавливаемых орудий, что и свидетельствует о их принципиально утилитарном характере.

Даже самые грубые и несовершенные проторубила доашельского периода отличаются от галечных псевдоорудий самым ради­кальным образом. И, прежде всего, тем, что на них лежит отчет­ливая печать технологической эволюции, чего не было даже близко в случае с олдувайской культурой. Как бы ни были грубы эти ручные рубила, в них отчетливо просматривается поиск функцио­нальной эффективности. Они уже нащупывают ту функциональ­но-оптимальную форму, которая на несколько сотен тысяч лет ста­новится своеобразной технологической матрицей для изготовле­ния все новых и новых ручных рубил, и уже в ашеле эти рубила приобретают законченную и гармоничную яйцевидную форму.

Но то же самое относится и к другим орудиям, изготавливае­мым в эту эпоху. На смену той полной неустойчивости форм, которую демонстрируют галечные псевдоорудия олдувайской эпо­хи, приходят немногие, но чрезвычайно устойчивые ТИПЫ ору­дий, которые соответствуют эпохе Homo erectus. Я бы вообще сказал, что самая главная особенность, которая характеризует каменную индустрию этой эпохи, - это принципиальная типологизируемость изготавливаемых орудий, в отличие от принципи­альной нетипологизируемости искусственно обработанных олдувайских галек. А типологизируемость - это несомненное доказа­тельство того, что в предательскую и ашельскую эпохи предме­том трансляции становятся не сами ритуальные знаково-меточные камни, а технологии их изготовления.

Следовательно, создатели ашельской культуры - это сущест­ва, которые осуществляют принципиально новый тип диалога с камнем. Это существа, уровень абстрагирующей деятельности которых уже достаточен для того, чтобы сформировать некую конструктивную идею, своеобразной эманацией которой и стано­вится ашельская индустрия каменных рубил. И не удивительно, что мозг питекантропа - создателя ашельской культуры - демон­стрирует столь существенный скачок по сравнению с мозгом сво­их предшественников.

Дата добавления: 2014-11-29