В преддверии языка

Итак, феномен культуры начинается с того, что некий слу­чайный каменный скол становится носителем информации, - но информации особой, легендарной, мифологической. Мифологи­ческой эту скрытую информацию делает то, что она является информацией не столько о каком-то внешнем событии, сколько об эмоциональном переживании того или иного события. Т.е. с

самого начала каменный скол несет в себе информацию о внут­реннем, субъективном, невидимом.

Но, таким образом, культура начинается с феномена знака, и этот конкретный знак, конкретная метка на первых порах не су­ществует как знак для другого, а является исключительно знаком для себя. Скол на камне - это прежде всего знак интенсивного эмоционального переживания, случившегося "здесь и теперь" с каким-то конкретным индивидом, и этот знак открыт только это­му индивиду и закрыт для любого другого. А это значит, что меточный камень является носителем самого элементарного мифа: мифа субъективного переживания. Он несет на себе не объектив­ную, а глубоко субъективную информацию, и в этом состоит его главное своеобразие. Потому-то он и является прообразом слова. Итак, камень со сколом - это прежде всего знак. Знак, за которым скрывается некое существенное событие. Знак, за кото­рым скрывается некое существенное воспоминание, а, следова­тельно, знак, за которым скрывается некий первичный миф. По­тому что воспоминание о событии, воспроизводимое с помощью искусственной метки, искусственного знака и сохраняющееся с помощью этого искусственного знака в объективированной каменной памяти, - это и есть не что иное, как миф. А отсюда следует, что галечные псевдоорудия являются не чем иным, как... своеобразной библиотекой - самой первой библиотекой в истории человеческой культуры и одновременно - самой первой манифес­тацией культуры как таковой. Галечные псевдоорудия - это под­линные ПАМЯТНИКИ, то бишь объективированные носители человеческой памяти.

И вместе с тем, парадокс древнейшей культуры заключается в том, что на самом первом своем этапе она пока еще... лишена языка как средства коммуникации. Она носит, если можно так выразиться, одноразовый характер - в том смысле, что она не может пока транслироваться другим поколениям. "Памятники" древнейшей культуры - это памятники, которые на первых порах существуют исключительно для своих создателей. Первичная мифосемантика знака открыта только тому существу, которое является автором соответствующей метки, но ни в коем случае не внешнему наблюдателю. Только для автора скола этот скол ока­зывается мифосемантически значим; для всех же остальных ка­мень со сколом - это мертвый камень, камень, ничем не отличаю­щийся от сотен других камней. Прочитать оставленную метку, оставленный знак может только тот, кто эту метку оставил, - во всяком случае, до тех пор, покуда нет особого языка, посредством которого создатель метки может попытаться объяснить какому-то иному существу смысл этой метки, может попытаться раскрыть скрывающееся за этой меткой мифосемантическое содержание. А создание такого рода особого языка, способного стать средством дешифровки мифосемантических кодов - это задача огромной степени сложности, и на решение этой задачи может уйти жизнь сотен и даже тысяч поколений.

Поэтому древнейшая каменная библиотека - это библиотека, каждое произведение которой имеет... только одного читателя -того, кто оставил соответствующую метку. Для всех остальных мифосемантика этой метки закрыта, носит, если можно так вы­разиться, эзотерический характер. И тем более эта библиотека не имеет на первых порах наследников: если мифосемантический знак открыт только тому существу, которое его произвело, какая бы то ни было культурная трансляция этого мифосемантического знака невозможна и бессмысленна.

Но, таким образом, мы приходим к ошеломительному выво­ду: культура возникает раньше языка, раньше коммуникации. Культура возникает как авторский знак, непроницаемый для взгля­да другого. И именно факт уже возникшей культуры - как куль­туры авторских сколов-меток - является принципиальной осно­вой для возникновения феномена языка как способа коммуника­ции по поводу мифа.

Во всяком случае, на самом раннем этапе существования ме­точной культуры ни о каком предъявлении мифосемантического содержания другому существу, а, стало быть, ни о какой соци­альной коммуникации говорить не приходится. Ведь чтобы предъ­явить другому существу мифосемантическое содержание, спря­танное в том или ином сколе, недостаточно тех сигнально-коммуницирующих систем, которые известны миру животных. Мифо­семантика скола - это то, что автору соответствующего скола яв­лено на уровне очевидности, но одновременно абсолютно непро­ницаемо для внешнего наблюдателя. И в этом - исходный пара­докс той коммуникации, которую можно было бы назвать собст­венно человеческой.

Человеческая коммуникация потому и является сверхсложной коммуникацией, что она происходит по поводу мифа, т.е. по по­воду тех мифосемантических непроницаемых очевидностей, ко­торые и составляют фундамент человеческой культуры. Чтобы разрешить эту проблему, чтобы разрешить этот парадокс непро­ницаемой очевидности, чтобы осуществить коммуникацию по поводу мифосемантической тайны скола, и оказывается необхо­дим феномен языка как феномен принципиально неизвестный миру животных.

В том-то и состоит суть человеческого языка, что он возникает по поводу трансляции тайной мифосемантики сколов. И в этом, судя по всему, состоит глубинный исток этого удивительного и ни на что не похожего феномена, поражающего своей многознач­ностью и фантастической надутилитарной избыточностью.

Но, таким образом, на самом раннем этапе культуры мы имеем совершенно парадоксальную ситуацию: культура уже есть, но она еще не умеет себя транслировать другому, она не становится пред­метом коммуникации, она не передается из поколения в поколение, она существует как бабочка-однодневка. Эта культура существу­ет как культурный акт, понятный только тому существу, которое осуществило этот культурный акт. Это культура, которая, следо-

вателыю, существует... не социально. Это культурное, которое, вопреки распространенному мнению о сущности культуры, прин­ципиально досоциально, принципиально опережает социальное.

Возможно, это один из самых удивительных выводов, который следует из предлагаемой гипотезы: самый ранний период культу­ры имеет не социальный, не коммуникативный характер. Культу­ра возникает как чистое авторство, которое еще не умеет говорить, которое еще только должно научиться говорить, которое еще толь­ко должно обрести то, что можно назвать социальным измерением культуры. Социальное еще только должно возникнуть, и возник­нет это социальное как коммуникация по поводу культуры; исток же культуры асоциален. Традиционное мнение, согласно которо­му культура изначально рождается в социальной оболочке, т.е. в оболочке той или иной общественной организации, не выдержива­ет столкновения с реальными фактами и парадоксами древнейшей материальной культуры. Наоборот, парадоксальная гипотеза, со­гласно которой феномен культуры возникает как принципиально досоциальный феномен, и лишь впоследствии обретает социаль­ную оболочку, - это гипотеза, которая позволяет объяснить многие факты и преодолеть многие парадоксы.

Таким образом, язык как способ коммуникации оказывается относительно поздним образованием в культуре. По-видимому, на протяжении долгих поколений субъективная меточная деятельность как первичная реальность культуры существует вне коммуника­тивного контекста. Способность дешифровки чужого знака - это способность, которая предполагает заведомо более высокий интел­лект, нежели интеллект хабилиса, и, судя по всему, эта способ­ность возникает на этапе возникновения нового антропологическо­го типа - представителя Homo erectus, или, возможно, какой-то неизвестной переходной формы между хабилисом и эректусом.

Но каким образом в таком случае возникает феномен языка, способного к коммуникации, и феномен социального как особой оболочки культуры?

Дата добавления: 2014-11-29