Производство из мифа

Напомню один из парадоксальных выводов предшествующего анализа: удивительнейшей особенностью древнейшего палео-

логического производства является то, что это производство, ко­торое не опосредовано постановкой сознательных утилитарных целей. Уже древнейшие галечные орудия в своей первоначаль­ной смысловой нагрузке не являются орудиями труда, а пред­ставляют собой производимые нецелевым образом каменные мет­ки, удерживающие первичное мифосемантическое пространство. Вначале это совершенно случайные сколы, производимые в экс­тремальных ситуациях, и становящиеся своеобразной каменной памятью об этих ситуациях и о субъективных ощущениях, сопро­вождающих эти ситуации (что и делает эти камни носителями не объективной, а глубоко мифологической информации). Это - самое начало культурогенеза и исходная точка антропогенеза - биоло­гического отбора с ориентацией на становящуюся культурную потребность.

На втором этапе - это сколы, воспроизводимые сознательно, в ритуальном действе, но опять же нецелевым образом - не "для", а "в силу того, что..." Они производятся не с целью получения какого-то результата, а просто потому, что этого требует логика исполнения ритуала. Ведь суть ритуала в первобытном обществе состоит в том, что он не имеет какой-то внеположенной цели, он - самозначим. Он не исполняется "затем, чтобы..." - он исполня­ется просто потому, что не может не исполняться, потому, что является высшей ценностью, указывающей на принадлежность человека к данному культурно-племенному сообществу. Архаи­ческий человек в точности исполняет предписанную традицией совокупность ритуальных действий вовсе не затем, чтобы добить­ся какого-то результата - скажем, создать полезное орудие труда или воспроизвести некий миф, актуализировать свою культур­ную память, - а просто потому, что совокупность этих ритуаль­ных действий сама по себе имеет для него сверхзначимый харак­тер. Однако побочным результатом этих ритуальных действий оказывается их "магическая" полезность: в результате тщатель­ного исполнения ритуала оказывается создано полезное орудие труда, воспроизведен миф, актуализирована культурная память. Но, подчеркиваю, не как целевой, а как побочный результат.

Таким образом, материальное производство палеолитическо­го человека детерминировано не целью, а мифом. Палеолитичес­кий человек вовсе не изобретает так называемые орудия труда целевым образом. Ведь цель - это образ будущего. А структурам исторического времени неоткуда взяться в сознании палеолити­ческого человека: мифы сосуществуют здесь одновременно, и не сочленены пока еще в плотное полотно эпической целостности. Тем не менее, факт заключается в том, что количество предмет­ных изобретений, находящихся на счету первобытного человека огромно - откуда же они берутся? Как показал предшествующий анализ, они не отнюдь не изобретаются целевым, сознательным образом, а являются случайными сколами с мифа. Первобытный человек просто делает2 нечто - по логике ритуала и мифа - а потом уже смотрит, что же у него получилось. И придумывает,

каким образом можно это "нечто" использовать. И придумывает для этого получившегося "нечто" имя (а, значит, миф).

Что примечательно, именно такая схема "творения мира" пред­ставлена в деятельности ветхозаветного Бога, который ВНАЧАЛЕ делает, ПОТОМ называет, и лишь НАКОНЕЦ обнаруживает, что сделанное им - хорошо. "И назвал Бог сушу землею, а собра­ние вод назвал морями. И увидел Бог, что ЭТО хорошо" (Быт., 1,10). И это - парафраз производящей культуры, свойственной первобытному обществу, где тоже вначале есть предмет, удержи­вающий миф, и лишь потом возникает представление о возможном утилитарном использовании этого предмета. Миф обрабатывае­мого предмета здесь безусловно предшествует представлению о его утилитарном использовании. Это культура производящая, но не целевая, и ветхозаветный Бог - подлинный представитель этой архаической культуры. Эта культура не сообразуется ни с какой рационально поставленной целью, и потому она не может быть названа целесообразной.

Палеолитический человек производит не потому, что ставит перед собой какую-то практическую цель или производственную задачу, а просто потому, что выполняет предписанные обрядом и ритуалом процедуры. Производство совершается здесь не как сознательный процесс, вызываемый какими-то практическими потребностями, а, скорее, как своеобразный побочный результат строго исполняемых ритуально-обрядовых действий. Все, что требуется от палеолитического человека - это неукоснительно следовать требованиям ритуала, и тогда его производство будет осуществляться само собой, без каких-либо особых сознательных усилий с его стороны.

Это чрезвычайно похоже по своему механизму на псевдотру­довую активность маленького ребенка, который готов воспринять в деятельности взрослых ритуальную форму, но, естественно, не содержание. Трехлетний "трудяжка" будет с огромным энтузиаз­мом мусолить мокрой тряпкой пол или поднимать клубы пыли с помощью веника, старательно воспроизводя схему действий, под­смотренную у мамы, - однако менее всего его будет интересо­вать цель, результат, т.е. придание полу некоторой степени чис­тоты. Как раз фактор чистоты ребенка не интересует совершен­но. Единственное, что его волнует - это выполнение ритуального действия.

Понятно, что трехлетний ребенок выполняет мифологически значимый для него ритуал подметания пола или мытья посуды, воспроизводя канву действий своей мамы самым поверхностным, самым приблизительным образом, и оттого реальный результат способен только рассмешить взрослого наблюдателя: ни пол, ни посуда не становятся чище. И это связано с тем, что ребенок трех лет на понимает объективный смысл этих процессов: они имеют для него исключительно субъективный смысл. Он вовсе не посу­ду моет и не пол подметает, а занимается чем-то совершенно дру­гим: воспроизводит схему действий, подсмотренную в мире взрос-

лых, и именно воспроизведение этой подсмотренной схемы дей­ствий является смыслом его деятельной активности. И точно так же палеолитический производитель занимается вовсе не деятель­ностью по производству новых орудий труда, выделкой шкур, строительством жилища, созданием ритуальных фигурок из кам­ня, кости или дерева, а чем-то существенно иным: воспроизведе­нием предписанного традицией мифологического ритуала.

Принципиальное отличие маленького ребенка от социально зрелого представителя палеолита заключается только в том, что последний обременен высокой степенью социальной ответствен­ности, и выполняет систему ритуальных действий с максималь­ной, можно сказать ювелирной точностью, и именно это придает его нецелевой, мифологической деятельности выраженный про­изводительный эффект, каковой в деятельности трехлетнего ре­бенка практически отсутствует. Как подчеркивают исследовате­ли первобытности, "передающиеся из поколения в поколение образцы должны воспроизводиться с точностью до малейших деталей, так как считается, что в противном случае магический обряд не даст желаемых результатов" '.

Именно в точности трансляции обрядово-ритуальных элемен­тов - залог того, что обряды и ритуалы оказываются магически эффективными, эффективными с чисто производственной, чисто практической точки зрения. При отсутствии развитых форм целеполагания точность трансляции обрядово-ритуальных элемен­тов - это то ключевое условие, которое делает первобытную куль­туру принципиально результативной: побочным результатом обрядово-ритуальной деятельности является... производство. Но при том факт наличия у первобытного человека производства вовсе не означает, что он сознательно ставит какие-то производствен­ные задачи - скажем, задается целью сделать каменный топор. Нет, он просто строго и неукоснительно выполняет некий свя­щенный ритуал, а уже в результате тщательного исполнения ри­туала происходит чудо: в его руках - совершенно магическим образом! - появляется нечто, чему можно дать священное имя и начать использовать для каких-то практических нужд.

В этой связи замечу еще раз, что совершенно неверно пред­ставление, будто так называемая первобытная магия возникает как попытка решения первобытным человеком каких-то практи­ческих задач. Это для современного наблюдателя так. А для че­ловека, живущего мифом и глядящего на мир глазами мифа, ма­гия - это та деятельность, в которой феномен мира впервые толь­ко рождается. Поясню этот тезис опять же обратившись за помо­щью к трехлетнему малышу. Ведь когда он мусолит тряпкой та­релку, он вовсе не пытается на сознательном уровне решить не­кую практическую задачу под названием "мытьё посуды". Он вовсе не ставит перед собой ЦЕЛЬ вымыть тарелку, а просто вос­производит некую ритуальную схему. Но парадокс при этом за­ключается в том, что, если он будет мусолить эту тарелку доста­точно долго, в конце концов может случиться так, что эта тарел-

ка окажется действительно более или менее чистой. И это есть не что иное, как описание типичной магической процедуры: чтобы получить некий практический результат, надо с максимальной тщательностью воспроизвести некую ритуальную процедуру, - и результат чудесным образом родится на свет "из ничего".

В этом и состоит суть первобытного, нецелевого производст­ва: это производство, которое совершается нечаянным и магичес­ким образом. Это воистину НЕЧАЯННОЕ производство, это МАГИЧЕСКОЕ производство. Это производство, в котором по­явление на свет каких-то предметов, каких-то вещей является для производителя не столько результатом планомерных и целена­правленных действий, сколько чудом, являющимся на свет не­весть откуда и совершенно загадочным образом. Магически-не­чаянное производство - это и есть, пожалуй, наиболее точная характеристика того производства, которое характерно для наиболее древнего состояния человеческой культуры.

Под знаком магически-нечаянного производства проходит практически весь палеолит. И лишь производство, возникающее в эпоху неолита, - это производство, однозначно опосредованное постановкой утилитарных целей. Производство, осуществляемое не "в силу того, что...", а "для того, чтобы...". Но вот как и почему возникает эта утилитарность, составляет подлинную за­гадку. Ниже будет предложен один из возможных вариантов ее решения.

Земледелие: детерминация целью

Итак, сама суть производительной деятельности донеолитического человека, состоит в том, что она является странным обра­зом нецелевой (в отличие от охоты и собирательства, которые не являлись производительными видами деятельности, но зато имели выраженный целевой характер). Человек палеолита и мезолита производит не потому, что он стремится получить какой-то прак­тический результат, а просто потому, что он с максимальной тща­тельностью совершает некую совокупность действий, предписан­ную ему мифом, а, значит, предписанную ему ритуалом. Специ­фика первобытного производителя состоит в том, что он менее всего является изобретателем, движимым нуждами практики.

Феномен утилитарного изобретательства, когда ставится ка­кая-то цель, какая-то техническая задача, и уже под эту техни­ческую задачу придумывается некая вещь, - это завоевание эпохи цивилизации, т.е. эпохи, которая как раз только и начинается с неолитической революции. В открытии феномена целевой дея­тельности и состоит, возможно, главное открытие, сделанное нео­литическим человеком - то открытие, которое составляет подлин­ную суть того, что мы называем неолитической революцией.

Создание "food-producing economy" - это ведь лишь внешняя сторона неолита. Подлинная тайна неолита заключается в том, что он является не просто хозяйственной, не просто экономичес-

кой революцией, но и революцией мировоззренческой. И ключе­вое звено этой мировоззренческой революции как раз и состоит в открытии феномена цели. Отныне производство перестает носить случайно-непредсказуемый характер и все более становится це­левым. Возникает принципиально новый режим детерминации производства: детерминация не мифом, а целью. И это, разумеет­ся, связано с тем, что предметом производства впервые становит­ся пища, и производство впервые становится непосредственным источником поддержания жизни.

В самом деле, на протяжении всего палеолита - а это два с половиной миллиона лет! - предметом и продуктом производства являлись принципиально надбиологические феномены: предме­ты культа ("предметы культуры"), символические структуры и т.п., т.е. предметы и структуры, предполагающие многозначность трактовок, многозначность интерпретаций. Открытие земледелия - это открытие такого производства, предметом и продуктом ко­торого впервые становится не символическая реальность, а ре­альность, если можно так выразиться, физиологическая. Про­дукт земледельческого производства, в каких бы религиозных контекстах он ни находился, предполагает совершенно однознач­ную интерпретацию: это - пища, т.е. условие и источник физи­ческого существования. Эта-то однозначность земледельческого продукта и обусловливает целевой характер земледелия. Ведь человек, работающий на земле, озабочен не столько тем, чтобы максимально точно исполнить некий предписанный традицией обряд, сколько тем, чтобы добиться максимально эффективного результата, т.е. собрать максимально богатый урожай.

И это обстоятельство радикальным образом меняет взаимоот­ношения человека с производством. Переориентация производст­ва с мифа на цель, переориентация производства на прагматичес­кий результат имеет множество радикальных последствий. И главное из них состоит в том, что возникает энергия сознатель­ной изобретательской деятельности, и на смену медленному, эво­люционному развитию производства приходит процесс непрерыв­ных технологических скачков и потрясений - процесс, берущий начало в эпоху неолита и экспоненциально развивающийся по сей день.

В самом деле, поскольку палеолитический человек в своей производительной деятельности был абсолютно повязан формой производственного ритуала и был начисто лишен представления о каких бы то ни было содержательных целях своего производст­ва, возможности каких бы то ни было сознательных инноваций были исключены. Потому-то и происходит так, что на протяже­нии тысячелетий производственный процесс в первобытном об­ществе не знает изменений. Наоборот, открытие феномена целе­вого труда, труда сугубо прагматического, труда, подчиненного требованиям результативности и эффективности, вызывает всплеск инновационной активности со стороны неолитического человека в области материального производства: именно с неолита начи-

нается экспоненциальный рост технологических нововведений в истории человеческого общества.

Сам феномен земледелия - это не просто переворот в сфере материального производства. Феномен земледелия - это перево­рот человека во взаимоотношениях с собственным мифом. И хотя принято связывать с земледелием идею закабаления человека трудом (к чему есть безусловные основания), нельзя не заметить, что земледелие оказывается парадоксальным образом манифес­тацией человеческой свободы по отношению к мифу. Эпоха без­граничного господства мифа кончается: отныне миф вынужден делегировать часть своих властных полномочий идее практичес­кой целесообразности. Возделывание земли - это первая форма производительной деятельности, в которой человек руководству­ется не только мифом (хотя и мифом тоже), но и соображениями так называемой практической целесообразности. Другое дело, что, освобождаясь от абсолюта мифологической зависимости, он по­падает в зависимость от земли, в зависимость от практической целесообразности, но это уже принципиально иная форма зави­симости, нежели зависимость от мифа. Это уже зависимость от объекта.

Таким образом, с возникновением земледелия завершается эпоха абсолютного субъективизма, завершается эпоха, в которую человека принципиально не волновал вопрос "а как на самом деле?". Завершается эпоха, когда принципиально мифологичес­кий взгляд на мир являлся для человека высшей культурной цен­ностью, а сама культура являлась тождественной мифологии. Земледелие - это первая форма деятельности, которая начала от­деляться от мифа и создала основу для открытия феномена объ­екта, феномена природы.

И оттого, кстати, именно земледелие является своего рода производственным условием религиозно-эпического переконстру­ирования мифологии. Ведь религия - это диалог с дистанциро­ванным мифом, с мифом, превращенным в объект, с мифом, пре­вращенным в бога; понятно, что такой диалог невозможен в эпо­ху, когда отсутствует сама идея объекта. А земледелие - это именно та деятельность, в которой впервые возникает идея объекта. И потому эпохе земледелия соответствует в духовной сфере не все­поглощающий и всеохватный миф, а совершенно особый инсти­тут, который мы называем религией: ведь боги - это мифы, кото­рые обрели свои, так сказать, объективированные формы суще­ствования. Религия - это институт, в котором миф перестает быть субъективной реальностью, но впервые становится объективной реальностью, т.е. богом, существующим вне и независимо от че­ловека.

Но если возникновение земледелия - это подлинная предпо­сылка изобретения объективированных богов, то оно же и под­линная предпосылка философствования: ведь благодаря объек­тивации мифа у человека впервые появляется возможность всту­пать со своей собственной мифологией в рефлексивный диалог.

В доземледельческую эпоху человек сращен со своей мифоло­гией и не способен отделить себя от своего мифа. Его сознание является тотально мифологическим и не способно к диалогу с самим собой, т.е. не способно к самосознанию, к рефлексии. Те­перь же, когда миф обретает объективированное существование, когда миф становится богом (или, точнее, множеством богов), у человека впервые возникает возможность диалога с собственным сознанием. Следовательно, религиозная объективация мифа, "обо­жествление" мифа создает принципиальную возможность реф­лексии. Поэтому земледелие - суть подлинная предпосылка реф­лексии и - в перспективе - философии.

Впрочем, есть и другая сторона описанного процесса объекти­вации человеческого взгляда, происходящего с наступлением эпохи земледелия. Да, эпоха земледелия - это эпоха, в которую начина­ется преодоление мифологического субъективизма, происходит открытие объекта, обладающего собственной логикой, и начина­ется процесс осознания мифа как объекта в различных религиоз­ных конструкциях. Но одновременно - и это ничуть не противо­речит сказанному - именно в эпоху земледелия закладывается фундамент человеческой субъектности, человеческой индивиду­альности.

Ведь палеолитический человек, в сущности, не являлся субъ­ектом производства; подлинным субъектом производства являл­ся здесь ритуал и несомый им миф. Ритуал жестко диктовал че­ловеку последовательность действий и - руками человека! - тво­рил всю совокупность культурно-культовых предметов, которые возникали не по воле и желанию человека, а по самостоятельной и автономной логике ритуала. Теперь же, с возникновением зем­леделия человек впервые получает возможность осознать себя в качестве инициатора и демиурга собственной производительной деятельности, осознать себя в качестве хозяина собственных рук и хозяина произведенного продукта. И в этой точке - исток воз­никающей вместе с земледелием идеи индивидуальной собствен­ности, а вместе с ней - и идеи индивидуальности как таковой. Субъектность, индивидуальность рождается, с одной стороны, как демиургичность, как авторство, а, с другой, - как право вла­дения, как право собственности (в доюридическом, разумеется, смысле) на произведение собственных рук. Древний земледелец - суть подлинный прообраз Бога, поскольку он начинает пережи­вать себя как демиурга и собственника производимого продукта.

Итак, преодоление мифологической субъективности (откры­тие объекта) и открытие человеческой субъектности - это два вза­имодополнительных процесса, и оба они оказываются возмож­ными только в эпоху земледелия.

Однако и этими двумя процессами еще не исчерпывается суть мировоззренческой революции, происходящей в неолитическую эпоху под знаком открытия целевого производства. Ведь целевое мировоззрение - это мировоззрение, которое принципиально жи­вет во времени и предполагает некоторое будущее, отличное от

настоящего. А, следовательно, возникновение земледелия как целевой формы производства - суть важнейшая предпосылка воз­никновения самого феномена истории и исторического сознания. Производство, в котором появляется цель, предварительное мо­делирование будущего, - это производство, в котором оказывает­ся заявлена необходимость истории. И потому земледелие следу­ет рассматривать в качестве одной из предпосылок возникнове­ния в сознании человека идеи исторического будущего, отлично­го от настоящего.

Совокупность всех перечисленных мировоззренческих факто­ров и обусловливает возникновение феномена цивилизации. Ци­вилизация - это принципиально целевое общество, которое живет во времени - т.е. имеет собственную историю, творимую людьми, и предполагает возможность некоего будущего, которое было бы отлично от настоящего. И подлинная колыбель цивилизации¹ -земледелие.

Дата добавления: 2014-11-29