Кризисы разочарования» как возможная основа построения периодизации развития элитарных ориентации

По мнению некоторых авторов, в основу «кризисов разочарования» может быть положен изначальный кон­фликт между «сыном и отцом». Например, С. Москови­чи пишет, что многие «легенды рассказывают нам о на­шем детстве», где главный герой описывается часто как «сын знатной или королевской четы», вынужденный по­началу воспитываться в семье незнатной. «Воспитан­ный этой заимствованной семьей, ребенок вырастает, становится сильным и смелым, — пишет С.Москови­чи. — Затем начинается жизнь, полная опасностей и ри-

скованных приключений, в процессе которых раскры­вается его героическая натура. В итоге он заставляет ис­тинную благородную семью признать себя. Потом он мстит своему отцу и вновь воссоединяется со своей ро­диной. Он поднимается на трон, который ему принадле­жал с самого рождения. Именно потому, что сын бросает вызов отцу и побеждает его, он и становится героем» (Московичи, 1996. С. 388—389).

«Как машина, которая работает лишь тогда, когда есть разница между теплым и холодным источниками энергии, так и индивид выковывает свои качества, кото­рые сделают из него исключительное существо, но толь­ко при условии существования разницы между социаль­ными уровнями двух семей, — рассуждает далее С. Мос­ковичи. — Все должно разворачиваться таким образом. В истинной семье он рождается, в заимствованной семье он рождается вновь или заставляет себя рождаться в во­ображении. Не утверждают ли индийцы, что индивиды, принадлежащие к высшим кастам, «рождены дважды»?.. Двойное родство делает из ребенка большого человека в его глазах и в глазах других... Легенды и исключения из них обеспечивают различным народам именно то, в чем они нуждаются, чтобы объяснить, почему они состоят из двух классов людей, и оправдать различия между ними» (Московичи, 1996. С. 390—392).

Но «легенды» нужны не только для «оправдания» со­циального неравенства, но и для «обоснования» перс­пектив своего более достойного развития, неизбежно предполагающего и «разочарования», и частичный отказ от того, что еще совсем недавно было образцом для по­дражания. Можно предположить, что «кризисыразочаро­вания» в предшествующем элитарном идеале являются опорными точками ценностно-смыслового развития лич­ности.

При этом само аффективное переживание «кризиса разочарования» определялось бы степенью реалистич­ности данного элитарного идеала и его соответствием нравственным установкам личности. Сама реалистич­ность идеала выступает прежде всего не в объективной форме, а в субъективной, позволяющей сделать его лич-ностно значимым (реальным) для данного человека. Также и нравственная состоятельность идеала важна не в плане всеобщей морали (или так называемых «общече­ловеческих ценностей»), а именно применительно к нЪ-146

личному этическому развитию данного человека, что также позволяло бы говорить о личностной значимости идеала.

Кроме того, переживание «кризиса разочарования» в данном элитарном идеале определялось бы рассогласо­ванием реалистичности и нравственной приемлемости идеала. Например, в случае высокой реалистичности идеала, но его явной нравственной сомнительности у некоторых (совестливых) людей вполне может насту­пить разочарование в данной элитарной ориентации.

Тогда сам «кризис разочарования» преодолевался бы в случае повышения степени реалистичности и нравст­венной состоятельности данного или уже нового элитар­ного идеала, а само ценностно-смысловое развитие пе­реходило бы в стадию освоения нового элитарного идеа­ла (или раскрытие новых особенностей в старом идеале) и постепенного накопления отрицательных впечатле­ний об этом идеале как условии последующего разочаро­вания и поиска нового, более совершенного и личност-но привлекательного элитарного идеала и т.д.

Особые проблемы в поиске (и развитии) элитарного идеала возникают тогда, когда ориентация и реализация нового идеала создает для человека огромные проблемы в его реальной жизни (непонимание и даже осуждение со стороны окружающих и близких людей). В одних случаях это может стать причиной патологических нарушений личностного развития (вплоть до «расщепления лично­сти», когда старые и новые элитарные ориентации всту­пают в противоречие), в других случаях — основой для действительного личностного роста через выбор и прео­доление противоречия между различными элитарными ориентациями.

В наиболее сложных случаях человек вынужден вести своеобразную «двойную игру». Например, если он осознал личную значимость для себя нового элитарного идеала, но прекрасно понимает, что его открытая (смелая) реа­лизация этого идеала создаст ему множество проблем, то само развитие этой новой элитарной ориентации будет проходить скрытно, на фоне внешней реализации старо­го (и уже несовершенного, с точки зрения самого чело­века, но не его окружения) элитарного идеала.

Если бы люди во всех случаях открыто заявляли бы свои новые элитарные ориентации, то многим из них вряд ли удалось бы сделать свою карьеру и вообще че-

го-то добиться в жизни. В этой связи Г. Селье с сожале­нием отмечает, что нередко «из вузов уходят весьма та­лантливые и оригинальные мыслители, не желающие или не умеющие приспособиться к устоявшейся рутине учебного заведения... но в любом случае студент, если он достаточно сильная личность, может приспособиться к своим преподавателям в той мере, в какой это необходи­мо, и не тратить время на роптания по поводу неизбеж­ного... типичный «кандидат на отсев» не ленив, он про­сто не гибок...» (Селье, 1987. С. 53—54).

Другим примером вынужденной «двойной игры» яв­ляется феномен «поведенческого двуязычия» россий­ской интеллигенции в годы тоталитаризма, когда на ра­боте говорилось одно, а дома, в кругу семьи и друзей, — другое. Рассматривая особенности интеллигенции со­ветского периода, К.Г. Барбакова и В.А. Мансуров пи­шут, что между тогдашней элитой и интеллигенцией су­ществовали своеобразные «рыночные отношения», ког­да идеологическая система «регулирует рынок, на кото­ром спрос обеспечивается продукцией советской интел­лигенции» и когда «большинство представителей интел­лигенции даже испытывали чувство благодарности влас­тям за то, что они обеспечивали их работой за щедрое вознаграждение» (Барбакова, Мансуров, 1991. С. 167).

Но, с другой стороны, именно способность отстоять свое представление о достойной жизни (мы бы сказали, утвердить свое представление о новом элитарном идеа­ле) часто вызывает восхищение и даже гордость у окру­жающих, способствуя созданию не только индивидуаль­ных, но и общих (общественных) условий для личност­ного развития различных людей.

Это соотносится с проблемой манипуляции обще­ственным и индивидуальным сознанием. Э. Шостром вы­деляет «манипулятора», когда сам человек «превращает­ся в вещь», обычно «очень занятую» и «ориентирован­ную на рынок», и «актуализатора», для которого харак­терна «личностная цельность». «Актуализатор, напри­мер, свободен в том смысле, что, играя в игру жизни, он осознает, что играет, — отмечает Э. Шостром. — Он по­нимает, что иногда манипулирует, а иногда манипули­руют им. Короче, он осознает манипуляцию» (Шостром, 1992. С. 67).

В ситуации профессионального и личностного само­определения, связанного и с выбором элитарного идеа-

ла, человек также может избрать для себя вариант «ма­нипулятора» или «актуализатора». В случае более слож­ного и достойного выбора (с ориентацией на «актуализа­цию» — по Э. Шострому) человек должен именно осознавать, в каких случаях манипулируют им (напри­мер, представители элиты или псевдоэлиты и подыгры­вающие им средства формирования массового созна­ния), а в каких случаях он сам превращается в манипуля­тора.

Все это определяет сложнейшие проблемы, возника­ющие перед профконсультантом, пытающимся помочь человеку в наиболее полноценной профессионализации и построении своей карьеры. Поэтому одной из задач профессионального консультирования становится фор­мирование готовности самоопределяющегося человека к разумным (а часто и неизбежным) компромиссам на пути к своему элитарному идеалу.

Анализ сущности элитарных ориентации позволяет выделить их интересную особенность. Многие люди, ре­ально оценивая свои возможности, стремятся не столь­ко самим стать «элитой», сколько просто приблизиться к ней, почувствовать самим и рассказать окружающим о своей сопричастности к элите. Этому возможно следую­щее объяснение. Если простой человек переходит на следующий уровень социальной иерархии (попадает в более элитную группу), то он неизбежно сталкивается с тем, что межлюдские отношения значительно для него усложняются (известно, что чем престижнее «тусовка», тем в большей степени проявляются в ней «волчьи зако­ны», основанные на зависти и интригах). Попав в более престижную среду, такой человек скорее всего вынуж­ден будет довольствоваться довольно скромной социа­льной ролью, и ему придется сильно постараться (в том числе и пойти на определенные внутренние компромис­сы), чтобы занять в этой группе более привилегирован­ное положение. И далеко не все на это способны (в элит­ных группах происходит довольно жесткий естествен­ный отбор).

И тогда многим людям гораздо проще бывает, лишь соприкоснувшись с элитной группой (просто «отметив­шись» там), вновь вернуться в свою прежнюю, менее престижную группу, и занять в ней если и не самую глав­ную, но все равно довольно приемлемую для него социа­льную роль, постоянно напоминая всем о том, что он

«избранный», что его «приняли» в более престижной «тусовке», и, естественно, получать с этого определен­ные психологические выигрыши.

Возможность стать настоящей элитой многих про­сто пугает. Следует заметить, что лица, занимающие са­мую высокую иерархическую ступеньку (например, царь или сам Господь Бог), с элитой обычно не отожде­ствляются, поэтому многие даже в мыслях себе не могут представить, что могут стать «самыми лучшими из луч­ших». Примечательно, что в качестве «нижней границы» элитарности можно выделить откровенное слабоумие, когда вообще нет никаких претензий быть «лучше, чем ты есть на самом деле». И в этом смысле (в смысле не­привлекательности для большинства) верхняя иерархи­ческая ступенька и самая нижняя как бы сливаются. По­этому когда кто-то заявляет о своей претензии стать «са-мым-самым», то о нем говорят, что он, видимо, просто «свихнулся»... И тогда обычный человек готов даже мно­го «заплатить», чтобы его, ни дай Бог, кто-то не поставил на более высокую иерархическую ступеньку...

Быть самым лучшим — это значит взять на себя огромную ответственность и постоянно выступать об­разцом совершенства. Но для многих людей (включая и представителей различных элит) важно сохранить за со­бой право на несовершенство (на различные слабости и пороки, от которых трудно отказаться). Быть просто со­причастным элите очень выгодно, т.к. от ее имени и под ее покровительством можно решать множество вопро­сов. Но при этом человек неизбежно сознательно ставит себя ниже некоего более высокого существа, под покро­вительством которого он действует. Для кого-то такое положение уже является фактом ущемления собствен­ного достоинства, а для кого-то это вполне нормальное состояние. Но о последних почему-то принято говорить как о «холуях», как о «придворных», как о «слугах», как о «шестерках» и т.п., т.е. как о людях, не имеющих своего лица и своего мнения... И это тоже их плата за «успех».

Если брать за основу построения периодизации раз­вития элитарных ориентации смену «кризисов разоча­рования», то здесь во многом можно опираться на изве­стные в отечественной возрастной психологии критерии: социальную ситуацию развития, смену ведущей деяте­льности и личностные новообразования (по Л.С. Выгот­скому, Д.Б. Эльконину и др.).

Например, в раннем дошкольном детстве, если ма­лыш не ходит в детсад, то он быстро усваивает и ориен­тируется на образ «хорошего домашнего ребенка». В старшем дошкольном возрасте, если ребенка отправля­ют в детсад, то он сталкивается с тем, что его прежний образ «хорошего мальчика» вступает в противоречие с новыми требованиями изменившейся социальной ситу­ации и ведущей деятельности. И тогда дошкольник на­чинает все больше ориентироваться на образ «хорошего воспитанника», способного не только радовать своих родителей, но и строгих воспитательниц, и даже своих сверстников, с которыми он играет в групповые ролевые игры. При переходе в школу вновь меняются социальная ситуация и ведущая деятельность, и тогда ребенок вы­нужден «разочаровываться» в образе хорошего «детса­довского мальчика» и быстро осваивать роль «хорошего ученика» и т.д.

Примечательно, что такие «разочарования» нередко сопровождаются у самих детей стремлением даже вы­смеивать то, что совсем недавно было образцом для по­дражания. Например, в подростковом возрасте многие проходят через высмеивание (или хотя бы легкую иро­нию) по отношению к образу «хорошего ученика» или «послушной девочки»... А в подростковом возрасте не­которые девочки даже начинают специально изображать из себя «уже разочаровавшихся» в любви, в мужчинах и вообще в жизни, как бы подчеркивая свою готовность быть взрослыми (для них часто взрослый — это «уже успевший разочароваться»).

Исходя из этого, сами такие «кризисыразочарования» (как и вообще возрастные кризисы) должны быть взяты под контроль. Главное — это обеспечить такое развитие элитарных ориентации, которое бы не отвергало цели­ком предшествующий идеал (доводя его до полного осмеяния), а лишь постепенно показывало бы ребенку его ограниченность и заставляло бы его искать другой идеал, всего лишь дополняющий прежний и больше со­ответствующий изменившейся жизненной ситуации ре­бенка.

Развитие элитарных ориентации зависит также от общей социально-экономической и духовной ситуации в обществе. Можно даже предположить, что в условиях тоталитарной (моностилистической) культуры основ­ные этапы развития элитарных ориентации (и соответ-

ствующие «кризисы разочарования») будут у большин­ства детей почти одинаковыми, тогда как в более свобод­ном обществе (в условиях полистилистической культу­ры) у многих детей периоды развития элитарных ориен­тации будут достаточно вариативны.

Более того, в условиях полистилистической культу­ры возможно мирное сосуществование людей, для кото­рых определенные «образы» достойного человека будут оцениваться прямо противоположно: кто-то воспримет такой «образ» как идеал и будет к нему всячески стреми­ться, а для кого-то этот «образ» будет символом деграда­ции, и он, наоборот, будет стремиться удаляться от него. Примером может служить образ «самодовольного жло­ба», преуспевшего в жизни благодаря своей бесприн­ципности, что почти совпадает с образом «нового рус­ского», на который пока еще ориентируются очень мно­гие молодые люди, но, слава Богу, не все...

Дата добавления: 2014-11-29