Эллинистически римская философия 12 страница

При изучении философии, считает Сенека, нужно
обращать внимание и овладевать как «основоположе-
ниями», так и «наставлениями». Он отмечает, что у каж-
дой из умозрительных наук есть свои основы — δόγματα,
и передает этот термин как «основоположения» или
«первичные установления». «Наставления» относятся
к той части философии, которая называется греками
παραινετική — «назидательной». Разница между осново-
положениями и наставлениями в том, что первые — это
общие наставления, а вторые — на случай; одни учат в
целом, другие — по частям. Наставления следуют за ос-
новоположениями. В общем же Сенека склоняется к

тому, что в приобретении знаний достаточно ограничить-
ся самым необходимым. Многознание и чрезмерные
тонкости не нужны. В философии, по его мнению, много
лишнего, такого, что не может пригодиться, например,
то, что философы взяли у грамматиков и геометров.

Интересно то, что Сенека очень решительно ратует
за перерастание ученичества в самостоятельное творче-
ство в философии и весьма энергично пишет об этом.
Приведем хотя бы одно из его экспрессивных высказы-
ваний: «Так сказал Зенон, это сказано Клеанфом» — Не
становись второю книгой! До каких пор ты будешь учить-
ся? Учи других, пора! Зачем мне слушать то, что я и сам
могу прочесть?» В словах Сенеки присутствует и мотив:
не сотвори кумира, то бишь авторитет в философии. Все,
кто до нас занимался тем же, пишет он, не наши повели-
тели, а наши вожатые. Истина открыта для всех, ею никто
не завладел. Немалая доля ее останется и потомкам.
Сказанное Сенекой относится и к нему самому. И он
сказал свое слово: тесно связал философию с жизнью,
вернее, сделал философию жизнью. Именно это обеспе-
чило ему славу и признание потомков.

i § 7. Учение Зпинтета ___________

Родина Эпиктета — город Гиерополь в Малой Азии.
Время жизни — в пределах 50—130 гг. н. э. В Рим по-
пал мальчиком; был рабом Эпафродита, приближенно-
го императора Нерона. Затем — вольноотпущенник.
Учился у известных в то время стоиков Эврата и Му-
сония Руфа. Это определило характер его философство-
вания — моральная проповедь в духе стоиков, но не
без влияния кинизма. Среди авторитетов Эпиктета
были Сократ и киники Антисфен и Диоген Синоиский.

В период гонений на философов при императоре
Домициане в 90-е гг. I в. н. э. Эпиктет покинул Италию
и поселился в городе Никополе в Эпире. Свое учение
он проповедовал устно. Затем его беседы-диатрибы
(греч. διατριβή — букв, «препровождение», «растрачи-
вание» подразумевается χρόνου — времени) были запи-
саны известным античным географом и историком
Флавием Аррианом. Содержание диатриб столь раз-

розненно и несистематично, что свести его в стройное
учение с целью изложения довольно затруднительно.

Начнем с того, что учение Эпиктета имеет исклю-
чительно этико-антропологическую направленность:
«Философия не обещает дать человеку ничего того, что
относится к внешнему миру». Философию он опреде-
лял как «искусство, касающееся жизни», притом толь-
ко жизни каждого отдельного человека. Это значит, что
каждый человек с помощью философии может воздей-
ствовать лишь на свою собственную жизнь, только на
себя самого, ибо другой человек — это уже «внешний
мир, подобно земле, подобно здоровью, подобно сла-
ве», а это вне «собственного предмета» философии.
Следовательно, философию Эпиктета надо понимать
как «философию жизни» или «биологию», имея в виду,
что греческое слово βίος — «жизнь» означает не жизнь
вообще (в таком смысле употреблялось слово ζωή), а
именно особенную жизнь отдельного живого существа
(мнение К. Кереньи). Определение философии как
«собственного искусства жизни», данное Эпиктетом,
содержит какое-то тонкое противоречие, так как он не
исключает моральной проповеди. Дело,'видимо, в том,
что обращение к другому человеку не предполагает его
переделки воздействием извне. Он переделывает себя
сам, слушая другого. Это напоминает сократовскую
майевтику.

Необходимость обращения к философии Эпиктет
связывает с затруднениями здравого смысла (обыден-
ного знания) в решении жизненно важных нравствен-
ных вопросов: «Вкривь и вкось толкуя о том, что сле-
дует делать и чего не следует делать, о благе и зле, хваля
и порицая, судя и рядя нравы, приходим мы к филосо-
фии». И философия дает человеку знание — это ее, так
сказать, продукт подобно прочим наукам и искусствам.
При этом он рассуждает следующим образом. Люди
приходят в мир как бы обученные природой в том, что
такое «правильно», «счастлив», «несчастлив», «неспра-
ведливый», «справедливый» и т. п., т. е. имеют «врож-
денное понятие о благе и зле, о прекрасном и постыд-
ном, о подобающем и неподобающем, о счастье, о
должном и надлежащем» и т. д. И они начинают пользо-
ваться ими до того, как изучили их. Но ведь никто не

оудет пользоваться понятием «прямоугольный треу-
гольник» или понятием «четверть тона», пока не узна-
ет их. Люди же рассуждают о нравственных поняти-
ях, руководствуясь только тем, что им так кажется,
следовательно, субъективно, так как каждый мнит по-
своему. В результате между ними возникают противо-
речия в применении одних и тех же понятий. Эту ситу-
ацию Эпиктет резюмирует так: «У нас есть природные,
то есть общие понятия о благе и справедливом, но не-
возможно применять общие понятия, не проанализи-
ровав эти понятия и не рассмотрев, какой именно ча-
стный случай следует подводить под эти понятия». Вот
философия и дает такие «теоретические правила»,
«некую мерку» для употребления этических категорий,
«как в отношении тяжестей мы нашли весы, как в от-
ношении прямых и кривых линий — плотничий шну-
рок». Отсюда и его следующий вывод: «И занятие
философией в том заключается, чтобы рассматривать
и устанавливать мерки».

Важно приобрести знание, считает Эпиктет, но
еще важнее это знание осуществить на практике, в
жизненной действительности. Это положение он вы-
ражает в весьма метафорической, образной форме:
теория — это временное пристанище человека, кра-
сивая гостиница во время его путешествия — возвра-
щения на родину, домой; а практическое осуществле-
ние знаний, дело, поведение — это родина человека.
Вышедший из философской школы должен хвалиться
не сочинением диалогов, занятием проблемами, сил-
логизмами и риторикой, а тем, как он в стремлении и
избегании не терпит неудачу, как приучает себя к
смерти, оковам, пыткам, изгнанию. Отсюда формули-
руется цель человека: вернуться на родину, избавить
родных от опасений, исполнять свои обязанности
гражданина, жениться, рождать детей, отправлять ус-
тановленные должности.

Что же конкретно надо знать человеку, чтобы ус-
пешно действовать, стать добродетельным и счаст-
ливым? Эпиктет перечисляет много разного рода
вопросов, которые при этом надо решать. Начнем с воп-
росов: «В каком это он [человек] мироздании [жи-
вет]?»; «Что же такое мироздание? Кто им управля-

ет?»; «Каков он [управляющий] именно и как он уп-
равляет?». Ответ на них достаточно прост, непритяза-
телен: человек живет в таком мире, в котором суще-
ствует бог, и не просто существует, а управляет всем
мирозданием, являясь промыслителем, промыслом. До-
казательство этого (по аналогии) тоже очень простое
и типичное для античности: если даже полис и домаш-
нее хозяйство не могут существовать без управляю-
щего и заботящегося, то тем более это невозможно в
таком огромном и прекрасном устройстве, т. е. вселен-
ной, где такой строгий порядок. Бог как промыслитель
все устроил целесообразно (телеология). Показывает
это такой риторический вопрос: «То, что трава дает мо-
локо, молоко — сыр, шкуры — шерсть, кто сотворил
все это или замыслил?»

Бог все видит и все знает. И опять довод, который
назовем «ab nomine» («от человека»): если человек в
состоянии думать о многом, быть движимым десятка-
ми тысяч вещей как чувственно, так и умственно, хра-
нить в своей душе отпечатки многочисленных и разно-
образных вещей, то разве бог не в состоянии видеть
все, присутствовать при всем и держать связь со всем?
Впрочем, есть и натурфилософский довод: если Солн-
це освещает большую часть вселенной, то разве тот,
кто создал и круговращает само Солнце, не может за-
мечать все? Можно сделать вывод, что религиозная на-
турфилософия — основание'этики Эпиктета, а ее ис-
ходная категория — мир-бог.

Следующий вопрос: «Кто он [человек] такой, для
чего родился?» Ответ: люди происходят от бога (выс-
шего Зевса). Он — отец и богов, и людей, независимо
от их социального статуса. И раб имеет своим праро-
дителем Зевса и как сын произошел от тех же семян и
того же посева свыше. Таково основание религиозной
антропологии Эпиктета.

Как целесообразно устроен богом мир, так же он
создал и устроил человека. Вот слова, которые можно
назвать Эпиктетовым гимном в честь бога: «Велик бог,
потому что он предоставил нам эти орудия, с помощью
которых мы можем возделывать землю. Велик бог,
потому что он дал нам руки, потому что дал пищевод,
потому что дал чрево, потому что дал возможность

8*

расти, сами того не замечая, потому что дал возмож-
ность дышать во все время сна». В главе «О промыс-
ле» Эпиктет изображает бога мастером, который все
предусмотрел в человеке. Если меч и ножны, приспо-
собленные друг к другу, обнаруживают мастера, то
также обнаруживают мастера влечение мужского пола
к женскому, способность пользоваться органами, уст-
роенными для этого. Бесполезные волосы на подбород-
ке, и те природа (равно бог) применила подобающим
образом: установила с их помощью различия между
мужским и женским полом.

Бог — промыслитель вселенной — надзирает за
людьми, и невозможно утаить от него не только свои
поступки, но даже намерения и помыслы. Зевс при-
ставил к каждому человеку божество, поручив ему ох-
ранять его. Человеку нигде не укрыться от бога, нигде
не остаться одному. Даже в темной запертой комнате
человек не один: с ним внутри бог и его божество. Им
не нужен свет, чтобы видеть, что люди делают. Бог —
это также прорицатель внутри человека. Все сказан-
ное явно восходит к Сократу, который своей идеей
внутреннего демона человека на столетия опередил
время.

Из родства людей с богами вытекает ряд следствий,
характеризующих человека. Во-первых, человек —
прежде всего частица полиса, состоящего из богов и
людей. Как выражается Эпиктет, самое всеобъемлю-
щее среди всего — это система, состоящая из людей и
бога. И лишь затем он — часть некоего крохотного
подобия этого вселенского полиса. Поэтому на вопрос:
«Откуда родом [человек]?» — надо отвечать не «афи-
нянин», а «мирозданянин», κοσμοπολίτης.

Во-вторых, человек — особенная частица мироз-
дания и особенное творение бога — «не как одна [ча-
стица] из имеющих целью служить, а как одна из
имеющих главное значение»; как сколок бога или со-
держащее в себе частицу бога. Эта особенность че-
ловека выражается в его наделенности разумом, что
делает его причастным к совместной жизни с богом,
с которым люди связаны именно по разуму, а также
способным понимать божественное устроение и счи-
таться с вытекающими из него следствиями. Малую

частицу по сравнению с вселенной человек пред-
ставляет телом, а разумом он ничуть не хуже богов
и не меньше. Устройство ума, благодаря которому
мы, встречаясь с чувственными вещами, не просто
получаем отпечатки, производимые ими, но и отби-
раем что-то, добавляем и составляем нечто и т. д., по-
буждает признать мастера (читай: бога), считает
Эпиктет.

Но не менее важное, чем разум, что отличает че-
ловека от других творений — это «способность поль-
зоваться представлениями» и «способность свободы
воли». Человек должен быть благодарен богу за зре-
ние и слух, за жизнь и содействующее ей: за сухие
плоды, за вино, за оливковое масло, но еще более за
способность пользоваться всем этим, определять цен-
ность того или другого — именно за способность
пользоваться представлениями. Способность свободы
воли оценивает и направляет все другие способности
человека, решает, когда и как ими пользоваться. Вот
наставление Эпиктета собеседнику: «И что иное де-
лает глаз, когда он открыт, кроме того, что смотрит?
А следует ли взглянуть на чью-то жену и как взгля-
нуть— какая способность говорит нам· это? Способ-
ность свободы воли». Эпиктет создает, по сути дела,
целое учение о свободе воли, раскрывая ее роль и
значение в жизни человека именно в качестве руко-
водящего начала. Вот некоторые пункты его рассуж-
дений о свободе воли.

Первый. Свобода воли — высшая сила в человеке:
«Что целиком уничтожает человека то голодом, то пет-
лей, то прыжком с кручи? Свобода воли».

Второй. Свободе воли ничто не может противосто-
ять (имеются в виду жизненные обстоятельства); она
по природе не подвластна помехам и принуждению.
Иметь какое-то мнение или не иметь — это в нашей
власти, а не во власти того, что относится к внешнему
миру. В качестве примера приведем такой диалог: «Я
закую тебя. — Ты закуешь мою ногу. А над моей сво-
бодой воли и Зевс не властен». Таким образом, никто
не может помешать человеку признать истинное или
принудить его принять ложное. Для пояснения непо-
колебимости представления Эпиктет использует та-

кой пример: душа подобна чаше с водой, а представ-
ление — лучу, падающему на воду. Когда колеблется
вода (душа), кажется, будто и луч (представление) ко-
леблется, хотя на деле не так. Следовательно, причи-
ной того, что мы делаем что-то или не делаем, являет-
ся мнение (свобода воли), а не какое-то внешнее
принуждение.

Третий пункт. Свободу воли ничто другое не мо-
жет одолеть, только сама она может одолеть себя.
Нельзя властвовать над мнением другого и одолеть его.
Мнение одолевает только само себя. Только свобода
воли препятствует себе самой. Поэтому свобода воли
становится как добродетелью, так и пороком.

Четвертый. Свобода воли смиряется перед богом:
«Добродетельный человек подчиняет свою волю управ-
ляющему вселенной [т. е. богу], как добродетельные
граждане — закону полиса». Следующие слова Эпик-
тета напрашивается назвать «присягой человека богу»:
«Никогда не оказывать неповиновения, не винить, не
жаловаться ни на что, ниспосланное им, не противясь
делать что-то необходимое или повиноваться этому».
Фактически Эпиктет ведет речь о подчинении свободы
воли объективной необходимости, определенным обсто-
ятельством. Ведь поясняет он ограничение свободы
воли так: не путать свободу воли с сумасбродством; ведь
нельзя писать имя «Дион», как хочу. Свобода не зна-
чит, что мне позволено хотеть как попало. Нужно хо-
теть все так, как происходит, как устроил устроитель.
Все эти положения нужны Эпиктету для того, чтобы
приучить человека к противоречивости бытия, вызы-
вающей неприятие и бунт человека. Ибо все устроено
так, что бывает и лето, и зима, плодородие и неплодо-
родие, добродетель и порок и всякие такие противопо-
ложности.

Из этого ограничения свободы воли как главного
признака человека рождается определение последне-
го: «Человек есть смертное живое существо, способ-
ное пользоваться представлениями разумно». А «ра-
зумно» значит согласно с природой. Следовательно,
ограничение свободы воли богом — природой, можно
переформулировать и выразить еще и так: границей
свободы воли является разум; свобода воли должна

быть разумной. Нужно держаться здравых решений.
Нужно, чтобы в теле была энергия здорового человека,
а не буйнопомешанного, упрямо держащегося приня-
тых решений. Итак, разум гармонически сочетается со
свободой воли: разум дан для пользования представле-
ниями, как должно.

В обладании разумом человек отличается от зве-
рей. Животные просто пользуются представлениями,
а люди понимают, как пользоваться. Вообще же в выс-
казываниях Эпиктета способность пользоваться пред-
ставлениями — тоже свобода воли — нередко слива-
ется с разумом. Об этом говорят, например, такие
рассуждения. Грамматика скажет, какие буквы нужны
в письме другу, но не скажет, следует ли писать другу
или не следует. Об этом последнем скажет способность
разума, так как она исследует и себя, и все остальное.
И тут же: само золото не говорит, что оно — прекрас-
но. Ясно, что говорит это способность пользоваться
π редставлениями.

Третье следствие, вытекающее из родства людей
с богами и характеризующее человека, состоит в том,
что человек включен в мировые, вселенские связи,
рассматривается с космической точки зрения, с точки
зрения целого как его частица, а не как нечто обособ-
ленное: «Если бы рука или нога обладали способнос-
тью мыслить и понимали природное устройство, они
никогда не влеклись бы или стремились иначе, чем
соотносясь с целым». В данном случае у Эпиктета
налицо общий для всех стоиков холизм (от греч. το όλον
или τα όλα — все, целое, мир), который, в частности,
означает, что человеку предстоит в его жизни пере-
жить все, что с ним случается, как закономерное, не-
обходимое: «Ради этого целого тебе пристало то про-
болеть, то отправиться в плавание и подвергнуться
опасности, то впасть в нужду, то умереть преждевре-
менно». Так, неизбежность смерти и одновременно
правильное отношение к ней поясняются сравнением
человека с хлебным злаком. Колосья родятся для того,
чтобы поспеть и быть сжатыми. Поэтому для колосьев
проклятие — никогда не быть сжатыми. Так же и для
людей проклятие — не умереть. Подобный ход мысли
Эпиктета устраняет, по сути дела, человеческое, лично-

стное отношение к смерти посредством забвения ин-
дивидуального, растворения человека в космическом
или общечеловеческом, родовом. Ибо смерть с косми-
ческой или общечеловеческо-родовой точки зрения —
это одно, а с лично-человеческой — совсем другое.
Ведь умираю-то я, и что мне за дело до других людей,
а тем более мира. Но реплики Эпиктета по поводу
боязни смерти поразительны: «А остальные люди бу-
дут бессмертны?»; «Или мир перевернется, если ты
умрешь?». По его мнению, величие зрелища мирозда-
ния дает человеку такое величие духа, что он перене-
сет все то, что с ним происходит по милости природы.
Надо пожертвовать всем ради вселенной, считает
Эпиктет, а не возмущаться и не быть недовольным
устроениями Зевса, которые он при участии Мойр,
прявших нить твоего рождения, определил и устано-
вил. Нужно не вести события, а следовать им — тако-
во предписание Эпиктета, которое показывает, что от
холизма до фатализма один шаг.

Четвертое следствие. Люди должны взять бога за
образец, идеал; должны пытаться по возможности упо-
добляться богам, тогда в их мыслях не будет ничего
неблагородного и низкого. Если божество честно, гово-
рит Эпиктет, то и самому человеку надлежит быть
честным; если свободно — самому быть свободным;
если благодетельно — и самому быть благодетельным
и т. д. Однако далеко не все люди ведут себя подобным
образом, и происходит это из-за двойственности чело-
веческой природы. Она состоит из двух составных
частей: из тела, что представляет в нас общность с
животными, и из разума и мысли, что представляют в
нас общность с богами. Поэтому одни склоняются к
родству несчастному и мертвому, и лишь немногие —
к божественному и счастливому. У немногих, которые
считают себя рожденными для честности, в мыслях нет
ничего низкого и неблагородного. Многие примкнув-
шие к плоти становятся, подобно волкам, бесчестными,
коварными, подобно львам,— дикими, хищными и сви-
репыми. От такого звериного поведения они утрачива-
ют назначение человека. Кроме того, люди сдаются в
рабство, хотя бог определяет их к свободе, когда они

хотят сохранить бренное тело, бренное имущество,
бренный почет и дорожат ими.

От этой общей этико-антропологической части
воззрений Эпиктета теперь перейдем к собственно
этическим представлениям, а именно к вопросу, в чем
заключаются благо и зло, прекрасное и постыдное?
Согласно учению стоиков, основополагающим разде-
лением существующего с этической точки зрения яв-
ляется следующее: одно есть благо, другое — зло, а
третье — безразличное. К благу относятся добродете-
ли и все, что причастно добродетели; к злу — все про-
тивоположное; к безразличному — богатство, здоро-
вье, слава.

Слово «благо» Эпиктет употребляет в двух смыс-
лах: в широком как «польза», цель стремления челове-
ка; в узком как добро, нравственно-прекрасное, добро-
детель. Сущность блага однородна с сущностью бога,
так как от того и другого исходит польза. Поскольку же
сущность бога— «разум правильный», постольку в
нем, в разуме, в существе, наделенном им, надо ис-
кать сущность блага. С введением понятия «польза»
при определении блага в этику Эпиктета вносятся
черты утилитаризма. Польза становится основным
фактором поведения человека: «Всякое живое существо
ни к чему так не привязано, как к своей собственной
пользе». «Ведь где «я» и «мое», туда неизбежно долж-
но тяготеть живое существо»,— утверждает Эпиктет.
Человек ненавидит все, что представляется ему пре-
пятствием к достижению пользы. Итак, все — именно
«нравственность» человека— зависит от того, с чем
совпадает, в чем находится польза для человека: в
плоти, в свободе воли, во внешнем мире.

Если польза находится в свободе воли, то человек
будет другом, каким должен быть, сыном и отцом.
Польза тогда будет в том, чтобы хранить в себе чело-
века честного, совестливого, способного к выдержи-
ванию и т. п. Отсюда следует определение блага через
свободу воли (προ αίρεσις): благо — это определенная
или должная свобода воли и пользование представле-
ниями. Поскольку свобода воли предполагает разум-
ность, постольку же Эпиктет полагает, что здравомыс-
лие есть благо, а нездравомыслие — зло. В связи с этим,

считает он, не следует негодовать на толпу: воры-де они
и грабители, так как «воры и грабители» — это заблуж-
дающиеся в вопросах блага и зла. Их надо пожалеть.
Они — «слепо не видящие мыслью». Убить разбойни-
ка — это все равно, что слепого и глухого убивать.

От природы душе свойственно быть движимой к
благу стремлением, по отношению к злу — избегани-
ем, а по отношению к тому, что и не благо и не зло,—
ни тем, ни другим. В связи с этим решается «главней-
ший вопрос» этики Эпиктета: как в стремлениях и из-
беганиях не терпеть неудачу, ибо это вопрос, касаю-
щийся страданий, так как страдание — это неудача в
стремлениях и избеганиях. Для его решения Эпиктет
вводит основополагающее указание бога человеку,
которое является одним из принципов его этики: знать,
что в его (человека) власти. Что ему принадлежит, что
он может и должен делать и что не в его власти, что
ему не принадлежит, чего он не может и не должен
делать. Чем руководствоваться? Знанием того, что мое,
а что не мое, что мне можно, а что нельзя; постичь то
разделение, что среди всего существующего одно за-
висит от нас, а другое не зависит от нас, сказано у
Эпиктета. Боги сделали зависящим от нас только пра-
вильное пользование представлениями. Зависят от нас
свобода воли и все действия по свободе воли. А все
остальное не зависит от нас. Не зависят от нас тело,
члены тела, имущество, родители, братья, дети, отече-
ство, одним словом, окружающие нас люди. Тело — не
твое, человек; оно — глина, искусно замешанная, ут-
верждает Эпиктет. Из сказанного следует важный
вывод, касающийся понятия свободы у Эпиктета. Оно
относится только к внутреннему, нравственно-психи-
ческому миру человека и совершенно не касается
внешнего мира.

Перейдем к рассмотрению блага и зла не самих по
себе (по содержанию понятий), а с точки зрения сво-
боды воли. Эпиктет полагает, что вне свободы воли
ничто не есть ни благо, ни зло. Вот его диалог: «В чем
заключается благо?»— «В свободе воли».— «В чем —
зло?»— «В свободе воли».— «В чем — ни то, ни дру-
гое?»— «В том, что не зависит от свободы воли». Те-
перь конкретизируем приведенные положения о благе

и зле как свободе воли. В зависимости от своего отно-
шения к внешнему миру, материальным объектам сво-
боды воли, она будет достигать блага или зла. Она будет
достигать блага, если не станет дорожить материаль-
ными объектами, если отказывается от притязаний на
то, что относится к внешнему миру. «Когда перед тобой
деньги, приучился ли ты уже давать должный ответ:
«Это не благо?» — вопрошает Эпиктет. Еще одно его
высказывание: он выдержал осуждение Цезарем бла-
городно; это — то, что зависит от свободы воли, это —
благо. Благо здесь — это отношение к милости и непри-
язни со стороны Цезаря: не дорожим и не печалимся.
Эпиктет понимает парадоксальность такого подхо-
да к благу, что было свойственно всем стоикам: если
понятие блага применим к разряду того, что зависит от
нас, значит, не благо — здоровье, невредимость, жизнь,
дети, родители и отечество. «Да кто стерпит тебя»? —
справедливо признает Эпиктет. Но вместе с тем пока-
зывает: если признать благо в материальных вещах, то
невозможно быть счастливым, невозможно вести с
окружающими нас людьми должный образ жизни.
Например, если считать благо в пользе, то на пользу
иметь землю и на пользу отнять ее у ближнего. Отсю-
да войны, междоусобицы, тирании, козни. Следователь-
но, зло появляется в том случае, когда к внешнему миру,
материальным объектам относятся заинтересованно.
Зло — это беспокойство души по поводу нам не при-
надлежащего. Если бы человек не хотел чего-то, что не
зависит от него, отчего бы ему беспокоиться? Когда
кифаред поет наедине с собой, он не беспокоится; а
когда выступает в театре, беспокоится, так как он хо-
чет снискать славу, а это уже не зависит от него. Итак,
зло (да и благо) — это феномены нашего сознания; при-
думаны нами, наши представления. Нас хватают пред-
ставления, и мы сами считаем их благом или злом,
например, судим так о консульстве или смерти. Видим
оплакивающего и говорим: «Пропал»; консула — «Сча-
стливец». Человека приводят в смятение его собствен-
ные мнения. Мы сами себя удручаем, сами себе созда-
ем затруднения, то есть наши мнения нас удручают и
создают нам затруднения,— многословно разъясняет
Эпиктет. Вот разговор по этому случаю: «Его увели в

тюрьму».— «Что случилось?»— «Его увели в тюрьму».
А что «плохи дела» — это каждый от себя добавляет».
Так вот, чтобы не было подобных добавлений, следует
искоренять негодные мнения, мнения о не зависящем
от свободы воли как о благе и зле.

Это положение означает, что к внешним обстоя-
тельствам жизни надо относиться безразлично, как к
безразличному. Так мы устраним зло. Безразличное —
это изгнание, тюрьма, оковы, смерть, бесславие. Пере-
численное не зависит от свободы воли, не имеет ника-
кого отношения к субъекту. Безразличным будет даже
смерть сына, о чем Эпиктет говорит: это — то, что не
зависит от свободы воли; это — не зло. Надо, чтобы
человек не испытывал привязанности ни к чему чужо-
му — ни к другу, ни к месту, ни к гимнасиям, ни даже
к телу своему, а помнил бы о «законе бога»: «Хранить
свое, не притязать на чужое, пользоваться тем, что
дается, а того, что не дается, не жаждать, и когда что-
то отнимается, отдавать с легкостью и тут же, с благо-
дарностью за все время пользования этим». Эпиктет
понимал, что безразличное отношение к жизненным
реалиям есть парадокс для обычного человека, поэто-
му заявлял: жизнь безразлична, но пользование ею не
безразлично. Из того, что все в мире ни благо, ни зло,
ни польза, ни вред, вовсе не следует, что всем этим
следует пользоваться небрежно. Поэтому он был про-
тив отрицания земной жизни как бесполезного и тяго-
стного бремени. Вот его обращение к людям по этому
поводу: «Люди, подождите бога. Когда он даст знак и
освободит вас от этого служения, тогда отправляйтесь
к нему. А пока вы должны вынести то, что вы обитаете
в том месте, куда он вас поставил. Коротко ведь это
время обитания и легко для тех, у кого такое миропо-
нимание. В самом деле, какой еще тиран или какой вор,
или какие суды страшны тем, кто вот так ни во что не
ставит тело и его имущество? Останьтесь, не уходите
необдуманно».

Дата добавления: 2014-12-27