Проблема власти в обществе. Власть и закон

Если общество - это такое единство, в котором индивидуальная воля подчиняется всеобщей воле, то неизбежно возникает вопрос о власти в обществе, поскольку власть - это не что иное, как навязывание воли. Заметим, что любое объединение людей требует воздействия одной воли на другую, то есть того или иного проявления власти, а любая организация - это «создание коллективного единства через внешнее подчинение единой направляющей воле»[145]. В обществе в качестве всеобщей воли действуют официальная власть (приобретающая на определенном этапе форму государства) и право: действия власти проявляются от случая к случаю, права - всегда. Почему же люди воспринимают власть и право как такие инстанции, которым они должны подчиняться?

Для ответа на этот вопрос обратимся к понятию авторитетности, которое означает подчинение человеческой воли высшему, абсолютно обязывающему началу, воплощающему идеал. «Авторитетна та человеческая воля (все равно, обнаруживается ли она в устанавливаемом ею общем правиле - в норме права - или в конкретном единичном велении) и та человеческая личность (или группа личностей), которая воспринимается как человеческий носитель и человеческое выражение правды, того, что само по себе правильно и потому должно быть. Поэтому первичный источник права и власти лежит в их непосредственной авторитетности. Первичная власть принадлежит отцу, наставнику, вождю - лицу, которое непосредственно воспринимается как существо, лучше нас самих знающее правду и умеющее ее осуществлять...»[146] Проще всего это обнаружить на примере личного авторитета. В самом деле, для любого человека авторитетом является тот, кто превосходит его по тому или иному им ценимому качеству; очевидно, что человек добровольно подчиняется власти авторитета и что в основе этого подчинения лежит уважение.

По-видимому, можно также говорить, что в понятии авторитетности выражается представление о долженствовании, что существенно для человека как существа морального. Дело в том, что с проявлениями воли связана сфера «практического» разума, то есть сфера человеческого поведения, которое по самой своей природе нравственно. Главной же категорией «практического» разума является долженствование как подчинение человека высшему началу. Иначе говоря, люди должны подчиняться авторитету, что и обнаруживается в отношениях господства и подчинения в обществе.

М. Вебер приводит три вида внутренних оправданий для господства авторитета (соответственно и для подчинения авторитету). Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего», «исконно значимых нравов» - «традиционное» господство патриарха либо князя старого типа. Во-вторых, это авторитет личного дара (харизмы), то есть доверие и преданность, вызываемые наличием качеств вождя (в том числе и духовного), - например, авторитет пророка или избранного военачальника. В-третьих, это господство носителей государственной власти, основанное на вере в обязательность установленных правил, в силу легального установления - например, господство современных «государственных служащих»[147].

Однако установление правил (регламентация) не является специфической чертой только лишь государственности; это существенная характеристика «практического» разума вообще. Соответственно в обществе действуют нормативные законы – правовые нормы и нравственные заповеди, которые принципиально отличны от законов объективных (естественных, природных), поскольку человек их создает, изменяет и отменяет, а не «открывает» в объективном мире. Однако при натурфилософских подходах нередко наблюдается их отождествление, в результате чего нормативные законы выводятся из естественных. Речь идет прежде всего о натуралистической этике и «естественном праве».

Очевидно, что в рамках мифологического мышления различия между естественными и нормативными законами не усматривались - это вытекает уже из самой специфики мистического сознания. Причем, по-видимому, вначале эти законы считались незыблемыми; впоследствии же возникает так называемый «наивный конвенционализм», в соответствии с которым «природные и нормативные регулярности выражают решения человекоподобных богов и демонов»[148]. В этом плане магия представляет собой не что иное, как попытку вмешиваться в законы, изменять их. Следующей ступенью в эволюции представлений о законах послужило обнаружение другого источника законов: наряду с божественно установленными законами появляются законы, введенные и основанные человеком (смертным законодателем). Очевидно, это легко могло быть обнаружено в античных демократических городах. Возникает ясное понимание различия между природными законами, которые человек не в силах изменить, и законами, основанными на решениях и соглашениях. «В истории греческой философии этот дуализм фактов и норм проявился в форме противопоставления природы и соглашения». Называя эту позицию критическим дуализмом, К. Поппер разъясняет, что она «не имеет ничего общего с совершенно неправдоподобной исторической идеей, что нормы были введены или установлены человеком сознательно, а не обнаружены им как просто существующие <…> Критический дуализм утверждает лишь, что нормы и нормативные законы могут вводиться и изменяться человеком - точнее, договором или решением соблюдать или изменять их, а поэтому человек несет за них моральную ответственность: не за те нормы, которые он обнаруживает в обществе, только начиная размышлять над ними, а за нормы, которые он согласился соблюдать, когда у него были средства для их изменения. Нормы искусственны в том смысле, что порицать за них, кроме себя, некого - ни Бога, ни природу. Улучшать их, если мы считаем их сомнительными, - наша задача»[149].

Натурализм утверждает, что нравственные и правовые нормы как законы, по которым существует общество, могут быть выведены из фундаментальных законов природы. Эта концепция основывается на том, что человек - природное существо, а следовательно, за поведением человека скрывается природа. «Естественное» становится ценностным понятием – это норма всего правильного и здорового. Так, принцип античной натуралистической этики - жить согласно природе, что в соответствии с античными представлениями о структуре космоса приводило стоиков к идеалу мудреца. С развитием биологии возникают концепции «естественного состояния» человека; здесь принцип «жить согласно природе» сводит действия человека к его влечениям.

Нравственные и правовые законы имеют одинаковое назначение - поддержание порядка в обществе, но они различаются по способу воздействия, ибо право окружено «объективированной внешней оболочкой принуждения»[150].

Если в начале человеческой истории власть основывалась на авторитетности (на авторитете личного дара и авторитете традиции), что вместе с нравственными законами гарантировало порядок в обществе, обеспечивало его целостность, то с переходом к рабовладению силы авторитета и нравственности, очевидно, становится недостаточно. Поэтому возникает новый вид власти, которая основана уже не на уважении, а на физическом, материальном принуждении - власть государства. Авторитетность власти при этом заимствуется либо из прежней авторитетности, либо из права. Духовные отношения, основанные на признании авторитета («власть авторитета») уступают в обществе место отношениям официальной власти и права с использованием объективированной, материальной «оболочки» принуждения - государственного аппарата насилия. Очевидно, что основанием для подчинения этой власти служит страх перед материальным насилием. Однако впоследствии возникает эффект, который можно было бы назвать «авторитет власти»: официальная власть и право осознаются людьми как инстанции, которым должно подчиняться, то есть за воплотившейся в государстве и праве человеческой волей (индивидуальной или коллективной) признается сверхчеловеческое достоинство должного. Как бы то ни было, право, таким образом, выступает в роли «заместителя» материального насилия, которое лежит в основе государственной власти, а поэтому материальное насилие и проявляется, как известно, не непрерывно, а время от времени.

Поскольку государственная власть - это наиболее мощная, материально подкрепленная власть в обществе, постольку она может, не ограничиваясь собственными способами подавления индивидуальной воли путем прямого насилия, привлекать для решения своих задач кроме права и другие источники всеобщей воли, действие которых проявляется, например, в форме актов религиозной власти либо через влияние коллективной идеологии.

Государство, таким образом, необходимо как «гарантийное, посредническое и контрольное учреждение»[151]. Иначе говоря, государство, как и хозяйство, должно выполнять в обществе вспомогательную роль. Эта роль, как уже отмечалось, состоит в обеспечении целостности социума, в защите свободы индивидов от посягательств со стороны друг друга (Гоббс), а также в том, что право как государственный закон способствует достижению целей человека (Гегель). История, однако, свидетельствует о том, что во взаимоотношениях человека и государства проявляется извечное социальное противоречие микрокосма и макрокосма, части и целого. Дело в том, что государство - это именно та сила, которая служит главным интересам социального целого. В результате государство как сила, выросшая из общества, становится над обществом, обретая самодовлеющий характер и создавая один из самых сильных источников несвободы человека. Другими словами, реальный принцип существования государства - стремление стать тоталитарным.

«Бесспорно, государство имеет самую большую власть над человеческой жизнью и оно всегда имеет тенденцию переходить установленные для него пределы. Это достаточно показывает, что государство представляет какую-то реальность. Государство не личность, не есть существо, не есть организм, не есть сущность (essentia), оно не имеет своего существования, существование всегда находится в людях, в людях находятся экзистенциальные центры <…> Великая опасность заключается не в самой идее государства, исполняющего необходимые функции, а в идее суверенитета государства, суверенитета теократии, монархии, аристократии, демократии, коммунизма. Идея суверенитета во всех формах есть рабство человека...», - писал Н. А. Бердяев. Он говорит о «непобедимом гипнозе власти», связывая его с действием соответствующих политических мифов на сознание людей. «Власть всегда носит иррациональный характер и опирается на иррациональные верования и иррациональную эмоциональную жизнь. Государство в своем осуществлении воли к могуществу всегда нуждалось в мифах, оно не могло существовать без иррациональных мифов. И самое рациональное демократическое государство опирается на миф <…> В основах власти и господства лежит тотемистическая идея монархии. Монарх был тотемом. Это совершенно явственно в Древнем Египте. После этого всегда искали религиозной санкции власти. И в ХХ веке нисколько не освободились от этого. Суверенный народ, суверенный класс, суверенная раса - все это новые трансформированные формы тотема»[152].

Непосредственной реакцией на порабощение человека политикой, нередко оборачивающейся одним из главных «монстров» современного общества, служит анархизм. Интересно представление П. А. Кропоткина об анархии – это пример своеобразной интерпретации модели организма в применении к обществу, когда понимание человека как клеточки социального организма не исключает, а напротив, предполагает свободу человека. «Мы представляем себе общество в виде организма, в котором отношения между отдельными его членами определяются не законами… не какими бы то ни было властителями, избранными или же получившими власть по наследию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и обычаями, также свободно признанными <…> Таким образом - никаких властей, которые навязывают другим свою волю… Каждому отдельному лицу предоставляется, таким образом, свобода действий, чтобы оно могло развить все свои естественные способности, свою индивидуальность, т.е. все то, что в нем может быть своего, личного, особенного. Другими словами - никакого навязывания отдельному лицу каких бы то ни было действий под угрозой общественного наказания или же сверхъестественного мистического возмездия: общество ничего не требует от отдельного лица, чего это лицо само не согласно добровольно в данное время исполнить»[153].

Действительно ли анархизм дает освобождение личности? Конечно, анархизм прав в той мере, в какой он восстает против государства, творящего зло; но одновременно сам же анархизм не может не порабощать человека стихией, ставя под угрозу стабильность и целостность общества. Если же говорить о понимании анархизма П. А. Кропоткиным, то оно в большой мере соответствует традициям утопического мышления, хотя сам П. А. Кропоткин утверждает, что анархический идеал общества не является утопией, ссылаясь, правда, на обыденное значение слова «утопия».

Дата добавления: 2014-12-27