Андреева Галина Михайловна 1 страница

А 65 Социальная психология: Учебник для высших учебных заведений / Г. М. Андреева. — 5-е изд., испр. и доп. — М.: Аспект Пресс, 2007. — 363 с.

ISBN 978-5-7567-0274-3

Учебник представляет собой систематический курс социальной психологии. Излагаются фундаментальные проблемы (общение, соци­альная психология групп, социальная психология личности). Характе­ризуются предмет социальной психологии, исторические вехи ее разви­тия, методология и методы исследования. Четко поставлена проблема несовпадения принципа социальной детерминации психологических феноменов и прямого «служения» определенному политическому режиму. Этой же идее служит краткий обзор современных теоретиче­ских ориентации в зарубежной социальной психологии.

Для студентов высших учебных заведений.

УДК 159.9 ББК 88.5

ISBN 978—5—7567—0274—3 © ЗАО Издательство «Аспект Пресс»,

2006, 2007

Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www.aspectpress.ru

ПРЕДИСЛОВИЕ

к пятому изданию

Настоящий учебник переиздается уже не в первый раз. Если счи­тать рождением старое издание 1980 года, то его «жизнь» определяется в 22 года. Трудно сказать, много это или мало. Для учебников по таким стационарным дисциплинам, как математика или физика, может быть, срок и небольшой, но для учебников по наукам, связанным с изучени­ем общества и человека, да еще и в период глобальных социальных пре- образований, пожалуй, срок солидный. С одной стороны, это приятно щекочет самолюбие автора, но, с другой стороны, вызывает и некоторую настороженность: уже давно хотелось бы видеть и новые работы других (в частности, более молодых) авторов, возможно, новые альтернативные подходы и т. п. В последние годы появились курсы социальной психологии, написанные коллективами уважаемых мною авторов, но ни один из них не имеет грифа «Учебник для университетов». Поэто­му я решаюсь на еще одно переиздание моего учебника.

Доработки и изменения, которые я хочу предложить читателю, можно сгруппировать в два блока. Прежде всего, это простое совершенство­вание текста, которому всегда есть место. Опираясь на обратную связь, получаемую мною и от студентов, которым я продолжаю читать этот курс, и от коллег, использующих учебник, я хорошо вижу отдельные длинноты, иногда не достаточно аргументированные иллюстрации, не всегда оправданный лаконизм при изложении экспериментов и просто не всегда удачные дидактические конструкции. Все это требует шли­фовки текста, и попытки такой шлифовки разбросаны по всему содер­жанию книги. Второй блок носит более принципиальный характер. Он связан с необходимостью ряда серьезных добавлений. Социальная пси­хология настолько динамично развивается в последние годы, что новое издание учебника, конечно, обязано включить в себя и ссылки на но­вую литературу (тем более что переведены на русский язык несколько фундаментальных руководств, на которые я многократно ссылаюсь в тексте), и ознакомление с новыми теоретическими и эксперименталь­ными разработками. В этой связи мне пришлось ввести дополнительные разделы, например, связанные с современными поисками новых парадигм в социально-психологическом знании, а также с новыми об­ластями практических приложений науки.

Решая эти задачи, приходится постоянно контролировать себя от­носительно «масштаба» дополнений и изменений: объем учебника не должен разрастаться до таких размеров, при которых его использова­ние студентами станет попросту невозможным. Пройти между Сциллой и Харибдой потребности в усовершенствовании и оптимальным объемом книги - задача не легкая, однако ее надо как-то решить. Как всегда, я полагаю, что мне может помочь в этом отношении мое посто­янное взаимодействие со студентами и коллегами, которым я не устаю приносить свою благодарность. Именно это взаимодействие и «подви­гает» меня на новое переиздание учебника.

Более подробно весь комплекс названных проблем обсуждается в новой книге, созданной коллективом кафедры социальной психологии МГУ «Социальная психология в современном мире» (М.: Аспект Пресс, 2002).

Г. Андреева2002 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

к четвертому изданию

Настоящее издание предпринято через восемь лет после последне­го выхода учебника в свет. Как минимум два обстоятельства потребова­ли существенных изменений.

Прежде всего, это значительные изменения в предмете исследова­ния, т.е. в социально-психологических характеристиках самого обще­ства и, соответственно, в отношениях общества и личности. Социальная психология, как известно, решает задачи, предложенные обществом, причем не «вообще» обществом, а данным конкретным типом обще­ства. Распад СССР и возникновение России как самостоятельного го­сударства поставили перед социальной психологией целый ряд новых проблем, которые потребовали определенного осмысления новой ре­альности. Так, утратило смысл определение общественных отношений, существующих в стране, как отношений социалистических и, следова­тельно, описание специфических атрибутов этого типа отношений. Сюда же следует отнести и проблему определения социальной психо­логии как «советской социальной психологии» в связи с радикальным изменением природы общества, в рамках которого она создавалась.

Во-вторых, изменения касаются адресата, к которому обращен учеб­ник. Первые два издания совершенно определенно были адресованы студентам психологических факультетов и отделений университетов, по­скольку в то время социальная психология как учебный предмет изуча­лась именно в этих подразделениях. Изменения, происшедшие в обще­стве, одним из своих результатов в духовной сфере имели бурный рост интереса к социальной психологии не только среди представителей дру­гих академических профессий, но также и среди практиков—предпри­нимателей, менеджеров, финансистов. Кроме того, значительное раз­витие приобрела и практическая социальная психология, которая осва­ивает не только такие традиционные области, как образование, здравоохранение, армия, система правоохранительных органов, но и предлагает широкую систему специфических средств и форм социаль­но-психологического воздействия. Трудно удовлетворить потребности всех этих разнородных групп читателей. Учебник все-таки сохраняется как учебник, предназначенный для высших учебных заведений, хотя профессиональные ориентиры в данном издании несколько смещают­ся: материал адаптирован к восприятию его не только психологами, но также студентами-социологами, экономистами, представителями тех­нических дисциплин, т.е. практически всеми, изучающими в вузах этот предмет.

Все сказанное заставляет меня сделать следующие комментарии об­щего плана к настоящему изданию.

Во-первых, я отдаю себе отчет в том, что, несмотря на радикальные экономические, политические и социальные преобразования в нашей стране, мы не можем и не должны уходить как вообще от ее истории, так и от истории науки, в данном случае социальной психологии, сфор­мировавшейся в конкретных исторических условиях. Может быть, этот факт не так значим для естественных наук, но весьма принципиален для наук, имеющих дело с человеком и обществом. Поэтому фрагменты исторического развития социальной психологии в условиях СССР счи­таю необходимым сохранить полностью.

Во-вторых, возникает вопрос о роли марксистской философии в формировании теоретических и методологических основ социальной психологии. Эта дисциплина в меньшей степени, чем, например, соци­ология или политэкономия, была ангажирована марксистской идеоло­гией. Однако и здесь элементы идеологического воздействия, несом­ненно, имели место. Это проявлялось прежде всего в акценте на норма­тивный характер социально-психологического знания, например в оценочных характеристиках личностей и групп, в принятии некоторо­го «идеала» личности и ее взаимоотношений с коллективом, соответ­ствующих нормативным представлениям об идеальном же обществе.

Как отнестись сегодня к такой идеологической ангажированности? Не думаю, что следует идти самым легким путем — просто отбросить различные идеологические «вкрапления» в ткань социальной психоло­гии. Еще хуже — заменить один идеологический ряд каким-либо дру­гим. Полагаю, что во взаимоотношениях социальной психологии и мар­ксизма нужно различать две стороны. Первая — использование фило­софских идей марксизма как методологической основы дисциплины. В конце-концов все социально-психологические теории современнос­ти опираются на ту или иную систему философских принципов. Право каждого исследователя принимать (или отвергать) основания какой-либо системы философских знаний и следовать им. Такое же право дол­жно быть сохранено и за марксистской философией. Вторая сторона — это принятие (или отвержение) идеологического диктата, который явил­ся следствием того, что марксизм был официальной идеологией неко­торой социально-политической системы — социалистического государства. Этот прямой диктат имел драматические последствия для многих научных дисциплин в истории нашего общества. Именно эта сторона взаимоотношений науки и идеологии должна быть тщательно осмыс­лена. «Социальный контекст» социальной психологии, как и всякой науки, имеющей дело с обществом, неизбежен. Важно четкое уяснение той мысли, что понимание социальной детерминированности социаль­но-психологических феноменов не должно означать апологетики суще­ствующего политического режима. К сожалению, именно эта истина часто предавалась забвению. Размышления о судьбе общественных наук и их взаимоотношений с обществом — это сегодня глобальная задача всех обществоведов. Учебник, представляющий элементарный курс, не может и не должен анализировать эту проблему в полном объеме. Зада­ча состоит в том, чтобы при систематическом изложении конкретных вопросов проблема эта как бы стояла за ними, на «заднем плане». На­сколько удалось решить ее, автору судить трудно.

Я еще раз с глубокой благодарностью думаю теперь уже о много­численных поколениях моих студентов и читателей, в течение почти пят­надцати лет штудирующих социальную психологию по моему учебни­ку, так или иначе подающих мне обратную связь. Я также признательна моим коллегам — преподавателям и сотрудникам кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ, трудами которых создавалась сама кафедра и переживал свое становление курс социальной психоло­гии: их замечания и комментарии, сделанные при использовании учеб­ника, оказали мне неоценимую помощь.

Рекомендуемая литература приведена в настоящем издании так, что непосредственно цитируемые монографии и статьи из сборников даны после каждой главы (в этом случае указаны авторы как монографий, так и отдельных статей с последующим наименованием сборника, где они опубликованы); в конце учебника прилагается общий список лите­ратуры, где названы лишь монографические работы и коллективные сборники с полными выходными данными (в последнем случае уже без названия отдельных статей и упоминания имен их авторов). Этот пол­ный список работ можно считать общей рекомендацией к дополнитель­ному чтению при изучении курса социальной психологии.

Андреева 1996г.

Раздел I

ВВЕДЕНИЕ

Г л а в а 1

Место социальной психологии в системе научного знания

Подход к проблеме

Само сочетание слов «социальная психология» указывает на специфическое место, которое занимает эта дисциплина в системе научного знания. Возникнув на стыке двух наук — психологии и социологии, социальная психология до сих пор сохраняет свой особый статус. Это приводит к тому, что каждая из «родительских» дисциплин до­вольно охотно включает ее в себя в качестве составной части. Такая нео­днозначность положения научной дисциплины имеет много различных причин. Главной из них является объективное существование такого класса фактов общественной жизни, которые сами по себе могут быть исследо­ваны лишь при помощи объединенных усилий двух наук: психологии и социологии. С одной стороны, любое общественное явление имеет свой «психологический» аспект, поскольку общественные закономерности про­являются не иначе как через деятельность людей, а люди действуют, буду­чи наделенными сознанием и волей. С другой стороны, в ситуациях со­вместной деятельности людей возникают совершенно особые типы свя­зей между ними, связей общения и взаимодействия, и анализ их невозможен вне системы психологического знания.

Другой причиной двойственного положения социальной психоло­гии является сама история становления этой дисциплины, которая выз­ревала в недрах одновременно и психологического, и социологическо­го знания и в полном смысле слова родилась «на перекрестке» этих двух наук. Все это создает немалые трудности как в определении предмета социальной психологии, так и в выявлении круга ее проблем.

Вместе с тем потребности практики общественного развития диктуют необходимость исследования таких пограничных проблем, и вряд ли мож­но ожидать окончательного решения вопроса о предмете социальной пси­хологии для их решения. Запросы на социально-психологические исследования в условиях современного этапа развития общества поступают бук­вально из всех сфер общественной жизни, особенно в связи с тем, что в каждой из них сегодня происходят радикальные изменения. Такие запро­сы следуют из области производства, управления, различных сфер воспи­тания, системы массовой информации, области демографической поли­тики, спорта, сферы обслуживания, борьбы с антиобщественным поведе­нием и т.д. Можно утверждать, что практические запросы опережают развитие теоретического знания в социальной психологии.

Все это, несомненно, стимулирует интенсивное развитие социаль­ной психологии на современном этапе. Необходимость этого усугубля­ется еще двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что в истории суще­ствования советской социальной психологии как самостоятельной на­уки был довольно длительный перерыв и новый этап бурного оживления социально-психологических исследований начался лишь в конце 50-х — начале 60-х годов. Во-вторых, тем, что социальная психология по свое­му существу является наукой, стоящей весьма близко к острым соци­альным и политическим проблемам, а потому принципиально возмож­но использование ее результатов различными общественными силами. Социальная психология на Западе имеет весьма солидную историю, которая также убедительно подтверждает эту истину.

Таким образом, для социальной психологии, как, может быть, ни для какой другой науки, актуально одновременное решение двух задач: и выработки рекомендаций, полученных в ходе прикладных исследова­ний, столь необходимых практике, и «достраивание» своего собствен­ного здания как целостной системы научного знания с уточнением сво­его предмета, разработкой специальных теорий и специальной методо­логии исследований.

Приступая к решению этих задач, естественно, необходимо, пока не прибегая к точным дефинициям, очертить круг проблем социальной психологии, чтобы более строго определить задачи, которые могут быть решены средствами этой дисциплины. Мы исходим при этом из приня­тия той точки зрения, что, несмотря на пограничный характер, соци­альная психология является частью психологии (хотя существуют и дру­гие точки зрения, например отнесение социальной психологии к соци­ологии). Следовательно, определение круга ее проблем будет означать выделение из психологической проблематики тех вопросов, которые от­носятся к компетенции именно социальной психологии. Поскольку психологическая наука в нашей стране в определении своего предмета исходит из принципа деятельности, можно условно обозначить специ­фику социальной психологии как изучение закономерностей поведения и деятельности людей, обусловленных включением их в социальные группы, а также психологических характеристик самих этих групп.

К такому пониманию своего предмета социальная психология при­шла не сразу, и поэтому для уяснения вопроса полезно проанализиро­вать содержание тех дискуссий, которые имели место в ее истории в на­шей стране.

Дискуссия о предмете социальной психологии

В истории советской социальной психо­логии можно выделить два этапа этой дискуссии: 1920-е годы и конец 1950-х — начало 1960-х годов. Оба эти этапа име­ют не только исторический интерес, но помогают более глубоко понять место социальной психологии в системе научного знания и способству­ют выработке более точного определения ее предмета.

В 1920-е годы, т.е. в первые годы Советской власти, дискуссия о пред­мете социальной психологии была стимулирована двумя обстоятельства­ми. С одной стороны, сама жизнь в условиях послереволюционного общества выдвинула задачу разработки социально-психологической про­блематики; с другой — идейная борьба тех лет неизбежно захватила и область социально-психологического знания. Как известно, эта идей­ная борьба развернулась в те годы между материалистической и идеа­листической психологией, когда вся психология как наука переживала период острой ломки своих философских, методологических основа­ний. Для судьбы социальной психологии особое значение имела точка зрения Г. И. Челпанова, который, защищая позиции идеалистической психологии, предложил разделить психологию на две части: социальную и собственно психологию. Социальная психология, по его мнению, может разрабатываться в рамках марксизма, а собственно психология должна остаться эмпирической наукой, не зависимой от философии вообще и от марксистской философии в частности [Челпанов, 1924]. Такая точка зрения формально означала признание права социальной психологии на существование, однако ценой отлучения от марксист­ских философских основ другой части психологии [Будилова, 1971].

Позиция Челпанова оказалась неприемлемой для тех психологов, которые принимали идею перестройки философских оснований всей психологии, включения ее в систему марксистского знания. Возраже­ния Челпанову приняли различные формы.

Прежде всего, была высказана идея о том, что, поскольку, будучи ин­терпретирована с точки зрения марксистской философии, вся психоло­гия становится социальной, нет необходимости выделять еще какую-то специальную социальную психологию: просто единая психология долж­на быть подразделена на психологию индивида и психологию коллекти­ва. Эта точка зрения получила свое отражение в работах В. А. Артемова [Артемов, 1927]. Другой подход был предложен с точки зрения полу­чившей в те годы популярность реактологии. Здесь, также вопреки Челпанову, предлагалось сохранение единства психологии, но в данном слу­чае путем распространения на поведение человека в коллективе прин­ципа реактологии. Конкретно это означало, что коллектив понимался лишь как единая реакция его членов на единый раздражитель, а задачей социальной психологии было измерение скорости, силы и динамизма этих коллективных реакций. Методология реактологии была развита К. Н. Корниловым, соответственно ему же принадлежит и реактологи­ческий подход к социальной психологии [Корнилов, 1921].

Своеобразное опровержение точки зрения Челпанова было предло­жено и видным психологом П. П. Блонским, который одним из первых поставил вопрос о необходимости анализа роли социальной среды при характеристике психики человека. «Социальность» рассматривалась им как особая деятельность людей, связанная с другими людьми. Под та­кое понимание социальности подходила и «деятельность» животных. Поэтому предложение Блонского заключалось в том, чтобы включить психологию как биологическую науку в круг социальных проблем. Про­тиворечие между социальной и какой-либо другой психологией здесь также снималось [Блонский, 1921].

Еще одно возражение Челпанову исходило от выдающегося совет­ского физиолога В. М. Бехтерева. Как известно, Бехтерев выступал с предложением создать особую науку — рефлексологию. Определен­ную отрасль ее он предложил использовать для решения социально-пси­хологических проблем. Эту отрасль Бехтерев назвал «коллективной реф­лексологией» и считал, что ее предмет — это поведение коллективов, поведение личности в коллективе, условия возникновения социальных объединений, особенности их деятельности, взаимоотношения их чле­нов. Для Бехтерева такое понимание коллективной рефлексологии пред­ставлялось преодолением субъективистской социальной психологии. Это преодоление он видел в том, что все проблемы коллективов толко­вались как соотношение внешних влияний с двигательными и мимико-соматическими реакциями членов этих коллективов. Социально-пси­хологический подход должен был быть обеспечен соединением прин­ципов рефлексологии (механизмы объединения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с условиями жизни и классовой борьбы в обществе). В конечном итоге предмет кол­лективной рефлексологии определялся следующим образом: «...изуче­ние возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ, про­являющих свою соборную соотносительную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индиви­дов» [Бехтерев, 1994. С. 40].

Хотя в таком подходе и содержалась полезная идея, утверждающая, что коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества и свойства, возможные лишь при взаимодействии людей, общая методологическая платформа оказывалась весьма уязвимой. Вопреки замыслу, эти особые качества и свойства интерпретировались как развивающиеся по тем же законам, что и качества индивидов. Это было данью механи­цизму, который пронизывал всю систему рефлексологии: хотя личность и объявлялась продуктом общества, но при конкретном рассмотрении в ос­нову были положены ее биологические особенности и относимые к ним социальные инстинкты. Более того, при анализе социальных связей лич­ности для их объяснения по существу допускались законы неорганиче­ского мира (закон тяготения, закон сохранения энергии), хотя сама идея такой редукции и подверглась критике. Поэтому, несмотря на отдельные, имеющие большое значение для развития социальной психологии наход­ки, в целом рефлексологическая концепция Бехтерева не стала основой для создания целостной системы социально-психологического знания.

Особенно радикальными в противовес идее Челпанова оказались те предложения, которые были высказаны в связи с дискуссией, развернув­шейся в те годы по поводу понимания идеологии. М. А. Рейснер, напри­мер, предлагал построить марксистскую социальную психологию путем прямого соотнесения с историческим материализмом ряда психологичес­ких и физиологических теорий. Но, поскольку сама психология должна строиться на учении об условных рефлексах, в социально-психологичес­кой сфере допускалось прямое отождествление условных рефлексов, на­пример, с надстройкой, а безусловных — с системой производственных отношений. В конечном счете социальная психология объявлялась нау­кой о социальных раздражителях разных видов и типов [Рейснер, 1925].

Таким образом, несмотря на субъективное желание многих психо­логов создать марксистскую социальную психологию, такая задача в 1920-е годы не была выполнена. Хотя отпор точке зрения Челпанова и был дан достаточно решительно, ключевые методологические пробле­мы психологии не были решены. Стремясь противостоять идеалисти­ческому подходу, исследователи сплошь и рядом оказывались в плену позитивистской философии, конкретным и специфическим прояв­лением которой явился механицизм. Кроме того, не было четкости и относительно предмета социальной психологии: по существу были сме­шаны две проблемы, или два различных понимания, предмета социаль­ной психологии. С одной стороны, социальная психология отождеств­лялась с учением о социальной детерминации психических процессов; с другой — предполагалось исследование особого класса явлений, по­рождаемых совместной деятельностью людей и прежде всего явлений, связанных с коллективом. Те авторы, которые принимали первую трак­товку (и только ее), справедливо утверждали, что результатом перестрой­ки всей психологии на марксистской материалистической основе дол­жно быть превращение всей психологии в социальную. Тогда никакая особая социальная психология не требуется. Это решение хорошо согласовывалось и с критикой позиции Челпанова. Те же, кто видел вто­рую задачу социальной психологии — исследование поведения личнос­ти в коллективе и самих коллективов, не смогли предложить адекват­ного решения проблем, используя в качестве методологических основ марксистскую философию.

Результатом этой борьбы мнений явился тот факт, что лишь первая из обозначенных трактовок предмета социальной психологии получила права гражданства — как учение о социальной детерминации психики. Посколь­ку в этом понимании никакого самостоятельного статуса для социальной психологии не предполагалось, попытки построения ее как особой дис­циплины (или хотя бы как особой части психологической науки) прекра­тились на довольно длительный срок. Социология же в эти годы вообще оказалась под ударом, поэтому о существовании социальной психологии в ее рамках вопрос вообще не поднимался. Более того, тот факт, что соци­альная психология в то же время продолжала развиваться на Западе, при­том в рамках немарксистской традиции, привел некоторых психологов к отождествлению социальной психологии вообще лишь с ее «буржуазным» вариантом, исключив саму возможность существования социальной пси­хологии в нашей стране. Само понятие «социальная психология» стало интерпретироваться как синоним реакционной дисциплины, как атрибут лишь буржуазного мировоззрения.

Именно в этом смысле говорят о наступившем на длительный пе­риод «перерыве» в развитии социальной психологии. Однако термин этот может быть употреблен лишь в относительном значении. Действи­тельно, имел место перерыв в самостоятельном существовании соци­альной психологии в нашей стране, что не исключало реального суще­ствования отдельных исследований, являющихся по своему предмету строго социально-психологическими. Эти исследования были продик­тованы потребностями общественной практики, прежде всего педаго­гической. Так, изучение вопросов коллектива было сконцентрировано в сфере педагогической науки, где работы А. С. Макаренко, А. С. Залужного имели отнюдь не только чисто педагогическое значение. Точ­но так же ряд проблем социальной психологии продолжал разрабаты­ваться в рамках философии, в частности проблемы общественной пси­хологии классов и групп. Здесь становление марксистской традиции в социально-психологическом знании осуществлялось с меньшими труд­ностями, поскольку философия в целом была рассмотрена как состав­ная часть марксизма.

Особо следует сказать о том, как развивалась социально-психоло­гическая мысль в рамках психологической науки. Важнейшую роль здесь сыграли исследования Л. С. Выготского. Можно выделить два круга вопросов в работах Выготского, которые имеют непосредственное от­ношение к развитию социальной психологии. С одной стороны, это учение Выготского о высших психических функциях, которое в значи­тельной степени решало задачу выявления социальной детерминации психики (т. е., выражаясь языком дискуссии 1920-х годов, «делало всю психологию социальной»). Доказав, что высшие психические функции (произвольное запоминание, активное внимание, отвлеченное мышле­ние, волевое действие) нельзя понять как непосредственные функции мозга, Выготский пришел к выводу, что для понимания сущности этих функций необходимо выйти за пределы организма и искать корни их в общественных условиях жизни. Усвоение общественного опыта изме­няет не только содержание психической жизни, но и создает новые фор­мы психических процессов, которые принимают вид высших психичес­ких функций, отличающих человека от животных. Таким образом, кон­кретные формы общественно-исторической деятельности становятся решающими для научного понимания формирования психических про­цессов, естественные законы работы мозга приобретают новые свой­ства, включаясь в систему общественно-исторических отношений. На­чав с идеи об историческом происхождении высших психических фун­кций, Выготский развил далее мысль о культурно-исторической детерминации развития всех психических процессов. Две известные гипотезы Выготского (об опосредованном характере психических фун­кций человека и о происхождении внутренних психических процессов из деятельности, первоначально «интерпсихической») позволяли сде­лать вывод, что главный механизм развития психики — это механизм усвоения социально-исторических форм деятельности [Выготский, 1983. С. 145]. Такая трактовка проблем общей психологии давала солидную основу для решения собственно социально-психологических проблем. С другой стороны, в работах Выготского решались и в более непос­редственной форме социально-психологические вопросы, в частности высказывалось специфическое понимание предмета социальной пси­хологии. Оно исходило из критики того понимания, которое было свой­ственно В. Вундту, развивавшему концепцию «психологии народов». Со­циальная психология, или «психология народов», как ее понимал Вундт, рассматривала в качестве своего предмета язык, мифы, обычаи, искус­ство, религию, которые Выготский назвал «сгустками идеологии», «кри­сталлами». По его же мнению, задача психолога заключается не в том, чтобы изучать эти «кристаллы», а в том, чтобы изучить сам «раствор». Но «раствор» нельзя изучить, выводя коллективную психику из инди­видуальной. Выготский не соглашается с той точкой зрения, что дело социальной психологии — изучение психики собирательной личности. Психика отдельного лица тоже социальна, поэтому она и составляет предмет социальной психологии. В этом смысле социальная психоло­гия отличается от коллективной психологии: «предмет социальной пси­хологии — психика отдельного человека, а коллективной — личная психология в условиях коллективного проявления (например, войска, цер­кви)» [Выготский, 1987. С. 20].

На первый взгляд кажется, что эта позиция сильно отличается от со­временного взгляда на социальную психологию, как она была нами ус­ловно определена. Но в действительности отличие здесь чисто термино­логическое: Выготский сравнивает не «общую» и «социальную» психоло­гию (как это обычно делается теперь), а «социальную» и «коллективную» психологию. Но легко видеть, что «социальная» психология для него — это та самая общая психология, которая усвоила идею культурно-истори­ческой детерминации психики (в терминологии 1920-х годов — это такая общая психология, которая «вся стала социальной»). Термином же «кол­лективная психология» Выготский обозначает тот самый второй аспект понимания социальной психологии, который не сумели увидеть многие другие психологи 1920-х годов или относительно которой они не сумели найти подлинно научной методологии исследования.

Дата добавления: 2014-12-24