ЧАСТЬ II 1 страница

В настоящее время после распада СССР, представлявшего уни­версальный и уникальный канон моноэтничности, которому соот­ветствовало понятие «советский народ», происходит в противовес этноидентичности восстановление традиций предшествующих ис­торических периодов. Создаются национальные истории. Каждая национальная история является вариантом истории для себя.

Украинский вариант реставрации национального прошлого часто базируется на таком далеком и легендарном прошлом, когда украинцы еще и не были «украинцами». Скорее это воображаемая этническая общность «истинных славян». Однако действительные представления о возникновении Украины и ее появление на поли­тических картах Древнего Мира можно установить по сохранив­шимся письменным источникам, которые с большей или меньшей степенью точности позволяют воссоздать историю возникновения славянского этноса и украинцев как одного из трех братских наро­дов - белорусов, русских и украинцев.

Проблеме появления славян в Центральной и Восточной Европе уделено много внимания. В теоретических работах представлены крайне противоречивые данные. В подавляющем большинстве слу­чаев они являются отражением острой политической борьбы. Но во всех случаях приходится обращаться к древним рукописям и преда­ниям. Из многочисленных работ, в которых тщательно приводится анализ исторического материала, касающегося возникновения сла­вянского этноса и русов, следует отметить работы А.Г. Кузьмина, М.Н. Тихомирова, В.Д. Иванова, В.Г. Васильевского.

Наиболее упорядоченная и систематизированная картина воз­никновения славянского этноса и русов дается А. Г. Кузьминым в написанных им предисловиях к историческим романам В.Д. Ива­нова. Именно эти материалы и используются в специальной части, отражающей сложную картину формирования одного из предста­вительного этнического образования Европы - славян.

Подобная сложная история возникновения и развития может относиться к любому этносу. Уходя в глубь веков, за пределы до­шедших до нас рукописных источников, представления о возмож­ных народах и их отношениях могут носить только гипотетический характер. С достаточной достоверностью о появлении славян мож­но судить по иностранным источникам, которые позволяют про­следить этот процесс на границах V-VI вв.

ИСТОКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СЛАВЯН НА ТЕРРИТОРИИ ЕВРОПЫ

«Откуда есть пошла Русская земля?» Почти тысячу лет назад этим вопросом задался один из первых летописцев, составляя «По­весть временных (т.е. минувших) лет». Летописец жил в Киеве, отождествлял себя с потомками издавна проживавшего здесь пле­мени полян, которых и считал собственно «русью». Он пересказал предания о том, как теснимые волохами славяне, и в их числе по-ляне-русы, покинули Норик - римскую провинцию, расположенную между верховьями Дравы и Дунаем по соседству с Паннонией (ны­нешняя Западная Венгрия). Славяне разошлись по разным землям и обосновались на новых местах. Поляне-русы при этом заняли ле­состепную область в Среднем Поднепровье. Когда это было, лето­писец не знал. Не пояснил он и того, кто такие волохи, поскольку современники его знали, о ком идет речь.

А некоторое время спустя в Новгороде возникла другая версия о начале Руси. Новгородский летописец настаивал на том, что русы -это варяги и сами новгородцы происходят «от рода варяжска». Приходят варяги-русы с Варяжского - Балтийского - моря сначала в северо-западные земли и лишь потом спускаются к Среднему Поднепровью. Первым князем «русским» был вовсе не Кий, как уверял киевский летописец, а Рюрик, которому определены и годы правления:826-879.

Спор летописцев продолжался вплоть до конца XI - начала XII в. А потом в летописных сборниках-сводах оказались обе версии. Что-то в ходе полемики было опущено спорящими сторонами, что-то добавлено для связи позднейшими летописцами-сводчиками. Потомкам же достались разные версии с отголосками некогда жаркого и не вполне понятного позднее спора.

Со временем было забыто, чем возбуждались страсти. В тече­ние ряда веков летопись переписывали со всеми противоречиями и полемическими выпадами летописцев друг против друга, и текст ее застыл. К такому застывшему тексту долгое время и обращались в поисках истоков Руси. Одни принимали версию, что русы - это поляне, другие признавали русов варяжским племенем. Так разде­лились приверженцы южного и северного варианта начала Руси. При этом сторонники первого разошлись в определении этниче­ской природы южных русов, а сторонники второго - в вопросе о том, кто такие «варяги», где они жили, на каком языке говорили. Русские источники позднего средневековья (XVI-XVII вв.) поме­щали варягов по южному берегу Балтики. В годы бироновщины (30-е гг. XVIII в.) 3. Байером и позднее Г. Миллером была выдви­нута гипотеза, что под варягами следует разуметь скандинавов, а под варягами-русами - шведов. Так родилась «норманская теория», имеющая многих приверженцев и в современной исторической, лингвистической, археологической литературе.

Ожесточенность спора о начале Руси на протяжении двух с по­ловиной столетий проистекает из-за политической важности во­проса. Не случайно, например, Гитлер, Гиммлер, Геббельс, исходя из своих интересов, включились в полемику о народах «способных» и «неспособных» к поддержанию «порядка», к созданию собствен­ной государственности. «Организация русского государственного образования, - утверждал Гитлер в «Майн кампф», - не была ре­зультатом государственных способностей славянства в России; на­против, это дивный пример того, как германский элемент проявля­ет в низшей расе свое умение создавать государство... В течение столетий Россия жила за счет этого германского ядра своих высших правящих классов». А отсюда следовал и практический вывод: «Сама судьба как бы хочет указать нам путь своим перстом: вручив участь России большевикам, она лишила русский народ того разу­ма, который породил и до сих пор поддерживал его государствен­ное существование». Идеи эти внушали в памятке немецкому сол­дату, инструкции сельским управляющим на оккупированных тер­риториях и т.п. Подобные представления и поныне бытуют в изда­ниях на Западе (главным образом в Германии, Англии, США), и поныне они несут ту же идейную нагрузку.

В полемике всегда существует тенденция занять противопо­ложную позицию. Норманисты изначально писали о «дикости» и неорганизованности славян, отсутствии у них наследственной кня­жеской власти, неразвитости язычества. Возражая им, антинорма-нисты XVIII-XIX вв. искали доказательства относительно высокой культуры славян, приверженности их к своим наследственным вла­детелям и т.п.

Современная методология привнесла иную ценностную шкалу, поставила иные вопросы. Напрочь снимались рассуждения о «спо­собных» и «неспособных» народах, о чем бы ни шла речь. Отличия народов друг от друга не могут оцениваться понятиями «лучше» или «хуже», даже когда очевидно стадиальное различие: ускоренное или замедленное развитие одних и тех же явлений. Это в особен­ности относится к вопросу о времени возникновения государства и его характера. Дело в том, что государство не является единствен­но возможной формой организации взаимообусловленных отно­шений в условиях резкого размежевания классов и социальных групп. Идеальная форма организации - самоуправление. Оно суще­ствовало в доклассовом обществе, и к нему общество вернется с ликвидацией классов.

Форма государства во многом зависит от традиций догосудар-ственного строя того или иного народа. Традиции эти живут очень долго, и сейчас сложно представить, в какую глубокую древность уходят многие наши правила общежития.

Очень долго первичной формой организации был род или большая кровнородственная семья. Затем их вытеснили террито­риальные формы организации, в основе которых лежала террито­риальная община. У разных народов заметно различались и формы родовой организации, и характер территориальной общины, и вре­мя вытеснения первых вторыми. А эти древнейшие формы органи­зации неизбежно влияли на последующие. Поэтому нельзя понять специфики государственной системы на любой территории, если не учесть тех форм, в которых социальная организация существо­вала у проживавших на этой территории племен и народов до об­разования государства.

Не познав прошлого, нельзя познать самих себя. О прошлом можно узнать, задавая самим себе вопросы о том, что мы есть. Но пути познания и того и другого исключительно сложны.

Особенно трудны для понимания древнейшие эпохи. Сведений о них сохранилось мало, а круг вопросов, подлежащих решению, намного шире, чем при обращении к современности или к недав­нему прошлому. Почти по всем этим вопросам среди ученых суще­ствуют расхождения, так как многие из них не решены или даже не изучены исторической наукой.

Когда речь идет о прошлом, тем более об отдаленном про­шлом, нельзя руководствоваться нравственными нормами и пси­хологией настоящего времени.

О «русской загадке» говорят давно в положительном и в отри­цательном смысле. В работах В.Д. Иванова с большой убедитель­ностью объясняются потоки того особенного, что отличает Россию и русских на протяжении многих столетий. Это позволяет в значи­тельной степени уяснить, «откуда пошла Русская земля», как на новгородском Севере действовали варяги и норманны. Осмысли­вается движение славян на восток, приведшее к созданию огром­ного многонационального государства.

Заслугой В.Д. Иванова является стремление показать в своих произведениях Русь на самом широком международном фоне. Как ученый, он тонко почувствовал, что социальная психология, нрав­ственность создаются историей народа, а будучи созданными, ста­новятся активной силой, воздействующей на следующие поколения.

Главная особенность мировоззрения славян вообще и русского народа в частности - в изначальном отсутствии чувства племенно­го эгоизма, в широкой распахнутости славянства по отношению к иным языкам и народам, независимо от того, колонизуют ли сла­вяне земли, заселенные иными языками, или же иноземцы прихо­дят к ним для поселения. В славянском миропонимании совершен­но исключается расовое, кровнородственное начало, и многовеко­вое постоянное смешение с иными народами не меняло специфики народного, национального характера.

Летописцы в поисках начала Руси ставили три вопроса: «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первое княжити и от­куда Русская земля стала есть». Они, следовательно, различали происхождение народа и государственности. А такой взгляд пред­полагает первоочередное внимание не просто к социально-хозяй­ственной организации народа в пору возникновения классов и госу­дарства, но к его этническим традициям, которые накладывают отпечаток на сложение новых форм организации.

Вопрос о начале славянства и русов чрезвычайно сложен, обще­принятого решения нет и сегодня, и вряд ли оно будет в ближай­шем будущем. Далеко не ясен также вопрос о соотношении славян и русов. Вплоть до X в. большинство авторов их разделяет, что, кстати, и является главным источником, питающим норманизм. Остается крайне сложным представить, как можно соединить по­морских русов с «роксоланами» на реке Роси. Вопрос этот совер­шенно неясен, и ни в одну из существующих точек зрения он не мо­жет вписаться.

Приняв гипотезу о происхождении Руси от племени по Роси, которое должно быть малочисленным, так как больше не размеща­ется на речном побережье, следует считать, что распространение имени «Русь» на обширную территорию несло бы характер случай­ности. А ведь в этот период в Центральной Европе были племена, насчитывавшие сотни тысяч сородичей.

В.Д. Иванов в своих работах не опускается глубже VI в. Именно в эту эпоху византийские источники заговорили о славянах, кото­рые оказались самой активной силой на огромной территории от Иллирии до Нижнего Дуная и вскоре заселили большую часть Бал­канского полуострова, многие эгейские и среднеземноморские ост­рова, многотысячными группами проникли в Малую Азию. В это же время славяне доходят до побережья Балтийского и отчасти Северного моря, река Эльба становится славянской почти во всем ее течении, а с верховьев Дуная они просачиваются в Северную

Италию, в предгорья Альп и верховья Рейна. Откуда они расселя­лись? Где та территория, которая вскормила сотни тысяч, миллио­ны людей с общим языком и верованиями?

Автор VI в. Иордан поясняет, что славяне раньше назывались «венедами», «вендами», «виндами». «Венодами» называют балтий­ских и полабских славян многие германские источники. Называют они их также «вандалами», причем «вандалы» и «венеды» в этом случае понимаются как разные названия одного и того же этноса. В XV в. неизвестный польский автор пояснял, что тех, кого поляки называют «поморцами», немцы (тевтоны) зовут «венедами», галлы и итальянцы - «вандалами», а «рутены»-русские - «галматами».

В науке племя вандалов, продвинувшееся в первые века нашей эры от Прибалтики к Подунавью, обычно считается германским. Однако правильнее вопрос о языке и этносе всех прибалтийских племен оставить открытым. Конечно, не случайно, что германские источники столь дружно смешивают славян с «вандалами»: и те и другие были для них иноязычными. С «венедами» тоже вопрос не прост. Венеды известны по юго-восточному побережью Балтий­ского моря, по крайней мере, с начала нашей эры, а само море на­зывалось «Венедским заливом». Позднее так назывался Рижский залив. На его побережье венеды-венды упоминаются еще в XIII в. и даже позднее. Но славянских поселений здесь не было. Следова­тельно, венеды древних авторов - это племена с особым языком, лишь смешавшиеся позднее со славянами, растворившиеся в них, давшие славянам в некоторых случаях свое имя.

Этноним «венеды» негреческого происхождения, и из греческо­го языка он не может объясняться. «Венеты» и «прасины» в Кон­стантинополе - партии болельщиков на ипподроме - «голубые» и «зеленые» (по цвету одежды возничих).

У самих славян в памяти жило представление о дунайской пра­родине. При этом в польских и чешских хрониках называли «мате­рью всех славянских народов» Паннонию - область Среднего По-дунавья, а русская летопись, как было сказано, помещала прароди­ну славян несколько выше по Дунаю, в Норике. Историческое пре­дание - факт, с которым надо считаться, противоречия тоже фак­ты, которыми нельзя пренебречь. Любая концепция должна учесть и то и другое.

В многочисленной литературе о начале славянства обсуждают­ся обычно два глобальных вопроса: когда обособился славянский язык и где это произошло. Эти вопросы обязательно должны увя­зываться друг с другом, потому что споры о прародине теряют смысл, если имеются в вид разные эпохи. И в настоящее время хронологическую глубину истории славянства определяют от III—

II тысячелетия до н.э. до первых упоминаний славянства в VI в. н.э. Территориально прародину славянства ищут в междуречье Днепра и Западного Буга, в междуречье' Вислы и Одера, в Северном При­карпатье, в Припятье, в прибалтийской части междуречья Вислы и Одера, в Подунавье.

Лишь в самое недавнее время в нашей литературе нашли вы­ражение почти все эти гипотезы. А.Л. Мопгайт настаивает на том, что начало разных народов надо вести со времени их первого упо­минания, и вопрос о «прародине» таким образом снимался: жили там, где их застали первые упоминания. Другой автор, археолог И.П. Русанова, выделяет славян в рамках пшеворской культуры, существовавшей в южной половине Польши со II в. до н.э. по IV в. н.э. В.В. Седов ищет начало славянства в более раннее время и в более северных районах, обращая внимание на так называемую культуру клешевых погребений (IV в. до н.э. - ІІ в. до н.э.). Боль­шинство польских археологов и лингвистов помещают прародину славян между Вислой и Одером, а начало ее ведут от лужицкой культуры, возникающей в XIII в. до н.э. в Центральной Европе. Из­вестный советский лингвист Ф.П. Филин, в целом соглашаясь с та­кой датой (хотя и не определяя ее точно), искал славян в междуре­чье Днепра и Западного Буга. Б.А. Рыбаков, неоднократно обра­щавшийся к проблеме начала славянства, как бы объединил обе точки зрения, расширил зону формирования славян на обе предла­гаемые территории, связав их с более ранней культурой, так назы­ваемой тшинецкой (около 1450 г. до н.э.).

Летописная версия была популярна в прошлом столетии. Но затем она стала подвергаться критике и просто отвергаться, как отвергалось практически все, что воспринималось как объяснение средневековых авторов. Но недавно в эту концепцию вдохнул но­вую жизнь известный лингвист О.Н. Трубачев. Аргументы его поч­ти исключительно лингвистические. Он обращает внимание, в ча­стности, на одно имеющееся в литературе противоречие: славян считают «молодым» народом, потому что их язык поздно отделил­ся от общеевропейской основы, и его считают наиболее «архаич­ным» из индоевропейских языков. О.Н. Трубачев разрешает это мнимое противоречие простым допущением, что область форми­рования индоевропейцев совпадает с прародиной славян. Как пря­мые наследники давних индоевропейцев на данной территории, славяне сохраняют больше архаических индоевропейских черт, и их отрыв от языка-матери не носил такого характера, какой обычно бы­вает при дальних переселениях, ведущих к изоляции от прародины.

Антропологические исследования истории разных европейских народов существенно затрудняются тем, что примерно с середины

II тысячелетия до н.э. и вплоть до принятия христианства у многих европейских народов, включая славян, было трупосожжение, соот­ветствующее определенным языческим представлениям. Этому вопросу посвящен ряд работ Т.П. Алексеевой.

Установлено, что один из важнейших компонентов, вошедших в состав позднейшего славянства, появляется в Центральной Европе -как раз в области, где искали свою прародину сами славяне - на рубеже III и II тысячелетий до н.э. (так называемая культура колоколовидных кубков, в частности). Кроме того, в славянстве широко представлен более северный, близкий к балтийскому антропологи­ческий тип. В результате славяне предстают очень рано, может быть, даже изначально смешанным в расовом отношении народом, и это могло сказаться на специфике его характера.

Именно в изначальной смешанности, по крайней мере, двух равноправных компонентов следует искать истоки той особенной славянской психологии, которую верно выявил и в той или иной степени показал В.Д. Иванов. У славян значительно раньше, чем у германцев и многих других их соседей, исчезла кровнородственная община, уступив место общине территориальной. На территории предполагаемого расселения славян с эпохи бронзы прослежива­ются небольшие жилища-полуземлянки, которые могли вместить лишь «малую семью», тогда как по соседству жили племена, жи­лища которых принимали помногу десятков человек - «большую семью». Это исконное различие оказывается весьма существенным при становлении классового общества и государства. На западе с распадом кровнородственных общин последняя исчезает вообще, а выделяющаяся на ее обломках малая семья оказалась лицом к лицу с государством, с феодалом, с властью. У славян община была формой территориальной организации, которую государство не могло ни заменить, ни уничтожить. А потому она сохраняется на многие столетия, становясь между крестьянином или посадским человеком и государством. Поскольку община носит территори­альный, а не кровнородственный характер, она легко может при­нять «чужих», а славянин в иной среде быстро усваивает чужие обычаи. Этим и объясняется высокая способность ассимилировать и ассимилироваться.

Процесс разложения кровнородственной общины и утвержде­ния общины соседской занимал столетия, а то и тысячелетия. Не­большое племя «россичей» возможно представить уже смешан­ным: три рода из десяти идут от скифов. Скифы к VI в. давно ис­чезли, растворились в иных племенах и народах. Само имя «скифы» покрывало разные языки и культуры. Поначалу так называли все племена, подчиненные скифам, а позднее - народы, проживающие на той же территории. В составе этого обобщенного названия мно­гие историки и археологи до сих пор ищут славян.

С другой стороны, несомненно, что в Поднепровье и Северном Причерноморье славяне ассимилировали иранские и какие-то иные племена, в том числе восходящие, возможно, еще к индоарийской ветви. Известно, что многие ученые именно из Северного Причер­номорья выводят самих индоарийцев. Древнерусское божество Хо­ре, которое, как и Даждьбог, связывалось с солнцем, имеет прямую параллель с божествами Индии и, весьма вероятно, уходит в ин-доарийскую древность. Следы пребывания в Причерноморье ин­доарийцев успешно ищет в топонимике О.Н. Трубачев, причем компактные группы индоарийцев местами сохранялись чуть ли не до эпохи образования Древнерусского государства.

Большинство источников, как было сказано, обособляют русов от славян. Поэтому многие специалисты искали предков этого племени в неславянском населении Северного Причерноморья. Еще в средневековых памятниках русов отождествляли с роксала-нами - ветвью иранского племени алан. Эту версию затем принял М.В. Ломоносов, а еще позднее видный антинорманист Д.П. Ило­вайский. Наиболее привлекательной она оставалась и среди совет­ских ученых. В какой-то мере особому интересу к аланам способст­вовала их высокая активность и подвижность в эпоху великого пе­реселения: они прошли до побережья Северного моря и Атланти­ческого океана, прошли в Испанию и Северную Африку, объединя­ясь то с готами, то с вандалами, то с иными племенами, всюду уча­ствуя в сложении новых государств и народностей.

С племенем роксаланов или аорсов увязывал русов известный советский историк и этнограф СП. Толстов, причем он полагал, что племена эти изначально принадлежали к неиранской языковой группе и лишь позднее были иранизированы. Позднее украинский археолог Д.Т. Березовец отождествил русов с аланами Подолья. Развивая наблюдения СП. Толстова и Д.Т. Березовца, украинский археолог и историк М. Ю. Брайчевский связывает с «сарматской Русью» «русские» названия днепровских порогов в записках визан­тийского императора Константина Багрянородного (середина X в.), тех самых названий, которые до сего времени остаются одним из главных оснований норманизма. Иранскую подоснову, восходящую к эпохе Черняховской культуры (II—IV вв.), видит в земле полян-руси московский археолог П.В. Седов. К этой же мысли склонялся и известный археолог П.Н. Третьяков, но он предпочитал оставить вопрос открытым, так как видел в поднепровских древностях следы и западного - германского или западнославянского влияния.

О.Н. Трубачев склонен связывать русов с выявленными им остат­ками древнего индоарийского этноса.

Норманистская точка зрения также остается достаточно пред­ставительной в нашей археологии и лингвистике. Ее придержива­ются, в частности, археологи Д.А. Мачинский, Г.С. Лебедев, к ней склонялся в последние годы жизни М.И. Артамонов, к ней близок лингвист Г.А. Хабургаев. Многие лингвисты и историки, не считая русов норманнами (германцами-скандинавами), тем не менее при­знают значительную роль скандинавов в образовании Древнерус­ского государства, как раз исходя из данных, касающихся именно русов. Особенно часто такого рода подмены встречаются в общих работах или же в обзорах, имеющих целью отыскание следов пре­бывания скандинавов на территории Восточной Европы. Именно «русские» названия порогов и имена князей и дружинников «рбда русского» более всего служат убеждению в существовании «нор­маннского периода» в истории Руси. В этом, как правило, ограни­чиваются отысканием чего-то похожего в Скандинавии, игнорируя более двух столетий назад высказанное меткое замечание М.В. Ло­моносова: «На скандинавском языке не имеют сии имена никакого знаменования».

В.Д. Иванов примыкает в целом к концепции Б.А. Рыбакова. Помещая русов на реке Роси, Б.А. Рыбаков как бы включает их в историю славянства на этой территории. Но он отмечает и особен­ности выделяемой им области в материальной культуре, особенно­сти, которые могут иметь и этническое значение. Речь идет прежде всего о составе предметов Мартыновского клада, который и опре­деляется как «древности русов». Пальчатые фибулы, поясные на­боры и некоторые другие найденные там предметы не имеют ме­стных корней, но широко представлены в Подунавье вплоть до Ад­риатики, где они, по-видимому, первоначально и появляются. Ду­найские элементы прослеживаются и в культуре населения, поя­вившегося в конце V в. в восточном Крыму и на Таманском полу­острове, то есть там, где позднее византийские источники зафик­сируют росов.

Вопрос о славянской прародине сложен потому, что неизвест­но, с какого времени начинать. Вопрос о начале Руси еще сложнее, потому что нет уверенности в знании языка этого племени. А ис­точники дают столько различных «Русий», что среди них легко рас­теряться и затеряться. Только в Прибалтике упоминаются четыре Руси: остров Рюген, устье реки Неман, побережье Рижского залива и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. В Восточной Европе имя «Русь», помимо Поднепровья, свя­зывается с Прикарпатьем, Приазовьем и Прикаспием. Недавно Б.А. Рыбаков обратил внимание на сведения о Руси в устье Дуная. Область «Рузика» входила в состав Вандальского королевства в Северной Африке. И едва ли не самая важная «Русь» помещалась в Подунавье. В Х-ХШ вв. здесь упоминается Ругия, Рутения, Руссия, Рутегская марка, Рутония. Во всех случаях, очевидно, речь идет об одном и том же районе, каковым мог быть только известный по источникам V-VIII вв. Ругиланд или Ругия. Располагалась Ругия-Рутения на территории нынешней Австрии и северных районов Югославии, то есть именно там, откуда «Повесть временных лет» выводит полян-русь и всех славян. Возможно, ответвлением этой Руси явились два княжества «Русь» (Рейс и Рейсланд, то есть Рус­ская земля) на границе Тюрингии и Саксонии. Об этих княжествах, пожалуй, мало кто и слышал. А они известны источникам, по край­ней мере, с XIII в. вплоть до 1920 г., когда были упразднены. Сами «русские» князья, владевшие этими землями, догадывались о какой-то связи с восточной Россией, но не знали, в чем она заключалась.

Помимо названных «Русий», русские летописцы знали «Пурга-сову Русь» на нижней Оке, причем даже в XIII в. эта Русь не имела отношения ни к Киеву, ни к Владимиро-Суздальской земле.

Академиком М. Н. Тихомировым упоминалось о «русской» ко­лонии в Сирии, возникшей в результате первого крестового похода. Колония носила названия «Ругия», «Руссия», «Росса», «Ройа». При­мерно с тем же чередованием мы имеем дело и при обозначении других «Русий». Не исключено, что в каких-то случаях совпадали различные по смыслу, но сходно звучавшие названия. Но и факт широкого рассеяния родственных родов и племен тоже нельзя иг­норировать. Эпоха великого переселения народов дает множество примеров такого порядка. В сущности, все охваченные им племена в конце концов распались, рассеявшись по разным частям Европы и даже Северной Африки. Притязания одних родов на господство по отношению к другим, им родственным, побуждали последних от­деляться и уходить подальше от честолюбивых сородичей. Руги-русы, очевидно, пережили примерно то же, что наблюдалось у го­тов, аланов, свевов, вандалов и других племен. Еще в X в. визан­тийцы называют русь «дромитами», то есть подвижными, странст­вующими.

В настоящее время ответа на возникающие вопросы еще нет: никто и не пытался нанести на карту все упоминания Руси. Но и неразрешимым это тоже считать не следует: дело может сдвинуть­ся с места, если вопрос будет верно поставлен. «Правильная по­становка вопроса и есть его решение», - говорил К. Маркс. В дан­ном случае важно держать в поле зрения как раз противоречивые сведения ради отыскания закономерности в самих противоречиях.

Именно с этой целью дается подборка сведений иностранных ис­точников о Руси, причем источники XII-XIV вв. часто проливают свет как раз на процессы предшествующего времени. Наличие в Европе «Русий» в этот период может оказаться основанием для понимания сведений о «русских» графах, герцогах и т.п. в VIII-IX вв., а также для понимания сюжетов, саг и сказаний, в которых «рутены», «русские», воюют с готами, гуннами, данами еще в V-VIII вв.

Разные представления об изначальной этнической природе ру­сов сопровождаются обычно и соответствующими осмыслениями самого этнонима. Норманисты указывают обычно на финское на­звание шведов «Руотси», не объясняя, что вообще это название значит (а означать это слово в финских языках может «страна скал»), сторонники южного происхождения названия указывают на обозначение в иранских и индоарийских языках светлого или бело­го цвета, который часто символизировал социальные притязания племен или родов. Источники дают достаточно представительный материал и для иного подобного толкования. В Западной Европе Русь, как говорилось, называлась также Ругией, Рутегией, иногда Руйей или Руйяной. В первые века в Галлии существовало кельт­ское племя рутенов, которое часто называли «флави рутены», то есть «рыжие рутены». Это словосочетание в некоторых средневе­ковых этногеографических описаниях переносилось и на Русь, и, как это указывалось в нашей литературе, для такого перенесения тре­бовалось какое-то хотя бы внешнее основание. И действительно, в X в. северо-итальянский автор Лиутпранд этноним «Русь» объяс­нял как простонародное греческое: «красные», «рыжие». Во фран­цузских источниках дочь Ярослава Мудрого Анна Русская также осмысливалась и как Анна Рыжая. Название Черного моря как «Русского» встречается более чем в десятках источников Запада и Востока. Обычно это название связывается с этнонимом, служит, в частности, обоснованием южного происхождения Руси. Это не ис­ключено и даже вероятно. Но надо иметь в виду и то, что само это название осмысливалось как «Красное». В некоторых славянских источниках море называется не «Черным», а «Чермным», то есть Красным. Так же оно называется в ирландских сагах, выводящих первых поселенцев на острове Ирландии из «Скифии» (в ирланд­ском языке: «Маре Руад»). Само название «рутены» происходит, видимо, от кельтского обозначения красного цвета, хотя на ругов-русов это название перешло уже в латинской традиции.

Дата добавления: 2014-12-27