Мидраш и неокантианство на фоне Русской поэзии и Филологии 4 страница

Что в Библии «общество Господне», то в языке таннаев и амораев — большие толпы. Стих Библии об отце царя Давида Иессее — «который во дни Саула выступал (являлся) старейши­ной среди людей» (I Сам. 17, 12) — мидраш толкует так: «выхо­дил перед толпой (ухлоса) и входил перед толпой, и проповедо­вал перед толпой» (ТВ, Брах. 5$а). Любовь к большим толпам — откуда она? Где истоки попечительства об «охлосе», заботы о нем? Не в Афинах же и не в Риме, считавших толпу исчадием зла. Есть один источник, поистине уникальный в употреблении слова «толпы». Место рождения его —Александрия, время — ко­нец II в. до н. э., название — «Письмо Аристея». Подлинный ав­тор неизвестен, но ясно, что был он эллинизированным евре­ем. Сюжет «Письма» — перевод Торы на греческий язык по приказу Птолемея Филадельфа в III в. до н. э.

Из Иерусалима прибыли к Птолемею еврейские мудрецы (толковники — переводчики) и попали к нему на пир. На пиру царь задавал вопросы, мудрецы отвечали. «Как удержать мне друзей в единомыслии?.. — Они должны видеть, что изрядно ты заботишься о толпе, коей правишь. Ты же будешь так поступать, взирая на Бога, благодетельствующего весь род человеческий, доставляя ему в срок здоровье, и пропитание, и все прочее» (igo). «Столь смешанные толпы населяют мое царство, как жить мне с ними в согласии? — Воздавая каждой из них долж­ное... взяв в советники справедливость» (267). «Что оберегает

толпа и мудрецы талмуда

царство?.. — Забота и попечение, чтобы никто не ущемлялся чи­новниками, приставленными к управлению толпами» (s'ji). «Что лучше для толп: царь из людей обычных или царь, пото­мок царей?» (288). Царь «предводительствует многими толпа­ми» (245)-

Можно переводить охлой Аристея не «толпы», а «населе­ние», что, собственно, и предлагал П. Жоуо¹. Но автор «Пись­ма» знал позорный смысл слова охлос. Он пишет об убытках, «ес­ли таковые нанесены порывом толп» (37). Он спрашивает о толпах устами царя: «Как жить мне с ними в согласии?» (267), понимая тяжесть предприятия. Потому и названо население птолемеевского Египта толпами, что оно смешанное, разнопле­менное, а смешанность, разноплеменность и нестройность -одна из главных черт охлоса.

Симпатия и жалость к толпе, немыслимая у Платона, понят­на у Птолемея. Эти люди — его паства, его царство, его добрые подданные. Они — толпа, они нестройны и неразумны, но нет ни смысла, ни возможности третировать их. Таково же отношение к толпам в мидрашах таннаев и амораев. Разве что добавляется духовная опека, которой не было в птолемеевской империи. Раз­ве что отношение к иноплеменности и разноплеменности толп гораздо сложнее и хуже, чем у автора «Письма». Ведь даже алек­сандрийские евреи успели поменять свое мнение.

«Смешанная толпа» александрийцев и египтян, столь лю­безная Аристею, — мерзость для Фил она. Ведь она терзала и уби­вала евреев в знаменитом александрийском погроме 38 г. (Philo, Place. 4; 133; 172)- Туже «сбежавшуюся отовсюду и рабскую тол­пу» Фил он находит в библейской Книге Чисел, где действительнo упомянут «сброд (асафсуф) среди Израиля» (Числ. и, 4)- По уверению Филона, этот сброд состоял из детей, рожденных евреям египетскими женщинами, а также из прозелитов, обратив­шихся в иудаизм при виде казней египетских (De vita Mos. XXVII, 147).

¹ P. Jouon. "OxXog au sens de «peuple, population» dans le Grec du Nouveau Testament et dans la «Lettre d'Aristee» // Recherches de Science Religieuse. ^Х937- Vol. 27, N 5. P. 618-619.

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

Таннаи и амораи много спорили о нееврейской толпе, и сле­ды споров сохранились в начале трактата «Авода Зара». «Разъяс­нил рабби Ханина бар Паппа (а может быть — рабби Симлай): в будущем, которое должно наступить, принесет Святой, Благосло­вен Он, книгу Торы в лоне своем и скажет: Кто занимался Торой, пусть явится и получит награду! Тотчас придут и сбегутся язычни­ки пестрой толпой, ибо сказано: «Пусть все народы соберутся вместе» (Ис. 43, 9). Велит им Святой, Благословен Он: Не входи­те ко мне пестрой толпой, но пусть входит каждый народ отдель­но со своими писцами, ибо сказано: «И пусть сойдутся народы» (там же), а народ — это не что иное, как Царство, ибо сказано: «И один народ сделается сильнее другого» (Быт. 25, 23)… Тотчас пер­вым войдет к нему Царство Римское... Спросит у них Святой, Бла­гословен Он: Чем занимались? Те ответят: Владыка Мира! Много рынков мы устроили, много бань возвели, много серебра и золо­та нажили — и всё для Израиля, чтобы занимался Торой, Скажет им Святой, Благословен Он: О глупцы этого мира! Все, что вы де­лали, — делали для себя. Рынки устраивали — разводить там блуд­ниц, бани — нежиться в них, серебро и золото — мои, ибо сказа­но: «Мое серебро и Мое все золото, изрек Господь Саваоф» (Агг. 2, 8)... Нет между вами предсказавшего это, ибо сказано: «Кто между ними предсказал это?» (Ис. 43, 9)- А «это» не что иное, как Тора, ибо сказано: «И это Тора, которую предложил Моисей» (Втор. 4, 44)- Сразу же выйдет Римское царство обескураженное и войдет царство Персидское вслед за ним... Спросит у них Свя­той, Благословен Он: Чем занимались? Те ответят: Владыка Ми­ра! Много мостов мы навели, много городов покорили, во мно­гих войнах воевали — и все для Израиля, чтобы занимался Торой. Скажет им святой, Благословен Он: Все, что вы делали, — делали для себя. Мосты мостили — взимать на них пошлину, города поко­ряли — облагать их повинностью, в войнах я воевал, ибо сказано: «Господь — муж брани» (Исх. 15, 3)- Нет между вами предсказав­шего это, ибо сказано: «Кто между ними предсказал это» (Ис. 43. д). А «это» — не что иное, как Тора, ибо сказано: И это Тора, кото­рую предложил Моисей (Втор. 4, 44)- Сразу же выйдут от Него обескураженные...» (ТВ, AЗ. 2а-2б).

толпа и мудрецы талмуда

Пестрая толпа (арбувъя) аггады — это смешанные толпы Филона. Господь недоволен смешением и требует порядка и учета: построиться по народам с писцами во главе. Дальней­шие Его слова напоминают реплику злого гостя в поучении Бен Зомы: «Все, что хозяин сделал, — сделал для своей жены и для сыновей». Царства Римское и Персидское — хозяева Изра­иля. Они мосты мостят и бани строят — лишь бы гость зани­мался Торой. Так поутру встает Бен Зома и находит хлеб и одежду готовыми. Все язычники мира — как толпы, где лица и мнения не схожи, а Израиль — как мудрец, чья задача — изучать Тору. У Филона Александрийского мы видим ту же теорию: <Как для города священник, так для всего мира народ евреев. Ведь он священнодействует, пользуясь для тела и души всеми непорочными очищениями, всеми божественных законов на­ставлениями, которые наложили узду на удовольствия чрева и на то, что ниже чрева, и укротили толпу души, поставив ум для слабых руководителем, для немыслящих мыслителем» (De spec, leg. II, 163 ff.).

Что Израиль — «царство священников и народ святой», ска­зано в Библии (Быт. 19, 6). Филон же превращает священников в философов, укротивших «толпу души», а народы мира — в тол­пу, которая чувственную жизнь «числит своей госпожой» (Rer. liv. 42). У Платона заимствованы все характеристики. Бен Зома: рабби Ханина бар Паппа вряд ли читали Платона, но деление на мудрецов (Израиль) и толпу (язычники) и для них естествен-то. И отсюда следует ряд практических вопросов: спасутся ли толпы язычников? Для Израиля или для себя они трудились? 1оложена ли им награда?

Рабби Ханина бар Паппа (а может быть, рабби Симлай) опирался на стих Исайи: «Пусть все народы соберутся вместе и тусть сойдутся племена. Кто между ними предсказал это?» (Ис. 43, 9 ). Конечно, никто не предсказал «это», а потому — делает вывод рабби — и награду они не заслужили. С другой стороны, по мнению рабби Ханины, Господь скажет Иерусалиму: «Удлини [пределы свои], распространи [место для палатки своей], прими свои толпы» (Берешит Рабба 5, 7). Толпы язычников для

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

Иерусалима оказываются «своими». А доказательство — стих Иеремии: «В то время престолом Господним назовут уже Иеру­салим, и туда, во имя Господа, во Иерусалим, соберутся все на­роды и не станут более поступать по упорству злого сердца» (Иер. 3, 17)- Нужды нет, что ничего не сказано у пророка о тол­пах (ухлосин) – без них не мыслит рабби Ханина последние вре­мена.

Пророк Исайя предсказывал обращение египтян к истин­ной вере: «В тот день будет в земле Египетской пять городов, го­ворящих языком ханаанским и клянущимся Господом Савао­фом» (Ис. ig, 18); «они пожалуют за тобою, в узах они пройдут и поклонятся перед тобою; будут умолять тебя: только у тебя Бог, и нет иного Бога» (Ис. 45. 14). Но согласно трактату Седер Олам Рабба (23, 42-46), пророк имел в виду избиение Ангелом Господ­ним ассирийцев под стенами Иерусалима при царе Иудейском Езекии: «Спустя год после поражения Санхериба встал Езекия и освободил толпы (ухлосин), что пришли с Санхерибом в цепях (т. е. толпы пленных египтян), и они приняли на себя иго цар­ствия небесного».

В «Откровении апостола Иоанна» (7, 9) конечное спасение пестрых толп не подлежит сомнению. У престола Господа уви­дел Иоанн «великое множество, которого никто не мог пере­честь, из всех племен и колен, и народов, и языков...». «Множе­ство» здесь передано греческим словом «охлос». И в сирийском апокрифе об Иоанне¹ толпы (ухлосин) язычников, собирающие­ся то перед баней, то на большой улице в центре Эфеса, то в те­атре, поражающиеся чудесам и приходящие к новой вере, -один из главных героев повествования. Они же один из главных героев эпохи, интрига и сердцевина которой — перемена веры и сознания. Любовь к охлосу учителей и проповедников вытека­ла уже из того, что именно охлос стал их аудиторией, толпа — их школьным классом, сборище простолюдинов — внимательной и пристрастной публикой.

¹ История Иоханана апостола, сына Зеведеева. Вступление, перевод с си­рийского и комментарий Е. Н. Мещерской // Восток, 1992. №5-6.

толпа и мудрецы талмуда

Совращающие многих — просвещающие многих

«Ведь и Пифагор, и Анаксагор, и Платон, так же как и все последовавшие за ними стоики, да и вообще почти все филосо­фы, мыслили именно так о существовании Бога. Однако хотя и научая умозрению немногих, они все же не осмеливались пре­подать свое истинное учение большинству, объятому предрас­судками. А наш законодатель, поскольку сам поступал в полном соответствии с законами, убедил не только своих современни­ков, но и грядущим поколениям внушил на века непоколебимую веру в Бога» (Jos. Contra Ар, II, 169). «Сам же Платон признавал, что доверять невежественной черни истинное понятие о Боге небезопасно» (Ibid. 224).

Были ли основания у Иосифа для национальной гордости? Прав ли он в том, что философы научили немногих, а Моисей — весь народ? Действительно, сказано в Библии (Втор. 31, 10-12): «И завещал им Моисей, и сказал: по прошествии семи лет... в праздник Кущей... собери народ, мужей и жен, и детей, и при­шельцев твоих, которые будут в городах твоих, чтобы они слу­шали, и чтобы учились, и боялись Господа, Бога вашего, и стара­лись исполнять все слова этого закона...»¹ Действительно, около 440 г. до н.э.«собрался весь народ как один человек на площадь, которая перед Водяными воротами, и сказали Ездре, писцу, чтобы он принес книгу закона Моисеева... И принес Ездра, священник, закон пред собрание, состоящее из мужчин и женщин и всех, могущих понимать... и читал из нее на площа­ди... и стоял... на деревянном возвышении...» (Неем. 8, 1-4). Действительно, «проповедь перед обществом» произносилась в синагогах и за их стенами. Но сама постановка вопроса — обу­чать немногих или массу — принадлежит не евреям.

«Незачем тебе стараться и демонстрировать перед этими способности к декламации или к спорам... нет никого, кто мог бы понять тебя. Возможно, один-другой и найдется, но даже и

¹ О «заповеди собрания» см.: X. Мак. Мидраш и аггада. Тель-Авив, 1989. С. 34-35 (ивр.).

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

их тебе придется образовывать и подтягивать до своего воспри­ятия» — так писал Сенека (Epist. VII, 9). Дион Хризостом был иного мнения: «не всякая масса лишена стыда и слуха, и не вся­кого сборища следует избегать» (XXXII, 24)- И позор ложится «на так называемых философов; некоторые из них совсем не по­являются на публике, не желая рисковать и отказываясь сделать толпу («многих») лучшей, чем она есть (Ibid. 8).

С последовательной навязчивостью выносят греки и рим­ляне толпу в центр образовательных споров. И евреи следуют за ними. «Воспитайте побольше учеников», — говорит трактат «Пиркей Авот» (1,1), а «Авот де-рабби Натан» разъясняет: «Ибо школа Шаммая говорит: учить должно лишь человека умного, смиренного, благородного происхождения и богатого, а школа Гиллеля говорит: учить должно всех людей, ибо в Израиле было много грешников, которые приблизились к изучению Торы и стали праведными, благочестивыми и годными» (Верс. 1, 3) - сравним с мыслью Диона об исправлении многих.

Когда мудрецы сместили раббана Гамлиэля II, «в тот же день убрали и привратника, и было дано позволение ученикам вхо­дить, ибо раббан Гамлиэль обычно объявлял: Всякий ученик, ко­торый внутри не таков, как снаружи, пусть не входит в бейт-ми-драш. В тот же день добавили несколько скамей... Смутился раббан Гамлиэль и сказал: Неужто, упаси Господи, я заграждал Тору от Израиля? Тогда было ему утешение во сне: белые урны, полные праха» (ТВ, Брах. 28a).

Урны с прахом — штамп, стандартная метафора. Есть ее греческий перевод в Евангелии: «Горе вам, книжники и фари­сеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, кото­рые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мерт­вых и всякой нечистоты» (Мф. 23, 27)- Иисус обличал книжников, а Гамлиэль — «многих» — в полном соответствии с философской традицией. «А из добродетелей не за мудрость ли более всего состязается толпа, всегда спорящая и полная лож­ной, кажущейся мудрости» (Plat., Phileb. 49a)- «Чем похожа тол­па на евнухов? Тем, что кажется упражняющейся в добродете­ли, будучи лишена мудрости» (Philo, De los., 59; cf. De mut. nom.

толпа и мудрецы талмуда

196). Потому и не учит философ тех, кто внутри не таков, как

снаружи.

Есть интересная подробность в рассказе о Гамлиэле. Когда убрали привратника, добавили несколько скамей. «По этому по­воду разошлись во мнениях абба Иосеф бен Достай и наши учи­теля. Ибо он сказал: Добавили четыреста скамей, а те сказали — семьсот». Цифры — слабое место традиции. Но и без них оче­видно: многие тянулись к учению. Отсюда и роль привратника. Самого Гиллеля некогда привратник без платы не впускал в бейт-мидраш (ТВ, Йома 35б).

Толпа жаждет зрелищ и научения — или бежит от научения к зрелищам — обе точки зрения есть в источниках. За толпу бо­рются и привлекают ее — или отталкивают и не пускают ее. В любом случае это публика — объект конкуренции. «А выходя­щий из бейт-мидраша что говорит? Благодарю Тебя, Господи, Боже мой и отцов моих, что положил мне жребий среди сидя­щих в бейт-мидраше и в синагоге, а не в театре и в цирке. Ибо я изнуряюсь и они изнуряются, я встаю с зарей — и они так же. Но я — чтобы унаследовать Райский сад, а они — могилы ради» (ТИ, Брах. гл. 4, гал. 2). «Сказал рабби Йосе бар Ханина:...Сие есть римские театры и цирки, в которых князья иудейские будут пуб­лично («при многих»!) преподавать Тору (ТВ, Мгил. 7а).

По мнению И. Хайнемана, «справедливо противопостави­ли мудрецы «дома собрания и дома учения» (т. е. синагоги и бейт-мидраши) «театрам и циркам» мира римско-эллинистического. И без сомнения, им удалось добиться, чтобы большинство предпочитало проповедь в синагоге театральным и цирковым представлениям... Не только воспитательная сторона пропове­ди... была значима, но и «развлекательная». И действительно, сумели проповедники... привлечь и приманить общество, а в особенности — простой народ»¹.

Со всем здесь можно согласиться, кроме разделения двух

миров. Не только между культурами, но и внутри культур шла борьба. Еще Платон писал: «Совершенно нельзя причислить к

¹ И. Хайнеман. Публичная проповедь в талмудическую эпоху. Иерусалим, 1982. С. 9 (ивр.).

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

философам... любителей слушать: их нисколько не тянет к тако­го рода беседам, где что-нибудь обсуждается, зато, словно кто их подрядил слушать все хоры, они бегают на празднества в честь Диониса, не пропуская ни городских Дионисий, ни сельских» (Resp. V, 474B). «Всякое учение заброшено, и преподаватели свободных искусств председательствуют в пустыне в отсутствии публики. Безлюдье в школах риторов и философов, зато много­людье в кабаках», — жалуется Сенека (Epist. 95, 23)- Филон ино­го мнения. «Почти каждый день заполнены театры и залы фи­лософствующими, без умолку рассуждающими и вещающими речи о добродетели. Но что пользы от речей, если одни думают при этом о путешествиях и торговле, другие — о земледелии и доходах, третьи — о почестях и политике...» (Philo. De congr. 64). И вновь бессмысленные спектакли вместо философских лекций (Philo. De agricult. 35; Dio Chrys. XXXII, 4-6). Таковы же и речи еврейских мудрецов о вреде языческих зрелищ (Мишна, AЗ. 1, 7 и др.). Школа боролась с цирком, синагога — с театром. И даже языческие храмы заманивали публику театральными зрелищами¹. Шла борьба за толпу.

Начиналась она в гражданской войне и политической роз­ни. Когда Агриппа II витийствует перед иерусалимлянами, ко­гда первосвященник Иехошуа проигрывает словесный бой пе­ред идумеями — кажется, Иосиф Флавий всуе копирует Фукидида. Что общего между Афинами и Иерусалимом? Но вот перед нами мидраш, и влияние Фукидида здесь сомнительно. «Тотчас вскочил Халев и заставил все эти толпы (ухлосин) замол­чать. Ибо сказано: «Но Халев успокаивал народ» (Числ. 13, 30). Вскочил на скамью и начал утихомиривать их, говоря...» (Бамидбар Рабба 16, 19). Праотец в позе греческого оратора, успо­каивающего возбужденный народ со скамейки, — так мидраш приближает Библию к своей эпохе. Один из соглядатаев, по­сланных в страну Ханаан, Халев спорит перед народом со свои­ми товарищами. И о последних другой мидраш говорит: Аарон очищал Израиль, а соглядатаи оскверняли Израиль (Ваикра

¹ R. MacMullen. Paganism in the Roman Empire. New Haven, London, 1981. P. 18-34.

толпа и мудрецы талмуда

Рабба 20. 1). Как же Аарон очищал Израиль? Мидраш цитирует пророка Малахию (2, 6): «многих отвратил от греха».

Отвращение от греха «многих» мы наблюдали уже у Диона Хризостома в его «Александрийской речи», у мудрецов школы Гиллеля. Перед нами клише: «просвещающий многих... совра­щающий многих...» (Ав. 5, 18; Toс. Йома 5, 10; ТВ, Йома 87а; Сан. 107б; Сота 47а; РШ, 13а). «Вразумляющими многих» названы уже хасидеи времен Антиоха IV Эпифана в книге Даниила (11, 33). И в те же времена «многих» совращают эллинисты в I Маккавейской книге (1, 11).

Равны ли еврейские «многие» (раббим) греческим «многим» (поллой) — обычному названию толпы? По мнению И. Йеремиа-са— нет. Греческие «многие» — антоним «немногих», т. е. элиты. Еврейские же «многие» — это «великое множество», «все»¹. Но уже в Книге Даниила «просвещающие» не входят в их число. Можно узнать в раббим евангельских «малых сих», несмышле­ный, но чистый душою охлос. «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновый камень на шею и бросили его в море», — говорит Иисус в Капернауме (Мк. 9, 42). И соглашается с ним Тосефта: «Всякий, кто согрешил и многих ввел в грех... — закроются за ним врата Геенны, и будет он предан ей на веки веков» (Тос. Сан. 13, 5).

Чтобы «многих» не ввести во грех, отдали жизнь Паппос и Юлиан. «Если прикажет еврею язычник преступить одну из запо­ведей Торы, пусть нарушит любую, кроме идолопоклонства, кро­восмешения и кровопролития, — пусть нарушит и избегнет каз­ни. Это — в отсутствии свидетелей. Но в присутствии многих — даже легкую заповедь [пусть не нарушит] и не повинуется языч­нику. Как и поступили Лулианос и Паппос, братья. Дали им воду в цветном стеклянном сосуде — и они не приняли» (ТИ, Шви., гл. 4, гал. 2). В цветном сосуде вода выглядит вином. Принимая языческое вино и совершая возлияние, еврей преступает запо­ведь. «Многим» могло показаться, что братья нарушили закон, хоть и не было никакого нарушения, вместо вина — вода.

¹ TDNT. Vol. 6. Р. 536.

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

Таково же мученичество Елеазара во времена Антиоха IV Элифана. Когда принуждали евреев к идольским жертвам, Елеазару, одному из первых книжников, предложили поблажку. «Приставленные к беззаконному жертвоприношению, знавшие этого мужа с давнего времени, отозвав его, наедине убеждали его принести им самим приготовленные мяса, которые мог бы он употреблять, и притвориться, будто ест назначенные от царя жертвенные мяса, дабы через это избавиться от смерти и по давней с ними дружбе воспользоваться их человеколюбием. Но он, утвердившись в доброй мысли... отвечал и сказал:...Недо­стойно нашего возраста лицемерить, дабы многие из юных, уз­нав, что девяностолетний Елеазар перешел в язычество, и са­ми... не впали через меня в заблуждение...» (2 Макк. 6, 21-25).

Нет греха в мясе и в воде, но грех — в совращении «многих» и «многих из юных» — таков поразительный смысл мученичест­ва. Поразителен же он тем, что попечительство о душах малых сих ставит выше формальной логики различения чистого и не­чистого. А такое предпочтение принято считать христианским. «Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Берегитесь, однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощ­ных. Ибо если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не располо­жит ли и его есть идоложертвенное?.. И потому, если пища со­блазняет брата моего, не буду есть мясо вовек, чтобы не соблаз­нить брата моего» (I Кор. 8, 8-12). «Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в самом себе нечистого... Все чисто, но худо человеку, который ест на соблазн» (Рим. 14, 14-20). Так рас­суждал апостол Павел.

И схожая логика — в галахическом правиле о «видимости», «видении глаза». Разрешенное как чистое запретно к употребле­нию, если есть «видимость» нечистого, опасная для «многих». Например, сказано в Торе: «в одежду из разнородных нитей, из шерсти и льна не одевайся» (Лев. 19, 19; ср.: Втор. 22, и). Насчет шелка — ничего не сказано (не было шелка в древнем Израиле!). Но Мишна шелк, похожий на лен, и шелк, похожий на шерсть, к

толпа и мудрецы талмуда

смешению запрещает из-за «видимости» (Мишна, Кил. 9, 2). А Гемара разъясняет: «Рав сказал: Все, запретное из-за видимости, за­претно даже в закрытых комнатах. Барайта расходится с Равом. Лен, чей цвет запретен, — не делают из него бахрому, но на по­душках и сиденьях — разрешено. Барайта расходится с Равом. Не нагибаются и не подбирают монеты, разбросанные перед языче­ским идолом, чтобы не казалось, что поклоняются ему, но в ук­ромном месте — разрешено. Барайта расходится с Равом. Личи­ны, изливающие воду в больших городах, — не приникают к ним губами, чтобы не казаться целующими идола. Но в укромном ме­сте — разрешено» (ТИ, Кил. гл. 9, гал. 2).

Мудрецу известно, что нет языческого служения в питье из уст идола, в подбирании монеток. Но «многие», которым это не­ведомо, могут увидеть и соблазниться. Публичное (бепархесия) нарушение заповеди приравнивалось мудрецами к хуле на имя Господне. Та самая «гласность», «публичность» (пархесия), кото­рую так одобряли мудрецы в других случаях, здесь категоричес­ки осуждалась, усугубляла вину.

«Сказал рабби Аббаху от имени рабби Ханании: Лучше чело­веку преступить заповедь тайно, чем хулить имя Господне пуб­лично... Сказал рабби Илай Старший: Если человек видит, что [дурная] страсть сильнее его, пусть удалится туда, где его никто не знает, оденется в черное, накроется черным и сделает по же­ланию своего сердца, но не осквернит имени Божиего публич­но» (ТВ, Кид. 40).

И еще дословное совпадение. «Если кто из неверных позо­вет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для [спокойствия] совести. Но если кто скажет вам: «это идоложертвенное», то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести... Совесть же разумею не свою, а другого, ибо для чего моей свободе быть судимой чужою сове­стью?» (1 Кор. 10, 27-29). Так у апостола Павла. А в Мишне: «Прочие же вещи разрешено [продавать язычникам], если [по­купатель] скроет [что они для идолослужения], и запрещено — если открыто объявит» (Мишна, A3. 1, 5). Для чего совести моей быть судимой чужою совестью?

6₄

Раздел 1. политика и риторика в эпоху поздней античности

толпа и мудрецы талмуда

Возможно возражение. Мудрецы утяжеляют заповедь ради заботы о малых сих: даже ритуально чистое запрещают ради «видимости». Павел же вовсе отменяет заповедь, нечистота не волнует его. Но и это различие между мудрецами и апостолом — не абсолютно. Аморай третьего века Рав сказал так: «Только для того даны заповеди, чтобы очистить ими тварей» (Ваикра Ра-ба 13, з)- О каких заповедях идет речь? Об 11 главе книги Левит: «вот животные, которые можно вам есть из всех скотов на зем­ле». Мидраш продолжает слова Рава: «Сказал рабби Иудан, сын рабби Шимона: Бегемот и Левиафан — они для битвы зверей в будущем, которое должно наступить. Кто не смотрел битву зве­рей [в цирках] язычников в этом мире, узрит в мире будущем. Как звери будут зарезаны? Бегемот заколет Левиафана рогами, а Левиафан рассечет Бегемота плавниками. Спрашивают пра­ведники: Разве так по Закону режут животных?.. Сказал раббиАбба бар Кахана: Сказал Святой, Благословен Он: «От Меня произойдет Закон» (Ис. 51, 4)- обновление Закона от Меня про­изойдет. РаббиБерахья от имени раббиИцхака: Святой, Благо­словен Он, устроит большой пир рабам своим праведникам в бу­дущем, которое должно наступить. Кто не ел падаль и раненых животных в этом мире, удостоится есть их в будущем мире».

Нигде иудаизм так близко не подходит к христианству. Запо­ведь о чистом и нечистом — не вечна. Господь отменит или изме­нит ее, разрешит есть трефное. Заповедь нужна только для того, чтобы очистить и испытать тварей, малых сих, многих, толпу, превратить их в праведников. А для праведников уже все — чис­то (в будущем мире). Когда же заповедь делается помехой в спа­сении толп, христианство выходит на сцену.

Се, человек

Может статься, что толпа приснилась праведникам, а пра­ведники — толпе. Жили между Морем и Иорданом обычные ев­реи, но возомнившие о себе книжники и фарисеи принизили их до толпы. А если и собирались евреи в толпы — так ведь лю-

ди всегда собираются в толпы по праздникам и по торговым де­лам. А если и слыли некоторые праведниками и чудотворцами, так ведь еще Елисей и Илия творили чудеса. Просто придумали себе евреи спасителей, чтобы иметь от них надежду и утешение. Что же до «концепции» толпы, то она заимствована у римлян и греков. Да и у тех за понятием черни, жаждущей хлеба и зре­лищ, не стояла никакая новая реальность. Одно лишь желание принизить социальный низ¹.

Родилась ли новая реальность на рубеже христианской эры? Чтобы утвердительно ответить на этот вопрос, нужно сравнить Библию с Евангелиями, аудиторию пророков с аудито­рией Иисуса.

«И подошел Илия ко всему народу и сказал: Долго ли вам хромать на оба колена? Если Господь есть Бог, то последуйте

¹ В последние годы историки выступают в защиту толпы, против элитар­ной критики греко-римских авторов. Ц. Явец и Р. Макмаллен вступились за римскую толпу (Z. Yavetz. Plebs and Princeps. Oxford, 1969. P. igaff; R. MucMullen. Roman Social Relations. P. 114-116, 138-141), а У.Д. Бери — за александрийскую (W. D. Barry. Aristocrats, Orators, and the Mob: Dio Chrysostom and the World of the Alexandrians // Historia. Zeitschrift fur alte Geschichte. 1993. Bd. 42. H. i). Сюжет Бери — «Александрийская речь» Диона Хризостома. «Оценка и характеристика александрийцев Дионом представляется естественным следствием социального политического и интеллектуального опыта его как аристократа. Его моральная клевета на александрийскую народную культуру, его очернение народа как диких жи­вотных отражают высокомерные воззрения Диона относительно не­управляемой и иррациональной природы толпы и служат укреплению со­циальной иерархии римского мира, из которой сам Дион извлекал пользу как в смысле власти, так и в смысле престижа» (с. д8). Естественно, возни­кает вопрос: как совместить «антипопулизм» «Александрийской речи» со стоической симпатией к низам «Эвбейской речи»? Ответ удивительно прост: «Александрийская речь» написана до изгнания, а «Эвбейская» — во время или после («когда он стал более знаком с проблемами бедняков и больше им сочувствовал» — с. gg). На наш взгляд, ни Дион, ни Сенека не третировали «низы общества». Филон считал простонародье, «живущее беззаботной и нетягостной жизнью», наименее порабощенным страстя­ми (De erb. 215)- Александрийцы, коих упрекает Дион, — скорее эллины, чем египтяне (вряд ли египетские ремесленники пришли бы послушать его речь). Под толпой философы имели в виду общность духовную (или, скорее, антидуховную) — людей, живущих страстями, а не разумом. Тол­па — также и сборище, в коем разум молчит. Иное дело — Тацит и Светоний или Плиний Младший. Но их критика низов была направлена на «стадность», на поведение публики, на приметы «массового общества», которое действительно возникало в I-II вв. Классовая ненависть, страх перед массами — все это осталось в республиканском прошлом.

Дата добавления: 2015-05-09