Софистическая риторика

Литература и риторика

Риторика относится к числу филологических предметов наряду с лингвистическими и литературоведческими. «Текст во всей сово­купности своих внутренних аспектов и внешних связей — исходная реальность филологии» (А в е р и н ц е в С. С. Филология. — Линг­вистический энциклопедический словарь*. — М., 1991. —" С. 544). Филология вбирает в свой кругозор всю глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного, через призму слова, языка. В то же время это искусство не только передавать, но и принимать сказанное и написанное: понять самого себя и другого человека, другую культуру — цель филологии.

Все сказанное выше может быть отнесено и к риторике: тот же ЛЭС определяет риторику как филологическую дисциплину, изу­чающую способы построения художественно выразительной речи (Т о п о р о в В. Н. // ЛЭС. — М., 1991. — С. 416). Однако такое опре­деление отражает только лингвистический аспект; функции рито­рики шире: это и цель речи, определяемая ситуациями жизни, и выбор темы, и позиция говорящего, и фактор адресата, и логика доказательства, и адекватность понимания слушателем.

Нетрудно заметить, что эти перечисленные функции присущи и литературе. Иными словами, риторика смыкается с литерату­рой.

Граница между литературой и риторикой трудноуловима. Мно­гие ораторы и риторы были в то же время писателями или литера­туроведами: Аристотель, Цицерон, Буало, Ломоносов, Лосев. В учебники по античной литературе включаются не только писате­ли, поэты, но и ораторы (авторы учебников С. И. Радциг, Н. Ф. Де-ратани, И. М. Тройский, А. А. Тахо-Годи).

Писатели В. Гюго, В. Я. Брюсов, И. Л. Андроников, А. С. Пуш­кин, В. Гёте были известны и как блестящие импровизаторы. Но и все образованные люди в разные эпохи должны были владеть уст­ным словом и пером: этому учили в риторических школах антично­го мира, все ученики Царскосельского лицея писали стихи. С. С. Аве-ринцев пишет: «Умение написать эпиграмму для образованного грека... вопрос школьного умения, вопрос грамотности» (Аве-ринцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной тра­диции. — М., 1996. — С. 179). Европейская традиция устанавливает более 100 моделей эпистолярного жанра, до сих пор издаются

Далее ЛЭС. 20

ичные «письмовники», в частности во Франции. В XVII—

^ v?II вв. учение о жанрах доходит до мелочной регламентации.

составление жизнеописания требовало выделить рубрику

(эисхождение» и разделить ее на части «народ», «отечество»,

_едки», «родители»; далее — «добродетели» и «пороки», далее —

'власть»,'«богатство» и пр.

В период классицизма в Европе полагалось соблюдать не толь-единство места и времени, строго следовать законам жанра, ^к _{и й}спользовать теорию «общих мест» (топов). Логические топы: ^Н_оД и вид; целое и части; свойства, признаки, качества; сравне­ние и противопоставление; причина и следствие; обстоятельства (где? когда? как?) и пр. Топы использовались не только в рассуждениях и доказательствах, но и в повествовании, описа­нии.

Кстати, в современном употреблении понятие «общие места»

имеет неодобрительный оттенок. Но это совсем не означает, что общих мест нет в современной литературе: «Сокрытие грубого каркаса школьных схем — просто-напросто высший класс рито­рического умения» (Ав е р и н ц е в С. С. Риторика и истоки евро­пейской литературной традиции. — М., 1996. — С. 134). Литератур­ная практика неосознанно пользуется риторической системой, и даже романтики, объявившие войну риторике (XVIII в.), по час­тоте орнаментальных фигур не уступают античным авторам.

Не следует забывать и того, что сама литература, фольклор и повседневное общение непрерывно пополняют запас крылатых слов, идиом, афоризмов, аллегорий, иносказаний, антитез (а ведь это все — риторический арсенал!), используемых и в письмен­ном, и в устном тексте. Судя по «Словарю крылатых выражений А. С. Пушкина» (СПб., 1999), он дал русскому языку не менее 1200 таких единиц.

Ревнители литературного новаторства всегда обвиняли рито­рику в формализме, схематизме, даже в ретроградстве; но прохо­дило время, и оказывалось, что новое литературное течение со­здавало свои схемы, правила и запреты. Так было и с романтиз­мом, и даже с реализмом.

Наибольшие сложности возникали в системе жанров — лите­ратурных, риторических и даже в бытовой речи.

На всем протяжении истории литературы в Европе, Индии,

^итае, Японии в ходу речение «писать, а иногда — и говорить по

^анрам». Власть жанра то приближалась к диктатуре, то наступали

^еРиоды оттепелей. Литературоведческие исследования проводи-

^сь Тсод знаком теории жанров. Жанр всегда служил стабилизи-

Ующ_ИМ; регламентирующим средством поэтики, а сама поэти-

g ^пРинадлежала одновременно и теории литературы, и риторике.

Ропейской истории известны попытки всю риторику свести к

^тИке, культуре и выразительности речи.

//

Риторика также оказывала влияние на теорию жанров, вво­дила жанры частных риторик: в судебной риторике — речи обви­нительная и защитительная, в военной — боевой приказ, в по­литической — призыв к восстанию, в эпидейктической — р&чц официальные в честь юбиляра и дружеские, застольные, в дело­вых ситуациях — строго логические и пр. Подобные образцы не­редки в художественной прозе: вспомним сцену суда в «Воскре­сении» Л. Н. Толстого, письма И. Е. Репина, «Фрегат "Палладд"» И. А. Гончарова и т. п.

Есть и новорожденные жанры как продукты деления традици­онных, заимствования из диалектов («Вологодские бухтины» у В. Белова, «Скирли» у И. С. Соколова-Микитова); жанры меняют свою функцию и назначение (например, анекдот); возникают «жанровые гибриды» — на 16-й странице «Литературной газеты» (эпохалки, микро- и макроэпохалки). Нет сомнения в том, что теоретические поэтика и риторика стабилизируют систему жан­ров во всем многообразии общения.

Многовековой спор о первенстве формы и содержания в по­знании, в литературе, в различных видах творчества то возникает и разгорается на пограничных областях разных наук, то угасает. В то же время спорящие стороны согласны в том, что форма и содержание могут существовать только в единстве, одна без дру­гого так же немыслимы и абсурдны, как понятия «правая» и «ле­вая», одна без другого теряет всякий смысл.

Глава 3. РИТОРИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ

7. Его сущность и корни

Наивно было бы полагать, будто вся риторическая система с одинаковым успехом может обслуживать любых общающихся лю­дей, будто она, подобно языковой системе, существует вне идео­логии, нравственности, политики.

В риторике, в ее теории и практике, могут быть выделены три неравные части: первая из них действительно универсальна, мо­жет использоваться в самых разнообразных ситуациях. Универсаль­ны каноны риторики: учение о теме, ее выборе, о построении речи, типах речи, выражении мысли в языковых формах, о куль­туре речи — языковых нормах, дикции, интонациях и т. п.

Вторая часть обращена к национальным, языковым основам рИ" торического действия: это неоценимое богатство, которое исполь­зует говорящий, этнические традиции, культура и литература, при­влекаемая в общении, исторические факты. Нетрудно заметить, что эта область уже не вполне универсальна, ибо может в отдельны"

аях ^с

допустить какие-либо льготы национальным предпочте-

и например, процитировать строки произведения, в кото- без должного уважения говорится о том или ином субъекте. Р^о11 _тьЯ часть выражает позицию отдельных лиц или каких-либо

.уостей людей. В этой общности нормируется устойчивая сис-⁰ _Точек зрения и правил; это этическая система общения, речи, rf ой _сф_ере формируется феномен, называемый риторическим

идеалом.

Нельзя забывать, что вся социальная жизнь людей постоянно (Ъормляется в речи — устной, письменной, а также мысленной; без речевого оформления жизнь просто невозможна, и необходи­мы нормы общения, человеческих отношений внутри общности _ИЛи между ними.

Внешняя речь всегда обращена к людям, чаще всего — конк­ретным личностям; обычно, говорящий знает своих собеседников. Он должен решить и постоянно решать вновь: говорит ли он правду или неправду, поверят ему или нет, будет ли он вежлив, добро­желателен или нет, должен прогнозировать, какова будет реак­ция собеседников на его высказывание.

Возьмем для примера современную рекламу. На кого она рас­считана? Чаще всего на людей, которые прекрасно понимают, какой процент лжи скрывается в ней, какие используются улов­ки, чтобы опорочить конкурентов. Но эта ложь подана так краси­во и оформлена музыкально.

Идеал рекламы как раз в том, чтобы привлечь внимание слу­шателя, зрителя. Он не верит? Ну и что же? Многократное повто­рение — и он просто запомнит то, что нужно автору рекламы. А другого названия зритель не знает...

Видимо, для рекламных роликов важно остроумие, зрелищ-ность, хорошая актерская игра — и тогда успех обеспечен, слуша­тель (зритель) покорен.

Успех же деятельности христианских проповедников в незыб­лемости их идеалов, которые не могут не вызывать уважения.

В научных спорах чаще всего побеждает железная логика.

А как часто одерживает победу не только тонкая, но даже са­мая грубая лесть!

Ясно был выражен «идеал» у софистов — первых создателей Древнегреческой риторики (об этом — отдельный пункт).

Вероятно, можно говорить как об идеале о манере русских Родивых и тех из народа, кто их слушал, ценил и понимал: это ^Стов°сть, безбоязненная правда, пророчество, обличение силь-ьтх мира сего, это афористическая и аллегорическая речь, арти-

ическое умение войти в аффективное состояние вплоть до са-°и^стязаний. И их слово обладало огромной силой воздействия.

Наконец, «идеал» преступного мира в России, создавшего свою

^НеРУ общения, свой язык — «блатную музыку», привлекший

внимание даже такого корифея лингвистической науки, какц\ был И. А. Бодуэн де Куртенэ.

Четкой выраженностью и неповторимостью отличается нерусский ораторский и проповеднический идеал в «Словах» ц. рилла Туровского, в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона, в «Житии» протопопа Аввакума.

Своеобразно было общение в семьях русского крестьянства XIX в., в среде военнослужащих. А. К. Михальская в книге «Ру_с, ский Сократ» (М., 1996) приводит интереснейший материал о языке власти в условиях тоталитарных режимов. Все эти наблюде­ния позволяют говорить о риторическом идеале как о реалии феномене, заслуживающем изучения.

По каким же признакам характеризуется риторический идеал и каковы его критерии?

Во-первых, современная риторика использует такую схему ана­лиза любых высказываний:

1) кто говорит?

2) кому говорит?

3) при каких обстоятельствах?

4) что говорит?

5) зачем?

6) как выражает свою мысль?

7) каков результат?

По-видимому, для анализа неплохо было бы иметь ответы на эти 7 вопросов.

Во-вторых, всегда важен облик говорящего лица: что в нем главное — эмоции или логика, правильность речи или ориги­нальность до беспредела, высокая компетентность или шумные эффекты? Есть ли у говорящего убеждения, если да, то каковы они?

В-третьих, важна позиция говорящего или целого социально­го или этнического коллектива по дилемме «истина — ложь».

Правда и ложь — сложнейшие категории, о них много спорят, много написано; в характеристике риторического идеала это, воз­можно, самый важный критерий.

Наконец, в понимании и оценке риторического идеала учиты­вается этика речи — у одной общности как врожденная, глубин­ная, у другой — внешняя, показная, только для достижения целя говорящего.

Немало значат и такие «мелочи», как скорость речи, жестику­ляция — обычно у южан, например у итальянцев; молчаливость, немногословие — у многих народов севера; артистизм или сдер' жанность в артистических приемах; строгое соблюдение нормь¹ литературного произношения, нормативное построение фразы или подчеркнутое несоблюдение этих требований. Все сказанное моя* быть отнесено не только к общности людей, но и к отдельны*¹

однако в последнем случае термин риторический идеал SSho не применяется.

Некоторые виды данного феномена рассмотрим подробнее.

Риторика непосредственно связана с языком, это наука о речи

бшении людей; но родилась она в среде философов, из диа-

^И ктики — науки убеждения и доказательства, в известной в ан-

^Личном мире школе софистов. И автором первого систематизи-

ованного курса риторики считается Горгий — ученик Коракса

из Сицилии (V в. до н. э).

Софисты не представляли собой единой идеологической или политической группы, это были странствующие философы, обу­чавшие за плату искусству спора, доказательства, красноречию, хорошему слогу, мудрости (в переводе с древнегреческого со-ф_ист _ «мудрец»). Софисты обращались к проблемам этики, политики, призывали изучать человека, его сильные и слабые стороны, разум, приемы логики. Последние они доводили до совершенства.

Однако софисты еще с античных времен заслужили репутацию «лжемудрецов», людей без устойчивых моральных принципов, под­час просто ловкачей в споре, хитрых спорщиков. Поскольку со­фисты были несомненными прагматиками в жизненных ситуаци­ях, их учением и особенно их практикой в дальнейшем истори­ческом развитии риторики воспользовались те социальные груп­пы, которым не чужда была прагматика, житейские интересы, меркантильность, эгоистические побуждения. Альтруизм, спра­ведливость себе в ущерб не привлекали софистов.

Черты риторического идеала софистов следующие.

1. Софисты допускали использование э р и с т и к и, т. е. любых средств для достижения своей цели, для победы в споре. Эристиче-ские средства, приемы разрешались во всех видах ораторства, ху­дожественной литературе, пропаганде, а в наши дни ими не брез-гует массовая информация и особенно — реклама. Следовательно, каждый читатель, слушатель, собеседник нуждается в защите: ему необходимо уметь различать эристические приемы.

Однако эристика подвергалась запрету даже со стороны гре­ческих софистов в некоторых риторических ситуациях: была за-Рещена ложная молва, т. е. сплетня, запрещались слухи (но как с

ми бороться?), запрещались интрига, ложная проповедь — ересь. «_е Ф^Исты отмежевывались от клеветы, лжесвидетельства, от под-

Ркивания физических недостатков противника, его прошлых не-

ч, особенно в семейной жизни, и иных подлостей.

^лЮб ^{ЗВеСТНО}' ^что Р^аспР°^стР^анение ложных слухов, клевета — из-^Ленное оружие холодной войны и беспринципной политики:

виноваты в этом не софисты. Но, к сожалению, из их общей по. зиции может быть выведено признание всего этого коварства. Ведь сплетни, слухи, клевета (в современном понимании — «компр_о, мат») направлены против личности, пачкают доброе имя, лищ_а, ют человека душевного равновесия, толкают на необдуманные шаги, что, разумеется, радует клеветника.

Эристические средства в цивилизованных странах запрещены законом, но их опасность в том, что бывает очень трудно дока­зать, например, источник молвы, слухов. Многие приемы опоро­чивания противника, его унижения, разные уловки и хитрости (софизмы) юридически переданы в сферу совести каждого инди­вида, на суд общественности.

2. Софистическая норма допускает и такие приемы, как чрез­
мерное восхваление одних лиц и охаивание других, необъектив­
ный подбор фактов, гипноз прославленных имен, расчет на не­
компетентность слушателей, на их неспособность следить за речью
высококвалифицированного противника, на некоторые низмен­
ные порывы неподготовленных людей.

Выше уже отмечалось, что в «Риторике» Аристотеля есть про­странное рассуждение о праве квалифицированного оратора вы­ступать «на равных» перед неподготовленной публикой: у Арис­тотеля возникали сомнения по поводу такого права. У софистов же сомнений не было.

3. Наиболее известные софистические приемы — это уловки
(софизмы): не следует думать, что это ложь. Софизмы содержали
какую-либо малозаметную логическую ошибку, приводящую к
ложному выводу, иногда — к абсурду. Рассмотрим два классиче­
ских примера.

«Ты имеешь то, что не потерял?» Медленно соображающий со­беседник: «Да, разумеется». — «Значит ты рогат». Софизм построен на семантической несоотнесенности слов иметь и терять: ведь потерять можно только то, что у тебя есть.

Ахиллес никогда не догонит черепаху: черепаха подходит к точке А, но пока быстроногий Ахиллес достигнет точки А, черепаха будет уже в точке Б, и так далее. Ахиллес будет приближаться к черепахе, но не опередит ее. Уловка здесь в том, что решающий задачу мыслит дискретно, тогда как движение и Ахиллеса, и че­репахи — непрерывно, хотя и имеет разные скорости.

Эффект софизмов состоит в том, чтобы в споре, в рассужде­нии поставить собеседника в неловкое положение, запутать его мысль, разрубить логическую линию доказательств.

В наше время софистическая риторика взяла на свое вооруже­ние некоторые весьма распространенные научные учения, сбли­жающие психику человека и животных. Так, учение 3. Фрейда о психоанализе в качестве единственного стимула поступков чело­века определяет либидо — половое влечение. Согласно философ'

_v учению Ф. Ницше, воздействовать на человека можно либо ^сК° хоМ, либо ожиданием награды, т. е. корыстью. Таков инстру-^сТР^а р_И'й «воли к власти», и на этом пути допустимы все сред-**^еН __ _и соблазн, и запугивание, и подкуп. Софисты Древней ^ТВ

т- ции и не помышляли о таком падении.

Если отбросить некоторые этически недопустимые методы, то _еяует признать определенные заслуги софистического направ- ° няя в риторике. Оно внесло вклад в развитие теории и практики Залога, полемики, аргументации, доказательства, ориентирова-^д р_ИТорику на житейские ситуации, внесло элемент прагматики. Софисты разрабатывали конкретные риторические приемы, мно­го сделали для связей риторики с логикой. Они понимали необхо­димость остроумия, находчивости и юмора в общении, красноре­чии, социальной сфере.

Возможно, прав был французский писатель-моралист Фран­суа де Ларошфуко (XVII в.), который написал в «Максимах»: «Язык нам дан для того, чтобы скрывать свои мысли».

Дата добавления: 2015-05-09