Фридрих Ницше и политика 3 страница

[90] В конце концов... недоверие ко всякому управлению... влечет людей к совершенно новому решению: к отмене понятия государства, к устранению противоположности между «частным» и «публичным». Частные общества шаг за шагом вовлекают в свою сферу государственные дела: даже самый неподатливый остаток, который сохранится от прежней работы правительства (например, деятельность, охраняющая частных лиц от частных же лиц), в конце концов будет также выполняться частными предприятиями.

[Ницше, т. 1, с. 445, перевод С. Франка.]

Наблюдая за ходом развития современных социальных процессов в. западных странах и принимая во внимание некоторые взгляды и оценки авторов либертаристской ориентации, мы не можем не признать, что во многих вопросах Ницше оказался удивительно прозорлив. Существует большое искушение интерпретировать его аргументы как коммунитаристскую критику атомистического капитализма и современного либерализма. Однако такая интерпретация не выдерживает критики. Смерть государства и раскрепощение частного лица является следствием демократической концепции политики, но это ни в коем случае не воспринимается Ницше как катастрофа. Как только отмирает наша вера в божественное происхождение политического строя, основы государства оказываются подорванными. Просветительская концепция суверенности народа не способна породить уважение к государству. Тем не менее современные люди, движимые личной заинтересованностью, достаточно осторожны и благоразумны для того, чтобы изобрести новые формы государственной организации, в большей мере, чем государство, служащие удовлетворению их интересов.

Мы можем действительно говорить о либертаристской тенденции в политической мысли Ницше. По его мнению, всякая государственная деятельность может быть и будет приватизирована. В современных обществах государство с течением времени утрачивает свои функции, и ему на смену придут новые модели организации власти, будь то та или [91] иная разновидность минимального государства (в соответствии с тезисом Роберта Нозика) или какие-либо полностью частные формы ассоциаций. Но если мы определяем политические идеи Ницше как либертаристские, мы все же должны отличать их как от левого либертаризма поколения 1968 года, так и от правого либертаризма некоторых учеников Фридриха фон Хайека (апологетов утопии абсолютно свободного рынка). Ницше относился с презрением к философии своего современника Герберта Спенсера, основателя социал-дарвинизма и пылкого приверженца принципа антигосударственности. Его собственные предсказания основываются на радикальной оппозиции по отношению к идее демократической политики. Предшественником Ницше в его враждебности к государству можно считать Якоба Буркхардта. В порожденном Французской революцией современном демократическом государстве Буркхардт усматривал угрожающе высокую концентрацию власти. Его знаменитое высказывание о том, что власть всегда есть зло, относится именно к современному государству, которое в своем развитии от абсолютизма к революции сосредоточило в своих руках чрезмерно большую власть[146]. По мнению авторов, критикующих демократическое государство с консервативных позиций, последнее оказывает нивелирующее воздействие и подготавливает политизацию всех сфер жизни. Когда Ницше в «Заратустре» называет государство «самым холодным из всех холодных чудовищ», когда он яростно нападает на лживую и соблазняющую силу государства и его лицемерие, он имеет в виду именно современное ему демократическое государство, которым правят – как проповедует Заратустра — деньги, торговцы и чернь из толпы. В поучениях Заратустры государство предстает как неестественный, извращенный тип порядка[147].

Ницшевское утопическое видение будущей демократии как строя, воплощающего в себе идею свободы и либертаристского общества, не оказало влияния на его концепцию государства. В то время как современное секулярное демократическое государство есть эфемерное явление в истории [92] человечества, государство как инструмент дисциплины и культивирования, создатель порядка и иерархии, остается обязательным институтом человеческого общества. Этот институт неизбежно основывается на жестокости и насилии, он выполняет свои функции путем завоевания и порабощения; он представляет собой отвратительную тиранию, безжалостную машину, предназначенную для обработки и формовки человеческого «сырого материала». Ницше убежден, что любое государственное образование предполагает покорение сильным слабого и что формы государства не могут быть ничем иным, как формами рабства. Любое государство есть всегда отнимающий институт принуждения, организованное насилие и предательское безумие[148]. Очевидное противоречие между акцентом на необходимость первичной функции государства и критикой современного государства может быть решено только следующим способом: секулярное государство не просто не имеет достаточного авторитета власти, но, более того, оно не имеет законного права на ограничение человеческой свободы. Однако, поскольку такое ограничение необходимо в целях культивирования, вывод напрашивается сам собой: какая-то другая, скрытая сила должна осуществлять дисциплинирующую власть.

Следы либертаризма Ницше можно найти в работах Мишеля Фуко. Фуко подвергает фундаментальной критике современную концепцию государственной суверенности и закона. С его точки зрения эти идеи, обещая на определенных условиях свободу, вероломно служат целям покорения людей и подавления индивидуальной воли к власти. В своем исследовании по истории правосудия Фуко достаточно благожелательно описывает германское право с его ритуализированными формами решения спорных вопросов, утверждая одновременно, что институализация беспристрастной судебной власти не совпадает с настоящим прогрессом, поскольку при этом люди теряют компетенцию в разрешении споров своими [93] собственными силами и вынуждены подчинять себя внешней юридической и политической власти. Эта новая власть, или, иначе говоря, зачаточная форма суверенного государства, является, по утверждению Фуко, не чем иным, как изобретением дьявола. Его радикальная критика распространяется не только на абсолютистское государство, но и на концепции демократического суверенитета и либерального закона. Все эти идеи выражают либо грубое притязание на власть, либо идеологическую уловку и маскировку реалий дисциплинарной власти. Принуждение со стороны дисциплинарной власти превращает демократизацию отношений власти в иллюзию. В своем либертаристском радикализме Фуко ставит под сомнение даже правовую систему современных демократий[149]. Складывается впечатление, что его радикализм странным образом пересекается с ницшевской консервативной критикой в отношении идеи равных прав[150]. Несмотря на очевидное различие мотивов, утопическая мечта Фуко о политике по ту сторону суверенности, государства и закона в некотором смысле предвосхищена в критической позиции Ницше по отношению к политической современности.

Трудно определить, что стоит за этой враждебностью по отношению к фундаментальным принципам политической современности, к суверенному и демократическому государству, к законодательству и политическому участию, которую мы обнаруживаем не только в работах Ницше, но и в работах Фуко, а также и у ряда других постмодернистских поклонников Ницше. Суверенные государства, конечно, не являются идеальными институтами демократического участия, но до сегодняшнего дня они являются единственными реально работающими институтами. Наднациональные организации типа Объединенных Наций или Европейского союза всё еще страдают от внушающей опасения неполноценности демократических механизмов. Если национальные государства потеряют свою власть и их место при этом не займут новые формы демократической политики, то другие формы власти, [94] особенно власти экономической, находящейся вне контроля со стороны публичной сферы, будут завоевывать все большее влияние. Одним из наиболее насущных вопросов современной политической теории является организация системы широких, но в то же время равномерно распределенных свобод. Для решения этой проблемы требуются политические инструменты, достаточно мощные для того, чтобы контролировать и ограничивать власть экономических и общественных сил, – демократические государства или, в будущем, наднациональные демократии.

Ницшевский синтез авторитаризма и либертаризма, его проект воссоздания мистерии духовного правления в современных обществах не содержит решения такого рода проблем. Можно в качестве примера взять проект демократической и объединенной Европы; этот проект будет иметь перспективу только в том случае, когда люди не просто будут обладать правом участвовать в принятии решений, затрагивающих их интересы, но когда они также будут иметь право знать реальные цели политических стратегий и их последствия. Не исключено, однако, что это характерное для Ницше странное понимание политической реальности может помочь нам лучше понять некоторые проблемы — ему самому неизвестные, — с которыми мы сталкиваемся сегодня. В то время как основанная на принципах демократии политика слабеет, неконтролируемые и даже скрытые формы власти обретают все большую силу. Упадок демократической политики сочетается с подъемом новой разновидности «большой политики», осуществляемой более или менее угадываемыми игроками мировой политической сцены, которые относятся к большинству людей как к средству достижения своих целей — извлечения прибыли и наживы. Конечно, Ницше не может считаться предтечей подобных стратегий максимизации прибыли. Но его концепция большой политики, в рамках которой люди рассматриваются как просто средство для достижения неких неведомых им самим целей, вполне может служить планам концентрации власти и капитала — точно так же, как она служит идее духовного возвышения человечества.

Если взглянуть на неоконсервативные политические проекты нескольких последних десятилетий, может показаться, что правительства систематически пытаются превратить себя [95] в нечто излишнее по отношению к своей функции планирования экономической и социальной политики и обеспечения общественных благ. Эти правительства — как национальные, так и наднациональные типа Европейской комиссии — в строгом смысле слова не имеют демократически обеспеченного права действовать подобным образом. В последние несколько лет у все большего числа граждан складывается впечатление, что государственные чиновники становятся все более независимыми от законодательных инстанций и демократических избирательных механизмов. Кажется, что вместо демократических решений национальную и наднациональную экономику определяют темные рыночные силы и мощные личные интересы. Конечно, мистерия ницшевской концепции скрытого от людей хорошего правительства очень сильно отличается от современной либертаристской, но в то же время парадоксально авторитаристской политики приватизации и сокращения государственного вмешательства в экономику. Однако, возможно, первая поможет прояснить тайну второй.

Виктор Каплун

Дата добавления: 2015-05-29