Бюрократический этос

Абстрактный эмпиризм очень быстро бюрократизируется. Эмпирические исследования требуют больших финансовых затрат, поэтому их проведение под силу только крупным институтам и центрам, промышленным корпора­циям, правительству, армии, газетам, а также фондам. В 20-е гг. XX в. эм­пирическими исследованиями занимались в основном агентства по марке­тингу, в 30-е гг. — корпорации и избирательные агентства, в 40-е гг.— ака­демические центры и исследовательские отделы федерального правительства. Сегодня нет единого институционального учреждения, ответственного за эм­пирическую социологию.

В корпорациях, бюро и центрах ученый неизбежно подчиняется бюро­кратическим правилам. Наука катастрофически бюрократизируется. Ученых все меньше интересует суть проблемы и ее решение, на первое место выдви­гается отчетность. Прикладной социо­лог адресуется уже не к общественнос­ти, а к могущественным клиентам.

Р. Миллс прямо указывал, что амери­канская школа представляет собой фео­дальную систему, где студент выражает лояльность одному профессору, чтобы защититься от другого. Позже А. Гоулд-нер и И. Горовитц согласились с тем, что Американская социологическая ассоци­ация превратилась в феодальную импе­рию с разветвленной иерархией чинов. Научные школы выполняют особую функцию. Они воспитывают своих по­следователей в духе верности определен­ным традициям, нормам, принципам. Академический успех и карьера молодо­го ученого непосредственно зависят от лояльности и преданности его данной школе. Лидеры школы, участвующие в почетных комиссиях, коллегиях и фон­дах, обеспечивают своим последователям режим наибольшего благоприятство­вания и финансирования. По мере роста стоимости научных разработок по­являются исследовательские команды, формируется корпоративный дух и ужесточаются меры контроля. Исследовательский институт — это по большей части еще и центр подготовки кадров. Он подбирает молодых ученых опреде­ленного типа (интеллектуал-администратор и исследователь-покровитель) и вознаграждает их только за определенные достижения. В научной школе все­гда есть поколение основателей, или лидеров, и их последователей. Первые открывают новое, вторые идут проторенным путем. Молодое поколение уче-

Mills C.W. The sociological imagination... P. 69.

ных воспринимает методы, символы, понятия и концепции как нечто священ­ное. Миллс отмечает, что современное ему поколение социологов в Америке наименее творческое и наиболее догматичное, оно строже придерживается ме­тодических канонов, раньше начинает специализацию, рассматривает соци­альное исследование как карьеру, индифферентно к социальной философии. Подготовленные таким образом специалисты создают монографии, факти­чески переписывая чужие книги. «Слушая их разговоры, пытаясь понять при­роду их пытливости, мы обнаруживаем жуткую ограниченность ума»⁵⁹. Тако­вы порождения бюрократического стиля мышления, утвердившегося в аме­риканской социологии.

Эмпирики-бюрократы не интересуются оригинальной теорией. Они не теоретизируют — они собирают, измеряют и считают. Чем дороже исследо­вание, тем сильнее зависимость от спонсора. Но чем меньше автономия на­уки, тем меньше ее ответственность. Работая иа клиента, ученый становит­ся зависимым от бюрократов: клиент (администрация предприятия, местные власти) ждет от него научных способов манипулирования поведением лю­дей. Социолог может даже не подозревать, пишет Миллс, что он превраща­ется в просвещенного деспота. «Американский солдат» С. Стауффера — пре­красный образец того, как социолог помогает армейскому командованию тонтрозтарототъ дейетьта родот>ъта. тояйтол© та адита. «Для Фкурокрита vkwp — это мир фактов, которые должны быть проинтерпретированы в соответствии с жесткими правилами. Для теоретика мир — это мир понятий, которыми можно манипулировать без определенных правил. Теория различными пу­тями служит идеологическому оправданию власти. Исследование, предпри­нятое ради бюрократических целей, направлено на то, чтобы сделать власть более эффективной и продуктивной, оно обеспечивает планировщиков на­учной информацией»⁶⁰.

«Абстрактный эмпиризм» используется скорее бюрократически, нежели идеологически. Напротив, «большая теория» не имеет непосредственного бюрократического применения — она обладает идеологическим значением, представляя собой другую крайность социологии. Если «абстрактный эмпи­ризм» фетишизирует метод, то «большая теория» фетишизирует понятие, что выражается в построении крайне усложненных теоретических текстов. Этим всегда грешили сочинения мэтра американской социологии Т. Парсонса.

Социологическая классика

Крайностям «абстрактного эмпиризма» И теоретической схоластики Р. Миллс противопоставил конструктивную программу возрождения соци­ологии. «Моя концепция противостоит социальной науке как совокупности бюрократических приемов, которые сдерживают социальный поиск, навя­зывая ему свои методические претензии, благодаря чему научная деятель­ность перенасыщается обскурантистскими понятиями либо сводится к три­виальностям вследствие того, что социологи уходят от решения социальных проблем, ограничиваясь частными вопросами. Ограничение, обскурантизм, тривиальность обусловливают кризис социальных исследований»⁶¹.

Mills C.W. The sociological imagination... P. 105. Ibid. P. 117. Ibid. P. 20.

Каков же выход из кризиса? Миллс видит его в возвращении к классикам. В трудах Конта, Маркса, Спенсера и Вебера социология приобрела энцик­лопедический вид; она объясняет социальную жизнь человека в ее целост­ности. Это означает историчность и систематичность рассмотрения: историч­ность — потому, что вовлекаются огромные пласты прошлого; систематич­ность — потому, что изучаются все стадии и закономерности исторического развития. Социальный аналитик классического толка избегает жесткого на­бора процедур, он использует в своей работе социологическое воображение, которое подсказывает ему, что вводить новые понятия в оборот следует не в том случае, когда не хватает слов, а когда есть уверенность, что новые поня­тия углубляют мышление, анализ, аргументацию. Метод отступает на вто­рой план перед содержанием. «Классик» как интеллектуальный ремесленник не сковывает себя методом. «Метод нужен для постановки вопросов и полу­чения ответов с некоторой гарантией того, что ответы достаточно верны. Те­ория нужна для привлечения внимания к используемым словам, особенно к обобщающей способности и логичности. Основная цель метода и теории — прояснить концепцию и уменьшить число процедур, развивая, а не сдержи­вая социологическое воображение»⁶².

Образ интеллектуального ремесленника у Миллса не случаен. Он неодно­кратно сравнивает современного социолога с человеком, выполняющим ру­тинную работу. Социолог подобен рабочему у конвейера: и тот и другой выполняют чужое задание, и тому и другому методы, содержание и темп работы навязаны извне. В условиях поточной, массовой социологии ученый неизбежно превращается в робота, у которого все стандартизировано, он сам себе не хозяин. Но Вебера или Маркса нельзя уподобить наемному работни­ку. Эти гиганты мысли были сами себе хозяевами, они все решали сами. И поэтому они были «сами себе методологами».

Р. Миллса часто неверно толкуют, считая его лозунг «Каждый сам себе методолог!» доказательством ненужности научной методологии вообще. В действительности же Миллс хотел сказать иное: «Каждый работающий со­циальный ученый должен быть собственным методологом и собственным теоретиком в том смысле, что он должен быть интеллектуальным ремеслен­ником». Слово «ремесленник», считает Р. Миллс, должно звучать гордо. Ремесленник сам себе хозяин, он изготовляет продукт от начала до конца, не пользуется чужими шаблонами, а творит свое, заимствуя у других только самое лучшее. «Каждый ремесленник, конечно, может кое-чему научиться в ходе бесконечных попыток кодифицировать методы, но часто это не боль­ше чем некоторая общая форма осознания... Мастерски овладеть "методом" и "теорией" — означает стать сознательным мыслителем, знающим, что и за­чем он делает... Без осмысления способов, какими осуществляется мастер­ство, результаты исследования окажутся нестрогими; без определения тех ре­зультатов, к каким должно привести исследование, метод останется беспо­лезной претензией»⁶³.

Для социологов-классиков теория и метод неразрывно связаны. Нечто можно назвать методом не вообще, а относительно некоторой проблемы. Нечто можно назвать теорией не вообще, а относительно определенного круга

⁶² Mills C.W. The sociological imagination... P. 120.

⁶³ Ibid. P. 121.

явлений. Теория и метод уподобляются языку той страны, в которой каждый из нас живет. «Вы не можете похвалиться, что умеете разговаривать на этом языке, но вам будет стыдно и вы станете испытывать неудобства, если ока­жется, что не умеете говорить на нем», — пишет Миллс.

У классиков социологии понятие — это идея, нагруженная эмпирическим содержанием. Если идея перевешивает содержание, то мы попадаем в запад­ню «большой теории»; напротив, если содержание перевешивает идею, то мы впадаем в крайности «абстрактного эмпиризма». Эмпирики захлебываются в фактах, теоретики задыхаются в абстракциях. «Большинство классических работ (в этом смысле иногда называемых макроскопическими) лежит меж­ду абстрактным эмпиризмом и большой теорией»⁶⁴. Классики не игнориру­ют проблемы повседневной жизни, напротив, отталкиваются в своем анализе именно от них, но обязательно связывают их с социальными и историчес­кими структурами. Часто они не кодифицируют повседневные проблемы, не выстраивают их в статистические закономерности и не обезличивают при помощи коэффициентов и математических формул, как это делают современ­ные эмпирики. Они сохраняют их первозданность, целостность, адресность. Так поступали Вебер, Маркс, Дюркгейм.

Каждое событие уникально и в то же время типично. Но это не значит, что труды классиков неэмпиричны; они не менее, а часто и более эмпиричны, заявляет Миллс, чем исследования абстрактных эмпириков. Работы Ф. Ней­мана о социальной структуре нацистской Германии не менее эмпиричны, чем изучение С. Стауффером морального климата в армии. Работы М. Вебера о китайской бюрократии и Б. Мура о Советской России не менее эмпиричны, нежели «эмпирические» исследования П. Лазарсфельда, проведенные в г. Эл-мира. Можно расширить список, включив в него книгу «Властвующая элита» Р. Миллса, значительная часть которой посвящена описанию персональных характеристик, социального происхождения и моральных качеств трех поко­лений миллиардеров. Хотя в заключение автор приводит статистические рас­пределения, основанием для главных теоретических выводов книги послужили все-таки не они, а результаты «биографического» метода.

Современная социология занята не тем, что верифицируется, а тем, как верифицируется. «Как-верификации» подчинены и «абстрактный эмпи­ризм», склонный к индуктивной верификации, и «большая теория», пред­почитающая дедуктивную верификацию. Напротив, классическая социоло­гия на первый план выдвигает «что-верификацию». Поскольку «классики» разрабатывают идеи в тесной связи с проблемой, выбор того, что верифици­ровать, подчиняется строгому правилу: пытайся верифицировать те черты разрабатываемой идеи, которые, как кажется, больше всего относятся к делу (являются релевантными). Эти черты называются стержневыми.

Характеризуя стиль работы Вебера, Маркса, Дюркгейма, Р. Миллс писал: «Обычно классики не составляли одной большой программы для одного большого эмпирического исследования. Они придерживались той точки зре­ния, что между макроскопическими понятиями и конкретными утвержде­ниями существует постоянная обратная связь по типу челнока. Достигалось это благодаря конструированию серии маломасштабных эмпирических ис­следований (которые, конечно же, могли включать в себя микроскопичес-

lills C.W. The sociological imagination... P. 124.

кие или статистические работы), каждое из них могло оказаться стержневым для той или иной части задачи, которую ставил перед собой ученый»⁶⁵. В этом смысле «абстрактный эмпиризм» и «большая теория» — только «паразиты» на фоне классической традиции. Она не впадает в крайности, индукция и дедукция в ней не разведены, а присутствуют в каждом действии аналитика; формулировка и переформулировка проблемы происходят постоянно.

Отличие классической традиции от современных подходов в социологии начинается с постановки проблемы. Классики формулируют проблему таким образом, что в каждом утверждении содержится связь общественных проблем и личных забот (частных вопросов).

Наряду с Т. Парсонсом и Р. Мертоном Р. Миллса относят к классикам мировой социологии. В послевоенное время он был самым читаемым соци­ологом в мире. И хотя его часто называли социальным философом и идео­логом от социологии, труды Миллса воплотили в себе идеал настоящей со­циологии, восходящей к работам Вебера и Дюркгейма. Обаяние его идей ощущали представители многих поколений. Не случайно на его лекции в США и Польше приходило столько народа, сколько не ходило на выступле­ния известных проповедников, а по частоте цитирования он не уступал Пар-сонсу и Мертону.

⁶⁵ Mills C.W. The sociological imagination... P. 126.

Дата добавления: 2015-06-04