Техника и терапевтические цели психоанализа

В свое время Дж. Рикман предложил рассматривать всю психологию как разделяющуюся на отдельные области в зависимости от числа испы­туемых, т.е. можно говорить о психологии одного человека, психоло­гии двух и более человек. У каждой из этих психологии имеется своя сфера исследований со своим собственным языком технических терми­нов и понятий.

В предшествующее время особенно много было сделано в области пси­хологии одного человека. Некоторые психоаналитики относили психо­анализ к подобной психологии одного человека, исследовавшей проявле­ние патологических форм у индивида.

Другие психоаналитики исходили из того, что в психоаналитической ситуации задействован не один человек, в ней участвуют двое и, следо­вательно, можно говорить о психоанализе как психологии двух чело­век. М. Балинт, в частности, сетовал на то, что у психоаналитиков нет точного знания о том, какие нарушения происходят и что они упускают из виду «при описании переживаний двух человек (аналитической техни­ки) на языке психологии одного человека» [31, с. 141].

Ж. Лакан считал, что рассмотрение психоанализа с точки зрения пси­хологии двух человек является более конструктивным по сравнению с достижениями психологии одного человека. Именно на учете психоло­гии двух человек возникла в психоанализе теория объектных отношений. Однако, спрашивал Ж. Лакан, достаточно ли сказать, что в психоанализе речь идет об отношениях между двумя индивидами? Ведь именно через призму подобного понимания становятся очевидными тупики теории объектных отношений и соответствующей аналитической техники.

По его убеждению, не может быть психологии двух человек без вмешатель­ства третьего элемента, которым является речь. «Если принять речь — как и положено — в качестве центральной точки перспективы, то во всей своей полноте аналитический опыт должен формулироваться в тройст­венном, а не двойственном отношении» [32, с. 19].

Если отношения внутри психоаналитической ситуации рассматривать под углом зрения подобной триады, то в зависимости от направленно­сти исследования всегда можно выбрать из данной триады два элемента. Акцент может быть сделан на любом из установившихся в триаде отноше­ний. И именно на этой основе, как считал Ж. Лакан, имеет смысл рассмат­ривать и оценивать теоретические модели психоаналитической техники.

Структурирующим элементом аналитической техники является восста­новление истории субъекта. Но реинтеграция субъектом своей собствен­ной истории — это не воскрешение прошлого, так как, согласно Ж. Лакану,

ииилиАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

история есть прошлое лишь настолько, насколько прошлое историзиро-вано в настоящем. Поэтому воссоздание целостности субъекта связано скорее не с переживанием заново прошлого, но с его реконструкцией, не с припоминанием, а как бы с переписыванием истории. Ведь центром тяжести субъекта оказы­вается называемый историей синтез прошлого с настоящим.

В психоанализе значительное внимание уделяется раскрытию сопротив­лений пациента. Однако, как считал Ж. Лакан, акцент многих психоанали­тиков исключительно на необходимости технической работы с сопротив­лениями является искажением того, что имело место у 3. Фрейда. Поэтому он поставил перед собой задачу вернуть смысл тем предписаниям, которые утратили свою действенную силу в современном психоанализе.

С точки зрения Ж. Лакана, многие психоаналитики не столько мыслят сопротивление, сколько рисуют его в воображении, полагая, что путем сопротивления пациент защищается от чего-то. В действительности же невозможно судить правильно о том, что представляет собой сопротив­ление на деле, если не принимать во внимание тот дискурс, где оно про­является во время анализа. Сопротивление тем сильнее, чем больше субъ­ект приближается к последнему и нужному дискурсу, который полностью отвергается им.

Сопротивление воплощается в системе собственного Я и Другого. Оно реализуется внутри этой системы в тот или иной момент анализа. Но истоки сопротивления коренятся в невозможности субъекта преус­петь в области реализации своей истины. Суть сопротивления проявля­ется в отклонении «маятника речи» в сторону присутствия слушателя, т. е. аналитика. В момент остановки речи пациента как раз и проявляется сопротивление, окрашенное тревогой, порожденной чувством присутст­вия аналитика.

Для Ж. Лакана анализировать сопротивление — это не значит оказы­вать воздействие на пациента, заставлять его осознавать, каким обра­зом его предрассудки и попытки поддержать Я в равновесии мешают ему видеть. Не означает это и усиление собственного Я пациента. Анализиро­вать сопротивление - значит понимать, на каком уровне следует ожидать ответ в каждый момент аналитического контакта.

Из такого видения вытекало своеобразное понимание сопротивления в структурном психоанализе Ж. Лакана, связанное с тем, что сопротивле­ние пациента провоцируется самим аналитиком. Оказывается, что со сто­роны пациента нет никакого сопротивления и он сопротивляется лишь давлению, исходящему от аналитика. Пытаясь понять, что происходит в аналитическом процессе, аналитик воображает себе некую нулевую точку отсчета. Таким образом, сопротивление оказывается не чем иным, как состоянием интерпретации пациента на данный момент. «Сопротив-

ТЕХНИКА И ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ ПСИХОАНАЛИЗА

ление — это, собственно говоря, абстракция, которую вы же сами туда и внедряете, чтобы во всем сориентироваться» [33, с. 325].

С точки зрения Ж. Лакана, аналитик вводит представление о мертвой точке в анализе, которую называет сопротивлением. И в этом нет ничего противоестественного. Однако если он делает отсюда шаг к представле­нию о том, что данное сопротивление следует ликвидировать, то немед­ленно впадает в абсурд и бессмыслицу. На самом деле речь идет о сопро­тивлении аналитика, когда он не понимает, с чем имеет дело, и когда полагает, что его интерпретация сводится к объяснению пациенту, что предметом его желания является какой-то сексуальный объект. В связи с этим Ж. Лакан не уставал повторять, что «кроме сопротивления анали­тика другого сопротивления в анализе нет» [34, с. 388] и что «существует лишь одно сопротивление — это сопротивление аналитика» [35, с. 326].

Говоря о том, что единственное настоящее сопротивление в анализе — это сопротивление аналитика, Ж. Лакан имел в виду нечто вполне опре­деленное. Речь шла о том, что анализ мыслим лишь постольку, поскольку исчезает другой. В анализе должно произойти субъективное очищение (исчезновение другого), благодаря чему в процессе продолжения анали­за возможно было бы слияние другого (зеркального отражения собст­венного Я пациента) с Другим. То, что в собственном Я пациента идет от Воображаемого, будет уже согласовываться не с другим, являющимся лишь его партнером, а со скрытым от него Другим. В этом отношении Ж. Лакан не только не обольщался пристрастностью аналитиков к анали­зу сопротивлений пациентов, но и, напротив, полагал, что на практике следует избегать склонности аналитиков к подобной деятельности.

Если проблема сопротивления в анализе рассматривалась Ж. Лаканом под углом зрения сопротивления аналитика, то по отношению к феномену переноса он высказал также не традиционные для классического психо­анализа взгляды. С одной стороны, перенос воспринимался им в качест­ве актуализации личности аналитика. С другой стороны, он отталкивался от представления о том, что вся значимость феномена переноса пережи­вается пациентом как внезапное восприятие присутствия. Причем пере­нос невозможно понять в качестве воображаемого отношения, т. е. дуаль­ного отношения между пациентом и аналитиком. Движущей силой переноса является речь. Очевидна необходимость третьего условия, которое являет­ся речью и которое позволяет представить себе «зеркальный перенос».

Эффективный перенос — это акт речи. В том случае, когда речь гово­рящего является полной и подлинной, имеет место символический перенос, изменяющий природу обоих присутствующих людей. Но в психоанализе чаще всего говорят о другом переносе, выступающем в качестве пробле­мы и препятствия. Этот перенос следует отнести к сфере Воображаемого.

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

Для уточнения его функций и использовались такие представления, которые соотносились с повторением прошлых ситуаций, с бессозна­тельным повторением. Однако, как полагал Ж. Лакан, подобное пони­мание переноса не выявляло значения и функции того, что имеет место в реальности.

В классическом психоанализе был выделен невроз переноса, представ­ляющий собой искусственный, вторичный невроз, вбирающий в себя воображаемую личность аналитика. Ж. Лакан назвал его «нозологической этикеткой», обозначающей то, чем пациент взволнован.

В классическом психоанализе перенос — это любовь. Между перено­сом и тем, что обычно называется любовью, нет никакой существенной разницы. Однако речь идет не о любви как Эросе, лежащем в основе реальности, а о любви-страсти в том конкретном виде, в каком она переживается пациентом. Эта любовь-страсть является своего рода психологической катастрофой. И основной вопрос состоит в том, какова связь такой любви-страсти с ана­литическим отношением.

Ж. Лакана не удовлетворяло то понимание переноса, которое содержа­лось в работах психоаналитиков, акцентировавших внимание на нарцис-сическом характере воображаемого любовного отношения и на смеше­нии качества любимого объекта с идеалом собственного Я субъекта. Он предпочитал оставить понятию переноса его эмпирическую целостность и в то же время обращал внимание на то, что данное понятие многознач­но и одновременно задействовано в регистрах Символического, Вообра­жаемого и Реального.

Прежде всего перенос разыгрывается вокруг символического отноше­ния, он целиком относится к отношению символическому. Поэтому функ­ция переноса может быть понята именно в плоскости Символического, хотя пре­ломление переноса имеет место в области Воображаемого.

Кроме того, обычно психоаналитики признают две возможности в пере­носе — проявление любви и ненависти. Однако, как полагал Ж. Лакан, эти две возможности не обходятся без третьей — неведения в качестве страсти. Ведь пришедший в анализ человек занимает позицию неведающего. И эта ориентация является основополагающей. Пациент готов к переносу бла­годаря тому, что занимает в речи позицию признания и поиска истины. В этом отношении аналитик не должен игнорировать способность дости­жения бытия Другого из измерения неведения пациента.

В оценке переноса существуют по меньшей мере три направления. Одни психоаналитики понимают феномен переноса в связи с Реаль­ным, другие — с Воображаемым, третьи — с Символическим. По мнению Ж. Лакана, если рассматривать перенос в качестве реального, то аналитик будет иметь дело с Реальным, которое нереально, а иллюзорно. В случае оценки пере-

ТЕХНИКА И ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ ПСИХОАНАЛИЗА

носа на уровне воображаемого психоаналитик упускает из вида то, что функция Воображаемого присутствует повсюду, особенно тогда, когда речь идет об идентификации. Вместе с тем феномен Воображаемого дей­ствительно играет в переносе важную роль. Перенос приносит откры­тие воображаемого отношения лишь достигнув ключевых точек речевой встречи с Другим, в аналитическом процессе — с аналитиком.

Для Ж. Лакана перенос не являлся стремлением к повторению. Пере­нос происходит между Я и другим, т. е. зеркальным отражением Я. Но по мере того как в процессе анализа Я пациента начинает постепенно сообразо­вываться с существенной речью, с ним можно обращаться как с Другим, т. е. связывать его с субъектом. Это ведет к тому, что Я пациента не ста­новится более сильным и знающим, как полагают некоторые аналитики. Скорее, наоборот, оно становится тем, чем оно прежде не было, т. е. при­ходит в то место, где находится субъект.

В представлении Ж. Лакана перенос — это вовсе не то, что было пере­жито субъектом ранее. Если он и повторение происшедшего, то лишь постольку, поскольку повторяется сама форма. В этом смысле перенос является не тенью прежних любовных обманов, а обособлением в настоящем той функции любви в чистом виде, которая заключается в обмане. Словом, перенос не связан с тем повторением пережитого прошлого, о котором так любят говорить психоаналитики. «Субъект, занимая по отношению к желанию аналитика позицию подданного, пытается, напротив, воспользовавшись этим подданством, его обмануть — обмануть, заставив любить себя, пред­лагая ему, со своей стороны, ту ложь, которой является, по сути своей, любовь» [36, с. 271].

Таким образом, когда говорят о любви в переносе, то это свидетельст­вует о наличии связи между желанием аналитика и желанием пациента. Пояснение 3. Фрейда о любви в переносе как всего лишь желании паци­ента является, по выражению Ж. Лакана, ловким трюком иллюзиониста, рассчитанным на доверчивых собратьев. Разумеется, о желании пациен­та никто не спорит, в действительности это желание встречается с жела­нием аналитика.

Что касается контрпереноса, то Ж. Лакан придерживался взгляда, согласно которому контрперенос является не чем иным, как функцией Я ана­литика, суммой его предрассудков. Признавая то обстоятельство, что анали­тик может испытывать различные чувства по отношению к пациенту, он в то же время подчеркивал, что аналитик должен уметь не только не под­даваться этим чувствам и ставить их на место, но и адекватно пользовать­ся ими в своей технике.

Лакановские представления о бессознательном, сопротивлении и переносе в значительной степени предопределили понимание сущест-

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

ва и целей психотерапии, как они были сформулированы в структурном психоанализе. В частности, Ж.Лакан считал, что бессознательное поня­тие о собственном Я субъекта складывается из того, что он в своем струк­турированном образе принципиально не признает.

Например, плененный воображаемыми фиксациями, субъект не спо­собен войти в символическое развертывание своей истории. Не спосо­бен понять то, что носило характер травмы. В процессе осуществления аналитической работы он может собрать воедино сохраненные в памяти различные травматические события в такую форму, доступ к которой был ранее закрыт. Такая форма открывается ему лишь при помощи вербали­зации, т.е. при посредничестве аналитика. Благодаря речевому усвоению своей истории может произойти становление субъекта на путь реализа­ции своего усеченного воображения.

В процессе анализа пациент выражает свое желание в присутствии Другого, аналитика. Тем самым у него в плоскости Воображаемого проис­ходит изменение, позволяющее воображаемым и реальным вещам пред­стать в одновременности или в контрастах. Задача психоанализа состоит в том, чтобы в пациенте возобладала реальность, которую поддерживает его желание по отношению к символическим конфликтам и воображаемым фикци­ям. Благодаря анализу проясняется интерсубъективный опыт, в котором желание как средство согласования Символического и Воображаемого достигает своего признания.

Трудность подобного анализа состоит в том, что часто отождествля­ют между собой такие понятия, как субъект и Я, хотя это не одно и то же. Ж. Лакан исходил из того, что если субъект - это прежде всего субъект желания, то Я - это воображаемая конструкция. В диалектике психоанализа невоз­можно ничего понять, если не принимать во внимание Я как воображае­мую конструкцию. Такое понимание не умаляет значимости Я. Напротив, с точки зрения Ж. Лакана данное понимание составляет достоинство Я, поскольку если бы оно не было воображаемым, то человек не был бы человеком. Другое дело, что, обладая воображаемым Я, человек может оказаться промежуточным существом, именуемым сумасшедшим, кото­рый срастается с этим воображаемым.

В процессе аналитической работы психоаналитик имеет дело с ана­литическим субъектом, а не с субъектом в его целокупности. У этого субъекта есть его собственное Я и он полагает, что оно как раз и есть он. В процессе анализа появляется возможность показать, что Я — это форма, и именно в форме зеркала ему является тот, кого называем ему подобным. Эта форма другого не только находится с его Я в тесной связи, но и накла­дывается на него. Имеется, следовательно, плоскость зеркала, симметрич­ный мир Я и однородных других.

ТЕХНИКА И ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ ПСИХОАНАЛИЗА

От этой плоскости отличается то, что Ж. Лакан назвал стеной языка. В порядке, установленном стеной языка, Воображаемое черпает свою лож­ную реальность. Будучи воображаемыми сущностями, собственное Я, другой, подобный становятся объектами, поименованными в системе стены языка. Субъект имеет дело с определенным числом персонажей, которых ста­вит в связь со своим собственным образом. В процессе диалога с ними они становятся одновременно теми, с кем он себя отождествляет. Но сущест­вуют и истинные субъекты, настоящие Другие, находящиеся по другую сторону стены языка. Аналитический субъект устремляется к истинным субъектам, но ему приходится довольствоваться только тенями. Стена языка отделяет его от истинных Других. Язык создан для того, чтобы уко­ренять субъекта в Другом, но в то же время он мешает пониманию его. Именно с этим положением и имеет дело психоаналитический опыт.

Субъект не знает, что он собой представляет и, соответственно, не знает, что говорит. Но он видит себя по ту сторону зеркала, где зеркальный пер­вообраз оказывается не только воображаемым, но и иллюзорным. Этим фактом Ж. Лакан как раз и объяснял извращенное по своему характеру отклонение, наблюдаемое в аналитической технике и состоящее в том, что субъект призван соединить в единое целое все расчленяющие его формы, все действительно пережитое в прегенитальной стадии, все свои частные влечения. При таком понимании анализ нацелен на то, чтобы Я смогло реализовать себя, стать цельным.

Но если учесть, что Я — это воображаемая конструкция, то восстанов­ление с собой и восстановление своей целостности происходит посред­ством себя подобного. Свое воображаемое Я субъект воссоздает вокруг другого центра, в форме Я аналитика. Поскольку речевое вмешательство аналитика мыслится как встреча двух Я, то задача сводится к тому, чтобы позволить субъекту перейти от реальности психической к реальности истинной, воспроизведенной в воображаемом по образу Я аналитика. Тем самым, как подчеркивал Ж. Лакан, воображаемое усвоение частичных объ­ектов посредством фигуры аналитика ведет всего лишь к воображаемому потреблению самого аналитика.

Подвергая критике подобное понимание аналитической техники, Ж. Лакан исходил из другой концепции анализа, в соответствии с которой анализ представляет собой нечто иное, чем воссоединение продуктов присущего субъекту воображаемого расчленения. И дело не в том, что подобного расчлене­ния не существует. Оно имеет место быть и является одним из измерений, позволяющих аналитику действовать методом идентификации. Однако анализ должен стремиться к тому, чтобы открыть перспективы для истинной речи, соединяющей одного субъекта с другим, находящимся по другую стену языка. «Именно окончательная связь с подлинным Другим, с Другим, чей ответ

15 - 3550

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

КЛАССИЧЕСКИЙ И СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

всегда оказывается неожиданным, и определяет собой окончание анали­за» [37, с. 353].

В процессе анализа собственное Я аналитика должно отсутствовать, а сам он должен являть собой не живое, а пустое зеркало. Успешное осуще­ствление анализа предполагает смещение отношений между собственным Я пациента и другими. Эти отношения пациент может осознавать по ту сторону стены языка в качестве переноса, в котором он участвует, но себя при этом не узнает. Анализ заключается в том, чтобы позволить пациенту осознать свои отношения не с собственным Я аналитика, а с Другими, являющи­мися его истинными, но не узнанными собеседниками. Постепенно пациент должен открыть для себя, к какому Другому он обращается на самом деле. И хотя субъектов без собственного Я не бывает, тем не менее от пациента нужно добиваться именно этого, что является идеалом анализа, который остается чистой возможностью.

На первый взгляд может показаться, что структурный психоанализ нацелен на раскрытие перед пациентом реальности. И хотя в процессе анализа у пациента открываются глаза на какие-то его желания, которые он раньше не осознавал, тем не менее анализ не имеет в виду явить с помо­щью психоаналитика взору субъекта (пациента) его реальность. На самом деле, как подчеркивал Ж. Лакан, «субъект открывает посредством анализа свою истину, т. е. значение, которое приобретают в его конкретной судь­бе те данные, которые написаны ему от роду и которые можно назвать выпавшим ему жребием» [38, с. 460]. В этом смысле исцеление как таковое является в психоанализе всего лишь благотворным побочным эффектом, и анали­тик, признающий возможность подобного исцеления, вовсе не склонен к злоупотреблению им.

Необходимо иметь в виду, что пациент начинает анализ, говоря о себе, но не для психоаналитика, или, говоря для психоаналитика, но не о себе. А вот когда он заговорит о себе с аналитиком, тогда, как замечал Ж. Лакан, можно считать анализ законченным. При этом следует отдавать себе отчет в том, что, полагая, будто в анализе мы понимаем слишком много, в действительности мы по большей части обманываемся. Это означает, что необходимо остерегаться слишком много понимать, т.е. понимать больше того, что содержится в речи пациента.

Структурный психоанализ взывает не просто к речи, а к полной речи. Психоаналитик стремится выявить парадоксы и противоречия на месте неясностей и темных моментов. Он исходит из того, что гармоничные с виду и понятные рассуждения часто оказываются неясными, а рассеять неясности могут только антиномии.

В воображаемом существует некая косность, вмешивающаяся в речь субъекта, запутывающая ее и порождающая заблуждения. Именно из-за

нее пациент не отдает себе отчета в том, что, желая кому-то добра, он желает ему зла, что, любя его, на самом деле любит себя самого. Анализ как раз и должен быть направлен на то, чтобы рассеять обусловленные воображением заблуждения, вернуть речи свойственный ей смысл. При этом важно понять, существует ли символическое как таковое вообще или оно представляет собой некий фантазм воображаемых согласований.

Классический и структурный психоанализ

В построении структурного психоанализа Ж. Лакан отталкивался от основных положений классического психоанализа 3. Фрейда. Крити­куя концепции новых направлений в психоанализе, связанных с психо­аналитической психологией Я и теорией объектных отношений, он при­зывал вернуться к подлинному пониманию идей 3. Фрейда, в которых присутствовали элементы того, что нашло свою дальнейшую разработку в признании трех регистров психики — Воображаемого, Символическо­го и Реального.

Под этим углом зрения Ж. Лакан и осуществлял как свое прочтение работ основателя психоанализа, так и критику психоаналитической пси­хологии Я и теории объектных отношений. При этом свое отношение к фигуре З.Фрейда он выразил следующим образом: «Мы не следуем за Фрейдом, мы идем бок о бок с ним. Присутствие некоторого понятия в творчестве Фрейда вовсе не гарантирует, что употребление его соответ­ствует духу фрейдовского исследования. Мы же, со своей стороны, стара­емся прислушиваться к духу, стилю его исследования» [39, с. 162].

Рассматривая основополагающие идеи и концепции 3. Фрейда, он обратился, в частности, к осмыслению сути эдипова комплекса. Ж. Лакан исходил из того, что прежде всего необходимо разобраться в тех отно­шениях, которые составляют структуру комплекса Эдипа. Так, нарцисси-ческое или воображаемое отношение к отцу отлично от отношения сим­волического и реального. Рассмотрение этой сложной структуры может привести к иному пониманию мифа об Эдипе.

С точки зрения Ж. Лакана, первоосновой, покрывающей все поле чело­веческих отношений, является комплекс Эдипа, определяющий принятие пола. Однако, изучение мифологии показывает, что в некоторых культу­рах комплекс Эдипа может быть ничтожной деталью огромного мифа. Вообще мифы обнаруживают такой богатый и сложный ряд отношений между субъектами, что Эдип оказывается порой сокращенным вариан­том. Это не значит, что психоаналитическое толкование комплекса Эдипа утрачивает свое значение. Напротив, для психоаналитиков он является отправной точкой исследования неврозов. Другое дело, что попытки его

45°

15*

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

КЛАССИЧЕСКИЙ И СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

переосмысления у многих аналитиков приводят, по мнению Ж. Лакана, к ужасной путанице вследствие неумения различать Воображаемое, Сим­волическое и Реальное.

Французский психоаналитик признавал, что комплекс Эдипа является существенным как для формирования человека, так и для измерения психо­аналитического опыта. Однако, в отличие от 3. Фрейда, он исходил из того, что лишь на данный момент этот комплекс занимает привилегированное положение в западной цивилизации и что, будучи необходимой, его струк­тура не отменяет других структур того же уровня, которые в отдельном слу­чае могут играть не менее решающую роль. Во всяком случае для Ж. Лака­на эдипов комплекс представлялся одновременно всеобщим и случайным, являвшимся «всецело и исключительно символическим» [40, с. 52].

Осмысление эдипова комплекса осуществлялось Ж. Лаканом через призму признания действенности отцовской метафоры. В этом плане он выделил в эдиповом комплексе три этапа или, по его собственному выра­жению, три такта.

На первом этапе (такте) субъект (ребенок) отождествляет себя в зерка­ле с тем, что является объектом желания его матери. Это первичный фал­лический этап, на котором отцовская метафора действует сама по себе и первенство фаллоса уже утверждено в мире существованием симво­ла дискурса и закона. Речь идет о том, что ребенок как бы принимает для себя положение, в соответствии с которым, чтобы понравиться мате­ри, необходимо и достаточно быть фаллосом. Отец существует, но ребе­нок сталкивается с вопросом о фаллосе у матери. На первом этапе имеет­ся отношение ребенка не к матери, а к желанию матери, и поэтому речь идет о желании желания.

На втором этапе (такте), являющемся негативной стадией, ребенок отделяется от предмета, с которым он отождествляет себя. Это отделе­ние привязывает его к закону, принимающему облик того, что его мать находится в зависимости от объекта, который предстает уже не просто в качестве объекта ее желания, а объекта, который наличествует или нет у Другого. Речь идет об отношении ребенка не с отцом, а с отцовским сло­вом. Отец заявляет о себе, будучи опорой закона, причем заявляет о себе посредством матери.

На третьем этапе (такте) отец выступает в качестве того, кто имеет фал­лос, а не того, кто сам является фаллосом. Здесь инстанция фаллоса может восстановиться как объект желания матери, а не как объект, которого он может ее лишить. И этот этап знаменует собой исход эдипова комплекса. Если в рамках классического психоанализа аналитики сосредоточи­вали свою работу на втором этапе (такте), когда последствия комплек­са соотносились с всемогуществом отца, то следует, по мысли Ж.Лака-

на, пойти дальше и задуматься над тем, что совершаемая на втором этапе кастрация лишает фаллоса не ребенка, а мать. Фактор могущества в гени-тальном смысле обнаруживается именно на третьем этапе, где отец может дать матери то, что она желает, и в силу чего отношение матери к отцу переносится в реальный план. Именно на этом этапе идентификация ребенка с отцом приводит к возникновению идеала Я.

Ж. Лакан выразил также свое несогласие с расхожим пониманием Сверх-Я в психоанализе. У З.Фрейда оно соотносилось с требователь­ной, суровой инстанцией психики. С точки зрения французского психо­аналитика, не следовало представлять себе, будто Сверх-Я является чем-то свирепым, подстерегающим Я, чтобы наброситься на него. Для Ж. Лакана Сверх-Я было расколом, который осуществляется в символической систе­ме, интегрированной субъектом. В этом отношении оно отличается от Я-идеала, являющегося воодушевляющей функцией. В отличие от Я-идеала, Сверх-Я располагается в символической плоскости речи. Сверх-Я одно­родно понятию закона, т. е. совокупности системы языка. В то же время этот закон безрассудный, в результате чего особенно у невротиков Сверх-Я превращается в отрицание закона. «Сверх-Я — это одновременно закон и его разрушение» [41, с. 140].

Ж.Лакан называл Сверх-Я «страшилищем», соотнесенным с фигура­ми, имеющими непосредственное отношение к перенесенным ребенком первичным травмам. И нет ничего удивительного, что в процессе анали­за пациент может идентифицировать аналитика со своим Сверх-Я. Прав­да, между пациентом и аналитиком могут складываться такие отношения, когда первый будет идентифицировать второго со своим Я-идеалом.

Еще одно отличие структурного психоанализа от классического состоя­ло в своеобразном понимании соотношений между прошлым и будущим. Ж. Лакан считал, что прошлое и будущее в точности соответствуют друг другу. Однако в процессе анализа соответствие между ними проходит не по линии от прошлого к будущему, как это может показаться на первый взгляд, а в плоскости от будущего к прошлому. Лишь благодаря тому, что у пациента есть будущее, аналитик занимается отыскиванием прошлого.

Если в рамках классического психоанализа важным концептом явля­ется представление о возвращении вытесненного, то объяснение этому феномену может быть найдено, как полагал Ж. Лакан, исходя не из про­шлого, а из будущего. Словом, то что видится в качестве возращения вытесненного, является стертым сигналом чего-то, что «получит свое назначение лишь в будущем посредством его символической реализации, его вписывания в историю субъекта» [42, с.211].

С точки зрения 3. Фрейда, выраженной в работах 20-30-х гг., агрессив­ность изначально присуща человеку. Ж. Лакан попытался углубить поня-

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

тие агрессивности и провел различие между агрессивностью и агресси­ей. Он считал, что лишь в своем пределе, виртуально, агрессивность пре­вращается в агрессию. Но агрессия не имеет ничего общего с витальной реальностью. Она является экзистенциальным актом, связанным с вооб­ражаемым отношением.

Пересматривая традиционные представления в рамках психоанализа, Ж. Лакан выступил против двух тенденций, получивших распростране­ние в лоне психоаналитического движения. Он критически отнесся как к психоаналитической психологии объектных отношений, развиваемой в английской школе психоанализа, так и к психоаналитической психоло­гии Я, получившей поддержку в американском психоанализе.

Критикуя позицию сторонников объектных отношений, Ж. Лакан выступил прежде всего против понимания М. Балинтом психоанализа как психологии двух людей. На этот момент уже обращалось внимание, когда говорилось о том, что в его представлении речь должна идти о трехсто­ронних отношениях, включающих в себя язык. В данном контексте важно лишь подчеркнуть то обстоятельство, что «психология двух» воспринима­лась им в плане таких отношений, которые представляли собой отноше­ния объекта к объекту, а подобное отношение имеет негативные послед­ствия в конкретной терапевтической работе с пациентом. Ведь объекти­вация субъекта с целью признания реальности ведет к упразднению всего регистра символического, а вместе с ним и регистра воображаемого, в результате чего объекты приобретают абсолютное значение.

Кроме того, французский психоаналитик показал, что понимание объ­ектного отношения в плоскости удовлетворения, когда объект определя­ется как объект удовлетворения, ведет к тупикам психоаналитической тео­рии и практики, а акцент на фрустрации как ключевом моменте аналити­ческого процесса мешает подлинному пониманию природы психических заболеваний. В частности, представители психологии объектных отно­шений не могут выйти из тупика при рассмотрении перехода от прегени-тальной к генитальной стадии развития, поскольку принимают во внима­ние объективацию субъекта и исключают интерсубъективность.

Наконец, понятие объектного отношения в феноменологии первер­сий не дает исчерпывающего объяснения догенитальных стадий развития ребенка, поскольку нет, по мнению Ж. Лакана, ни одной формы перверс-ных проявлений, структура которых не опиралась бы в момент пережива­ния на интерсубъективное отношение. Перверсия подразумевает, по его выражению, измерение воображаемой интерсубъективности.

В конечном счете в рамках психоанализа более важно исходить не из объект­ных отношений, а из интерсубъективности, принятия одного субъекта другим. В противном случае не учитывается символическая функция, благодаря

КЛАССИЧЕСКИЙ И СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

которой возникает собственно человеческое измерение. В использова­нии символа с самого начала дана интерсубъективность и именно отсюда начинается воплощение символического в воображаемом переживании субъекта. «Пренебрегая интерсубъективным измерением, исследователь неизбежно попадает в регистр объектного отношения, из которого невоз­можно выйти и который приводит как к теоретическим, так и практиче­ским тупикам» [43, с. 288].

В отношении психоаналитической психологии Я Ж. Лакан замечал, что ее приверженцы ориентированы на исследование защитных меха­низмов Я. Но собственное Я структурировано по типу симптома. Внутри субъекта оно является не чем иным, как привилегированным симптомом, т. е. душевной болезнью человека. А это значит, что у представителей пси­хоаналитической психологии Я, акцентирующих внимание на механиз­мах защиты, составляющих собственное Я, наблюдается двусмысленность в концептуальном понимании Я.

Кроме того, их аналитическое вмешательство оказывается не чем иным, как попыткой психоаналитиков нормализовать поведение пациен­тов исходя из собственного Я. Тем самым получается моделирование одно­го Я посредством другого Я. И завершением анализа нередко считается достижение идентификации Я пациента с Я аналитика, что, по убеждению Ж. Лакана, не соответствует духу подлинного психоанализа. Что касается признания Х.Хартманом существования автономного Я, то этот, по выра­жению Ж. Лакана, «херувим психоанализа» фактически отошел от фрей­довского открытия, рассматривавшего Я как источник конфликтов.

Общеизвестна формула 3. Фрейда «Там, где было Оно, должно быть Я». Фактически, именно этой формулой руководствуются психоаналитики в своей профессиональной деятельности. Ж. Лакан с пониманием отнесся к фрейдовской формуле. Однако он считал, что многие психоаналитики прибегают к слишком грубому пространственному толкованию ее, когда аналитическая терапия сводится к отвоеванию у Оно некой территории, которая должна стать достоянием сознания. По его мнению, подобное толкование фрейдовской формулы в действительности ведет к созданию миража. На деле Я как бы превращается в Самость, что является оконча­тельным отчуждением субъекта. Между тем, конструирующим в анали­зе представляется именно акт речи. Поэтому задачей анализа становится не расширение поля Я, а перемещение, затрагивающее как Оно, так и Я.

Подобное понимание цели анализа открывало второй смысловой пласт известного изречения 3. Фрейда «Там, где было Оно, должно быть Я». По убеждению Ж. Лакана, в конце анализа субъект (пациент) должен держать речь и вступать в отношения с истинными Другими. Это значит, что фрейдовское изречение может быть прочитано следующим образом:

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

«Там, где был Субъект, должно быть Я». Именно при такой направлен­ности анализа субъект действительно может собрать свое расчлененное тело и усвоить себе свой опыт.

В классическом психоанализе использовались такие разные понятия, как «желание» и «любовь». Они не отождествлялись между собой и тем не менее далеко не всегда между ними выявлялись какие-либо содержа­тельные различия. Неудовлетворенный подобным положением Ж. Лакан провел различие между любовью и желанием. Под желанием он понимал пре­дельное отношение, устанавливающееся у всякого организма к удовлетво­ряющему его объекту. Любовь же соотносилась им не столько с удовле­творением, сколько с бытием. Причем о любви речь идет только там, где наличествует символическое отношение как таковое.

Ж. Лакан отличал любовь как воображаемую страсть от активного дара, создаваемого ею в плоскости символического. Любовь того, кто желает быть любимым, оказывается не чем иным, как попыткой захва­тить другого в ловушку себя самого. Желание быть любимым — это жела­ние заманить любящий объект, закабалить его в особенности себя само­го как объекта. В то время как активный дар любви имеет целью воспри­ятие любящего человека не в его особенности, а в его бытии. Любовь как активный дар, а не страсть, нацелена по ту сторону воображаемого пле­нения, на бытие любимого субъекта.

Одно из различий между классическим и структурным психоанали­зом состояло в ином понимании бессознательного по отношению к фак­тору времени. 3. Фрейд говорил о том, что бессознательное располага­ется вне времени. По мнению Ж. Лакана, это верно, но в то же время не верно. Верно в том смысле, что бессознательное находится вне време­ни в качестве понятия, поскольку само по себе является временем. И если З.Фрейд полагал, что бессознательное характеризуется безвременно­стью, то французский аналитик ориентировался на раскрытие бессозна­тельного с точки зрения осмысления его временных связей, структури­рованных в языке. Речь идет не о противопоставлении лакановской вре­менной структуры бессознательного фрейдовской его безвременности, а об изменении Ж.Лаканом психоаналитических представлений о вре­мени как факторе понимания скрытого смысла символического языка бессознательного.

В классическом психоанализе безвременность бессознательного в тео­ретическом плане подчинялась логике психоаналитического сеанса в кли­нической практике, строго фиксированного во времени и ограниченного 55 минутами. Психоаналитик и пациент находились во власти времени, в течение которого разматывалась нить безвременного бессознательно­го. Иная картина наблюдалась в структурном психоанализе, поскольку

КЛАССИЧЕСКИЙ И СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

Ж. Лакан ввел новацию - короткий психоаналитический сеанс, где время под­вижно и заранее не задано. В этом случае сам психоаналитик структуриро­вал время и был готов в любую минуту прервать речь пациента, не давая ему возможности собраться с мыслями и не оставляя времени для осмыс­ления сложившейся ситуации.

В процессе традиционного психоаналитического сеанса акцент делал­ся на свободных ассоциациях, когда пациент мог говорить о чем угодно, а психоаналитик за этой произвольной речью пытался уловить опреде­ленные закономерности, которые в конечном счете сводились им к вос­поминаниям детства и бессознательным желаниям индивида. В случае лакановского короткого психоаналитического сеанса пациент оказывался как бы вне времени, ибо стоило ему перейти к изложению чего-то главно­го и важного, как психоаналитик прерывал его, говоря о том, что на сего­дня данный сеанс закончен.

Свободные ассоциации имели место уже не столько в процессе самого психоаналитического сеанса, сколько в промежутках между различными сеансами. Речь пациента по необходимости структурировалась, стано­вясь более короткой, афористичной, открывающей тем самым простор для аналитической работы. Психоаналитик стремился раскрыть язык бес­сознательного, выявляя в преднамеренно сделанных им перерывах сеан­са анализа, а также в перерывах речи пациента, связанных с провалами памяти, замешательством и т.д., те скрытые смысловые структуры, кото­рые обусловливают человеческую деятельность. Так лакановское переос­мысление фрейдовских идей о структурных составляющих человеческой психики и бессознательном привело к структуралистскому пониманию отношений между субъектом и языком, в соответствии с которым вре­менные связи и зависимости оказываются заданными и структурированными не только психоаналитической ситуацией, но и самим языком, речью Другого.

По мнению Ж. Лакана, у пациента наблюдается дезинтеграция его отно­шения к Другому. Она приводит к колебанию образа собственного Я, соз­дает и нарушает целостность данного образа. В процессе терапевтической деятельности аналитик развертывает свою работу таким образом, чтобы пациент воспринял образ собственного Я в его целостности, к которой у него не было доступа. Если это удается осуществить, то у пациента поя­вится возможность распознать все этапы своего желания и все объекты, составившие суть его собственного образа. Словом, в ходе анализа созда­ется благоприятная почва для того, чтобы путем последовательных иден­тификаций пациент смог сконструировать историю собственного Я.

Анализ предполагает несколько этапов. Первый этап определяется переходом от того, что неизвестно пациенту в собственном Я, к тому образу, где он призна­ет свои проявления воображаемого. Второй этап характеризуется тем, что

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

аналитик занимает место идеала Я пациента. В целом анализ как таковой является «техникой речи», и речь служит средой, в которой происходит движение анализа. «Именно по отношению к функции речи можно про­вести различие одних пружин анализа от других, раскрыть их собствен­ный смысл и их точное место» [44, с. 342].

Стоит отметить, пожалуй, еще одно соображение, высказанное Ж. Лаканом по поводу того феномена, который не был рассмотрен в рам­ках классического психоанализа. Речь идет о том, что он назвал «постана­литической паранойей», возникающей в процессе анализа и после него. Интересующийся психоанализом субъект может формулировать для себя проблемы на заранее имеющемся в его распоряжении языке расхожего психоанализа. Этим проблемам он придает соответствующую весомость и тем самым может заработать себе маниакальный психоз. К этому сле­дует добавить, что психоаналитическая литература часто представляет собой, на взгляд Ж. Лакана, своего рода готовый бред и что некоторые субъекты пользуются ею как «магазином готового платья».

Таковы некоторые важные идеи, выдвинутые Ж. Лаканом и позволяю­щие говорить о тех сходствах и различиях, которые имеют место между классическим и структурным психоанализом.

В целом можно сказать, что в рамках структурализма был проявлен интерес к проблематике, центрирующим звеном которой служила сама структура бессознательного, независимо от того, воспринималась ли она в качестве основных структурных составляющих разума (К. Леви-Строс), общефункциональных типов человеческого мышления (М.Фуко) или структуризации языка (Ж. Лакан). По мере развития структурного психо­анализа в рамках этой проблематики превалирующее место стал занимать лингвистический срез исследования, осмысленный с точки зрения того вклада, который был внесен 3. Фрейдом в рассмотрение бессознательных аспектов речи и языка.

ГЛАВА 15

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ X. КОХУТА

Дата добавления: 2015-06-04