Речь и язык в психоанализе

Среди структуралистов Ж.Лакан был, пожалуй, одним из первых, кто не только апеллировал к психоаналитическим концепциям, но и предпри­нял попытку возвращения к оригинальным текстам 3. Фрейда с целью «очи-

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

щения» психоанализа от тех наслоений, которые были привнесены различ­ными психоаналитиками, превратно истолковавшими те или иные пси­хоаналитические идеи. Данная интенция в афористической форме была отчетливо выражена самим Ж.Лаканом, подчеркнувшим, что «смысл воз­вращения к Фрейду — это возвращение к смыслу Фрейда» [20, с. 117].

При этом он исходил из того, что предложенные и разработанные З.Фрейдом концепции еще недостаточно критически проработаны, сохраняют двусмысленность вульгарного словоупотребления и нуждаются в «открытии нескольких окон», выходящих на просторы фрейдовского уче­ния о человеке и культуре. Одновременно им был поставлен вопрос о праве психоанализа, как метода обнаружения истины, применять свои прин­ципы к представлению психоаналитиков о своей роли в лечении пациентов, о своем месте в духовном сообществе и о своей образовательной миссии.

Ж. Лакан был обеспокоен тем, что осмысление концептуального насле­дия 3. Фрейда и дальнейшее развитие психоанализа проходили под знаком смещения интереса психоаналитиков с функций речи и поля языка на изме­нение цели и техники аналитической терапии. В его понимании соответ­ствующее смещение акцентов осуществлялось, по крайней мере, по трем направлениям.

Во-первых, в технике психоаналитического опыта и в образовании объ­екта на различных стадиях психического развития, чему способствовали исследования в области детского психоанализа, открывавшие доступ к изучению и формированию структур на довербальном уровне. Смещение акцента с функций речи и поля языка на довербальное поведение спрово­цировало возврат на старые позиции, связанные с постановкой вопроса о символической подоплеке интерпретируемых фантазий.

Во-вторых, в наметившемся возврате к символизации как основе анали­тической техники, который стал возможен под воздействием концепции либидозных объектных отношений, изменяющей способ видения лечения.

В-третьих, в выявлении значения контрпереноса и соответствующей подготовки психоаналитиков, что обусловлено колебаниями между двумя позициями — существованием аналитика, как важного фактора, оказываю­щего решающее воздействие на анализ, и невозможности успешного завер­шения лечения без обстоятельного изучения внутренней динамики бессоз­нательного.

По мнению Ж. Лакана, изучение функций речи и поля языка оказалось свернутым, значительно сокращенным у тех, кто пытался реформировать классический психоанализ, в то время как возвращение к исследованию данной проблематики является первостепенной задачей психоаналитиков. Ведь психоаналитическую технику нельзя ни адекватно понять, ни эффе-кивно применить до тех пор, пока не будут надлежащим образом осмыс-

РЕЧЬ И ЯЗЫК В ПСИХОАНАЛИЗЕ

лены лежащие в ее основе концепции. Подлинный же смысл этих концеп­ций можно выявить лишь тогда, когда они оказываются ориентированы в поле языка и подчинены функции речи.

Средой психоанализа всегда является речь пациента. Любая речь требует ответа и, когда имеется слушатель, она никогда не остается без него, даже если встречается с молчанием. Функция речи в анализе как раз и состоит в том, чтобы получить ответ, и в этом отношении психоаналитик стре­мится осуществить анализ поведения субъекта с тем, чтобы обнаружить в нем то, о чем тот умалчивает. Ему самому приходится прибегать к речи, чтобы получить признание от пациента. Но если аналитик молчит, то тем самым не фрустрирует ли он пациента?

Некоторые психоаналитики как раз и прибегают к подобной страте­гии, чтобы путем фрустрации пациента вызвать у него соответствующие переживания, которые должны стать объектом анализа. Ж. Лакан не раз­делял подобную позицию, считая, что ответ на пустую речь порождает более сильную фрустрацию, чем молчание. Более того, он ставил вопрос о том, не содержится ли фрустрация в самом дискурсе субъекта и не явля­ется ли субъект собственным созданием в сфере воображаемого. Ответ на данный вопрос сводился им к тому, что человеческое Я является фрустра­цией по своей сути, но не фрустрацией желания субъекта, а фрустрацией, вызван­ной самим объектом, в котором его желание отчуждено.

Психоаналитик имеет дело с речью, которая сообщает действиям пациента определенный смысл. Его деятельность связана с областью конкретного дискурса как поля трансиндивидуальной реальности субъ­екта. В этом отношении фрейдовское открытие бессознательного сле­дует рассматривать, как считал Ж. Лакан, с точки зрения того, что «бес­сознательное есть та часть конкретного трансиндивидуального дискурса, которой не хватает субъекту для восстановления непрерывности своего сознательного дискурса» [21, с. 28].

Как и многие другие психоаналитики, Ж. Лакан обратился к осмысле­нию проблемы бессознательного. При этом он всячески стремился под­черкнуть, во-первых, отличие фрейдовского понятия бессознательного от предшествующих его философских трактовок и, во-вторых, специфику своего собственного понимания этого феномена, положенного в основу структурного психоанализа.

Согласно его взглядам, фрейдовское бессознательное не тождественно ни романтической трактовке бессознательного как продукта творческого воображения, ни метафизическому осмыслению его, как это имело место у немецкого философа Э. фон Гартмана. 3. Фрейд открыл психическое бессоз­нательное, в результате чего появилась возможность проникнуть в глубины человеческой психики. Но исследование основателем психоанализа бессоз-

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

нательного ограничилось освещением только некоторых, главным образом биологических слоев психики. Этот биологизм давал знать о себе и в том случае, когда 3. Фрейд обращался к анализу языка бессознательного.

Необходимо, по убеждению Ж. Лакана, пересмотреть значение фрей­довского открытия, осуществить его дебиологизацию, снять ту терминологи­ческую противоречивость, которая имела место в классическом психоана­лизе с его использованием понятия «бессознательное мышление». Важно рассматривать саму психоаналитическую сферу как являющую реальность слова, речи, дискурса в его самостоятельности.

В понимании Ж. Лакана бессознательное — это глава истории чело­века, прошедшей цензуру, содержащей белое пятно или ложь, но истина которой может быть найдена, поскольку чаще всего она записана в другом месте. Ее истина может обнаружиться в следующих местах:

• в памятниках, одним из которых является тело как ядро невроза, где
исторический симптом обнаруживает «структуру языка и расшифро­
вывается как надпись», которая, будучи прочитана, может исчезнуть;

• в архивных документах (воспоминаниях детства), смысл которых непо­
нятен до тех пор, пока не выяснено их происхождение;

• в семантической эволюции, связанной с запасом слов, особенностями
их употребления, жизненным опытом, стилем и характером человека;

• в традициях и легендах, где личностная история предстает в приукра­
шенных, навеянных налетом героизма формах;

• в следах искажений, возникших в результате соседства с другими гла­
вами той фальсифицированной главы, чей смысл предстоит восстано­
вить путем собственного истолкования в аналитическом процессе.
Стало быть, бессознательное субъекта предстает прежде всего в качестве его

истории. Психоаналитик помогает осуществить ему сегодняшнюю истори-зацию фактов, обусловивших те или иные исторические повороты в его жизни. Это означает, что инстинктивные стадии развития, которые часто являются объектом исследования некоторых психоаналитиков, в про­цессе переживания уже организованы в субъективность. Так, например, анальная стадия развития ребенка как в случае его раннего переживания, так и тогда, когда осмысливается в процессе анализа взрослого челове­ка, всецело принадлежит интерсубъективности и ничем не отличается от субъективности аналитика.

В конечном счете, как считал Ж. Лакан, за инстинктивными стадиями развития всегда стоит история человека, опосредованная интерсубъектив­ностью. «Всякая фиксация на так называемой инстинктивной стадии пред­ставляет собой оставленный в истории шрам: либо страницу стыда, кото­рую забывают или зачеркивают, либо страницу славы, которая обязывает. Но забытое дает о себе знать в действиях, зачеркнутое сопротивляется тому,

РЕЧЬ И ЯЗЫК В ПСИХОАНАЛИЗЕ

что говорится где-то в другом месте, а обязательство увековечивает в симво­ле ту самую иллюзию, у которой субъект оказался в плену» [22, с. 31-32].

Психоаналитик имеет дело не столько с инстинктивными стадиями развития, сколько с речью пациента, языком. Именно в языке пребывает то, что аналитик открывает субъекту как его бессознательное. Поэтому, заме­чал Ж. Лакан, осваивая идейное наследие основателя психоанализа, сле­дует меньше внимания обращать на его ссылки на инстинкты человека, а в большей степени понимать смысл таких его работ, как «Толкование сновидений» (1900), «Психопатология обыденной жизни» (1901) и «Ост­роумие и его отношение к бессознательному» (1905), в которых в той или иной степени затрагивалась природа языка.

Человек живет в мире слов. Он говорит, но говорит благодаря символу, который и делает его человеком. Как и рассмотренные К. Леви-Стросом элементарные структуры родства, язык императивен по форме, но бессозна­телен по своей структуре. В аналогичном положении находится и исследо­ванный М.Фуко Закон, обнаруживающий свою идентичность со стро­ем языка, находящий свое субъективное выражение в запрете инцеста и носящий символическую функцию в имени отца. Если учесть, что жизнь человека окутана сетью символов, а они порождают слова, определяющие закон действий, то становится очевидной необходимость в раскрытии речевого согласия или разногласия в круговерти языка.

Тем самым возникает понимание того, что основная проблема заключает­ся в отношениях речи и языка внутри субъекта. Подобное понимание имеет не только теоретическое значение, но и практическую направленность, поскольку, по убеждению Ж. Лакана, оно непосредственным образом свя­зано с аналитической терапией. По его собственному выражению, «сим­птом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он структу­рирован как язык; что он, другими словами, и есть язык, речь которого должна быть освобождена» [23, с. 39].

В отношениях речи и языка внутри субъекта Ж. Лакан выделял три парадокса.

Во-первых, в безумии следует различать отрицательную свободу речи, т. е. препятствие к переносу, и разнообразные формы бреда, которые в по-своему выраженном языке объективируют субъект.

Во-вторых, симптомы торможения и страха в картине различных нев­розов являются означающими вытесненных из сознания субъекта озна­чаемых, а вплетенные в ткань тела символы в силу своей семантической двусмысленности оказываются причастными к языку.

В-третьих, утрата субъектом своего смысла в объективациях дискур­са, когда вместо понимания им Я как такового возникает представление о том, что он именует «своим собственным Я».

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

Именно на этой почве парадоксов в отношении речи и языка в концеп­туальном делении человека на Оно, Я и Сверх-Я создается для субъекта дополнительная возможность отчуждения. И именно здесь, по выраже­нию французского психоаналитика, «на пути речи встает стена языка».

Рассмотрение парадоксов в отношениях речи и языка внутри субъек­та сопровождалось у Ж. Лакана размышлениями о необходимости форма­лизации психоанализа. При этом он считал, что обращение к лингвистике позволяет выдвинуть метод, который позволяет различать в языке диа­хронические и синхронические структурные образования и лучше понять различный смысл, приобретаемый языком в интерпретациях сопротив­ления и переноса.

Если идеальное психоаналитическое образование соотносилось 3. Фрейдом с включением в него, наряду с психиатрией и сексологией, знания истории цивилизации, мифологии, психологии религий и лите­ратуры, то Ж. Лакан добавлял к этому перечню дисциплин риторику, диа­лектику, грамматику и поэтику. Отдавая должное классическому психоана­лизу, он в то же время подчеркивал, что «дать научное обоснование своей теории и практике психоанализ может лишь путем адекватной формали­зации существенных измерений своего опыта, к которым, наряду с исто­рической теорией символа, относятся интерсубъективная логика и тем-поральность субъекта» [24, с. 58].

В целом Ж. Лакан ратовал за возвращение психоаналитического опыта к речи и языку как своей основе, поскольку считал, что отстаиваемые многи­ми психоаналитиками принципы усовершенствования техники анализа, например, анализа сопротивления, привели на практике к игнорирова­нию субъекта, рельефно проявившемуся в отказе от выявления связей с интерсубъективной речью. Искусство же анализа состоит, на его взгляд, в умении играть «на многообразии возможных прочтений партитуры», записанной речью «в регистрах языка».

Подобным умением несомненно обладал 3. Фрейд, благодаря чему он достиг определенных успехов в аналитической терапии. Однако не стоит подражать основателю психоанализа, поскольку выработанные им поня­тия в силу своей вульгаризации оказались замурованными в стену языка. Для того чтобы наша речь вернула себе действенность речи 3. Фрейда сле­дует, как считал Ж. Лакан, обратиться не к соответствующим фрейдовским терминам, а к лежащим в их основе принципам.

Французский психоаналитик исходил из того, что прежде всего необхо­димо учитывать диалектику самосознания. В этом отношении важно опи­раться на открытия 3. Фрейда и немецкого философа Гегеля с его реконст­рукцией феноменологии духа. Фрейдовское открытие сделало сомнитель­ным любые поиски «осознания», выходящие за рамки психологического

43О

РЕЧЬ И ЯЗЫК В ПСИХОАНАЛИЗЕ

феномена. Психоаналитическая техника не может обойтись и без призна­ния структурных элементов гегелевской феноменологии с ее диалектикой господина и раба и всего того, что способствует пониманию, каким обра­зом «конституирование объекта подчинено реализации субъекта».

Психоанализ должен быть ориентирован на речь и язык. Для освобожде­ния речи пациента необходимо ввести его в язык собственного желания, на котором он рассказывает о себе аналитику и который говорит симво­лами симптома. Обнаруженный анализом символизм является языком, носящим универсальный характер языковой системы, и в то же время является частным языком данного субъекта. Исследование символов спо­собствует восстановлению в речи ее способности вызывать представле­ния. И, следовательно, психоаналитик должен обладать способностью к глу­бокому усвоению ресурсов языка, в особенности тех его ресурсов, которые реализо­ваны в поэтических текстах. В этом отношении примером может служить З.Фрейд, обладавший глубокими познаниями в области немецкой словес­ности и драматургии Шекспира.

В своей символизирующей функции речь стремится к трансформации субъекта, которому она адресуется, путем установления его связи с субъ­ектом, от которого она исходит. Поэтому так важно понимание струк­туры языкового общения. Однако, как с сожалением замечал Ж. Лакан, взаимонепонимание в беседе и речевые изъяны в значительной степе­ни оказались обусловленными концептуальным отождествлением языка со знаком, когда языковая коммуникация рассматривается в качестве сигнала. В результате этого возникло недоверие к технике речи и повы­шенный интерес к жестам, чертам поведения, мимике и заминкам в дви­жении. Типичным проявлением подобной тенденции является, в глазах Ж. Лакана, характероанализ В. Райха, в рамках которого аналитик пытает­ся найти по ту сторону речи неизреченные средства и стремится извлечь органическую выразительность из защитного панциря.

С точки зрения Ж. Лакана отношениям речи и языка присуща внутрен­няя антиномия, состоящая в том, что большая функциональность языка делает его непригодным для речи. Чем в большей степени язык приоб­ретает слишком частный характер, тем в значительной мере он утрачи­вает свою языковую функцию. Чем больше нейтрализуются служебные функции языка в плане приближения его к чисто информационному, тем более ему приписывается избыточность, связанная с тем, что значитель­ная часть фонетического материала оказывается ненужной при передаче информации на расстояние.

Однако, подчеркивал Ж. Лакан, функция языка состоит не в информи­ровании, а в вызывании представления. Пациент ищет в речи ответ. Реак­ция не является ответом. Функция ответа заключается не в том, чтобы

СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

быть воспринятым субъектом как одобрение или неприятие его дискурса, а в том, чтобы признать или не признать в качестве субъекта его самого. В этом как раз и состоит ответственность аналитика, когда он прибегает к речевому вмешательству.

Ж. Лакан выступал против любой объективирующей тенденции в ана­лизе. Он считал, что целью анализа должно быть не что иное, как прояв­ление истинной речи и осознание пациентом своей истории в ее соот­несенности с тем или иным будущим. Но для реализации данной цели аналитику необходимо знать, для кого и через кого пациент ставит свой вопрос, а чтобы знать, как следует отвечать пациенту, важно определить место, где находится его Я. При этом не менее важно, чтобы субъектив­ность психоаналитика не отдала пациента на милость предписаниям его собственной речи. Что касается действительной роли аналитика в язы­ковой коммуникации, то она сводится к расстановке в речи субъекта ее «диалектической пунктуации».

С точки зрения Ж. Лакана, и пациент, и аналитик находятся у подно­жия стены - стены языка. Точнее было бы сказать, что они оба находятся по ту же сторону этой стены. Именно у этой стены аналитик пытается отозваться на эхо речи пациента. Он опирается на психоаналитический опыт, открывающий в человеке императив Слова и Закона. Используя поэтическую функцию языка, этот опыт придает человеческому жела­нию символическое опосредование. Реальность его результатов заклю­чена лишь в даре речи, поскольку, вновь совершая акт речи, человек сбе­регает эту реальность.

На первый взгляд может показаться, что акцентирование внимания Ж. Лакана на речи и языке как раз и является дебиологизацией учения 3. Фрейда о человеке. Однако, как подчеркивал он сам, было бы неспра­ведливо упрекать его в попытке переноса смыслового центра тяжести работ 3. Фрейда с биологических оснований на культурные. Он стремил­ся лишь напомнить психоаналитикам, что неверно интерпретированные идеи 3. Фрейда, связанные с биологическими основаниями, культурными импликациями и структурой языка, не способствуют пониманию диалек­тики их соотношений без учета человеческой речи. Словом, при исполь­зовании аналитической техники следует иметь адекватное представление о функциях речи и поле языка в психоанализе.

Дата добавления: 2015-06-04