Образ египтянина Моисея

К написанию работы «Человек Моисей и монотеисти­ческая религия» Фрейд приступил в тяжелую для него пору, когда в условиях нацистской Германии его книги были подвергнуты публичному сожжению, психоанализ подвергся гонению, а большинство ведущих психоанали­тиков было вынуждено покинуть Германию и Австрию, эмигрировав в другие страны мира, в основном в США. В этих условиях он не собирался публиковать данную ра­боту, поскольку опасался, и не без оснований, что она встретит крайне враждебное отношение со стороны като­лической церкви. Именно об этом он писал своим друзь­ям, включая М. Эйтингона, А. Цвейга, Л. Андреас-Сало-ме, когда сообщал им о своей работе над этой книгой.

При написании труда «Будущее одной иллюзии» он не высказывал своих опасений по поводу того, как будет вос­принята его публикация, содержащая критику религии. В 1927 году была иная политическая обстановка, не пред­вещавшая последующих трагических для Австрии собы­тий, связанных с нацизмом и широкомасштабным гоне­нием на евреев. В середине 30-х годов положение корен-ным'образом изменилось. Фрейд полагал, что только като­лицизм защищает от нацизма, и поэтому не хотел раздра­жать отцов католической церкви, враждебно настроенных против психоанализа, но с публикацией его работы спо­собных запретить как практику психоанализа, так и пуб­ликацию психоаналитических трудов. В написанном до марта 1938 года предисловии к третьей части своей работы (первые две части были напечатаны в форме статей в пси­хоаналитическом журнале «Imago», не рассчитанном на массового читателя) он подчеркнул, что внешняя опас­ность удерживает его от публикации и будет хранить ее в тайне, «пока не придет время, когда она без опаски отва­жится выйти в свет» [40. С. 182].

Однако последующие события заставили изменить ре­шение Фрейда не публиковать исследование Моисея в форме книги. В марте 1938 года произошло вторжение на­цистов в Австрию. Счет Фрейда в банке был конфискован, его сына Мартина неоднократно вызывали в гестапо для расспросов, а его дочь Анну продержали там целый день. Реальная угроза жизни близких ему людей была столь ве­лика, что Фрейд не мог больше оставаться в Австрии. Бла­годаря поддержке друзей и влиятельных политиков ему с трудом удалось получить визу,и, сравнивая себя со старым Иаковым, которого дети привезли в Египет, в первых чис­лах июня 1938 года он вместе с семьей покинул Вену. На­ходясь в Англии, в июне месяце того же года Фрейд напи­сал второе предисловие к своему исследованию Моисея. Не испытывая больше никаких внешних препятствий, но ощущая «неуверенность перед лицом своей собственной работы», он отважился на публикацию книги. При этом он отдавал себе отчет в том, что, как только его исследование Моисея будет переведено на английский язык и станет из­вестным среди его новых сограждан, выразивших ему под­держку и теплый прием, он тут же лишится симпатии со стороны некоторых из них.

Фрейд предвидел тот враждебный прием, который будет оказан его публикации. И действительно, книга «Человек Моисей и монотеистическая религия» встретила неприятие, а подчас и открытое осуждение со стороны как представите­лей иудейского вероисповедания, так и некоторых коллег, отговаривавших патриарха психоанализа от подобной пуб­ликации. Об этом можно судить, например, по высказыва­нию специалиста по еврейской истории и библейским тек­стам Абрахама Шалома Иегуды. «Мне кажется, — писал он по поводу опубликованной книги о Моисее, — что я слышу голос одного из наиболее фанатичных христиан, выражаю­щего свою ненависть к Израилю, а не Фрейда, который не­навидит и презирает фанатизм такого рода от всего сердца и изо всех сил» [41. С. 242—243].

Почему же исследование Моисея вызвало такую нега­тивную реакцию у многих современников Фрейда? Поче­му близкие ему по духу психоаналитики и друзья отговари­вали его от данной публикации? Какие содержащиеся в работе предположения и заключения явились шокирую­щими для большей части людей, ознакомившихся с по­следним фрейдовским трудом?

В своей публикации Фрейд повторил, по сути дела, все предшествующие соображения о религии, которые им были высказаны ранее в таких работах, как «Навязчивые действия и религиозные обряды», «Тотем и табу» и «Бу­дущность одной иллюзии». Отцеубийство в первобытной орде, акт поедания отца сыновьями, последующий запрет на инцест, заповедь экзогамии, возникновение тотемизма как первой формы проявления религии, очеловечивание почитаемых существ и появление человеческих Богов, фиксированность на пережитках прошлого и возвращение забытого спустя сотни лет, являющееся аналогом бредо­вой мании психотиков религиозное верование, религия как общечеловеческий невроз, мощное воздействие ее на людей, имеющее природу навязчивых невротических со­стояний — все это нашло свое отражение в книге «Человек Моисей и монотеистическая религия». Но не эти повторе­ния вызвали столь бурную реакцию протеста среди значи­тельной части ее читателей.

Дело совсем в другом. А именно в том, что с первых строк публикации становится ясно: автор намерен «отнять у народа человека, которым он гордился как величайшим среди своих сыновей» [42. С. 136]. По мере же чтения рабо­ты выясняется, что Фрейд собирается это сделать путем обоснования гипотезы, что «человек Моисей, освободитель и законодатель еврейского народа, был не еврей, а египтя­нин», давший еврейскому народу в Египте такую новую ре­лигию, которая «была египетской», и что цель исследова­ния — «ввести в контекст еврейской истории образ египтя­нина Моисея» [43. С. 145, 146,.179]. Одного этого было уже достаточно для того, чтобы, не обращая внимания на при­водимые Фрейдом аргументы в защиту своей гипотезы, не только выразить свое возмущение предательством «невер­ного еврея», но и обвинить его в кощунстве, в подрыве авто­ритета иудаизма, поскольку в книге утверждалось, что до­стигнутая греческим народом гармония в развертывании духовной и телесной деятельности «оказалась евреям не­доступна» и что в религиозно-историческом смысле «хри­стианство было прогрессом», а иудейская религия «стала в какой-то мере окаменелостью».

Между тем ни о каком предательстве по отношению к иудаизму у Фрейда не было и речи. При случае он всегда подчеркивал свое еврейство. На первой же странице своей «Автобиографии» он отмечал, что его родители были евре-

ями и сам он всегда оставался евреем. Правда, Фрейд счи­тал, что если бы, как он выразился в письме к К. Абрахаму 23 июля 1908 года, его звали бы Оберхубер, то его открытия «натолкнулись бы на гораздо меньшее сопротивление» [44. С. 60]. Однако он не только не отворачивался от своего иудейства ради спасения психоанализа от всевозможных на­падок, но и гордился своей принадлежностью к еврейскому народу, подбадривал своих коллег и призывал психоанали­тиков-евреев к тому, чтобы они были готовы к той неспра­ведливости, которая может быть проявлена по отношению к ним со стороны тех, кто насаждает антисемитизм. В пи­сьме Ромену Ролану от 4 марта 1923 года он подчеркнул: «...я принадлежу к расе, на которую в средние века возла­гали ответственность за все страдания народов и которая ныне должна нести вину за развал империи в Австрии и поражение в войне Германии» [45. С. 121].

Да и исследование Моисея сопровождалось такими размышлениями Фрейда, в соответствии с которыми подвергающиеся постоянным гонениям и притеснениям евреи обнаруживают «способность отличаться в хозяйст­венной жизни» и вносят ценный вклад «во всех областях культуры», их отличает «особая уверенность в жизни» и своего рода оптимизм, они сохранили «ориентацию на духовные ценности» и сумели «до сегодняшнего дня со­хранить себя как индивидуальность» [46. С. 215, 227, 236, 256].

Так что основатель психоанализа не совершил никако­го предательства по отношению к иудеям. Другое дело, что, будучи непреклонным поборником истины, он пред­принял такую попытку беспристрастного исследования Моисея и развития иудаизма, которая не укладывалась в традиционные рамки еврейской истории и, естественно, не могла не вызвать неприятия и возмущения со стороны многих читателей опубликованного Фрейдом труда.

В рамках настоящей работы я не имею возможности подробно остановиться на той аргументации, которую привел основатель психоанализа в защиту своего предпо­ложения, согласно которому Моисей был египтянином, а иудаизм уходит своими корнями в одну из египетских рели­гий. Заинтересованный читатель может обратиться непо­средственно к опубликованному на русском языке труду Фрейда и наглядно убедиться в той виртуозности психоа­налитического исследования, которая сопровождалась у

него глубокомысленными размышлениями и сомнения­ми, широкими познаниями в области истории религии, ныне отсутствующими у многих психоаналитически ориентированных терапевтов, и концентрированным изложением клинических данных, способствующих по­ниманию существующих в священных писаниях пробе­лов. Воспроизведу лишь в обобщенной форме ход раз­мышлений основателя психоанализа, выдвинувшего предположение о Моисее-египтянине.

Согласно рассмотренной Фрейдом исторической канве событий, в период правления 18-й династии Египет пре­вратился в мировую державу, что не могло не отразиться на становлении новых религиозных представлении, особенно среди тех, кто стоял на вершине власти. В египетской рели­гии того времени существовало множество богов, которым поклонялись египтяне. Приблизительное 1375 году до рож­дества христова на трон взошел молодой фараон Аменхотеп IV, который ввел новую монотеистическую религию, в основе которой лежало представление о едином вселен­ском боге солнца Атоне как творце и хранителе всего живо­го. Введению этой религии противились жрецы, поклоняв­шиеся богу Амону. Противостояние между ними и моло­дым фараоном настолько обострилось, что Аменхотеп IV изменил свое имя. Вместо «Аменхотепа», в первую часть которого входило имя бога Амона, он назвал себя «Эхнато-ном», во вторую часть которого вошло имя бога солнца Ато-на. Молодой фараон запрещал богослужения, связанные с Амоном, преследовал тех, кто поклонялся многим богам, перенес свое местожительство из Фив в новую резиденцию, назвав ее в честь бога солнца Ахетатоном.

Однако правление молодого фараона длилось недолго. Его 17-летнее правление прервала смерть, имевшая место в 1358 году. Вызвавшая ранее недовольство среди жрецов и простого народа политика притеснения поклонявшихся Амону сменилась после смерти фараона гонением на ре­лигию Атона. Резиденция Эхнатона была разрушена и раз­граблена, фараон был объявлен вероотступником, рели­гия Атона была упразднена, и жрецы сделали все для того, чтобы искоренить ее из памяти египтян. Зять фараона Ту-танхатон вернулся в Фивы и заменил в своем имени бога Атона на Амона. В Египте восстановились старые рели­гии, основанные на идеи многобожества.

Излагая историческую канву событий, Фрейд опирал­ся на факты, почерпнутые им из различных источников, включая научные работы по истории Египта. Дальнейшее его исследование основывалось на гипотезах и предполо­жениях, отчасти выдвинутых различными учеными, но в большей степени предложенных им самим.

Согласно Фрейду, среди приближенных к фараону Эх-натону был человек, во вторую составляющую часть имени которого входило египетское слово «мосе», означающее «дитя». Этот человек был наместником одной из провин­ций, где проживали культурно отсталые чужеземцы, неког­да переселившиеся в те края и имевшие семитское проис­хождение. Он был знатен, честолюбив, энергичен, разделял убеждения молодого фараона и придерживался религии Атона. После кончины фараона, отмены его религии и раз­вязывания соответствующих преследований со стороны жрецов он сблизился с чужеродцами, достиг соглашения с ними, встал во главе их и решил претворить в жизнь свои идеалы по основании нового государства. Вместе со своей свитой и новым народом он покинул Египет, исход из кото­рого мог быть в период между 1358 и 1350 годами. Будучи египтянином, подвергнутым обряду обрезания, он, Мои­сей."решил сделать его новый народ лучшей заменой своего прежнего народа, в знак освещения ввел обычай обрезания среди семитских чужеземцев и стал насаждать среди них идеи и ценности религии Атона.

Египетский Моисей стал вождем и законодателем тех, кого он повел за собой в новые земли, расположенные между Палестиной, Синайским полуостровом и Аравией. Он так решительно и сурово приобщал свой новый народ к религии Атона, что однажды этот народ взбунтовался, убил Моисея и отверг навязанную им религию. Соответст­вующее библейскому преданию сорокалетнее странство­вание по пустыни завершилось воссоединением с другими родственными им племенами в Кадете. Возвратившиеся из Египта евреи приняли религию этих племен, основан­ную на почитании бога вулканов Ягве. Однако воспомина­ния о Моисее веком боге Атоне не исчезли бесследно. Вне­дряемая в свое время Моисеем идея единственного Бога по прошествии длительного времени вновь возобладала. Почитаемыми стали и заповеди Моисея, некогда привне­сенные в мировосприятие тех, кто покинул вместе с ним Египет, и сохранившиеся в последующих поколениях в

виде предания о великом прошлом. Со временем это пре­дание приобрело значительную власть над умами евреев, привело к росту сознания вины, что привело к видоизме­нению культа Ягве в направлении ранее отвергнутой Мои­сеевой религии и отслоению от иудаизма христианской религии.

Воспоминание о совершенном в древности отцеубий­стве вызвало неоднозначную реакцию. Еврейский народ, повторивший на личности Моисея преступное деяние, отри­цал совершенное отцеубийство. Иудаизм оставался религией Отца. Еврей Савла из Тарса, называвший себя в качестве римского гражданина Павлом, выразил прозрение об убийстве прообраза Бога и искуплении вины посредством жертвенной смерти Христа, тем самым оказавшись про­должателем и одновременно разрушителем иудаизма. Христианство стало религией Сына, где Бог-отец уступил место Христу, взявшему на себя покаяние и ставшему Богом, а представление о первобытном грехе скрывало отцеубийст­во и богоубийство. Блаженное избранничество еврейского народа в иудаизме стало освободительным искуплением в христианстве. Христианское учение о первородном грехе и искуплении через жертвенную смерть вышло за рамки еврейства и вобрало в себя традиции и ритуалы других на­родов.

Таковы вкратце представления Фрейда об иудаизме и христианстве, содержащиеся в его работе «Человек Мои­сей и монотеистическая религия» и вытекающие из вы­двинутой им гипотезы, в соответствии с которой Моисей был египтянином, давшим евреям не только новую, египет­скую религию, но и заповедь обрезания.

В мои намерения не входит ни защита гипотезы Фрей­да о египтянине Моисее, а также вытекающих из нее след­ствий, ни опровержение его взглядов на становление иудаизма и христианства. Не являясь специалистом в об­ласти истории религии, я, естественно, не обладаю теми необходимыми знаниями, которые позволили бы пред­метно, а не на эмоциональном уровне, говорить о тонко­стях и нюансах, связанных с адекватной реконструкцией реальности, скрытой от глаз исследователей в толще мно­гих веков. Полагаю, что специалисты в этой темной для понимания области знания смогут найти для себя много такого, что, возможно, вызовет не только критическое от­ношение к фрейдовскому введению образа Моисея в кон-

текст еврейской истории, но и послужит стимулом для пе­реосмысления привычных им представлений и дальней­ших исследований в сфере религоведения. Но я не могу не коснуться тех психоаналитических идей и наработок, ко­торые использовались Фрейдом при обсуждении выдви­нутой им гипотезы.

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что в работе по прикладному психоана­лизу Фрейд в концентрированной форме настолько четко и доступно изложил основные идеи клинического психоана­лиза, что исследование Моисея можно было бы рекомендо­вать в качестве учебного пособия для начинающих аналити­ков. Он не просто воспроизвел отдельные психоаналити­ческие представления о природе психических рас­стройств, а в систематическом, хотя и лаконичном виде изложил, по сути дела, многое из того, что разбросано в его многочисленных публикациях. Особенно ценной в этом отношении является третий раздел его работы, оза­главленный «Моисей, его народ и монотеистическая ре­лигия».

* Обобщающее изложение идей клинического психоа­нализа потребовалось Фрейду в связи с его убежденно­стью в правильности результатов, полученных с помо­щью психоаналитического метода исследования. По его собственным словам, он достиг этой убежденности, ког­да писал работу о тотеме и табу, и с тех пор «не сомневал­ся, что религиозные феномены не понять иначе как по образцу хорошо известных нам невротических симпто­мов индивидуума, как возвращение давно забытых, мно­гозначительных событий в праистории человеческой се­мьи; что своим принудительным характером они обязаны именно такому своему происхождению и, стало быть, воздействуют на людей в силу этой содержащейся в них исторической правды» [47. С. 183]. Но, будучи неуверен-- ным в том, что ему удалось продемонстрировать это на примере иудейского монотеизма, Фрейд вынужден был сосредоточить свои усилия на изложении психоаналити­ческих положений и клинических данных, которые легли в основу подкрепления выдвинутого им тезиса об египет­ской религии, которую египтянин Моисей дал еврейскому народу. Необходимость обращения к психоаналитиче­ским идеям и клиническому материалу обусловливалась, в частности, стремлением понять и объяснить те пробелы,

которые, по мнению Фрейда, имели место в еврейской ре­лигиозной истории.

Как могло случиться, что отвергнутая при воссоедине­нии евреев монотеистическая религия Моисея, сменив­шаяся поклонением Богу Ягве и поддерживаемая на про­тяжении нескольких поколений, вдруг вновь обрела свою силу и возобладала среди еврейского народа? Почему в процессе дальнейшего еврейского религиозного развития Бог Ягве утратил свою привлекательность, а восходящий к монотеизму Эхнатона Моисеев Бог не только ожил у евре­ев нового поколения, но и оказался усвоенным целым на­родом? Каким образом можно объяснить существующий в священных книгах пробел между первоначальным зако­нодательством Моисея и позднейшей еврейской рели­гией, то есть тот пробел, который относился к культу Бога Ягве, но всячески сглаживался в священных писаниях?

При ответах на эти вопросы Фрейд как раз и обратился к клиническому материалу, способствующему понима­нию того, как, когда и почему в процессе развития челове­ка возникает то, что в психоанализе было названо латент­ным периодом. Иными словами говоря, при рассмотрении пробелов в современной религиозной истории он прибег­нул к адекватной и достоверной, на его взгляд, аналогии из психической жизни отдельного человека, а это с необхо­димостью потребовало от него краткого и в то же время ис­черпывающего изложения психоаналитических взглядов на «травматический невроз».

Дата добавления: 2015-06-04