Том VIII 37 страница. Александра Александровна чувствует себя здесь очень хоро­шо, теперь собирается ехать

Александра Александровна чувствует себя здесь очень хоро­шо, теперь собирается ехать. Мои, т. е. Стефан и Николай, бла­годарят за варенье и сверх того для подробных изъяснений бла­годарности надеются лично явиться. — В здешней Губернии, близ Соль Галича, устроены соляные ванны, которые очень полезно принимать по изгнании простуды: если б я остался здесь, то от­правился бы летом на эти соляные воды. Что делать, прожил в монастыре, истратил жизнь свою, не так как понимал ее, но как привелось, под влиянием людей, вовсе не знающих ее. А теперь не хотелось бы в Питер, климат которого отяготителен для мое­го слабого здоровья, с езуитами и актерами которого я никак не могу согласить моего поведения грешного, но имеющего целию существенное.

Димитрию Тихоновичу — мой всеусерднейший поклон: буду очень счастлив, увидев его в недре его благословенного семей­ства. По карточке я вижу, где Ивашево. Из Покровского, с бал­кону кабинета, надо глядеть на него чрез Никольское озеро.

Призывая на тебя и на чад твоих благословение Божие, с чув­ством сердечной о Гоподе любви остаюсь навсегда

Тебе преданнейший брат

Архимандрит Игнатий. 6 марта 1848 года

№ 19

Любезнейший Друг и Сестра, Елизавета Александровна!

Благодарю тебя за добрейшее письмо твое. Здоровье мое по­правляется, но не поправилось еще вполне: простуда продолжает выходить то испариною, то сыпью, то опухолями, то посред­ством желудка. С наступлением теплой погоды это разложение, кажется, усилилось. — Болезнь и другие занятия оставляют мень­ше времени, нежели сколько оставляли его прежде, для занятия сельским хозяйством. Рожь и первые посевы ярового взошли хорошо, равно как и сеянные травы. Обыкновенно в здешнем краю в весь май стоит засуха, а ныне, напротив, перепадали дож­ди, отчего растительность получила сильный ход. Я писал к Ба­тюшке краткое поздравительное письмо к дням его рождения и Ангела, на которое получил очень ласковый ответ.

Из особенной ласковости этого ответа я увидел, что молча­ние мое было понято. Теперь забываю все прошедшее.

Многие хлопоты препятствуют мне похлопотать о издании Иосифа, которое на первый случай встретило неудачу. Если не­возможно будет его напечатать, то велю переписать для тебя. А между тем прилагаю здесь брошюрку, под названием «Клад­бище». Ее написал я на пути из Вологды в Петербург — в то вре­мя как остановился на дороге отдохнуть денек в Николаевском Старо-Ладожском Монастыре.

Призывая благословение Божие на Тебя, на многоуважаемо­го и многолюбимого мною Димитрия Тихоновича и на милей­ших детей твоих, остаюсь навсегда

Тебе преданнейший друг и брат

Арх<имандрит> Игнатий.

16 мая 1848 г.

№20

Любезнейший Друг и Сестра, Елизавета Александровна! Бла­годарю Милосердого Господа, сподобившего меня посетить бла­гословенный дом Ваш и насладиться в нем утешением духов­ным: твоим благочестием, благочестием супруга твоего и милым благочестием детей твоих. Божие благословение да осенит дом Ваш, да излиет на него все блага и да сохранит его от всякого зла.

Путешествие мое я совершил благополучно, хотя и не без утомления: три раза останавливался для ночлега. При последней остановке, — в Старой Ладоге, ночевал две ночи и провел почти два дня для отдыха. Приехал 31-го Мая в монастырь, в час попо­лудни. Все приняли мирно, многие радостно, некоторые дружес­ки. Теперь отдыхаю, делаю те посещения, которые предписыва­ет делать обязанность. Видел Баронессу Фридерикс, рассказал ей о тебе и, что, может быть, ты побываешь сюда. Потом был разговор о дружбе, как мало в нынешнее время друзей. Тогда добрейшая Баронесса воскликнула: <...>. Вот какие чувства заб­лаговременно вселяются в душу ученикам Христовым. Только та дружба истинна и крепка, которую основывает и скрепляет Христос.

Письмо мое к Димитрию Тихоновичу потрудись переслать в своем.

Христос с тобою и с милейшими чадами твоими.

Недостойный Арх<имандрит> Игнатий.

1848 года июня 9-го дня

Серг<иева> Пустынь

№21

Любезнейший Друг и Брат!

Димитрий Тихонович!

Сердечно радуюсь, утешаюсь, что нашел в душе Вашей соот­ношение к душе моей: искренность, прямоту, желание быть по­лезным для ближнего и желание служить Богу по уставам Вос­точной Церкви, единой истинной и святой. С наслаждением вос­поминаю о тех приятнейших часах, которые я провел под кровом Вашим. Да прольется благословение Божие на Вас, на чад Ва­ших, на весь дом Ваш!

Конечно, письмо мое застанет Вас в дороге. Каково идет ле­чение Ваше? Мне дорога и наступившее теплое время принесли чрезвычайную пользу. Доктор мой, увидя чрезвычайную пере­мену во мне, советует продолжать употребление настойки до совершенного окончания брожения. Во все время путешествия моего я пил ее. Теперь потею очень мало, а только чувствую стремление дурных соков по всем жилам к желудку, также чув­ствую укрепление всех нерв и членов. Желаю, чтоб путешествие принесло Вам такую же пользу, какую оно принесло мне.

Призываю благословение Божие на Вас и на милейших чад Ваших, с чувствами сердечного уважения и искреннейшей пре­данности имею честь быть

Ваш покорнейший слуга и брат

Архимандрит Игнатий.

1848 года Июня 9-го дня

Сергиева Пустынь

№22

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

Добрейшее письмо твое и таковое же Димитрия Тихоновича от 20-го июня я получил 29-го. С сердечным утешением воспо­минаю о Вас: считаю себя счастливым, что Бог привел меня по­бывать под благословенным кровом Вашим. Я был утешен сугу­бым утешением: увидел родственников по крови и родственни­ков вместе по духу. Здесь посещают меня два отличные доктора, которые, по слухам, о моем лечении сассапарелью были против него, а теперь, увидев действие ее над мною, сделались за нее. Мое лечение, кажется, подходит к концу: боль в ногах оконча­тельно уничтожается, желвак, скопившийся под затылком, об­легчается, освежает голову и уже начал очень уменьшаться. На днях был со мною особенный кризис, от которого я пришел в чрезвычайную слабость, после которой разрешились многие боли и я чувствую значительное облегчение. Кажется, и Димит­рию Тихоновичу нечего опасаться случившейся слабости: она обыкновенно предшествует разрешению застаревших болей. На днях посетил меня мой добрый знакомый, помещик Калужской Губернии Полковник Благов: увидя мой образ лечения, он пере­дал мне, что и он лечился точно также сассапарелью от застаре­лых ревматизмов, вылечился совершенно, помолодел, теперь не боится никаких сквозных ветров, а чувствовал при лечении все те же перевороты, которым и мы подвергаемся. — Делаю моци­он: хожу по хозяйству. Утешительна прогулка по этому хозяй­ству! Точно — усовершенствование пашни великое дело! Рожь в Сергиевой пустыне — точно лес, частый, пречастый лес; ка­жется ни одной посторонней травинки нет в этой ржи. От осно­вательной пашки хлеб не боится ни вымочки, ни вымерзания, ни плевелов. Овес тоже — подобен лесу. Покос роскошный. Ос­новательное хозяйство верный и приятный источник доходов: но для приведения его в порядок нужен труд и время.

13-го июня представлялся я в большой Петергофской при­дворной церкви по окончании литургии Их Императорским Величествам Государю Императору и Государыне Императри­це. Они были чрезвычайно ко мне милостивы. По окончании представления, при котором Государь Император осыпал меня многими выражениями милости своей и внимания, — Госуда­рыня Императрица необыкновенно кротким и величественным голосом своим говорит мне: «чрез час будьте у меня в Александ­рии»-. В этом чудном чертоге своем Государыня Императрица изволила принять меня в своей гостиной; при ней была одна Александра Иосифовна, нареченная невеста великого Князя Константина Николаевича, которая чрез четверть часа ушла. Могу только сказать, что Россия должна благодарить Бога за всех членов Царской фамилии: они исполнены Ангельской доб­роты. Дай Бог, чтоб продлилось благоденствие России, пред ко­торым теперь благоговеет и которому завидует вся Европа. — В Петербурге холера сильна; были небольшие волнения в народе: но Государь Император явил при этом случае всегда живущее в Нем величие души, пред которым умолк и преклонил колена народ. — Извини, что мало пишу: все время отнято лечением и заботами. Димитрию Тихоновичу свидетельствую мой дружес­кий, братский поклон, от всего сердца благодарю за его искрен­нее, родственное, дружеское письмо. Особенным письмом не беспокою, не желая обременить его липшею перепискою, пола­гая, что пиша к тебе, — пишу и к нему. Милейших Петю и Соню целую. Благословение Божие да осеняет и хранит всех Вас. Ваш преданнейший друг и брат

Архимандрит Игнатий.

1848 года, июля 1-го дня Сергиева Пустынь

(На обороте письма от 1 июля 1848 г.)

Ваше Превосходительство

Елизавета Александровна!

Приношу Вам сердечную благодарность за воспоминание о мне в письмах Ваших к Батюшке. Давно собирался к Вам пи­сать, но хлопотливое мое послушание отымает время для этого занятия, и потому извините меня за эти скудные строки, в кото­рых приношу Вам чувствительную мою благодарность за память и за любовь милых Ваших Ангеликов-детей, которых от искрен­ности души мысленно целую. Потрудитесь, Елизавета Алексан­дровна, засвидетельствовать от меня глубочайшее почтение и уважение Его Превосходительству Димитрию Тихоновичу.

С истинным почтением, остаюсь

Вашего Превосходительства покорный слуга

Николай Рудовский.

№23

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

Письмо твое от 19-го июля я имел истинное удовольствие по­лучить. Точно, в сравнении с другими губерниями, холера в Во­логде действовала меньше. Здесь она свирепствовала короткое время; теперь становится тише и тише. При начальных призна­ках холеры, как здесь доказал опыт, чрезвычайно помогают кап­ли пиперментной мяты и гофманские. При ощущении тошноты и головокружения должно в полрюмке воды растворить пять ка­пель тех и других, всего десять. Если тошнота не уймется, чрез пять минут повторить прием. На животе носят набрюшники шер­стяные; остерегаются употреблять в пишу все сырое, также хра­нятся от пищи и пития очень холодных. Кто ведет себя таким об­разом, — не подвергается холере; подверглись ей наиболее не со­хранившие диеты и простудившиеся. — Относительно себя скажу: чувствую себя очень слабым, но вместе исцеляющимся. Многие советуют прекратить употребление сассапарели по причине при­ближающихся осени и зимы, без чего необходим будет в течение всей зимы безвыходный затвор. Не знаю, возможен ли для меня этот затвор? Я прекратил бы сей же час употребление сассапаре­ли — так все члены оздоровели, но в голове лекарство еще сильно действует, очищая глаза и извлекая ощутительно из всей головы простуду. Головные болезненные мокроты стягиваются в образо­вавшийся на затылке желвак, в котором действие подобно при­родной фонтанели, только не открытой, а закрытой; из нее мок­роты опускаются в желудок или выходят испариною. Посмотрю!.. Очень благодарен Вам, что, быв в Покровском, Вы умолчали о некоторых подробностях, мною Вам описанных: я их описал тебе по чувству дружбы, а не для того, чтоб этим кто-нибудь потщес-лавился и тем осквернил Богом данное добро. — И я того мнения, что Димитрию Тихоновичу лучше отложить путешествие в Ме­зень до будущего года, если можно. Мне советуют принимать по окончания лечения сассапарелью соленые ванны для укрепле­ния, — класть в них соли — в первую 10, во вторую 15 и так далее, прибавляя на каждую ванну по 5-ти фунтов и доводя до пуда. Все, что мне будет приносить пользу, буду сообщать Вам, истинным друзьям моим. — Конец странички и конец беседы о телесном.

Бог смотрит на произволение человека. От нас зависит иметь благое произволение, Бог дает средства и силу привести благие намерения в исполнение, если Ему угодно, чтоб благое намере­ние человека было осуществлено самым делом. — При раз дая­нии же мзды принимают равную плату, и понесший всю тяготу знойного дня жизни земной и, так сказать, только посмотрев­ший в единонадесятый час на работу духовного виноградника. Святые книги, составленные Святыми отцами Православной Церкви, суть в наше время единственная стезя, по которой мож­но добраться к истинному свету — Христу.

Апостол говорит, что в его время было много лжеучителей; что ж сказать о нашем времени? Разве то, что в наше время число лже­учителей бесконечно расплодилось, расплодились зараженные лжеучением и сообщающие лжеучение; страшно расплодились книги, содержащие и сообщающие лжеучение. Превосходно поло­житься относительно судьбы своей на Бога и пребывать в добрых делах, соответствующих настоящему положению каждого.

Очень сожалею о состоянии сестры Александры Александров­ны. Только я не советовал бы ей никак идти в монастырь, где неми­нуемо должно подвергнуться своего рода неприятностям. Эти не­приятности приносят большую душевную пользу, и называются монастырскими искушениями; но чтоб переносить их — надо иметь и нравственные и отчасти телесные силы. Те и другие у нее отняты.

Лучше жить на Маслине, если это возможно и продолжать занятие вещественною милостию, за которую есть своя мзда. И по уму своему она не способна к монашеской жизни, для ко­торой нужен ум простой, прямой. А ее ум наполнен самосмышлениями и подозрениями! «Таковые, — сказал Святой Иоанн Лествичник, — ниже след безмолвия да видят», потому что они легко могут при созерцательной жизни впасть в умственное заб­луждение, тягчайшее из всех. Таковые да спасаются в обществе лю­дей вещественными добрыми делами.

Желаю Тебе, Димитрию Тихоновичу, милейшим детям тво­им всех истинных благ! Часто воспоминаю о Вас! Ваше простое, уединенное, милое Ивашев о мне очень понравилось. Образ Ва­шей жизни мне очень понравился! А отношение Ваше ко мне — мое сокровище.

Благословение Божие да почивает над Вами. Потрудись пе­редать Анне Андреевне мой усердный поклон и мое недостой­ное благословение.

Душой Вам преданный брат

Архимандрит Игнатий.

1848 года, июля 29-го дня

№24

Любезнейший Друг и Сестра

Елизавета Александровна!

Письмо твое от 3-го августа я получил сего 13-го; из него вижу, что Вы не получили моего ответа на последнее письмо Ваше. Затерялось ли оно, или кто перехватил его — в обоих случаях неприятно: потому что я, написав и отправив письмо, тотчас за­бываю что в нем было написано. А помнится только то, что я Вам написал подробное письмо с приложением некоторых за­мечаний о холере.

Продолжаю употреблять сассапарельную настойку, которая привела меня в конце июня в крайнее расслабление, это расслаб­ление продолжалось в течение всего июля месяца, сопровожда­лось сильною испариною и сыпью. С первых чисел августа чув­ствую себя крепче; появился и аппетит, хотя в весьма умерен­ной степени; в июле я почти ничего не мог есть. Не знаю — чему приписать эту перемену, действию ли сассапарели, или действию «гарлемских капель»-; вероятно, действовало то и другое. Но и «гарлемские капли», которые я начал принимать с 1-го августа, помогли и помогают очень много, содействуя действию сассапа­рели. Тело мое очень окрепло; лицо и глаза получили особен­ную свежесть; но ревматизм, давно и глубоко вкоренившийся в мое тело, еще не уступил совершенно продолжительному и то­мительному лечению.

Имел я совещание о своем состоянии с тремя докторами, из которых два — старший доктор Лейб-гвардии конного полка Карель и помощник управляющего Придворною медицинскою частию Действительный Статский Советник Сахаров — счита­ются одними из лучших, умнейших докторов. Последний сам в ревматизме. Все они одобряют мое лечение; все признают, что никак не должно мне останавливать своего лечения, но должно продолжать его до совершенного излечения, что срок употреб­ления декокта назначается не для хронических болезней, при которых невозможно измерять степень повреждения человечес­кого тела, а потому невозможно и определить срока лечению. Решаюсь последовать этому совету: лечиться до совершенного излечения. На которое имею надежду, хотя б пришлось сидеть взаперти всю зиму. Я теперь не выхожу на воздух, увидев из опы­та, что это лучше: ревматические боли, переходящие от внут­ренних частей тела к его поверхности, сделали эту поверхность очень чувствительною, особливо не терпящею никакого ветра. Когда значительно убавятся или совсем пройдут желваки, сове­туют мне принимать соленые ванны, всыпая в ванну не менее 25 фунтов соли: это — то количество разных солей, которое в себе заключает ванна из морской воды. Ванны (тепленькие) считают необходимым средством для укрепления и для окончательного извлечения ревматизма на поверхности тела. — Вот подробный отчет моего лечения, который может быть полезным и для сооб­ражений при твоем лечении. Полагаю, что «гарлемские капли» могут принести особенную пользу для твоей сердечной боли: если на сердце есть какие ранки или другие повреждения — гарлемс­кие капли, содержащие в себе множество смолистых и маслянис­тых частей, исцелят их; они действуют прекрасно на желудок, уничтожают запор; вреда, во всяком случае, никакого не могут сделать. Я принимаю их дважды в день, от 20 до 30 капель в при­ем. Если б нашелся случай, я бы счел за особенную приятность переслать тебе некоторую пропорцию этих капель, которые и здесь, настоящие, можно достать только в двух местах: в аптеке Имзена и в Ниренбергских лавках. — Холера здесь совершенно прекращается: у нас в монастыре отлично помогали «капли»-, которых рецепт при сем прилагаю. Только что начнутся с кем-либо холерные первоначальные припадки: тошнота, понос, боль под ложкою — даже рвота и судороги, — даем тотчас этих ка­пель, чрез пять минут не последовало облегчения, прием повто­ряется; чрез пять минут еще повторяется. При этом хороша теп­лая комната, чай из перечной мяты, теплые салфетки на живот, бутылки или кувшины из-под зельцерской воды, налитые горя­чею водою и обвернутые в салфетки: ими обкладывают больно­го. Появление испарины есть признак прерван и я холеры. — Николай Федорович Арндт жив и пользуется лучшим здоровь­ем. Перцовку употребляют здесь иные для натирания, и то ред­кие, а употребления ее внутрь признано всеми превредным.

Опять жалею — если мое последнее письмо пропало! Оно было подробное; а что в нем написано, право, забыл; много было написано о холере и о настоящем моем лечении.

За тем! — призываю на Вас благословение Божие: будьте здо­ровы и благополучны.

Ваш преданнейший друг и брат

Архимандрит Игнатий. 1848.14 авг.

Николай благодарит за воспоминание; он писал к Вам боль­шое письмо: неужели и оно пропало?

№25

Любезнейший Друг и Сестра

Елизавета Александровна!

Письмо Твое от 27-го августа я получил. Теперь вижу, что как я получил сполна все ваши письма, так и вы получили спол­на все мои письма. Сего дня твое тезоименитство! Поздравляю Тебя и желаю тебе всех истинных благ, временных и вечных. Сегодня минул год, как я начал пить сассапарель. В течение ав­густа месяца произошло со мною много перемен; полагаю тако­вым переменам много споспешествовали гарлемские капли. Мой доктор говорит мне: «вы непростительно согрешите, если пре­рвете употребление сассапарели, прежде совершенного излече­ния, к которому уже столько приблизились». Желвак, находив­шийся у меня под затылком, значительно уменьшился, сделав свое дело, т. е. оттянув из головы большую часть простудных мокрот. С 1-го сентября начал принимать соленые ванны; уже принял три. В первые две положено было по 10 фунтов соли, в третью — 15. Мой доктор находит, что непременно надо дойти хоть до 25 фун­тов соли на ванну. Ванны принимаю на ночь, они содействуют действию сассапарели: производят ночью сильнейшую испари­ну, при которой переменяю белье раз шесть в ночь; также очень умножают брожение во всем теле. Лицо мое и глаза получили осо­бенную чистоту. Вот в каком положении мое лечение!

Очень рад послужить Вам при закупке вина; пожалуйста, ука­жи на человека и на средства, при которых бы с верностию мож­но было переслать вина. В нашей Пустыне, в Пустыне шумной и многолюдной сделалось потише. Высочайшая фамилия перееха­ла из нашего соседства из Петергофа в Царское Село. Скоро нач­нут переезжать аристократы с дач своих в Петербургские свои палаты на зимовье: тогда сделается у нас еще тише. Сопутство­вавший мне в Бабайки о. Стефан пострижен в мантию и пере­именован Симеоном. Пострижение совершалось после вечерни в присутствии Великой Княгини Марии Николаевны, Великих Князей Николая и Михаила Николаевичей и Принца Ольденбургского. По окончании пострижения все Высочайшие Особы пожаловали ко мне на чай. Государыня Императрица пред отъез­дом своим также посетила обитель нашу и мои келлии. — Зна­комая твоя, Горчакова, слышал я, живет здесь в соседстве. Но я по причине моего лечения, особливо в июле месяце, когда был очень слаб, — почти никого не принимал, исключая коротких и давнишних знакомых, которых много и которые вполне похи­щают все свободное от леченья время. При таком моем положе­нии, которое в околодке известно, человек, не имеющий особен­ного побуждения познакомиться, а только так, — не захочет, чтоб об нем мне доложили и услышать отказ, что очень легко может случиться при моем лечении.

Будьте здоровы и благополучны! Димитрия Тихоновича дру­жески обнимаю, милейших детей целую. Благословение Божие да почивает над Вами.

Ваш преданнейший друг и брат

Архим<имандрит> Изнатий. 1848 года сентября 5 дня

№26

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

Извини меня, что я не писал к Тебе так долго: стеклись раз­ные обстоятельства и вихрем пронеслось время. Продолжаю со­леные ванны, от которых чувствую большую пользу; но при при­нятии их очень меня перерабатывает. Еще никуда не выхожу из комнат. А скоро придется ехать в северную столицу, в которой я не бывал с июня месяца.

Митрополит Антоний скончался 16-го ноября: на место его возведен в сан Митрополита Никанор Варшавский, которого на днях ожидают в Петербург: надо будет ему представиться. Ни­канор — с хорошими качествами ума и сердца. Мой род жизни здесь был бы также уединен, как и в Бабаевском монастыре, если б не тревожили посетители, которые отнимают и время, и утом­ляют меня донельзя. Получил я известие, что наконец "«Иосиф» пропущен цензурою: предполагается напечатать его отдельно и в журнале «Библиотека для чтения». Здесь, по болезни и раз­влечению, писал я очень мало. Несмотря на то, что чувствую себя гораздо лучше, меня очень-очень вертит при высвобожде­нии от мокрот, — и когда производится это высвобождение, лежу на постели целые дни как полусонный; идет сильная мокрота и из глаз, и из носу, с болью. Вот мое настоящее положение!

Очень желаю, чтоб вина пришли к Вам благополучно: сорты превосходные, особливо херес и марго. И чем дольше они будут стоять, тем будут становиться лучше. Кажется, я писал, что надо бутылки становить горлышком вниз, разумеется, в песке. Брат Миша был у меня в день своего Ангела, а супруга его посетила меня вчера: задумывают переезжать в Вологду, если Батюшка согласится им отдать должным образом Корбанку. Да еще бы очень не мешало получить какую-нибудь должность в Вологде. Миша добр донельзя.

Нынешний год пробую первый раз золу для земледелия: по­сыпал ею торфяной участок сеянной травы и такой же неболь­шой участок, приготовленный под овес: посмотрю, что будет. У нас овес родится такой высокой, и так много овсяной соломы, которою кормим коров! Если зола удастся для удобрения — при­бавим посев овса: он может быть выгоднее сена и удобнее для сбыта; при умножении овсяной соломы можно прибавить ко­ров, а потому и посев ржи. Прекрасно оканчивается одна из мо­настырских затрапезных молитв: «Да всегда всякое довольство имуще, преизобилуем во всякое дело благое о Христе Иисусе Господе нашем».

Призываю на Тебя, на добрейшего Димитрия Тихоновича, на милых детей Ваших благословение Божие.

Вам преданнейший брат

Арх<имандрит> Игнатий. 23 ноября 1848 г.

№27

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

От всей души поздравляю Тебя и добрейшего Димитрия Ти­хоновича с наступившим Новым Годом, который желаю Вам препроводить в совершенном здравии и благополучии. Очень рад, что вина Вам понравились: и здесь эти вина в редком доме можно найти. Этот сорт вин у Елисеева лучше, чем в Английс­ком магазине. Цельное марго укрепляет силы, в особенности если пить его с водою, с такою прекрасною водою, какова Ваша.

Здоровье мое значительно и быстро поправляется: чувствую особенное укрепление сил и свежесть. Теплая комната, которая была прежде для меня совершенною необходимостию, теперь невыносима: и тело и дыхание жаждут свежего, прохладного воз­духа. Впрочем, я — еще не вылечившийся, а только выздоравли­вающий. Продолжаю принимать соленые ванны в 26-ть граду­сов однажды в неделю, изредка принимаю сассапарельную на­стойку, смешивая ее с жизненною эссенциею, в которую у меня прибавлено 6 золотников резины слановой на штоф, от чего очень чистится желудок. Вот состояние моего лечения.

А отличительным признаком состояния душевного то, что мне донельзя опротивела жизнь в шумной Сергиевской Пустыне, на этом аристократическом кладбище. В Бабаевском монастыре я сделался очень весел; а здесь это состояние, беззаботливое и лег­кое, оставило мою душу: я перешел к состоянию осторожности, которого требует здешнее место, подверженное бесчисленным и вовсе неожидаемым интригам. Напечатание «Иосифа» очень мнется и едва ли состоится: потому что цензор, к которому по­палась эта статья, очень несведущ в литературе и хочет изме­нить слог прибавкою множества слов, самых безобразных, а я не соглашаюсь на такое изменение. Не знаю, смогу ли при помощи других литераторов уломать цензора, в противном случае по­весть не может быть напечатана.

Затем — желаю Вам всех истинных благ, призываю на Вас благословение Божие и остаюсь навсегда

Ваш преданнейший брат

Архимандрит Игнатий. 1849-го года, января 3-го

№28

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

Давно лишен я был сердечного удовольствия писать к тебе: все досуги, оставляемые болезнию, поглощаются многими забо­тами, сопряженными с лежащею на мне обязанности»). Семгу-Печору получил: премного благодарю за нее, и мне и посетите­лям моим она очень нравится. Теперь речь о здоровье и лечении.

Продолжаю принимать в неделю, а иногда в две недели соле­ную ванну: хроническая простуда разрешается и разрешается, но очень медленно. Чувствую внутри чрезвычайное облегчение; остающиеся еще боли суть боли наружные. Употребляю для вти­рания чистый деготь и на ночь надеваю на ноги носки, в которые вкладываю устилки из бересты. Действие и дегтя и бересты, из которой гонится деготь, превосходное: очень согревается тело и оттягиваются мокроты от головы. Чувствую брожение во всем теле: при таком слабом здоровье жить бы не в Сергиевской Пус­тыни, а в каком-нибудь более уединенном, спокойном и здоро­вом месте. Но надо жить там и так, где и как приводит Промысл Божий, непостижимый для ума человеческого, — жить, преда­ваясь воле Божией и благодаря Бога за бесчисленные Его благо­деяния, на нас изливаемые.

Новый Митрополит очень добрый человек: при нем надеюсь жить спокойнее, и прежде я был с ним несколько знаком. По этой причине и по многим другим обстоятельствам я признаю, что Богу угодно, чтобы я побыл Ему известное время в здешних краях. При некотором облегчении от недугов, можно сыскать и здесь минуту заняться своею душою. Может быть, Бог даст воз­можность, при занятии должностию, приготовить себе приют, более спокойный, чем Бабаевский монастырь. Говорят Святые Отцы, что к безмолвию должно приготовить себя перенесением бесчестий. Этих бесчестий испил я полную чашу по приезде сюда: многие, в числе их давние мои знакомые, требовали, чтоб по приезде моем я начал немедленно служить, принимать всех; а со мною сделались необыкновенные пароксизмы, при которых испарина лила рекою и я был в состоянии только лежать. Злоба была так сильна, что постарались обвинить меня пред Высочай­шею Фамилиею; но они, зная, что я пред ними был много раз оклеветан напрасно, не обратили на новые клеветы внимания, а были столько милостивы, что выслушали мое объяснение. Это­му не должно удивляться: каждый, желающий спастись, подвер­гается разнообразным искушениям — и блажен он, если за скор­би свои благодарит Бога. Признак призвания Божия во спасе­ние — скорби. Кого Бог возлюбит и захочет сделать Своим, тому посылает скорби, того умерщвляет к любви мира скорбями. Так смотри на Твои скорби, на твою продолжительную болезнен­ность. Господь да дарует тебе терпение. Димитрия Тихоновича братски обнимаю, милейших Петю и Софию целую.

Тебе преданнейший брат

А<рхимандрит> Игнатий.

22 февраля 1849 г. Симеон и Николай свидетельствуют истинное почтение и преданность.

№29

Любезнейший Друг и Сестра!

Елизавета Александровна!

Приношу Тебе совершенную благодарность за присланную Печору, которая прекрасна, но с которою случилась презабав­ная история: Ты ее переслала к Лаптевой, а Лаптева передала Екатерине Александровне Моллер для доставления мне. Полу­чив от Моллер предоброе письмо, я написал ей ответ и в то же время ответ Тебе, но, недоглядев, положил письма не в те кон­верты, почему и пошло к Тебе письмо, которое было писано для Моллер. Потрудись переслать это письмо мне. Здоровье мое луч­ше и лучше: но брожение продолжается еще во всем теле. При исправлении должности, особливо столько хлопотливой как моя, лечение презатруднительно. Только что лекарство начнет дей­ствовать, причем покой необходим, — неожиданно предстанет неизбежная нужда или принять какое-нибудь почетнейшее лицо, или служить, или выехать. —Всепокорнейше благодарю за рыжички и грузди, каковых здесь трудно найти. — Сердечно уте­шаюсь участием, которое Вы принимаете во мне: точно, здеш­няя жизнь, сопряженная с беспрерывною рассеянностию, лиша­ет многих плодов, которые можно б было пожать в уединении. Но — что делать: живешь не так как хочется, а как приходится жить. К тому ж в настоящее время монастырю нашему присужде­но процвести в наружном отношении и встать наряду с первей­шими обителями России. Некоторый Петербургский купец рас­положился выстроить при монастыре обширную и великолепную каменную гостиницу и развести при ней английский сад. Другой благотворитель хочет принять значительное участие в устроении ограды, которая должна обнять монастырь на пространстве вер­сты. При нынешних обстоятельствах, когда при монастыре нет почти никакого пристанища, он получил в нынешнем году до 11-ти тысяч серебром от молебнов и панихид и до 10-ти тысяч серебром за свечи: что ж будет при обширной гостинице, снаб­женной всеми удобствами? — А эти материальные улучшения приносят мне еще более хлопот. То много поддерживает, что Митрополит — ко всем очень добр, а в ряду с прочими и ко мне. Для иноческой жизни нужен мир, а с отъявленными мошенника­ми иначе невозможно сохранить мира как бегством от них, как удалением от должности, в которую они вмешиваются лукаво и злонамеренно, и искажают дело, представляя исказителем под­чиненного им и ненавидимого ими действователя. Не знаю, отче­го брат Семен переменил вдруг намерение свое поместиться на службу в Петербург? Дело его было так облажено; об нем спра­шивают очень часто — и мне очень мудрено отвечать на эти воп­росы. Думают, что здесь просьба ничего не значит! Она очень до­рого стоит: надо за нее принести много душевных пожертвова­ний, не говоря о вещественном расходе.

Дата добавления: 2015-06-04