История всемирной литературы 64 страница. Что еще существеннее, они взросли на той же основе, что и идеи его более знаменитого современника, Франклина

Что еще существеннее, они взросли на той же основе, что и идеи его более знаменитого современника, Франклина, — на учении Локка о человеческом разуме. Эдвардс был от природы щедро одарен той активностью чувственного восприятия, которая выдвигается Локком в качестве первичного этапа, имеющего решающее значение для всего процесса мышления. Еще в юном возрасте Эдвардс сделал несколько открытий, занесенных в историю естествознания. Его ждала сфера научных исследований, однако он отдал предпочтение метафизике. Именно с ее помощью полагал он разрешить мучившие его вопросы о пределах человеческого знания и человеческой свободы, о предназначении человека и смысле его существования и т. д.

Состояние, в котором пребывало современное Эдвардсу пуританство, не удовлетворяло его: оно слишком погрязло в эмпиризме, не позволяя надеяться на новое прозрение истины. В «Личном описании» (1739? — опубл. 1830) он писал: «С самого детства ум мой был полон возражений против доктрины верховной власти бога, который по своему усмотрению избирает одних для вечной жизни, а других по своему желанию отвергает, оставляя их на вечную погибель и бесконечные адские муки. Эта доктрина казалась мне ужасной».

Несмотря на внутреннее сопротивление, Эдвардс принял ее, но для этого ему пришлось переосмыслить ряд основополагающих понятий пуританства. В системе взглядов Эдвардса бог впервые в пуританской традиции утрачивает характер гневной и грозной силы и становится богом милосердия и любви. Она-то и лежит в основе божественного промысла, направляющего жизнь человеческую к человеческому же благу.

В этом плане трактовалась Эдвардсом и свобода воли — одно из краеугольных понятий философии XVIII в., — рассмотрению которой посвящен его главный философский труд — «Тщательное и подробное исследование основных современных представлений о свободе воли» (1754). В понимании Эдвардса, свобода воли, проявляющаяся в поступках и деяниях человека, в действительности призрачна, поскольку ее определяют среда и унаследованные от прошлого традиции, понятия о добре и зле. В результате он приходил к заключению: «Тот, кто обладает свободой действия согласно своей воле, есть Агент или деятель, которым обладает воля, а не обладающий ею». От произвола случайности человека и должно избавить божественное провидение, доказывал Эдвардс, идя в трактовке свободы воли вразрез с философией Просвещения, однако одновременно частично сближая пуританскую доктрину с деизмом.

Американские исследователи не раз высказывали сожаления по поводу того, что Эдвардс не стал поэтом. Богатство воображения, лирическая приподнятость, эмоциональная напряженность, внутренний драматизм повествования — все эти свойства, в высокой степени присущие сочинениям Эдвардса, в особенности «Личному описанию» и знаменитой проповеди «Грешники в руках разгневанного бога» (1741), говорят о том, что сожаления эти небезосновательны.

Произведения Эдвардса явились высшим достижением пуританской мысли на всем протяжении ее развития на Американском континенте. По этой же причине они стали и последним ее рубежом: двигаться дальше в направлении, предложенном Эдвардсом, значило окончательно разорвать связь с теологией. Сам он сделать этого не мог, что и определило судьбу его наследия. С кончиной Эдвардса влияние теологической мысли и ее удельный вес в духовной жизни нации заметно падают. В тех случаях, когда в XIX в. она вновь становится одним из ведущих идейных факторов, это происходит в первую очередь на основе ее обращения к насущным проблемам общественной жизни, как, например, в аболиционистском движении.

Наследие Эдвардса важно для понимания

428

дальнейшего развития американской общественной мысли, хотя в значительной степени ее эволюция определяется не столько усвоением, сколько преодолением выдвинутых им концепций. Не утратила своей силы и исполненная огромного эмоционального накала образность, влияние которой сказывается в американской поэзии вплоть до наших дней.

428

РАННИЙ ЭТАП ПРОСВЕЩЕНИЯ.
ФРАНКЛИН

Франклину — младшему современнику Эдвардса — по праву принадлежит первое место в плеяде блестящих общественных деятелей, представлявших также и цвет американской мысли своего времени.

Бенджамин Франклин (1706—1790) — фигура в высшей степени характерная для века Разума. Собственной личностью и судьбой он словно был призван подтвердить правильность одной из центральных просветительских идей, направленных против иерархического феодального общества, — то, что мерой человеческого достоинства и залогом успехов на общественном поприще являются не знатность и богатство, а талант и труд. Выходец из низов, не получивший даже начального школьного образования, он достиг вершин науки. Общественный деятель и патриот, он служил делу освобождения родины на дипломатическом поприще и на скамье законодателя, участвуя в подписании первых законодательных актов республики. Писатель и философ, он оставил сочинения, в которых обрушивался на беззакония и рожденные невежеством предрассудки, надеясь изменить порядки и нравы своего времени, расчищая тем самым путь общественному прогрессу. Недаром повсюду, и в Америке, и в Европе, его приветствовали как живое воплощение просветительского идеала личности.

Свою деятельность Франклин начал рано, подмастерьем в типографии брата, а со временем обзавелся собственной. При отсутствии в Америке профессионализации писателя он нашел уникальную возможность соединить свои разнородные интересы и потребности. Типография позволяла Франклину и добывать средства к существованию, и обращаться к широкой читательской аудитории для распространения знаний и улучшения нравов общества. Она же стала и его «университетом».

Огромное влияние на формирование мировоззрения Франклина оказали произведения английских писателей — Шефтсбери, Коллинза, Мандевиля (с ним Франклин в юности познакомился лично, как впоследствии с Вольтером и другими французскими просветителями), и особенно «Опыт о человеческом разуме» Локка, на котором взросло все английское Просвещение. Материалистическая в своей основе теория познания Локка, отвергавшего существование «врожденных идей» и отводившего главную роль чувственному восприятию, отвечала духовным устремлениям Франклина, который перешел на позиции деизма. Освобождение человеческой мысли, и в том числе науки, из-под власти религиозных догм представлялось ему одной из насущных задач, хотя он и полагал, что ради поддержания нравственности религию следует сохранить.

Однако морально-этические взгляды Франклина в корне расходились с религиозной доктриной. Обещаниям загробного блаженства, достичь которого можно усердными молитвами и строгим соблюдением предписаний церкви, он противопоставил концепцию добрых дел, направленных на достижение общественного блага, считая, что в противном случае бессмысленно толковать о нравственности. Красноречиво подтверждает это и собственная жизнь Франклина, множество его «добрых дел», будь то сбор средств на больницу для бедных, благоустройство города, освещение улиц, создание публичной библиотеки, пожарной команды или американского Философского общества. Постепенно на этой практической основе выкристаллизовалось кардинальное понятие в системе этических воззрений Франклина — теория «полезного гражданина». Требование служения «общему благу», в котором отчетливо проявился демократизм писателя, он противопоставлял этике привилегированных сословий феодального общества, исповедовавших принцип «наслаждения».

Как и другие просветители, Франклин разделял убеждение в исключительной роли разума, который в системе просветительского мышления выступал в качестве не только главного критерия оценки человеческой деятельности и жизнедеятельности общества в целом, но и рычага социальных преобразований. Поскольку Франклин во многом опирался на традиции городского и сельского ремесленничества, не подвергшегося в ту пору сильному социальному расслоению, Разум нередко отождествлялся им со здравым смыслом.

Первые опыты Франклина на литературном поприще: заметки, напечатанные в 1722 г. под псевдонимом Сайленс Дугуд (нечто вроде «молчание — золото»), и очерки «Любопытный» (1728—1729) — отмечены явной печатью подражания. Даже если бы автор не пожелал сообщить об этом, нетрудно догадаться, что их источником был «Зритель» Аддисона и Стила, которым зачитывались многие его современники

429

по обе стороны океана. В этих ранних очерках, по типу близких анекдоту, объекты, которые подвергает осмеянию писатель, весьма скромны. Описывая нехитрые житейские происшествия, Франклин в нелепом виде выставляет, например, глупую, дурно воспитанную женщину, которая, бесцеремонно вмешиваясь во все и без умолку болтая, отрывает соседку от дела, или искателей кладов, которые, гоняясь за призрачным богатством, по слухам оставленным испанскими и французскими завоевателями, не только попусту теряют время, но и последние гроши.

Уже в этих ранних сочинениях заметны черты, присущие зрелому творчеству Франклина. Утверждая этические нормы третьего сословия, он неизменно показывает труд как единственную основу достойной жизни. Франклин пока еще не научился следовать совету Попа, на который он ссылается в «Автобиографии»: поучать без поучений, и многие его страницы окрашены откровенным морализаторством.

Значительный шаг навстречу этому он сделал в «Альманахе Бедного Ричарда», выходившем ежегодно с 1732 г. на протяжении 25 лет. Обращаясь в первую очередь к земледельцам и ремесленникам, Франклин помещал в своем альманахе-календаре массу ценных сведений и советов, предлагая их в форме остроумных, метких, легко запоминающихся речений, напоминающих народные пословицы и поговорки. Скрывшись за маской Бедного Ричарда, Франклин вкладывал свои сентенции в уста человека, не только многоопытного и словоохотливого, у которого на любой случай непременно припасена какая-нибудь шутка-прибаутка, но, главное, близкого по опыту и образу мышления основному кругу читателей. Это и обеспечило ни с чем не сравнимую популярность франклиновского издания.

Другая причина его успеха — яркий, афористичный стиль. Изобретательность и остроумие Франклина были поистине неисчерпаемы. Он неоднократно возвращался к ранее сказанному, стремясь выразить свою мысль в самой лаконичной и совершенной форме. Немалым подспорьем служили ему в этом обширные познания в области мировой литературы: он черпал идеи, сентенции, образы у античных авторов, Рабле, Ларошфуко, Бэкона, Свифта, Попа, Гея и многих других писателей и поэтов, в сборниках поговорок и пословиц разных народов и в поэтических антологиях. Правда, порой ему приходилось, оставив на время маску Бедного Ричарда, говорить и от собственного лица.

Именно образ Бедного Ричарда, человека, способного, исходя не из книжной премудрости, а из здравого смысла и богатого опыта, разрешить любой трудный вопрос, собственным трудом равно обеспечивающего и пропитание семьи, и независимость своих суждений, первым открыл галерею национальных литературных героев.

Иллюстрация: Б. Франклин

Скульптура Ж.- А. Гудона. Терракота. 1778 г.
Париж. Лувр

Безусловно, за истекшие столетия он несколько потускнел. Это и закономерно: в отличие от обычных литературных героев он лишен опоры в виде компонентов художественного произведения (как, например, сюжет, фабула, взаимоотношения с другими персонажами и т. п.). Богатство характеристики Ричарда целиком зависит от сочности и выразительности его речи. Многие его высказывания вошли в копилку живой памяти народа, стали пословицами — лучшее доказательство того, сколь успешно выполнил Франклин свою задачу. В немалой степени повлияло на отношение к образу Ричарда и то, что чаще других издавалась часть альманаха, озаглавленная «Путь к изобилию» (1757), где сосредоточены рассуждения о бережливости, осторожности в делах, о пользе накопления и т. д., позволившие считать героя (а заодно и автора) глашатаем стяжательства.

430

Иллюстрация: Неизвестный художник. На старой плантации. Ок. 1800 г.

Акварель. Уильямсбург (Виргиния).
Рокфеллеровское собрание народного искусства

Новый этап в творчестве Франклина начинается в предреволюционный период, когда рассмотрение проблем морали сменяется постановкой важнейших общенациональных политических вопросов. Обогащается и мастерство Франклина, который от сочного, близкого к народным истокам юмора переходит к сатире. Язвительной иронией пронизан, например, превосходный «Исторический очерк конституции и правительства Пенсильвании» (1759), которому Франклин предпослал эпиграф: «Те, кто готов отказаться от основной свободы ради кратковременной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности». Очерк был горячо встречен передовыми кругами английской столицы, которые в разгоравшемся столкновении выступили в поддержку колонистов. Однако сам Франклин в ту пору исходил из необходимости сохранения союза с метрополией, веря, что можно ликвидировать злоупотребления посредством разумных законодательных мер. С этих позиций был написан также и «Допрос доктора Бенджамина Франклина в английской Палате общин» (1766). Однако его критика действий короны была столь сокрушительна, что даже не разделявший взглядов Франклина ярый противник всего просветительского учения Э. Берк был вынужден признать, что сам допрос напоминал попытку школьников атаковать своего учителя.

Убедившись в бесплодности попыток мирного урегулирования конфликта, Франклин обрушил на тиранов всю мощь своей сатиры. В таких произведениях, как «Эдикт прусского короля» (1773) или «Руководство к тому, как из великой империи сделать малую» (1773), он осыпает градом насмешек врагов американской свободы. Использовав в них одну из популярнейших в XVIII в. форм — форму просветительской притчи, Франклин беспощадно обнажает нелепость притязаний английской короны. Прибегнув к мистификации, он выступает в «Эдикте» от имени прусского монарха, требующего удовлетворения своих законных прав на Великобританию, а в «Руководстве», сохраняя усиливающую комический эффект невозмутимую серьезность тона, дает английскому королю советы, которые непременно должны привести к отторжению колоний, словно это и составляет предмет заветных желаний монарха. Перечисляя

431

по сути дела реальные меры, которые предпринимала метрополия в отношении американских владений для укрепления своего господства, Франклин выставляет английских законодателей в смешном и жалком виде. От этих и других подобных им сатирических произведений Франклина тянется прямая нить к поздним памфлетам Марка Твена.

Не забывает он в это время и своих излюбленных тем: морали и воспитания. В разгар споров о судьбах Америки он пишет «Притчу против преследования» (1774), направленную против религиозной нетерпимости, которой особенно отличались пуритане. В конце 70-х и на протяжении 80-х годов XVIII столетия Франклин создает серию маленьких шедевров («Однодневка: символ человеческой жизни», 1778; «Свисток», 1779; «Диалог между Франклином и подагрой», 1780; «Искусство видеть приятные сны», «Нравственность игры в шахматы» — время написания последних не установлено), в которых с добродушным юмором, по-отечески наставляет в искусстве жить, довольствуясь скромными радостями и не отравляя существования ни бесплодной погоней за призрачным счастьем, ни упованием на потусторонний мир, призывает, несмотря на невзгоды и удары судьбы, твердо идти к намеченной цели.

Следует особо сказать о сочинениях Франклина, посвященных индейцам и неграм. Поборник просветительского учения о равенстве, он с поистине редкой для того времени широтой мышления утверждал принципы эгалитаризма в отношении всех рас. Непримиримый противник рабства, Франклин не раз призывал сограждан покончить с этим злом. Как и прежде, теоретические постулаты не остались простой декларацией, а нашли завершение в действии: видевший в рабстве «жестокое унижение человеческой природы» («Обращение к населению», 1789), Франклин основал первое в Соединенных Штатах аболиционистское общество и стал его первым председателем, положив тем самым начало движению, сыгравшему важную роль в общественной жизни страны.

Как никто другой, Франклин понимал, что освобождение рабов само по себе не решает вопроса. «При этих обстоятельствах, — справедливо замечал Франклин, — свобода для него (раба. — М. К.) может часто обернуться несчастьем, и это будет пагубно для общества». В наши дни обоснованность его опасений не вызывает сомнений. На пагубность последствий ссылались в качестве аргумента и сторонники рабства. В противовес им Франклин, не ограничиваясь требованием запрета рабовладения, разработал целую систему мер, целью которой было сделать негров полноправными гражданами республики («План улучшения условий существования свободных негров», 1775).

Своеобразным духовным завещанием Франклина прозвучал памфлет «О работорговле», опубликованный за 24 дня до смерти великого философа-просветителя. Вновь прибегнув к одному из излюбленных просветительских жанров — аллегорической восточной сказке, Франклин зло высмеял аргументацию сторонников рабства. Пародируя в сказке проходившие в 1789 г. дебаты в Конгрессе, когда он внес предложение о запрещении работорговли, Франклин ведет речь от лица восточного вельможи, члена дивана Алжира Сиди Магомета Ибрагима. Защищая институт рабства (особую остроту его разглагольствованиям придает то, что в роли рабов предстают «христианские собаки»), тот приводит доказательства, в сущности оставшиеся неизменными и поныне, начиная с того, что, если не иметь рабов, в жарком климате станет некому обрабатывать поля, и кончая тем, что христиане «только меняют одно рабство на другое, и я бы сказал, на лучшее, ибо их приводят в страну, где светит и сияет в полном блеске солнце Ислама. Здесь они имеют возможность познакомиться с единственно истинным вероучением и тем самым спасти свои бессмертные души».

Стремлением построить отношения на основах подлинного равенства и взаимного уважения народов проникнуты сочинения Франклина, посвященные судьбам индейцев. Он не только оставил бесценные с исторической и этнографической точки зрения описания их быта и обычаев, записи их преданий, но и выступил в защиту коренного населения, вытесняемого колонистами с его исконных земель. Еще в 50-е годы он осудил ничем не оправданную резню индейцев, учиненную во время так называемых франко-индейских войн. В знаменитых «Заметках относительно дикарей Северной Америки» (1784) Франклин утверждал, что отличный от европейского уклад жизни индейцев — результат особых исторических условий — отнюдь не является свидетельством их неполноценности. И хотя европейцы называют их «дикарями», во многих отношениях краснокожие превосходят белых. В частности, отмечал он, «не ведая о многих искусственно созданных потребностях, они располагают избытком досуга для усовершенствования в разговоре. Наш трудолюбивый образ жизни они по сравнению со своим считают рабским и низменным, а ученость, которую мы высоко ценим, пустячной и бесполезной». Уступают европейцы «дикарям» и в области нравов и воспитания, в чем просветитель Франклин усматривал несомненное превосходство народа, живущего в согласии с природой, не зараженного

432

торгашеским духом буржуазной цивилизации.

Достойным завершением жизненного и творческого пути Франклина стала его «Автобиография» (в подлиннике — «Мемуары»), признанная первым произведением американской классики. Франклин трудился над ней с большими перерывами с 1771 по 1789 г., доведя описание до 1757 г. «Автобиография» была напечатана в 1791 г. во французском переводе и лишь в 1868 г. опубликована по-английски с рукописи автора: до этого выходили переводы, выполненные с французских изданий. Не приходится сомневаться, что, работая над ней, Франклин был далек от наивного желания «просто» поведать историю своей жизни, как то сделал двумя столетиями раньше знаменитый Бенвенуто Челлини. Его «Автобиография» была призвана служить для современников наглядным и поучительным примером. Достоверность воссозданного в книге жизненного пути героя (а им, естественно, был сам автор) должна была, по мысли писателя, неопровержимо доказывать истинность учения просветителей. Образ героя, однако, это не просто точный портрет конкретной личности, но еще и воплощение идеала «нового человека», рожденного философией Просвещения. При этом Франклин стремился всячески подчеркнуть принципиальную возможность его осуществления, считая залогом преодоления «идеальности» в жизни распространение идей века Разума среди представителей поднимающегося третьего сословия. В тексте «Автобиографии» идеальность снимается с помощью юмора, направленного на снижение повествовательной интонации, а также обращением к сугубо реальному миру, воспроизведенному во всей его вещности с неторопливой обстоятельностью, близкой манере Дефо.

Повествуя о счастливой судьбе человека из низов, поднявшегося на вершину социальной лестницы, о судьбе, в которой, несмотря на ее исключительность, проявились закономерности исторического развития, Франклин уделяет большое внимание нравственному совершенствованию личности. Однако, не осознавая противоречий человеческой природы, сложной диалектики рационального и чувственно-эмоционального начала, он с откровенным недоумением отмечает ставящие его в тупик сбои разработанной им системы нравственного самовоспитания. Тем не менее наблюдения Франклина над своим жизненным опытом и личностью были для литературы Просвещения, а особенно такой молодой, как американская, шагом вперед на пути постижения человеческой психологии. Таким образом, в жанре автобиографии, как и в английском реалистическом романе XVIII в., философские категории переносились в сферу человеческих отношений, примеривались к человеку, благодаря чему абстрактные тезисы приобретали новое, несвойственное им измерение — неповторимость человеческой индивидуальности, которой нет места в теоретических выкладках. Тем самым литература вводила и активно осваивала категорию личности, внося соответствующие коррективы в систему общефилософских установок, что существенно повлияло на дальнейшее развитие реалистического метода.

С приходом нового столетия слава Франклина вскоре померкла. Как XVIII век видел в нем олицетворение революционного духа Америки, так век XIX отождествил его с буржуазным духом Соединенных Штатов, вступавших на мировую арену как царство чистогана. С этим прежде всего и связано резко негативное отношение к Франклину романтиков, для которых он, по выражению Бодлера, был «изобретателем морали прилавка, героем века, подчинившегося материи». Скептически оценивали Франклина и на родине. С глубокой неприязнью обрисован он, например, в романе Г. Мелвилла «Израиль Поттер». Не раз служил он мишенью для насмешек Твена, хотя в своем творчестве писатель развивал ряд традиций, которые в американской литературе ведут начало от Франклина. Подлинно исторический взгляд позволяет, не закрывая глаз на слабости первого американского просветителя, выделить в его наследии то, что неоспоримо способствовало духовному раскрепощению человечества.

432

АМЕРИКАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
И ВТОРОЙ ЭТАП
АМЕРИКАНСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ.
ДЖЕФФЕРСОН. ПЕЙН

Громадные сдвиги в жизни нации, бурно переживавшей период становления собственного самосознания, поставили в центр внимания вопрос национального самоопределения, потребовав рассмотрения не только его правовых основ, но и направления общественных преобразований, которыми будет сопровождаться создание молодого государства. Средоточием этих проблем явился вопрос о характере власти и формах правления. Уже ранее, в спорах о национальной независимости, обозначились две противоположные точки зрения: сторонников революции и лоялистов, сохранявших верность британской короне. В других вопрос х отмечались еще бо́льшие разногласия, хотя и здесь можно выделить два основных направления. Одни отстаивали идею народовластия, зафиксированного в республиканских институтах, другие

433

выступали в защиту наследственной власти. Острая полемика, разгоревшаяся на страницах американских газет и журналов того времени, разрослась в канун революции в подлинную «войну памфлетов», как метко охарактеризовал ее один из американских исследователей.

Выдающаяся роль в этой борьбе принадлежит Томасу Джефферсону (1743—1826), автору «Декларации независимости» (1776), одного из главнейших документов американской революции, где впервые были сформулированы требования, утверждавшие права человека как основу справедливого общественного устройства. «Декларация» открывается знаменитыми словами, ставшими манифестом революционных американских просветителей и позднее подхваченными в Европе: «Мы считаем очевидными следующие истины: все люди сотворены равными, и все они одарены своим создателем прирожденными и неотъемлемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью». Во главу угла в «Декларации» поставлена разделявшаяся всеми просветителями теория «естественного права», из которой непосредственно выводятся права гражданские, а также и обязанности граждан, а само устройство общества понимается как следствие общественного договора. Более того, если существующий порядок не отвечает целям охраны естественных прав, эта теория служит обоснованием права народа на открытое выступление против такого режима и изменение системы управления. «Для обеспечения этих прав, — говорится в „Декларации“, — учреждены среди людей правительства, заимствующие свою справедливую власть из согласия управляемых. Если же данная форма правительства становится гибельной для этой цели, то народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению народа, всего более могут способствовать его безопасности».

Представляя собой один из самых ярких документов общественно-политической мысли XVIII в., «Декларация независимости» как государственный документ не отражает полностью взглядов Джефферсона: после дебатов в Конгрессе многие выдвинутые им положения были смягчены или вовсе исключены. Отнюдь не всем группировкам, принимавшим участие в революции, импонировал революционный радикализм молодого представителя Виргинии. Например, в перечне преступлений против американского народа, приводимых Джефферсоном в доказательство законности свержения колониями власти английского короля, был изъят предельно резкий по тону раздел о рабстве и работорговле. Между тем он имел для Джефферсона, неоднократно вносившего законопроекты об отмене рабства, принципиальное значение. В «Заметках о штате Виргиния» (1787), самом главном из сочинений Джефферсона, написанном после завершения Войны за независимость, он осуждал рабство как несовместимое с понятиями равенства и свободы, не только говоря о нравственной, умственной и физической деградации раба, но и усматривая в рабовладении причину деградации рабовладельца и всего общественного уклада, освящающего угнетение одной расы другой. «Я трепещу за свою страну, когда думаю, что бог справедлив, что его справедливость не может спать вечно... Не существует таких вещей, благодаря которым Всемогущий мог бы стать на нашу сторону во время подобного столкновения», — писал Джефферсон в «Заметках о Виргинии». Спустя четверть века он привел те же аргументы в пользу отмены рабства в одном из писем: «Любовь к свободе и любовь к родине в равной мере взывают о положении этих людей, и это нравственный укор нам, что им так долго пришлось взывать напрасно...». В «Автобиографии», к написанию которой Джефферсон приступил в 77-летнем возрасте, мы вновь читаем его прозорливые предостережения нации, которая, однако, пренебрегла советами философа-просветителя.

«Заметки о штате Виргиния» принадлежат к жанру, с которого, собственно, началась американская словесность. К тому времени, когда к нему обратился Джефферсон, жанр этот заметно преобразился. Вместо бесхитростных зарисовок природы, местных обычаев и нравов автор дает аналитическую картину жизни Виргинии, отмечая как положительные, так и отрицательные стороны уклада, сложившегося в результате революции. Развивая в книге идеи Просвещения, Джефферсон всемерно подчеркивает общественную роль и ценность знания, приобщения к нему народа. Последний при этом выступает в трактовке Джефферсона не только как объект власти, но и как суверен, т. е. обладатель верховной власти. Задача просвещения поэтому не сводится к подготовке того момента, когда народу можно доверить управление, но включает также и оптимальное использование власти, уже принадлежащей ему, т. е. охрану демократических свобод. Джефферсон отчетливо сознавал, однако, что сами по себе республиканские институты не предотвращают упадка нравов.

Вместе с тем в системе воззрений Джефферсона просвещение не выступало как единственное средство разрешения общественных столкновений. В отличие от крупнейших европейских

434

просветителей, не доживших до вдохновленной их идеями революции, он был участником революционных событий и настоятельно подчеркивал необходимость дальнейшего развития ее завоеваний. Он считал, например, что во избежание имущественного и социального окостенения общества с истечением средней жизни поколения должно осуществляться перераспределение общественного богатства, обосновывая свою позицию тем, что естественное право человека в любой сфере ограничено пределами его жизни. Для Джефферсона было «самоочевидно, что земля по узуфрукту принадлежит живым», как писал он в письме Джеймсу Мэдисону, ставшему четвертым президентом США. Те же идеи лежат в основе «Прав человека» Пейна, свидетельствуя о несомненной близости двух ведущих идеологов американской революции.

Подобные же принципы действуют, по убеждению Джефферсона, и в общественной жизни. Чувствуя угрозу правам народа со стороны поднимавшей голову олигархии, он прозорливо требовал скорейшего утверждения законов, которые закрепили бы завоевания революции до того, как она пойдет под уклон. Защита прав народа, идеалов демократии определила характер упорной и длительной борьбы, которую Джефферсон вел с федералистами, справедливо усматривая в их стремлении к усилению единоличной верховной власти опасность восстановления деспотии.

Дата добавления: 2015-06-04