Свободы договора в политико-правовом контексте 13 страница

--------------------------------

<1> См.: Rheinstein M. The Struggle between Equity and Stability in the Law of Post-War Germany // 3 University of Pittsburgh Law Review. 1936. P. 99; Чантурия Л.Л. Введение в общую часть гражданского права (сравнительно-правовое исследование с учетом некоторых особенностей советского права). М., 2006. С. 72.

<2> Dawson J.P. The Oracles of Law. 1968. P. 432.

<3> Цит. по: Wieacker F. A History of Private Law in Europe. 2003. P. 377.

Вооружившись такими мощными инструментами коррекции воли сторон, как доктрины добросовестности и добрых нравов, немецкие суды в 1920-х гг. начали отступать от принципа pacta sunt servanda и расторгать сделки из-за того, что резко изменившиеся экономические обстоятельства (например, гиперинфляция) сделали их явно несправедливыми и несбалансированными, а также ограничивать свободу договора там, где условия договора изначально выглядели как явно несправедливые и эксплуатирующие неравенство переговорных возможностей.

Аналогичные процессы происходили и во Франции времен Третьей республики с начала XX в. Как писал в тот период применительно к французскому праву Л.Ж. де ла Морандьер, под влиянием вторжения в частное право социальных интересов и ценностей и популяризации идей управляемой экономики свобода договора переставала быть абсолютной догмой <1>.

--------------------------------

<1> Де ла Морандьер Ж. Гражданское право Франции. М., 1960. Т. 2. С. 204.

В США формализм концепции абсолюта свободы договора был свергнут социологической юриспруденцией Роско Паунда, пожалуй, самого выдающегося американского правоведа первой половины XX в. и автора господствующей до сих пор в США концепции права как инструмента социальной инженерии и примирения противоборствующих социальных интересов. Окончательно добита идея абсолютизации свободы договора была за счет усилий многочисленных представителей прогрессистского движения и движения правовых реалистов. Правоведы больше не желали мириться с тем, что договорная свобода может порождать несправедливые результаты, и отказывались видеть в воле сторон абсолютную и самодостаточную ценность. Усилия ученых, законодателей и судей были теперь устремлены на поиск разумных ограничений свободы договора во имя обеспечения социальных интересов и этических ценностей <1>. Как отмечал в начале 1920-х гг. классик американского договорного права С. Уиллистон, вопрос о пределах допустимых ограничений свободы договора в новых условиях становится "вопросом степени" и "Конституция не ограничивает возможность разумных экспериментов в этой области" <2>.

--------------------------------

<1> Pound R. Liberty of Contract // 18 Yale Law Journal. 1909. P. 454 ff.

<2> Цит. по: Wieacker F. A History of Private Law in Europe. 2003. P. 377.

Если немецкие суды использовали для отмены явно несправедливых договорных условий, навязанных слабой стороне контракта, ссылки на заложенные в ГГУ принципы добросовестности и добрых нравов (§ 138 и 242), то в США, где долгое время отсутствовала кодификация договорного права, у судов возникали серьезные формальные затруднения в расставании с абсолютом договорной свободы. В этой связи при подготовке Единообразного торгового кодекса, впервые опубликованного в 1952 г. (далее - ЕТК), этот запрос был учтен. Решение проблемы было оформлено в рамках доктрины недобросовестности (unconscionability) договорных условий. Это произошло после того, как Карл Ллевеллин, будучи одним из авторов ЕТК, внедрил в него знаменитый § 2:302, дававший судам право отказывать в признании юридической силы недобросовестных договорных условий. На основе данного универсального положения, пожалуй, на тот момент не имевшего аналогов в мире, в США начала распространяться практика оспаривания явно несправедливых условий, навязанных слабой стороне сделки при разрыве в переговорных возможностях.

После того как на предоставление судам права на снижение согласованного сторонами размера неустойки решился немецкий законодатель при принятии ГГУ, за ним последовали и во многих других правопорядках. Судебный контроль размера неустойки был предусмотрен в п. 3 ст. 163 Швейцарского обязательственного закона 1911 г., в ст. ст. 1382 - 1384 нового ГК Италии 1942 г. и ряде иных зарубежных кодификаций того времени. В условиях наметившейся социализации и патернализации договорного права защищать классическую римскую концепцию неснижаемой договорной неустойки становилось все сложнее, и зарубежные кодификаторы постепенно от этой идеи стали отступать.

Повсеместно в западных странах регулирование трудовых отношений стало выделяться из домена классического договорного права за счет введения множества ограничений свободы договора. В США применительно к трудовым контрактам идея договорной свободы, столь ярко кристаллизовавшаяся в судебной практике "эры Лохнера", в первой трети XX в. оказалась под серьезным давлением. Особое мнение Холмса в деле Лохнера становилось все более популярным. Его ярко поддержал Роско Паунд, критиковавший суды, которые, осуществляя формальную дедукцию из принципа свободы договора, приходили к выводу о неконституционности законов, ограничивающих свободу трудовых договоров <1>. В одной из своих наиболее известных статей он писал, что суды во имя абстрактного принципа договорной свободы упорно отказывались прислушаться к элементарному здравому смыслу и заметить, что в реальности отношения работодателя и работника по существу значительно отличаются от сделки по продаже лошади между двумя фермерами и требуют соответственно особого отношения <2>.

--------------------------------

<1> Pound R. Mechanical Jurisprudence // 8 Columbia Law Review. 1908. P. 616.

<2> Pound R. Liberty of Contract // 18 Yale Law Journal. 1909. P. 454, 455.

Далее еще более агрессивную критику на "слепоту" принципа договорной свободы, применявшегося к феномену неравенства переговорных возможностей сторон трудового договора, обрушили социалисты и сторонники прогрессистских реформ, такие, например, как Роберт Л. Хэйл. Последний яростно защищал тезис о том, что вера в свободу волеизъявления применительно к некоторым сферам договорных отношений иллюзорна и лицемерна: в реальности человек, физическое выживание которого зависит от доброй воли работодателя, зачастую не имеет выбора, а свободный рынок и свобода договора обеспечивают в таких условиях своего рода скрытое принуждение <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Hale R.L. Coercion and Distribution in a Supposedly Non-Coercive State. 1923.

Под давлением новых социально-экономических условий, экономической идеологии и общественных ценностей Верховный суд США был вынужден делать серьезные уступки. В 1908 г. он признал конституционным введение максимальной 10-часовой продолжительности трудового дня для женщин, занятых физическим трудом на фабриках и иных производствах, в знаменитом деле Muller v. Oregon <1>. Затем в 1917 г. Верховный суд был вынужден признать конституционными введение законодателем ограничения свободы определения продолжительности рабочего дня и установление 10-часового максимума в отношении работников, занятых физическим трудом, независимо от половой принадлежности (решение по делу Bunting v. Oregon). После этого принцип, закрепленный в деле Лохнера, продолжал некоторое время применяться в отношении работников, не занятых в промышленности. Но по сути к 1920-м гг. право законодателей ограничивать свободу договора посредством введения максимальной продолжительности рабочего дня перестало вызывать конституционные возражения <2>.

--------------------------------

<1> Здесь суд "отличил" данное дело от решения по делу Лохнера на том основании, что в новом деле речь шла только о труде женщин (а значит, матерей), чье здоровье имеет важнейшую для общества ценность и поэтому заслуживает особой опеки. Суд был убежден социологическими, медицинскими и этическими аргументами, заключениями ведущих физиологов, справками о зарубежном опыте и другими материалами, которые представили защищавшие конституционность этого закона юристы в так называемой справке Брэндайса (использованной вначале адвокатом Брэндайсом, а затем и другими американскими адвокатами формы аргументации позиции по делу прямыми ссылками на политико-правовые соображения и факторы - Brandeis brief).

<2> Позднее, в 1937 г., суд окончательно подвел черту под "эрой Лохнера", пойдя на признание конституционным введения минимального уровня заработной платы (решение по делу West Coast Hotel v. Parrish). После начала Великой депрессии и прихода к власти администрации Рузвельта идея о допустимости интенсивного ограничения свободы трудовых договоров окончательно пробила себе дорогу. В результате серьезного политического противостояния Верховного суда с администрацией президента Рузвельта по поводу конституционности нового курса на активное регулирование экономики во второй половине 1930-х гг. судебная практика окончательно перестала сопротивляться данной политике. Подробнее об этой борьбе вокруг конституционности ограничения свободы трудового договора в начале XX в. см.: The State and Freedom of Contract (Making of Modern Freedom) / Ed. by H.N. Scheiber. 1998. P. 161 - 236.

Аналогичные процессы эмансипации и спецификации регулирования трудовых контрактов как подчиняющихся гораздо более императивному режиму происходили и в странах континентальной Европы.

Более того, в период Первой мировой войны, жесточайшего экономического кризиса 1930-х гг. и Второй мировой войны законодатели США и ряда других западных стран стали все чаще вводить прямое ценовое регулирование в отношении ряда товаров и услуг, устанавливающее как максимумы, так и минимумы цен. При этом суды постепенно стали поддерживать эту практику. Так, например, в 1934 г. Верховный суд США признал допустимым ограничение свободы договора в виде установления минимальной цены на молоко, введенное нью-йоркским законодателем в целях поддержки разоряющихся в условиях Великой депрессии фермеров <1>. Похожие радикальные меры ценового регулирования время от времени применялись как в США, так и в других странах в условиях экономических потрясений или военного времени. Так, например, в Англии после Второй мировой войны правительство лейбористов проводило широкомасштабное замораживание заработной платы <2>. Аналогичным образом во Франции сразу же после освобождения от немецкой оккупации в результате двух ордонансов о ценах, принятых летом 1945 г., было введено тотальное ограничение цен на большую часть товаров и услуг.

--------------------------------

<1> Решение по делу Nebbia v. New York (1934).

<2> Тимошина Т.М. Экономическая история зарубежных стран: Учебное пособие. М., 2010. С. 180.

Со времен Первой мировой войны в целях защиты интересов бедных слоев населения в их взаимоотношениях с собственниками жилых помещений в ряде американских и европейских городов стали вводиться местные законы, ограничивающие размер арендной платы при найме жилья <1>.

--------------------------------

<1> Epstein R.A. Rent Control and the Theory of Efficient Regulation // 54 Brooklyn Law Review. 1988 - 1989. P. 741 ff.

Одновременно разочарование в возможностях саморегуляции рынков, вызванное экономическим коллапсом 1920 - 1930-х гг., привело правительства многих стран к идее ограничения свободы договора в финансовой сфере. Так, например, в США в 1933 - 1934 гг. были приняты законы, запретившие многие экстравагантные спекулятивные сделки (ограничены инсайдерские сделки и некоторые формы коротких продаж, введено регулирование размеров брокерской маржи и др.), а сделки на фондовом рынке были поставлены под неусыпный контроль Комиссии по ценным бумагам и биржевой деятельности <1>.

--------------------------------

<1> Гэлбрейт Дж.К. Великий крах 1929 года. Минск, 2009. С. 220.

Одновременно к середине XX в. началось торжественное шествие "потребительского права" - серии ограничений свободы договора в отношении сделок с потребителями и слабой стороны договора в целом <1>. Американские и европейские суды в середине XX в. начали развивать обширную практику по ограничению договорной свободы в сфере договоров на стандартных условиях (договоров присоединения), которая во второй половине XX в. во многих странах была в той или иной форме кодифицирована.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Хондиус Э. Свобода контракта и конституционное право в Нидерландах // Правоведение. 2000. N 6. С. 78 - 97.

В ряде европейских стран несколько подзабытый в годы laissez-faire институт laesio enormis как инструмент контроля эквивалентности обмена уже не казался юристам столь архаичным. Так, например, Доусон отмечает, что во Франции в XX в. стало развиваться представление о необходимости расширения сферы применения института Lesion за рамки сделок с недвижимостью <1>. В этот период, как пишет Р. Циммерманн, происходит своего рода ренессанс laesio enormis <2>.

--------------------------------

<1> Dawson J.P. Economic Duress and the Fair Exchange in French and German Law // 11 Tulane Law Review. 1936 - 1937. P. 374.

<2> Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. 1996. P. 269.

Кроме того, во многих странах в первой половине XX в. все сильнее стало ощущаться, что свобода договора может быть использована в целях картелизации экономики и подавления конкуренции <1>. Соответственно право все большего количества стран стало вводить те или иные ограничения на сделки, направленные на подавление рыночной конкуренции. В США такие меры начали реализовываться еще в 1890 г., когда был принят Закон Шермана, в достаточно общих терминах запретивший соглашения, направленные на прямое или опосредованное ограничение конкуренции. В 1914 г. данный Закон был уточнен Законом Клейтона, который прямо запретил ценовую дискриминацию, соглашения, ограничивающие свободу одного из контрагентов взаимодействовать с конкурентами другого ("связывающие" соглашения), а также соглашения об эксклюзивном сотрудничестве, если в результате таких договоренностей существенно ограничивается конкуренция или формируется монополия на том или ином рынке. В Германии антимонопольные ограничения договорной свободы были введены в 1923 г., когда было принято регулирование, запрещавшее злоупотребление экономической властью.

--------------------------------

<1> Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 243.

В тот период ограничение свободы договора в антимонопольных целях еще не приобрело масштабов, характерных для второй половины XX в. Так, например, в эпоху нового курса президента Рузвельта давление антимонопольной политики было существенно ослаблено в целях обеспечения устойчивости крупной промышленности. Половинчатость же немецкого антимонопольного законодательства состояла в том, что сами антимонопольные соглашения закон не запрещал, ограничивая лишь некоторые формы злоупотреблений монополистов <1>. Тем не менее еще до Второй мировой войны свобода договора оказывалась под некоторым давлением со стороны в том числе и антимонопольного регулирования.

--------------------------------

<1> Там же. С. 245, 246.

Эти тенденции по сужению сферы свободы договора были характерны практически для всех западных стран, в том числе для Англии, являвшейся в XIX в. образцом экономического либерализма и пристанищем договорной свободы <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Parry D.H. The Sanctity of Contracts in English Law. 1959.

Таким образом, идея свободы договора сдавала все больше завоеванных в XIX в. позиций. Начиная с рубежа XIX - XX вв. количество исключений из общего принципа свободы договора неуклонно возрастало, что и позволило многим говорить о том, что в первой половине XX в. эпоха laissez-faire как на уровне экономической идеологии, так и в области договорного права подошла к концу.

Классическая концепция договора уступила место концепции неоклассической, продолжающей исходить из презумпции договорной свободы <1>, но допускающей ее куда более интенсивное опровержение, в том числе в целях обеспечения социально-экономической стабильности или публичных интересов, поддержания конкуренции, защиты отдельных социально значимых категорий производителей, а также работников, квартиросъемщиков, потребителей или иных контрагентов, обычно являющихся слабой стороной договора. Стало популярным высмеивать веру юристов XIX в. в абсолют свободы договора и автономии воли. В отличие от советского гражданского права свобода договора в рамках зарубежной юриспруденции продолжала признаваться базовой презумпцией, но уже лишенной того "сакрального" смысла, который ей придавался ранее <2>.

--------------------------------

<1> На презумптивную природу принципа свободы договора, сохранявшуюся, несмотря на резкое возрастание числа случаев, когда право стало признавать допустимым ограничение этого принципа, и на сохранение бремени доказывания необходимости ограничений на тех, кто такие меры предлагает, указывал, в частности, Уиллистон. См.: Williston S. Freedom of Contract // 6 The Cornell Law Quarterly. 1920 - 1921. P. 379.

<2> В этой связи неудивительно, что французский правовед Рене Саватье без каких-либо сомнений объявил мифом абсолютизацию принципа автономии воли сторон. На его взгляд, действительно именно воля является основным источником обязательств сторон, но она далеко не всемогуща и значительно ограничивается и должна ограничиваться позитивным правом. См.: Саватье Р. Теория обязательств. М., 1972. С. 178, 179, 200, 201.

Это изменение не стоит понимать как кончину самого принципа свободы договора. Речь шла скорее о количественном, а не о качественном изменении подхода. Государства стали значительно чаще вторгаться в сферу автономии воли контрагентов, навязывать императивные законодательные нормы, под предлогом недобросовестности договорных условий защищать интересы слабой стороны (рабочих, потребителей и т.п.), запрещать оборот тех или иных товаров (например, алкоголя в США), устанавливать минимальные уровни заработной платы или максимальные ставки арендной платы. Но никто всерьез не пытался запретить фундаментальное для капиталистической экономики право сторон свободно искать партнеров и определять цены и иные условия большинства сделок. Поэтому наступление на принцип договорной свободы, развернутое во всех западных странах с кончиной эпохи laissez-faire, в целом логически укладывалось в презумптивную логику свободы договора, которую наметил Смит и отстаивал Милль. Каждая из отмеченных выше попыток государственного вмешательства в сферу свободного экономического обмена серьезно обосновывалась теми или иными политико-правовыми соображениями (например, справедливости или устранения "провалов рынка"). Тут достаточно привести в качестве примера многостраничные решения Верховного суда США того периода, значительное место в которых занимали прямой и подробный анализ и балансирование политико-правовых аргументов за и против тех или иных ограничений свободы договора. Не всегда эти обоснования на поверку оказывались достаточно убедительными, а ограничения соответственно оправданными и уместными. Но сама презумптивная логика функционирования идеи свободы договора сохранялась: западные государства даже в период беспощадной экономической депрессии и в военные годы по общему правилу не отменяли свободу договора как таковую, вторгаясь лишь тогда, когда для этого, по мнению соответствующих законодателей и судов, имелись доводы, оказывающиеся более вескими, чем те очевидные преимущества, которые экономическая саморегуляция и договорная свобода, как правило, обеспечивают.

ГЛАВА 4. ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И ДО НАШИХ ДНЕЙ

§ 1. Экономический аспект

Борьба идей

Реальная экономическая политика первых послевоенных десятилетий в целом следовала наметившемуся в середине XX в. синтезу неоклассических микроэкономических и кейнсианских макроэкономических установок ("неоклассическому синтезу") <1>, совмещенному с регулятивной программой все более популярной теории "государства всеобщего благосостояния".

--------------------------------

<1> Подробнее см.: История экономических учений: Учебник / Под общ. ред. А.Г. Худокормова. М., 2007. С. 11, 13, 43, 56, 57.

Во многих западных странах торжествовала идеология смешанной экономики. Во второй половине XX в. основным учебником по экономической теории в мире становится "Экономика" нобелевского лауреата Пола Энтони Самуэльсона <1>, видного сторонника теории смешанной экономики и более активной роли государства в отношении экономического оборота. Тем не менее эта система взглядов не оставалась без критиков.

--------------------------------

<1> Восемнадцатое издание данного всемирно известного учебника, на котором выросло не одно поколение экономистов, переведено на русский язык. См.: Самуэльсон П.Э., Нордхаус В.Д. Экономика. М., 2010.

В первой трети XX в. сформировалась австрийская экономическая школа, в ряде важных нюансов серьезно разошедшаяся с классической и неоклассической экономическими теориями. Применительно к нашей теме важно отметить, что "австрийцы" (основатель этой школы Карл Менгер <1> и несколько поколений его последователей, таких как Людвиг фон Мизес <2>, Ойген фон Бем-Баверк <3>, Фридрих фон Хайек, Мюррей Ротбард <4>, Израэл Кирцнер <5>, Уэрта Де Сото <6> и др.) выступали категорически против сворачивания laissez-faire, и наоборот, настаивали на радикальном расширении экономической свободы. На их взгляд, правительственное вмешательство в функционирование свободного экономического обмена, как правило, ничего, кроме вреда, не несет (плодит коррупцию, снижает экономический рост, провоцирует кризисы, формирует "пузыри" и т.п.). Соответственно чем больше свободы экономического оборота, тем лучше для страны и ее экономики.

--------------------------------

<1> Менгер К. Избранные труды. М., 2005.

<2> См., напр.: Фон Мизес Л. Либерализм. М., 2001.

<3> Бем-Баверк О. Капитал и процент. М., 2010. Т. 2, 3.

<4> См.: Ротбард М. Власть и рынок: государство и экономика. Челябинск. 2003; Он же. К новой свободе: Либертарианский манифест. М., 2009; Он же. Этика свободы // http://libertynews.ru/node/142.

<5> Кирцнер И.М. Конкуренция и предпринимательство. М., 2001.

<6> Уэрта де Сото Х. Деньги, банковский кредит и экономические циклы. М., 2008.

Развивая идею, намеченную еще Спенсером <1>, Мизес писал, что как только правительства из патерналистских соображений начинают запрещать торговлю алкоголем, то теряется резон воздерживаться от аналогичных запретов в отношении табака, кофеина и др. Далее государства начнут регулировать, что людям есть, как заниматься спортом и т.п. Остановиться будет очень сложно, и каждый такой шаг, ограничивающий людей в их неотъемлемом праве, не причиняя ущерба интересам других, свободно определять свое поведение и участвовать в экономическом обороте (при желании - даже во вред себе), приведет в конце концов к окончательной утрате свободы <2>. Для "австрийцев" среднего пути не было: "либо капитализм, либо социализм" <3>. Смешанная экономика для них была путем к катастрофе. Любые уступки государственному патернализму и дирижизму выстилают, по их мнению, "дорогу к рабству". Поэтому в соответствии с идеями основателя австрийской школы Карла Менгера и его последователей одной из главных забот наций является устранение всех препятствий для свободного экономического обмена <4>.

--------------------------------

<1> Спенсер Г. Личность и государство. СПб., 1908 // www.sotsium.ru.

<2> Фон Мизес Л. Либерализм. М., 2001. С. 54 - 56.

<3> Там же. С. 79.

<4> Менгер К. Избранные труды. М., 2005. С. 198.

Австрийская школа в середине XX в. практически в одиночку противостояла поощряемому неоклассической школой наступлению государства на свободную экономику под флагом борьбы с "провалами рынка", подпитываемому кейнсианским учением, откровенному интервенционизму на уровне макроэкономической политики и все более популярной теории "всеобщего благосостояния" <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об австрийской экономической школе см.: Уэрта де Сото Х. Австрийская экономическая школа: рынок и предпринимательское творчество. М., 2009. Популярное изложение основных идей австрийской школы см.: Кэллахан Д. Экономика для обычных людей: основы австрийской экономической школы. Челябинск, 2006.

При этом "австрийцы" отнюдь не признавали свободный рынок совершенно эффективным и находящимся в неком равновесном состоянии. Но они считали, что рынок формирует институциональную среду, оптимальную для стремления к открытиям и творчеству, инновациям и социальной динамике, добровольному межличностному взаимодействию и прогрессу, при этом не влекущую неприемлемого ограничения сферы личной свободы граждан. Согласно взглядам сторонников австрийской школы, уникальный "спонтанный" и самовоспроизводящийся рыночный порядок является единственной формой разумной организации экономики. По мнению представителей австрийской экономической школы, свободный рынок в краткосрочной перспективе может приводить к частным сбоям, заключению неэффективных или несправедливых контрактов, разорению отдельных участников оборота и не способен в одночасье накормить всех голодных и решить все иные социальные проблемы. Но в долгосрочной перспективе именно либеральная организация экономической жизни и воздержание государства от соблазна вмешиваться в естественный ход вещей и исправлять краткосрочные сбои своими регулятивными манипуляциями способствуют наиболее устойчивому экономическому росту и процветанию общества.

В этом акценте на долгосрочной эффективности и справедливости экономической свободы "австрийцы" серьезно расходились со многими сторонниками неоклассической экономической школы, кейнсианства и теории "всеобщего благосостояния", которые не были готовы мириться с краткосрочными проблемами и торопились вручить государству мандат на ограничение экономической свободы ради исправления сбоев рыночного механизма и несправедливости его результатов.

Середина XX в. в экономической теории прошла во многом под знаком споров сторонников активной государственной роли в экономике и "австрийцев" <1>. И хотя в ту пору победу явно одерживали первые, непреклонная позиция таких либертарианцев, как Мизес и Хайек, продолжала озвучиваться и оказывать некоторое сдерживающее влияние на умы политиков и интеллектуалов.

--------------------------------

<1> Фон Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 2005. С. 229.

Примечательно, что если Менгер, Мизес и Хайек требовали минимизации роли государства в экономике и вмешательства в сферу частных трансакций <1> и в целом отстаивали экономическую свободу скорее с утилитарных позиций как оптимальную систему организации экономики, то некоторые другие либертарианцы австрийской школы доходили в ряде случаев до некоторого анархизма, продвигая более радикальные взгляды вплоть до полного удаления государства из экономики, приватизации практически всех государственных функций и объявления вне закона любых попыток юридическими инструментами ограничивать свободу экономического обмена.

--------------------------------

<1> В этой работе А.Ф. фон Хайек допускал в некоторых исключительных случаях адекватность государственного вмешательства и ограничения свободы экономической деятельности и свободы договора в частности (см.: Фон Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М., 2005. С. 60, 61). Правда, впоследствии он корил себя за ряд неоправданных уступок государственному патернализму, допущенных в этой работе.

Так, например, в книге, опубликованной в 1969 г., "Власть и рынок: государство и экономика" известный представитель австрийской школы Мюррей Ротбард представляет нам замечательный пример непреклонного либертарианского фундаментализма (анархо-капитализма). Он подробно разбирает и развенчивает все принятые на Западе способы государственного вмешательства в свободный экономический оборот и ограничения свободы договора в частности, доходя в ряде случаев до совсем уж абсурдных выводов (например, о приватизации полицейских и судебных услуг) <1>. В книге "К новой свободе" Ротбард развивает эти взгляды, доказывая, что исключить неоправданные вмешательства государства в сферу абсолютной экономической свободы можно только путем полного устранения государства как такового <2>. Если для умеренных либертарианцев (таких, например, как Роберт Нозик) государство необходимо, но его влияние на экономику и личную свободу должно быть минимизировано, то Ротбард не признает никаких компромиссов: государство должно исчезнуть, а люди оставлены на произвол свободного рынка, частных и конкурирующих между собой больниц, полиции и судов.

Дата добавления: 2015-06-04