Я-АФФ~-и.2КЛ. вчерадевушка.2КЛ. видеть.2КЛ.ПРОШ 2 страница

ционные схемы и т. д.), которые обозначали бы синтаксиче­ские отношения и ничего больше. Это может показаться странным - ведь более традиционные синтаксические поня­тия нередко определяются в терминах грамматических форм (например, говорится, что прямое дополнение - это то, что стоит в вин. п.).

Почему нет, например, таких показателей, которые обозначали бы всегда и только отношение зависимости между словами или употребля­лись бы так же, как скобки в структурах составляющих? Предположим, что такие показатели существуют в некотором языке. При этом они неиз­бежно оказываются служебными морфемами с очень широкой дистрибу­цией, т. е. попадают в класс частиц. В таком случае словосочетание

(1) дом моих родителей выглядит так (при единообразном обозначении за­висимостей): (Г) дом + частица + моих + частица + родителей или так (при единообразном обозначении границ между составляющими): (Г¹) ча­стица + дом + частица + моих родителей + частица + частица. Можно бы­ло бы применять разные частицы для обозначения направления зависи­мостей, для правой и левой скобок и т. д.

Совершенно очевидно, что такие частицы сами оказались бы в от­ношениях зависимости и доминации с другими элементами предложения (достаточно вспомнить способы выявления этих отношений, описанные в главах I и II). Чтобы единообразно выразить эти отношения, потребова­лись бы новые частицы и т. д. до бесконечности.

Вместе с отношениями зависимости или доминации почти всегда выражаются еще какие-то отношения. Напри­мер, им. п. существительного может одновременно обозна­чать: 1) отношение зависимости между этим существитель­ным и его вершиной — глаголом-сказуемым, например

(2) Снег <- идет, и 2) определенный тип такой зависимо­сти — подлежащее. Если синтаксические отношения не мо­гут обозначаться отдельно от слов, вступающих в эти отно­шения, то остается предположить, что они выражаются в са­мих словах, в их линейном порядке и в просодических сред­ствах (например, акценте и интонации) «очень сложным и громоздким способом, поскольку не существует взаимно-од­нозначного соответствия между используемыми синтаксиче­скими средствами и обозначаемыми синтаксическими отно­шениями» [Mel’cuk, Pertsov 1987: 53].

Рассмотрим для начала пример (3) у высокого дерева. Используя методы, обрисованные в предыдущих главах, не­трудно установить структуру зависимостей (3') и структуру составляющих (3»):

' £- “v*

(3) у высок-ого дерев-а (3») [у [высок-ого [дерев-а]]]

Про какие из этих языковых единиц можно сказать, что они обозначают синтаксические отношения?

Сначала обратим внимание на селективные признаки лексем. Предлог у всегда, в каком бы контексте он ни вы­ступал, является вершиной, и его зависимое - всегда суще­ствительное или, в терминах составляющих, ИГ. Высокий — прилагательное, и это значит, что у него может быть верши­на-существительное. Из того, что слово дерево является су­ществительным, следует, что оно возглавляет ИГ и соответ­ственно может присоединять зависимые-определения.

Можно ли считать, что селективные признаки слов выражают синтаксические отношения? Да, потому что селективный признак слова (например, записанный в виде столбца модели управления), не только содержит сведения о синтаксически связанном слове или группе, но и указывает на тот фрагмент синтаксической структуры, в котором дан­ный признак должен быть реализован. Например, предлог у обладает селективным признаком на ИГ в род. п., в котором также содержится указание на то, что (в терминах зависимо­стей) вершина ИГ должна быть зависимой предлога или (в терминах составляющих) что ИГ должна быть непосредст­венно вложена в ПГ, возглавляемую предлогом.

Информацию о синтаксической структуре можно из­влечь также из морфологических признаков, т. е. тех грам­мем (= значений грамматических категорий), в которых вы­ступают словоформы. Однако морфологические категории не обозначают синтаксических отношений непосредственно. Падеж существительного дерев-а в (3) однозначно не указы­вает на его вершину. Этой вершиной мог бы быть, напри­мер, не предлог у, а существительное (листья дерева). Чтобы убедиться в том, что вершиной является предлог у, мы вы­ясняем, что у требует именно род. п. зависимого существи­тельного, иначе говоря, управляет существительным (или ИГ) в родительном (а не, скажем, в предложном) падеже.

Прилагательное высок-ого и его вершина — существи­тельное дерев-а — оба стоят в одном и том же (родительном) падеже и в одном и том же (единственном) числе. Тот факт, что словоформа некоторого прилагательного и словоформа

некоторого существительного имеют одну и ту же граммему категорий падежа и числа, еще ничего не говорит о том, есть ли между ними синтаксическое отношение, и если есть, то какое именно. Важно, что прилагательное и существитель­ное в(3)не могут различаться этими граммемами. Если в (3) заменить числовую форму существительного с ед. ч. на мн. ч., то придется, чтобы выражение не стало не­правильным, заменить также числовую форму прилагатель­ного. Если изменить в (3) падеж одного из слов, то следует изменить и падеж второго слова, иначе получится: *высок-ое дерев-а, *высок-ого дерев-у и т. д. Кроме того, существитель­ное дерево — среднего рода, и прилагательное, являющееся его зависимым, должно также принимать граммему средне­го рода (*высок-ой дерев-а). Обязательное совпадение или соответствие граммем у некоторых слов называется согласо­ванием. Согласование и управление — два разных вида мор­фологической зависимости между словами, а морфологиче­ская зависимость обычно сопровождается синтаксической зависимостью. Однако, например, род и число личного ме­стоимения 3-го л. регулярно совпадает с родом и числом его антецедента, даже если антецедент отделен от него несколь­кими предложениями:

(4) Варвара Петровна сначала молчала минуты три, что-то как бы отыскивая на столе; но вдруг обернулась к Степану Трофимовичу и, бледная, со сверкающими глазами, процедила шепотом:

— Я вам этого никогда не забуду!

На другой день она встретилась со своим другом как ни в чем не бывало; о случившемся никогда не поминала (Достоев­ский, «Бесы»).

Женский род и единственное число местоимения она в (4) регулярным образом определяются свойствами антеце­дента Варвара Петровна, хотя о синтаксической зависимости между ними, даже опосредованной, не может быть и речи. Такая отдаленная и явно не имеющая отношения к грамма­тике, хотя и достаточно регулярная, зависимость традицион­но считалась разновидностью согласования. Однако И.А. Мельчук [1993; 2000: 308-309] вполне оправданно отде­ляет ее от согласования и называет конгруэнтностью.

Наконец, мы знаем, что представленный в (3) предлог у, как и почти всякий предлог в русском языке, обязательно предшествует своему зависимому слову и непосредственно

предшествует зависимой ИГ, что и наблюдается в (3). Это один из немногих случаев в русской грамматике, когда син­таксическое отношение задает единственно возможный по­рядок слов. В английском или французском языках таких случаев гораздо больше, например, вершина-глагол обяза­тельно предшествует своему зависимому-дополнению и т. п. Рассмотрим теперь подробнее эти три главных средст­ва выражения синтаксических отношений — селективные признаки, морфологическую зависимость и порядок слов.

2. Селективные признаки

Грамматические классы лексем устанавливаются, во-первых, на основе их значений (например, глаголы де­лятся на глаголы действия и глаголы состояния, существи­тельные - на одушевленные и неодушевленные и т. п.), а во-вторых, на основе формальных признаков, которые лишь частично коррелируют с семантическими (например, переходность или род) либо вообще не имеют никакой се­мантической мотивации (например, типы склонения и спря­жения во многих индоевропейских языках). Наиболее важна для синтаксиса классификация лексем по частям речи: что­бы из лексем могли быть построены правильные предложе­ния, они должны быть в словаре охарактеризованы частеречными или, как их еще называют, категориаль­ными признаками — существительное, глагол, предлог, час­тица и т. д.

Грамматические признаки устанавливающие более дробную классификацию внутри частей речи, называются субкатегориальными. Например, субкатегориальным является признак одушевленности для существительных, так как в русском языке он в некоторых случаях определяет форму са­мого существительного или его зависимых, ср. вижу большие деревья (//^больших деревьев) — вижу больших лошадей (Небольшие лошади}, а также обусловливает сочетаемость, например, глаголы убивать, льстить, воспитывать в своих основных значениях требуют одушевленных дополнений, а глаголы копать, чинить, складывать ~ неодушевленных.

Всякая часть речи может выступать в ограниченном множестве конструкций; более того, часть речи однозначно устанавливает тип конструкции (т. е. фразовую категорию),

вершиной которой она является. Так, предлог всегда возгла­вляет предложную группу, глагол — клаузу (или глагольную группу), прилагательное- группу прилагательного и т. д.

Кроме того, лексема определяет тип конструкции и бо­лее детальным образом вследствие того, что обладает субка­тегориальными селективными признаками. Например, все глаголы возглавляют клаузы, но переходные глаголы требуют конструкции с прямым дополнением (кто строит что), не­переходные глаголы — конструкции без прямого допол­нения (кто спит), косвенно-переходные глаголы присоединяют косвенное дополнение (кто подчиняется ко­ му), вдвойне переходные (= битранзитивные) глаголы употребляются одновременно с прямым и косвен­ным дополнениями (кто показывает что кому) и т. д.

Существительные по селективным субкатегориальным признакам можно разделить на такие, которые обычно вы­ступают с зависимой ИГ в родительном падеже или в другой форме притяжательного определения - (5) чья вершина, чей помощник, чья сестра, чей бок, чей выпад и т. д., и на такие, которые почти никогда не имеют такой зависимой ИГ — (6) школьник, американец, кислород, снег, ящерица и т. п.

Очевидно, что различие субкатегориальных признаков прямо связано с семантикой слов. Например, переходные глаголы обычно выражают действия с пациенсом, а сущест­вительные, требующие притяжательного определения, обыч­но обладают соответствующим партиципантом. Существи­тельные типа (5) называются относительными (— релятивны­ми) именами. Однако было бы ошибкой считать, что все субкатегориальные признаки семантически мотивированы, ср. близкие по значению пары глаголов презирать и гну­шаться, восхвалять и льстить, у которых модели управления не совпадают, или синонимичные немецкие глаголы treffen и begegnen 'встречать', из которых первый переходный, а вто­рой — нет (управляет косвенным дополнением в дат. п.).

ИГ в род. п. обычно употребляется вместе с некоторым существительным, зависимым которого она является: дом [_иг мо-его отц-а], восход [_иг полн-ой лун-ы], решение [_иг судь-и Петров-а] и т. д. В этом смысле можно сказать, что у самой граммемы род. п. есть, как и у лексем, своя «модель управ­ления», предусматривающая, как минимум, два синтаксиче­ски связанных элемента - зависимое (основа, к которой присоединяется аффикс род. п.) и вершину-существительное.

Граммемы некоторых других морфологических катего­рий также задают определенные синтаксические конструк­ции. Например, граммема сравнительной степени прилага­тельного предусматривает, что у такого прилагательного есть зависимый сравнительный оборот или ИГ в генитиве: кра-сив-ее Наташи; красив-ее, чем Наташа. В таком случае мож­но говорить о граммемной валентности. (Некоторые важные случаи граммемной валентности будут рассмотрены в главе VIII 7.2).

Слово чаще всего имеет валентность не на одно слово, а на целую группу — фразовую категорию, например, ИГ или клаузу. Если такая категория возглавлена экзоцентриче-ской вершиной (союзом или предлогом), может быть так, что один определенный предлог или союз может выступать при данном слове, например, «управление предлогами» на­стаивать на, зависеть от, любовь к [Мельчук 1993: 21].

Имеется два логически возможных вида соотношения между направлением семантических и синтаксических ва­лентностей. Семантическая валентность соответствует либо активной синтаксической валентности (7) Дом стоит, Роза красная, Гулять — весело, либо пассивной валентности (8) стоящий дом, красная роза, весело гулять. В (7) предикат является вершиной семантического актанта, в (8) семанти­ческий актант — вершина предикатного слова. Первый слу­чай называется нексусом, второй — юнкцией.

Не ко всякой нексусной конструкции можно подобрать соответствующую юнктивную, которая бы обозначала ту же ситуацию. Например, юнктивно не выражаются значения предлогов или союзов, а также близких к ним по значению наречий: (9) под окном; справа от дороги; вследствие травмы; потому что испугался и т. п., сентенциальных актантов мат­ричных глаголов (хотеть, начинать и т. п.). Не всякая юнк-тивная конструкция имеет синонимичное соответствие в ви­де нексусной: в нексусной конструкции, например, не упо­требляются прилагательные самый, (так) называемый, пре­словутый, англ, former 'бывший' и др.

Синтаксическая связь иногда одинаково внешне выра­жается и при нексусе, и при юнкции. Так, книга отца — пример юнкции (значение предиката принадлежности выра­жается в генитиве), а приход отца — пример нексуса (верши­ной является предикатное слово приход).

Таким образом, синтаксическая структура предложе­ния в значительной степени может быть установлена по се­лективным признакам входящих в него лексем.

3. Морфологическая зависимость

Рассмотрим подробнее, что представляет собой морфо­логическая зависимость и в каких случаях она является сред­ством выражения синтаксической зависимости. В п. 1 уже говорилось о том, что грамматическая форма, выражающая синтаксическую зависимость, кроме самого факта наличия зависимости, обязательно передает еще какое-то значение. Например, род. п. может обозначать принадлежность:

(10) [_иг дом [_иг моих родителей]]

и одновременно — синтаксическое отношение зависимости между словом дом и словом родителей, или, в терминах со­ставляющих, тот факт, что одна ИГ (10') [_иг моих родителей] вложена в другую ИГ (10).

Синтаксическое отношение выражается здесь морфо­логической зависимостью между словами дом и родителей, а именно тем, что слово дом управляет словом родителей (или, в терминах составляющих, именной группой [моих роди­телей]).

Местоимение-прилагательное моих в (10) имеет форму мн. ч. и род. п., и эти граммемы должны совпадать с грам­мемами числа и падежа вершинного существительного роди­телей, т. е. между этими двумя словами наблюдается согла­сование в числе и падеже. Будем говорить, что и в таких слу­чаях, когда форма одного слова «требует» определенной формы другого, тоже имеет место морфологическая зависи­мость между ними. Допустим для начала, что морфологиче­ской зависимостью является некоторое отношение между двумя словоформами, а не между словоформой и группой и не между двумя группами.

Будем говорить, что в некотором предложении слово­форма Wi морфологически зависит от словоформы w₂ по мор­фологической категории С, если граммема g категории С, характеризующей w_b выбирается в зависимости от некото­рого свойства f словоформы w₂. Словоформа w₂ называется контролером морфологической зависимости, a Wj — ее мише­нью [Мельчук 1964; 1993].

Ключевую роль в этом определении играет выражение «выбирает­ся в зависимости от...», однако определить точнее, что оно означает, не­просто.

Можно попытаться использовать дистрибутивный критерий мор­фологической зависимости. Будем говорить, что g выбирается в зависимо­сти от f при выполнении следующих условий: 1) при замене словоформы w₂ на другую словоформу той же лексемы w₂’, которая отличается от w₂ тем, что не имеет свойства f, предложение становится неграмматичным (большим домом — ^большим дому, свойство f - творительный падеж); 2) если такой словоформы w₂’ не существует, но существует словоформа другой лексемы w₃, синонимичная или близкая по значению w₂ и при этом не имеющая свойства f, то при замене w₂ на w₃ предложение стано­вится неграмматичным (большой дом - *6ольшой здание, свойство f — муж­ской род); 3) в обоих указанных случаях предложение можно снова сде­лать грамматичным, если либо убрать словоформу Wj (дому; здание), либо заменить в ней граммему g категории С на некоторую другую граммему той же категории (большому дому; большое здание),

Такой критерий помогает установить факт морфологической зави­симости, но не ее направление. Иначе говоря, с его помощью невоз­можно отграничить контролер от мишени: предложение становится не­грамматичным не только при замене контролера, но и при замене мише­ни — ^большого домом (дом). Направление морфологической зависимости в конечном счете устанавливается синтаксическими правилами: «Выраже­ние “X выбирается в зависимости от Y” (например, одна граммема выби­рается в зависимости от другой) должно приниматься в следующем смыс­ле: В ЛЕВОЙ ЧАСТИ СИНТАКСИЧЕСКОГО ПРАВИЛА, ВВОДЯЩЕГО X, ИМЕЕТСЯ Y» [Мельчук 1993: 20]. Определение морфологической за­висимости, таким образом, содержит отсылку к грамматическому описа­нию языка. Нам остается надеяться на то, что, какой бы вид ни приняло описание, в левой части правила, вводящего им. п. словоформы дом, ни­когда не будет упоминаться им. п. словоформы большой. Апелляция к компонентам описания, которые в полном объеме не предъявлены и ни­когда не будут предъявлены, — принципиальный и трудно устранимый не­достаток многих аналитических определений в лингвистике.

Морфологическая зависимость в силу определения имеет место по какой-то грамматической категории, хотя можно найти и регулярные зависимости между словами без участия грамматических категорий, например, обязатель­ность отрицания в глаголе при отрицательном наречии (11) Он никогда не поет (//^никогда поет) [Мельчук 1993: 21]; впрочем, если признать, что отрицание — грамматическая категория русского глагола, то в (11) налицо морфологиче­ская зависимость.

Другой пример неграмматической зависимости — «со­гласование» существительных и нумеративов (счетных слов) в конструкциях с числительными: пятьдесят голов овец, шесть пар брюк, шестнадцать человек студентов.

В некоторых языках это соотношение более регулярно: бблыпая часть существительных делится на нумеративные классы (традиционно нумеративы в этих языках называются классификаторами), и использова­ние нумератива в конструкции с числительными обязательно. Так, напри­мер, обстоит дело во многих языках разных семей Юго-Восточной Азии — нумератив-классификатор обычно обязателен между числительным и су­ществительным, обозначающим исчисляемые объекты. Например, во вьетнамском языке классификатор сш употребляется с вещами; con — при счете живых существ (обычно не людей); сау — при счете растений; qua -при счете фруктов: (12) a. ba cqi bat 'три чашки', букв, «три штуки чаш­ки»; б. Ъа con тёо 'три кошки'; в. Ьа сау 1ё 'три груши'; г. ba qua chudi 'три банана', причем конструкция без классификатора становится грамматиче­ски неправильной - *ba bat, *ba тёо... и т. д. [Мельчук 2000: 239].

Как следует из самого определения, морфологическая зависимость между словоформами w, и w₂ устанавливается независимо от факта наличия между ними синтаксической зависимости. Чаще всего, однако, морфологическая зависи­мость между словоформами w, и w₂ сопровождается синтак­сической зависимостью. Именно таковы обе морфологиче­ские зависимости в (10).

К случаям, когда морфологическая зависимость не со­провождается синтаксической, мы обратимся ниже, а пока рассмотрим те случаи, когда морфологическая зависимость наблюдается между вершиной и зависимым. Если категория С, по которой наблюдается морфологическая зависимость, выражается в вершине, налицо вершинное маркирование, ес­ли же эта категория выражается в зависимой словоформе — зависимостное маркирование.

Так, в притяжательной конструкции с родительным па­дежом в русском языке (дом отц-а) налицо зависимостное маркирование, а в абхазском языке (западнокавказская се­мья) притяжательная конструкция выражается с помощью морфологической категории принадлежности, которая опре­делена на существительном — вершине ИГ, а род. п. нет: аб и-о>ны 'дом отца', букв, «отец его-дом». Дж. Николе [Nichols 1986] предложила деление языков мира на два типа: языки с преобладанием вершинного маркирования и языки с преоб­ладанием зависимостного маркирования. В абхазском языке

не только ИГ, но и клаузы характеризуются вершинным маркированием: морфологическая зависимость между глаго­лом и существительными - вершинами актантных ИГ - на­блюдается в словоизменительных категориях глагола, а не существительного:

(13) а. ацкун азфб д-лы-цхраа-ит

мальчик девочка ЗЕДЛИЧ.СУБ-ЗЕД.Ж.ОБ-помогать-ПРОШ. 'Мальчик помог девочке'. б. аурб аукун д-и-цхраа-ит

девочка мальчик ЗЕДЛИЧ.СУБ-ЗЕД.М.ОБ-помогать-ПРОШ

'Девочка помогла мальчику', в. амшэ аурб и-лы-цхраа-ит

медведь девочка ЗЕД.НЕЛИЧ.СУБ-ЗЕД.Ж.ОБ-помогать-ПРОШ 'Медведь помог девочке'.

В абхазском языке существительные не изменяются по синтаксическим падежам, и морфологическая зависимость их с глаголом осуществляется только посредством сложной системы глагольного согласования. В (13) глагол согласует­ся с подлежащим посредством показателей д- (личность) и и- (неличность), а с косвенным дополнением — посредством показателей -лы- (женщины) и -и- (мужчины),

Лезгинский язык (восточнокавказская семья, Даге­стан), наоборот, характеризуется, последовательно зависи-мостным маркированием: так, значения типа 'дом отца' в нем выражаются, как и в русском языке, с помощью род. п.: буба-ди-н к!вал 'отца(-КОСВ-ГЕН) дом'. Рассмотрим теперь три предложения, аналогичные (13):

(14) а. Гадади руша-з куьмек-на

мальчик.ЭРГ девочка-ДАТ помочь-ПРОШ

'Мальчик помог девочке',
б. Руша гадади-з куьмек-на

девочка.ЭРГ мальчик-ДАТ помочь-ПРОШ

'Девочка помогла мальчику',
в. Севре руша-з куьмек-на

медведь.ЭРГ девочка-ДАТ помочь-ПРОШ

'Медведь помог девочке'.

Морфологическая зависимость между глаголом и его актантами в лезгинском языке выражается только в актан­тах, которые принимают различные граммемы падежей.

Никакого согласования глагола-сказуемого с актантами нет.

Русский язык — в основном язык зависимостного мар­кирования, но в этом отношении он не так последователен, как лезгинский. В русском языке наблюдается не только морфологическая зависимость между актантами и глаголом, выраженная в актантах (падеж), но и морфологическая зави­симость между одним из актантов и глаголом, которая выра­жена в глаголе (согласование в лице, числе и роде с подле­жащим). То же верно для большинства индоевропейских языков.

Есть и такие языки, в которых приблизительно в рав­ной степени наблюдается как вершинное, так и зависимост-ное маркирование. Например, в литературном арабском языке посессивные определения вступают одновременно в два отношения морфологической зависимости с вершинным существительным: во-первых, это обычный падеж (маркиро­вание зависимого в род. п.), и, во-вторых, различные формы определяемого существительного в зависимости от того, есть ли при нем посессивное определение (вершинное маркиро­вание). В семитологии последняя категория называется со­стоянием, или статусом. При отсутствии посессивного опре­деления существительное выступает в независимом состоя­нии (status absolutus), а при его наличии — в сопряженном со­стоянии (status constructus): (15) a. kitab-un 'книга(-НЕ-ЗАВ.НОМ)'; б. kitab-u r-ragul-i 'книга(-СОПР.НОМ) (ОПР-) человека(-ГЕН)'. Столь же «двусторонней» оказывается и морфологическая зависимость глагола и его актантов: подле­жащее, как и в русском языке, одновременно управляется сказуемым (получая форму им. п.) и определяет согласова­ние в нем по лицу, числу и роду: (16) a. daxal-a t-talib-u 'во-шел(-ЗЕД.М.СУБ.) (ОПР-)студент(-НОМ)'; б. daxal-at t-talibat-u ⁽вошла(-ЗЕД.Ж.СУБ) (ОПР-)студентка(-НОМ)'; в. daxal-ta ‘anta *вошел(-2ЕД.М.СУБ) ты'.

Рассмотрим последовательно три вида морфологиче­ской зависимости — согласование, конгруэнтность и управ­ление. Самым многообразным и сложным из них является согласование.

4. Согласование и конгруэнтность

4.1. Простые случаи

Рассмотрим следующие четыре случая согласования в русском языке:

I. согласование полных прилагательных (включая при­частия и прилагательные-местоимения) с существительным в числе и падеже: широк-ая рек-а — широк-ую рек-у — широк-ие рек-uj,

II. согласование сказуемого с подлежащим в числе: я прид-£ — мы прид-ем; он пришел^ ~ они пришл-и; девушка кра-сив-а — девушки красив-ы;

III. согласование полного прилагательного с существи­тельным в роде: широк-ая река — широк-ии мост;

IV. согласование сказуемого с подлежащим в лице (у глаголов в настоящем и будущем времени) и в роде (у гла­голов в прошедшем времени и кратких прилагательных): я прид-у_ — ты прид-ешь; она пришл-а — он пришел; он зол — она зл-а.

Различия между этими четырьмя типами согласования очень важны. Перечислим их.

Различны по своим свойствам грамматические категории, по которым происходит согласование. Кате­гории лица и рода являются словарно фиксированными для существительных — существительное не меняет значений ка­тегорий лица и рода. Такие категории называются (сло-во)классифицирующими, или стабильными. Категории числа и падежа не фиксируются для существительных словарно — одна и та же лексема-существительное может выступать в разных числах и падежах. Такие категории называются сло­воизменительными, или текущими. В I и II типах представле­ны текущие категории — число и падеж, во III и IV типах стабильные — лицо и род.

Согласование юнктивного типа (I и III) происходит в пределах именной группы (между ее вершиной и зави­симыми), согласование нексусного типа (II и IV) — в преде­лах финитной клаузы (между подлежащим и сказуемым); первую разновидность можно назвать именным, а вторую — сентенциальным согласованием.

В юнктивном типе (I и III) контролер согласования яв­ляется вершиной, а мишень — зависимым; в нексусном ти­пе (II и IV), наоборот, контролер согласования — зависимое, а мишень — вершина.

Между типами I — IV, кроме различий, наблюдаются и некоторые сходства:

1) во всех них согласование происходит между слова­ми, связанными синтаксической связью;

2) во всех них требуется, чтобы значения одноименных грамматических категорий у согласуемых слов совпадали.

4.2. Согласование в зеркале зависимостей

Продолжим рассматривать согласование как опреде­ленную связь между граммемами морфологических катего­рий словоформ, связанных отношениями синтаксической зависимости.

Начнем с типа I. Слова, между которыми происходит согласование по текущим категориям числа и падежа хо­роший друг — хорош-их друз-ей, не «равноправны»: в каждой паре имеются контролер - вершина (друг, друз-ей), а ми­шень — зависимое (хорош-ий, хорош-их).

(17) пришел увидел

друг друз-ей (падеж существительного

определяется управлением глагола; число определяется семантически)

хорош-ий хорош-их (падеж и число

прилагательного определяются падежом и числом существительного)

То, что мы называем в (17) падежом и числом приме­нительно к существительному и то, что мы называем теми же словами применительно к прилагательному, различаются по следующим признакам:

1) по частям речи, на которых эти категории определя­ются;

2) по морфологической форме — у прилагательных в русском языке тип склонения, отличный от типов склоне­ния существительного;

3) по правилу выбора — падеж существительного опре­деляется синтаксическим отношением с его вершиной (хо­зяином), чаще всего - управлением, как в (17), а число су­ществительного обычно определяется семантически; падеж и число прилагательного определяются по падежу и числу существительного.

Таким образом, категории падежа и числа, по которым происходит согласование, хотя и называются одинаково -падеж (число) прилагательного, падеж (число) существи­тельного, на самом деле неодинаковы. Получается, что не только стабильные, но и текущие категории у существитель­ных и прилагательных различны. Поэтому исследователь, использующий структуру зависимостей, вынужден разграни­чивать «субстантивные» (= свойственные существительному) и «адъективные» (= свойственные прилагательному) падеж и число [Мельчук 1993: 25; 1998: 351-352].

Дата добавления: 2015-07-02