Отец-ед. Эрг хлеб. Абс масло-эрг п ерм - мазать. Аор-зед. СУБ. ЗЕД. Об 'отец намазал хлеб маслом'. 2 страница

(97) These cars are designed to be slept between 'Эти автомобили предназначены для того, чтобы спать между ними'. В гру­зинском языке локативная деривация представляет собой одно из значений версии: при глаголах со значением дейст­вия, направленного на поверхность чего-то, возникает вто­ричное косвенное дополнение со значением места:

(98) a. man surati daxata kedel-ze 'Он картину нарисовал [на] стене(-ЛОК); б. man surati da-a-xata kedel-s 'Он картину (ЛОК.ВЕРС-)нарисовал [на]

Единственной формой актантной деривации, состоя­щей не в наращении, а в устранении актанта, является дери­вация, противоположная каузативу — декаузатив, или анти­каузатив — преобразование, с помощью которого из значе­ния глагола устраняется агентивный партиципант: (99) а. Я жарю рыбу; б. Рыба жарит-ся⁵. Далеко не всякий глагол до­пускает декаузативизацию. Декаузативы часто образуются от переходных глаголов со значением действия, каузирующего процесс, который при наличии необходимого ресурса и ус­ловий может происходить и самопроизвольно: нагревать(ся), сыпать(ся), рвать(ся), двигаться) и т. п. Однако декаузатив невозможен, например, от таких переходных глаголов, как штемпелевать, посылать, догонять, ловить, рубить, запеча­тывать, уговаривать, — без агенса эти действия невозмож­ны, и форма на -ся от них имеет пассивное (или другое за­логовое) значение.

Интересно, что русский язык (и другие славянские) относится к то­му меньшинству языков мира, в которых актантная деривация переход-

⁵ Если глагол никак не маркируется морфологически, трудно определить, имеем ли мы дело с каузативной деривацией (1006) в (100а) или же с дека-узативной - (ЮОа) в (1006): англ. (100) a. We broke the window 'Мы разбили окно'; б. The window broke 'Окно разбилось'.

ных и непереходных глаголов осуществляется посредством декаузатива. Языков с каузативом, по-видимому, больше, чем языков без каузатива, но с декаузативом.

Очень важно, что, кроме декаузатива, не засвиде­тельствовано никаких других видов актантной деривации, уменьшающих число партиципантов глагола. Иными словами, из всех семантических ролей только агенс может у ряда глаголов регулярным образом «отделяться» от значения, так что в результате возникает глагол с новым значением.

Рекомендуемая литература

Концепция диатез и залогов, изложенная в этой главе, разработана И.А. Мельчуком и А.А. Холодовичем [Мельчук, Холодович 1970; Холодо-вич 1979; Mel’Cuk 1993; Мельчук 1998: 163-195] как развитие принципи­альных идей Л. Теньера, Ю.Д. Апресяна, ВТ. Гака и Ч. Филлмора (см. ссылки на их работы в главе III). Эта концепция в дальнейшем была раз­работана в основанной А.А. Холодовичем ленинградской (петербургской) типологической школе, главным образом в работах B.C. Храковского [1974; 1981; 1991], которые собраны в книге [Храковский 19991- Анализ понятий диатезы и залога с важными уточнениями см. также в [Падучева 1974; Успенский 1977].

Наиболее известная попытка создать теорию диатез и залогов с вы­движением ряда универсальных принципов — «реляционная грамматика» Д. Перлмуттера и П. Постала (литература по реляционной грамматике указана в главе VI); описательный механизм, на который опирается реля­ционная грамматика, во многом перекликается с принятым в петербург­ской школе. Самые значительные работы по типологии пассива — [Холо­дович (ред.) 1974; Siewierska 1984; Keenan 1985a], по имперсональному («бесподлежащному») пассиву - [Comrie 1977; Frajzyngier 1982; Томмола 1998]; по общим проблемам залога - [Храковский (ред.) 1978; 1981; До­линина 1989], по рефлексиву [Недялков 1978; GeniuSene 1987; Генюшене, Недялков 1991], по реципроку - [Холодович 1978; Недялков 1991].

Функциональный подход к залогу, основывающийся на предпосыл­ке, что структура залоговой конструкции предопределена ее коммуника­тивной и прагматической функциями, восходит к статье [Shibatani 1985]. Он представлен в монографии [Klaiman 1991], сборниках [Shibatani (ed.) 1988; Fox, Hopper (eds.) 1994; Givon (ed.) 1994] и в соответствующих раз­делах теоретических компендиумов (Givon 1990; Van Valin 1993; Van Valin, LaPolla 1997].

Фактически понятие актантной деривации было впервые обоснова­но и применено в классической книге А.Г. Шанидзе «Основы граммати­ки грузинского языка» [Sanidze 1953], по уровню грамматической мысли во многом опередившей свое время, но, к сожалению, не переведенной с грузинского ни на один язык. Эта концепция оказала влияние на А.А. Хо-

IJHtOU

лодовича, который знал грузинский язык и посвятил Шанидзе первую в мировой лингвистике фундаментальную работу по типологии каузативов [Холодович (ред.) 1969]. Понятие «актантная деривация» получило окон­чательный статус после выхода книги В.А. Плунгяна [2000: 208-220]. Это понятие впервые было обосновано на типологическом материале в статье [Comrie 1985], где оно называлось valence-decreasing и valence-increasing derivations. Впоследствии А.И. Коваль и Б.А. Нялибули употребляла в близком значении термин «актантно-значимые преобразования» [Коваль, Нялибули 1997], И.А. Мельчук - «контактные дериватемы» [1998: 377—378], А.А. Кибрик и М.Б. Бергельсон — «пропозициональная дерива­ция» [1991], Р. Диксон и А.Ю. Айхенвальд - «argument-determined con­structions» [Dixon, Aikhenvald 1997]. Работы по актантной деривации в рус­ском языке в рамках формального синтаксиса - [Babby, Brecht 1975; Babby 1983]. Большую популярность среди генеративистов приобрела тео­рия явлений актантной деривации - каузативов, аппликативов и версии в книге [Baker 1988]; книга специально написана так, чтобы ее могли чи­тать не только приверженцы порождающей грамматики; есть и еще более «популярное» краткое изложение этой теории в [Baker 1993].

Кроме упомянутого выше сборника под редакцией А.А. Холодови-ча и статьи Б. Комри, каузативам посвящены (полностью или частично) сборники [Shibatani (ed.) 1976; Comrie, Polinsky (eds.) 1993; Kulikov, Vater (eds.) 1998; Abraham, Kulikov (eds.) 1999]; обзор различных подходов к ка­узативу - [Куликов 1994]. Отметим также статьи [Comrie 19766; Gibson, Raposo 1986; Kulikov (в печати)]. О версии см. [Ломтатидзе 1976, Harris 1981; Aronson 1982; Бергельсон 1999]; об аппликативах и версии [Shibatani 1994; 1996].

Введение в морфологическую и отчасти синтаксическую проблема­тику диатез, залогов и актантной деривации см. в [Плунгян 2000].

КОММУНИКАТИВНЫЕ КАТЕГОРИИ

Коммуникативными называются значения, связанные со способом изложения передаваемой информации. Коммуникативные значения — не описание и не языковой ситуации, а инструкции говорящего адресату о том, как и в каком порядке обрабатывать содержание предложения в про­цессе его восприятия. Самыми известными в лингвистике коммуникатив­ными статусами являются тема (исходный пункт сообщения) и рема, т. е. сообщаемое (п. 1). Предложения, состоящие из одной ремы, называются тетическими, или коммуникативно нерасчлененными. Во многих языках основным показателем ремы является фразовый акцент, который при оп­ределенных условиях может означать, что не только слово — его носитель, но и включающая его группа является ремой (п. 2). Тема и рема чаще все­го, но не всегда, совпадают с данным и новым соответственно; данным называется часть предложения, которая передает информацию, активизи­рованную, по мнению говорящего, в сознании адресата в момент речи (п. 3). Коммуникативное значение выбора одного элемента из некоторо­го небольшого множества с противопоставлением его другим элементам называется контрастивностью. Выбор без противопоставления, часто при­меняемый в описательных текстах, называется сопоставительным выделе­нием (п. 4). В предложениях верификации ремой выступает не какая-то часть предложения, а истинностная оценка некоторого утверждения или сообщение о том, имеет ли место некоторая ситуация (п. 5). Эмфазой на­зывается особая неграмматическая коммуникативная категория, указыва­ющая на нарушение нормы (п. 6). В некоторых языках тема образует от­дельный член предложения, наряду с подлежащим, сказуемым и дополне­нием; такая синтаксическая единица называется топиком (п. 7). Комму­никативная категория эмпатии обозначает степень отождествления одно­го из участников обозначаемой ситуации с говорящим (п. 8).

В этой главе пойдет речь о значениях, строгое описа­ние которых всегда вызывало у лингвистов большие трудно­сти, хотя интуитивно они легко доступны пониманию. Эти значения содержат мало признаков обозначаемой ситуации, но они связаны со способом изложения, «упаковкой» сооб­щаемого материала. Выражая коммуникативные значения, говорящий стремится сделать свое сообщение максимально удобным для восприятия. Например, коммуникативными значениями различаются следующие два предложения (если они произнесены с фразовым акцентом, сопровождаемым понижающейся интонацией, на последнем слове):

(1) а. Сахар мы обнаружили на верхней полке. б. На верхней полке мы обнаружили сахар.

Предложения (1аб) обозначают одно и то же событие с одинаковым составом участников; они не отличаются ни по времени, ни по модальности. Различие только в том, что, произнося (1а), говорящий, скорее всего, предполагает, что внимание адресата привлечено к поискам сахара и что он в какой-то мере заинтересован узнать, обнаружен ли сахар, и если да, то в каком месте. Произнося (16), говорящий ско­рее исходит из другого предположения, а именно, что вни­мание адресата сосредоточено на обследовании полок: он готов услышать, что обнаружено на той или иной полке, но, по-видимому, не думает о сахаре.

Коммуникативные значения ставят исследователя струк­туры предложения перед сложной методологической пробле­мой. С одной стороны, лингвиста не может не радовать то, что язык эффективно выражает столь тонкие и одновременно су­щественные различия. С другой стороны, как их исследовать? Различия в обозначаемой ситуации выявить сравнительно лег­ко: например, предложения (1) невозможно употребить в том случае, когда найден не сахар, а соль, и это их свойство без труда поддается проверке. Но как без сложнейших психологи­ческих экспериментов определить, на каком элементе ситуа­ции, по мнению говорящего, сосредоточено внимание адреса­та, когда говорящий произносит (1а) или (16)? Это можно сде­лать, только поместив (1) в более широкий контекст. Напри­мер, (1а) уместнее в тексте, где речь идет о поисках сахара, а (16) — в тексте, в котором рассказывается об обследовании по­лок. У предложений (1аб) не будет того жесткого дополнитель­ного распределения по контекстам, с которым так удобно бы­вает работать исследователю грамматики, но тяготение к раз­ным типам контекстов здесь, бесспорно, имеется.

Коммуникативные значения образуют как бы второй слой семантики предложения, наряду с первым слоем, хара­ктеризующим внеязыковую ситуацию (притом, что этими двумя «слоями» семантика предложения не исчерпывается). В связи с этим часто говорят о двух аспектах предложения: 1) структурном, или «конструктивно-синтаксическом» [Распопов 1970: 31], или «номинативном» [Арутюнова 1972: 290—297], который в конечном счете отражает структуру обозначаемой ситуации, и 2) коммуникативном, или прагматическом, который отражает избранный говоря­щим способ изложения этой ситуации, «привязки» этого из­ложения к ситуации акта речи.

Коммуникативные значения выражаются не только синтаксическими средствами. Однако речевые отрезки, на которых определяются эти значения, редко являются мень­шими, чем синтаксические единицы — словосочетания (группы) и клаузы. Поэтому коммуникативные (или, как их еще называют, прагматические) значения — часть синтакси­чески выражаемой информации.

Много дебатировался вопрос о том, относятся ли коммуникатив­ные значения к языку или к речи, характеризуют ли они предложение или высказывание (напомним, что высказыванием называется пред­ложение, «привязанное» к конкретной речевой ситуации; иногда выска­зывание понимают более узко — как «предложение в аспекте его актуаль­ного членения» [Крылова и др. 1997: 681). Эта проблема не имеет обще­принятого решения. Относим ли мы коммуникативную информацию к предложению или к высказыванию, зависит от того, в рамках какой тео­рии, на каком уровне представления предложения, принятого в данной теории, и с помощью какого метаязыка записывается его структура. Пос­кольку коммуникативные значения прямо выражаются в грамматике -например, порядком слов в (1), - их целесообразно считать относящими­ся к предложению, а не к высказыванию и соответственно признавать, что в двух высказываниях, отличающихся только коммуникативными зна­чениями, представлены два разных предложения. Поэтому точней было бы говорить неокоммуникативных(т. е, относящихся непосредст­венно к высказыванию), а о коммуникативно ориентирован­ных значениях. Однако мы сохраняем традиционный термин как более привычный и краткий.

Коммуникативные значения образуют несколько одно­родных рядов, которые называются коммуникативными кате­гориями; в каждом из таких рядов выделяют два или более коммуникативных значения, или статуса. Выделим в (1) два таких статуса и дадим им предварительное название — «из­вестное» и «неизвестное»; в (1а) сахар будет «известным», а в (16) — «неизвестным».

Предположения говорящего о том, что происходит в момент речи в сознании адресата, не выражаются в предло­жении прямо, т. е. не образуют часть его значения. Напри­мер, предложение (1а)не означает, в частности, что 'го­ворящий полагает, что внимание адресата обращено на са­хар'. Такие предположения относительно адресата лишь подталкивают говорящего к принятию той или иной комму­никативной стратегии [Бергельсон, Кибрик 1987; Бергельсон 1998], т. е. к той или иной расстановке в предложении ком­муникативных статусов на основании обстоятельств ситуа-

ции речи. Например, исходя из того, что адресат не думает в момент речи о сахаре, говорящий может приписать соот­ветствующему слову статус «неизвестное». При восприятии предложения естественная стратегия заключается в том, что­бы «прикреплять» неизвестную информацию к известной. Адресат, получив в предложении (16) слово сахар, оформ­ленное как «неизвестное», отложит анализ этого слова и начнет с анализа «известной» части (На верхней полке мы об­наружили}, т. е. той информации, которая уже находится в сфере его внимания.

Коммуникативные статусы мы рассматриваем как эле­менты коммуникативного значения. Коммуникативное зна­чение — не описание внеязыковой ситуации, а инструк­ции говорящего адресату о том, как и в каком порядке об­рабатывать содержание предложения в процессе его воспри­ятия (2).

Выбор комму­никативной стратегии (обычно— из нескольких возможных)		Присваивание элементам предложения коммуника­тивных стату­сов		Инструкции, получаемые адресатом, по обработке ин­формации, со­держащейся в предложении
	*•

В одной и той же ситуации, в одном и том же контек­сте, с одними и теми же предположениями относительно ад­ресата говорящий нередко волен свободно выбирать из не­скольких коммуникативных стратегий и соответственно из нескольких конструкций, их выражающих. Например, пред­ложения (3) а. Много горя пришлось пережить ее матери; б. Ее матери пришлось пережить много горя; в. Много горя ее матери пришлось пережить; г. Ее матери много горя пришлось пережить допустимы в одних и тех же речевых ситуациях и на первый взгляд имеют одинаковое значение. Однако более тонкий анализ может показать, что коммуникативные стату­сы в предложениях (3) расставлены по-разному, в соответст­вии с несколькими коммуникативными стратегиями, равно доступными в одной и той же речевой ситуации. Эта особен­ность коммуникативных значений очень затрудняет их ис­следование.

Рассмотрим некоторые из коммуникативных катего­рий.

ЗАДАЧА IX-1 (автор В.М. Алпатов). Даны фразы на японском язы­ке (в русской транскрипции) и их переводы на русский язык:

1. Ватакуси-ва ёнда. Ватакуси-но то-ва дарэка-га татайта. Ватакуси-но тити-ra кита. Тити-ва нани-о ёнда ка? Тити-ва коно хон-о ён­да.

Я читал. Кто-то постучал в мою дверь. Пришел мой отец. Что прочитал отец? Отец прочитал эту книгу.

2. Коно хон-ва дарэ-ни атта ка? Ватакуси-но тити-ва дарэ-га мита ка? У кого была эта книга? Кто видел моего отца?

3. Сэнсэй-ни-ва тиисай ину-га атта. Коно ину-ва тори-о мита. То-ри-ва муги-о кугта. Сэнсэй-но ину-ва оокий ину-га мита. Оокий ину-ва тиисай ину-о отта.

У учителя была маленькая собака. Эта собака увидела птицу. Птица ела зерно. Собаку учителя увидела большая собака. Боль­шая собака погналась за маленькой собакой.

Определите, какая из двух фраз

Тори-ва найта

Тори-га найта

значит 'Птица пела', а какая - 'Пела птица'.

Переведите на японский язык следующие вопросы и ответьте на них по-японски:

Что было у птицы?

Кто погнался за моей птицей?

Чью книгу читал учитель?

1. Тема и рема

Руководствуясь интуицией, попробуем разделить неко­торые предложения на две части. Первая будет соответство­вать исходному пункту сообщения, тому, что не составляет для говорящего главного смысла и не выражает цели, с ко­торой предложение произнесено. Вторая часть будет выра­жать главный смысл и цель произнесения предложения. Первая часть предложения содержит то, о чем говорится в предложении и называется темой. Вторая часть представляет собой предмет сообщения, то, что говорится в предложе­нии, она называется ремой. Рема в большинстве языков ха­рактеризуется фразовым акцентом (знак *); в письменном

повествовательном тексте русского языка она обычно зани­мает позицию в конце предложения.

Тема Рема

(4) а. Иван выступает 'первым.

6. Первым выступает 'Иван.

Как и (1аб), предложения (4аб) обозначают одну и ту же внеязыковую ситуацию, однако уместны в разных ситуа­циях речи и предназначены для разных целей. Например, (4а) может отвечать на вопрос Когда выступает Иван¹?, а (46) может отвечать на вопрос Кто выступает первым?

Наряду с нейтральным порядком слов (5) а. Он приехал 'вчера, при котором тема предшествует акцентированной ре­ме, в русском языке наблюдается и так называемый экспрес­сивный (или эмфатический) порядок слов, или инверсия ре­мы, при котором акцентированная рема предшествует теме (или части темы): б. 'Вчера он приехал.

Рема Тема

(56) 'Вчера он приехал.

(6) 'Иванов фамилия заведующего

(7) 'Не получилось у нас разговора.

Экспрессивный порядок с ремой в начале в славянских языках часто передает «взволнованную окраску» [Матезиус 1967в (1947): 497], отличается «повышенной экспрессивно­стью или эмоциональностью» [Адамец 1966: 54]: (8) Желез­ная 'ограда ее окружает; две молодые 'елки посажены по обо­им ее концам; Евгений 'Базаров похоронен в этой могиле (Тур­генев, «Отцы и дети»)¹. Экспрессивный порядок более хара­ктерен для разговорной диалогической речи; в письменный язык он проникает как «стилистический сигнал» [Ковтунова 1976: 134], который создает художественную иллюзию раз­говорной речи, но переключения на настоящую разговорную речь при этом не происходит: (9) Я, мол, 'шубу вольному сшил, за неё в лагерную кассу тысячу 'рублей плочено, а ты, дурак, целый месяц 'баланы катаешь, за тебя и ста 'рублей в лагерь не попадёт (Солженицын, «Архипелаг Гулаг»).

Из приведенных примеров ясно, что порядок слов в русском языке, хотя и действительно свободен по отноше­нию к грамматическому членению (например, он не выра-

¹ Напомним (см. гл. II 4.1), что фразовый акцент обычно падает на послед­нее слово в группе.

жает, в отличие от английского или французского языков, отношения между членами предложения), несвободен по от­ношению к актуальному членению: возможности расстанов­ки статусов темы и ремы в одном и том же предложении ог­раничены. Более однозначно характеризуют тему и рему просодические характеристики предложения, — интонаци­онные схемы и фразовые акценты.

Членение предложения на тему и рему называют акту­альным членением², или, реже, — коммуникативной (или функциональной) перспективой предложения. Между темой и ремой нет функциональной симметрии: рема — обязатель­ный компонент предложения, который делает возможным его употребление в роли высказывания; лишенное ремы, предложение утрачивает смысл. Рема может функциониро­вать без темы (см. п. 2), но тема невозможна в отсутствие ре­мы. Рема всегда является частью предложения, его зачином или вступлением, но не может совпадать с целым предложе­нием. «Рема — это компонент коммуникативной структуры, который конституирует речевой акт сообще­ния. Соответственно, тема — его не-конституирующий ком­понент, противопоставленный реме. Рема — это абсолютное достояние предложения, потому что она формирует предло­жение как произведение речи с определенным коммуника­тивным заданием, а роль темы — относительна: тема несет ответственность за связь предложения с текстом и экстра­лингвистической реальностью» [Янко 1999: 30; см. также Янко 2001].

Обычно считается, что только повествовательные пред­ложения делятся на тему и рему, а к вопросительным и им­перативным предложениям обычные понятия актуального членения неприменимы. Тем не менее в вопросительном предложении также имеется конституирующий элемент, ко­торый соответствует цели вопроса — «неизвестное вопроса», и вспомогательный, невопросительный компонент — «из­вестное вопроса». Неконституирующая часть императива, которая не выражает цели императивного предложения, встречается гораздо реже, но все же встречается. Сравним следующие предложения:

² Этот термин, введенный представителями пражского лингвистического кружка (см, ниже), связан с понятием «актуализации» у Ш. Балли, которое означало отражение единицы языка в речи, отождествление понятия «с ре­альным представлением говорящего субъекта» [1955 (1950): 87].

(Ю)

Неконституирующая часть Конституирующая часть а. Студентов первого курса включили в 'список: б. Студентов первого курса * ВКЛЮЧИЛИ в список? (предполагаемые ответы: Да, включили; Нет, не включили); в. Студентов первого курса 'включи в список!

Традиционно только (10а) принято делить на тему и рему, однако очевиден параллелизм внутренней структуры всех трех предложений. «Конституирующая» и «неконститу­ирующая»- части предложения — более общие понятия, чем тема и рема [Янко 1999: 34]. «Элемент Е является темой предложения S, если, используя S, говорящий намеревается увеличить знание адресата о Е, запросить о нем информа­цию или каким-то другим образом побудить адресата дейст­вовать в отношении Е» [Gundel 1988: 210].

Сходство темы с другими неконституирующими компо­нентами подтверждается данными японского языка [Backhouse 1993: 132], где показатель темы ва присоединяется не только к теме повествовательного предложения (Па), но и к неконституирующим составляющим вопросительных и им­перативных предложений — он выделяет не-вопросительную (116) и не-императивную (11в) составляющие: (11) а. Коно хи-то-ва каэтта 'Этот человек(-ТЕМА) вернулся'; б. Конохито- ва дарэ? 'Этот человек(-ТЕМА) кто?'; в. Асагохан-ва ку:ракара тоттэкурэ! ' Завтрак(-ТЕМА) из.холодильника возьми!'.

Изучение коммуникативных категорий началось в лингвистике приблизительно со второй половины XIX в. Идея о том, что в предложе­нии «поверх» грамматической структуры наблюдается также членение на психологические единицы, например, на «психологическое подлежащее» и «психологическое сказуемое», встречалась уже у младограмматиков [Па­уль 1960: 339] и представителей русской формальной школы (Ф.Ф. Фор­тунатова и А.М. Пешковского). Они полагали, что «психологическое чле­нение» относится не к предложению, а к «психологическому суждению» и поэтому не является грамматическим. То, что актуальное членение предложения представляет собой лингвистический факт, было выяснено в XX в. Лидер пражского лингвистического кружка, чешский лингвист В. Матезиус, развивая некоторые идеи А. Вейля [Wei! 1844], показал, что правила порядка слов в славянских языках невозможно сформулировать, не обращаясь к категориям актуального членения³.

Точно так же, как нельзя считать, что вне грамматики находятся факторы порядка слов в германских и романских языках, нельзя считать, что эти факторы в славянских языках не относятся к грамматике и отра­жают структуру «психологического суждения». Как писал Матезиус, «от­ношение между актуальным и формальным членением предложения - од­но из самых характернейших явлений в каждом языке» [19676 (1947): 240]. Пражские лингвисты убедились в иллюзорности «свободного порядка слов», например в латыни или в славянских языках. Этот принципиаль­ный вывод сохраняет свое значение до сих пор, хотя сейчас мы знаем, что порядок слов в русском языке определяется не темой и ремой, а скорее типом текста (например, диалогическим или повествовательным) и други­ми коммуникативными категориями, о которых см. ниже.

Много позже Д. Пейн, один из авторитетных современных функ­ционалистов и автор исследования о порядке слов в языке папаго, или о'одхам (юто-ацтекская семья, Сев. Америка), в котором наблюдается схе­ма «неопределенное — глагол — определенное», остроумно заметила, что «если бы первыми лингвистами были носители о'одхам и если бы они бы­ли склонны считать, что все возможные языки действуют на основе тех же соответствий между функциями и структурами, что и их родной язык, то английский рассматривался бы как язык со «свободным» порядком слов» [Раупе 1992: 162; цит. по Кибрик А. А., Плунгян 1997: 329].

Значительный вклад в изучение актуального членения внесли чеш­ские лингвисты Ф. Данеш [Dane§ 1959; 1970; 1974; 1986], Я. Фирбас [Firbas 1964; 1974; 1992], П. Адамец [19661, П. Сгалл и Е. Хаичова [1980; Haji5ov£, Sgall 1987; Hajicova’ 1994]; см. также [Vachek (ed.) 1983; Sgall et al. 1986; Luelsdorff (ed.) 1994].

Деление на тему и рему может включать несколько ие­рархических уровней. Как отметила ВА. Белошапкова, в предложении (12) Тонкие стволы берез белели редко и отчет­ливо выделяется первая рема белели редко и отчетливо, но и сама она делится на две коммуникативно контрастирующие части: белели — вторичная тема и редко и отчетливо — вто­ричная рема [Белошапкова 1977: 147; Ковтунова 1976: 53]:

(12) Тонкие стволы берез белели редко и отчетливо

их счастья I ____I

(13) Атаковать с ходу противник не решился

(14) Бурные исторические события их счастья не омрачили

ТЕМА

РЕМА

РЕМА

ТЕМА

3 В. Матезиус называл их «основа» (= «исходный пункт») и «ядро», однако впоследствии утвердились термины «тема» и «рема».

Не только рема, но и тема может включать в себя пару вторичных статусов темы и ремы:

(15) Я могу дать вам гораздо лучший совет совершенно бесплатно

РЕМА

ТЕМА

ТЕМА

РЕМА

Другой случай, когда бинарное деление на тему и рему оказывается недостаточным, представляет суперпозиция ремы [Янко 1999: 48] - особая коммуникативная стратегия, при которой в предложении оказывается две ремы и соответст­венно два сообщения. «При такой изысканной стратегии до­стигается особая коммуникативная напряженность... Это су­губо литературная стратегия письменного текста, специаль­но предназначенного для чтения вслух» [там же], например, в телевизионных новостях: Новые волнения \ вспыхнули вчера на улицах филиппинской столицы \; Новые данные о раскры­тых и предотвращенных преступлениях \ представил сегодня на пресс-конференции представитель областного управления МВД \ (знаком \ отмечается понижающаяся интонация - ос­новной маркер ремы в русском языке (ИК-1, т. е. «1-ая ин­тонационная конструкция» по классификации Е. А. Брызгуновой [1980]).

Особым способом выражения темы и ремы является расщепление предложения, или клефт (англ, cleft(ing)). Клефт - специфическая разновидность сложноподчиненных предложений, в которых собственно главная часть целиком относится к реме, а зависимая клауза — к теме. При этом в клефте зависимая клауза может располагаться в конце (16), или наоборот, в начале (17); иногда эти случаи терминологи­чески разграничивают и клефтом называют только первый случай, а второй случай - псевдоклефтом (англ, pseudocleft). В английском языке расщепленной конструкцией является, на­пример, (16) // is John who speaks (клефт) 'Это Джон говорит', букв, «...который говорит» и (17) The one who speaks is John (псевдоклефт) Тот, кто говорит, - Джон*. В русском языке клефт применяется реже: Что касается меня, то я ухожу.

Дата добавления: 2015-07-02