В чем же должен состоять этот проект? 4 страница

Западная Европа была благоприятной почвой для принятия завещанных Константинополем, выработан­ных же Древней Грецией пауки и искусства. Запад­ная Европа даже по географическому положению, по своему горизонтальному и вертикальному очертаниям составляет подобие Греческого полуострова, этой Ма­лой Европы. Как Греческий полуостров можно назвать Парнасским по тому значению, которое во всех отно­шениях Парнас имел для Греции, так π Западную (Большую) Европу можно бы было назвать Аль­пийским полуостровом; как Греция была страною художников, страною художественного язычества, и коей художество имело священное значение, так Запад­ная Европа — страна ремесленников, промышленного идолопоклонства, где художество, заимствованное у гре­ков, для самого народа было лишено священного, рели­гиозного значения. Хотя Парнас, по-видимому, был го­рою соединения для Греции, а Альпы служили только к раздвоению, но рознь составляет народную, отличи­тельную черту той и другой страны, так что даже вся история Запада представляется как бы повторением истории Греции.

Греческий полуостров можно назвать Парнасским по центральному положению Парнаса, замеченному географами (Страбон) и выраженному в известной ле­генде об «орлах»; с Парнасом связано предание о пред­ках эллинского народа, Эллене и его брате, в котором олицетворены первые союзы греков (амфиктионии); идеально Греция была союзом племен потомков Элле­на для защиты общего святилища (могилы предка?), а на деле Греция была не соединением, а рознью (для Европы Парнасом мог бы быть Памир). На Парнасе был оракул (без советов с коим не начиналось ни одно предприятие и особенно основание колоний) и Дель­фийский храм, который, судя по описанию Павзания, был центральным священным музеем всей Греции, скульптурным и картинным (Лесхэ) ³⁷; в изречениях же мудрецов и сама философия имела своих предста­вителей в Дельфийском храме Афины. На Парнасе бы­ло место Пифийских игр, которые состояли преиму­щественно в поэтических состязаниях, почему Парнас и представлялся обителью муз; в Дельфах на Парна­се заседали Амфиктионии, этот, по выражению Цице­рона, «общий совет Греции», или эти «первые миры Божий». Принятие Филиппа Македонского в члены Амфиктионии было концом Греции, а последний совет оракула («знай себя только») уничтожил все прежние благие советы. Альпийский полуостров, Западная Евро­па, покрыт весь горами умеренной, средней высоты; уступая живописности и красоте Греции, он вместе с тем, так же как и она, лишен величия, и ничего свя­щенного в нем не имеется для Европы. Альпы — это гульбище, ставшее алтарем естественной (т. е. самой искусственной) религии и получившее значение как резиденция творца ее — Руссо. Кроме общих Альп каждая страна в Европе имеет свои Альпы, свою Швей­царию, тоже красивую, но без всякого величия. Альпий­ский полуостров — страна не художников, а мастеро­вых, это, можно сказать, полуостров сирен, как Парнас­ский — полуостров муз. Альпийский полуостров проре­зан Рейнско-Дунайскою линией, путем, который может быть назван Византийскою или Царьградскою дорогою,

а вместе с тем эта дорога служит пограничною чертою двухплеменного полуострова, альпийского — по физи­ческому устройству и романо-германского — по племен­ному составу, и только в движении по этому пути полу­остров розни может достигнуть единства. Иод защи­тою Альп лежат Дельфы Европейского, или Альпий­ского, полуострова — это Рим с его оракулом, который вводит «мир Божий» в варварскую Европу, направляя колонизацию восточную (крестовые походы), а отчасти il западную, обходную. Альпийский полуостров потому и есть Альпийский, что Альпы служили оплотом для оракула, руководившего судьбами этого полуострова. Король священной области, в которой находится Рим, подобно древним фокейцам, боровшимся с Дельфами, лишил этот оракул светского достояния. Освобождение от папского оракула, который не может быть заменен политическим равновесием, было началом распадения. Лютер, перенеся оракул из Рима в. разум человека, по­ложил начало падению. В своей оппозиции римскому оракулу он опирался, вначале по крайней мере, на Царьград, по не повел по Царьградской дороге. Распа­дение на католицизм и протестантизм есть следствие отделения от центра, от Константинополя, а правосла­вие есть сокрушепие о разделении, печалованне. Ислам осуществил образ Мессии в иудейском смысле, но оста­ется вопросом, кому будет принадлежать окончательное торжество: Мессии ли в иудейско-магометанском смыс­ле или христианскому Мессии.

История Парнасского полуострова, как и Альпий­ского (т. е. Западной Европы), может быть разделена на средневековую и новую.

Средневековая история Греции есть эпоха созида­пия, единства, что выражено в мифе об Эллене, Ам­фиктионе и Ифите, установителе Олимпийских нгр^37а. Новая история начинается с морских открытий, коло­низации, развития торговли, тимократических, или бур­жуазных, конституций, какова уже и Солонова; это и

есть история падения. Сознание падения есть филосо­фия (хотя она и не признавала этого), как сознание смертности есть религия, хотя религия со смертностью признавала и бессмертие, или воскрешение. Вытекаю­щие из сознания падения светские, искусственные по­стройки общества недолговечны и потому именно, что в них забыта смертность. Сократ, хотя и действовав­ший именем Дельфийского бога, тем не менее перенес оракул с Парнаса в сознание, в личное мнение каж­дого (в знаменитом «познай себя», т. е. знай только себя); и вместе с таким перенесением с Парнасских высот оракула, объединявшего греков, руководившего их действиями, греки достигли полной свободы, т. е. Греция разрушилась. Когда всемирную историю назы­вают естественною наукою, то и нужно рассматривать ее как развитие и как, если можно так выразиться, свитие в виде исторического года или суток; но не только не следует придавать такому ходу безусловного значения обязательности и на будущее время значения: вечного, фатального; напротив, для существа, сознаю­щего в себе стремление к свободе, обязательно осво­бождаться от рокового, извне определяемого движения. Признавая отличительною чертою новой истории паде­ние, мы не считаем его, как и смертность вообще, не­избежным, безусловным законом, а законом только при данных условиях, который перестанет быть тако­вым, когда условия будут изменены. Падение и смерт­ность объясняются недостатком условий поддержания и восстановления. Всякое тело упадет, если не будет поддержано, всякое здание разрушится, если не будет обновляема. Новые государства поставили целью благо­состояние, а не прочное существование; откуда же взя­лась бы эта прочность, если она не имелась в виду при изменении, преобразовании средневековых госу­дарств в новые. Трудность представляется не в объяс­нении периода замирания, соответствующего ночи и зиме, пе в том, почему древний мир рушился,—распа­дение па враждебные сословия, угнетение одного дру­гим, причем угнетаемое желает иноземного нашествия, даже призывает ею, внешние же враги (среднеазиат­ские варвары) пользуются такими приглашениями,— падение при таких условиях древнего мира легко по­нять; требует объяснения только то, почему разруше­ние это было неполное. Спасителем древнего мира от окончательного разрушения явилось христианство. Бо­рясь, разрушая язычество, оно строилось из развалин его и тем его сохранило. Так сохранилось искусство, знание; христианство сохранило даже то, что противо­речило ему (в Оригепе, напр., сохранился Цельз, Cont­ra Celsum) ^3ö. С другой стороны, христианство станови­лось между распадавшимися сословиями (рабами и свободными), между эллинами и варварами. Теперь можно спросить, почему же христианство не спасло мир вполне? Потому, конечно, что оно не было и усво­ено вполне, надлежащим образом. И пока степь не об­ратилась в поле, кочевники в земледельцев, пока не будут все объединены в общей цели, до тех пор одна часть, одно сословие, будет обращать другую часть, другое сословие, в орудие, и возникающая отсюда борь­ба будет прекращать умственную работу на время или же прекратит ее и навсегда, т. е. будут замирания, мо­жет быть, даже наступит и смерть. Нельзя, однако, не сказать, что христианство не только не все сохранило, но многое и разрушило; а между тем разрушение, оче­видно, дело не только не христианское, а вполне про­тивохристианское, и разрушения, совершаемые хри­стианством, свидетельствуют, что само оно, как зто уже и сказано, не вполне было усвоено теми, которые носили его имя. Из сравнения Западной Европы исто­рически и географически с Грецией), из сравпения двух городских цивилизационных полуостровов, вытекает необходимо, что и Западная Европа ни географически, ни исторически не может быть смешиваема со всемир­ною историею, которая, строго говоря, еще не начина­лась. Но этого мало; в том подобии, сходстве, которое оказывается в истории Западной Европы с историею греческою, классическою, и заключается псевдокласси­цизм, ибо Западная Европа повторила все ошибки древнего мира; опа жила тем, что в древнем мире уже признано было несостоятельным. Она падение приняла за юность, закат — за восход. Сравнение Западной Ев­ропы с Элладою было бы совершенно бесплодным, если бы из него не открывалось то, что ожидает Западную Европу в будущем, т. е. что ей нужно делать для свое­го спасения; нужно же ей признать своим центром Константинополь и мирное его освобождение. Если в Африке единство превращается в деспотизм, то в За­падной Европе свобода становится розпыо, ибо если

Дата добавления: 2015-07-02