Иго Канта

Признавая разумные существа лишь в отдельпости и бездеятельности, Кант обрекает их па вечную огра­ниченность не только по пространству, но и по вре­мени, в космосе, который если и имеет пределы в про­странстве и времени, то лишь по отсутствию в нем (активной) разумности, то есть разумные существа ограничены по отсутствию в них деятельности, иначе сказать — силы, а космос — по отсутствию в нем ра­зума. Кант отделял психологию от космологии, то есть души от сил, что и верно фактически (при суще­ствующем положении); по иреклопение перед фактом и есть великий порок! Между тем космос нуждается в разуме для того, чтобы быть космосом, а не хаосом, каким он (пока) есть; разумные же существа нужда­ются в силе. Космос (каков он есть, но не каковым он должен быть) есть сила без разума, а человек есть

(пока) разум без силы. Но как же разум может стать силой, а сила — разумом? Сила станет разумной, когда знание, когда разум станет управлять ею. Стало быть, все зависит от человека... Наступление совершенноле­тия, открывающее для человеческого рода в его сово­купности безграничное поприще, несмотря на все свое величие и на всю привлекательность, встречается ин­теллигентным классом с тупым равнодушием, не вы­зывает ни малейшего подъема в отживающем, глубоко падшем «ученом» сословии. Гнет каптовой критики тяготеет над нами. Кант — представитель старости, пе­реходящей в младенчество. Хотя оп и восхищается не­беспым сводом, но доступ в него закрывает челове­ческому роду. Восхищается он и пустым, лишенным всякого содержания долгом; но он истинный враг про­стора и шири. Ему, философу безнадежности и отчая­ния, всюду мерещатся грани и пределы, которые он и налагает на все области жизни, на мысль и на деятель­ность. Освободится ли Запад от ига «критики» Канта?..

Кант — враг дела вообще и общего дела в особен­ности; он хочет всех связать, все стеснить, поставить в узкие пределы. Религию он заключил в узкую тюрь­му, так что она стала бездельем, обратилась во что-то лишь мысленное, мнимое, то есть в ничто. В нравст­венности он не разглядел великого общего дела; обра­тил ее в делишки вроде вопроса: «Позволительно ли принимать приглашение на неумеренность?» ⁵... В зна­нии, не постигая единения, он всю науку опытную обратил в рабыню индустриализма, производящего предметы вражды, разъединения; не допускал даже предположения о возможности превращения науки в опыт всеобщий. Не зная внутреннего объединения, на взаимозпашш основанного, он думал, что производство мануфактурных игрушек может до того соединить лю­дей, что они и воевать не станут.

Но самое великое зло, им причиненное, есть раз­двоение разума, то есть признание этого раздвоения за вечное, неустранимое. Разум познающий обречен им на незнание, а разум практический — на действия в одиночку, то есть ограничен в своей активности од­ними личными делишками, безделицами. Первому не­достает истины, второму — блага.

Между тем антиномия практического разума есть не догмат, а лишь вопрос, вопрос о двух убийствах, откуда и истекает долг возвращения жизни. С разре­шением же антиномии практического разума (испол­нением этого долга) разрешаются и все четыре анти­номии разума теоретического, или рассудка.

Первая, самая существенная из них и осповная, есть 3-я антиномия (по счету Канта) ⁶. Отвлеченно, то есть «по-ученому» поставленный, это вопрос о при­чинах; конкретно, по-людскому, по-народному, жиз­ненному, это вопрос о родителях; или еще: отвлечен­но — это вопрос о явлениях, а конкретно — о сынах и дочерях. Связь явлений, существ рожденных, живущих с родителями, с отживающими или уже умершими, раскрывается, доказывается обращением рождения в воссоздание. Сыны и дочери, как явления преходящие, могут познать свои причины, то есть своих родителей, лишь делом воссоздания, через что и сами делаются непреходящими, бессмертными. Явления не только но­сят в себе и на себе образы причин, их произведших, но эти образы по мере усиления (роста) их носителей и по мере ослабления, умирания оригиналов стано­вятся проектами восстановления, воссоздания. Все соз­данные достигают объективности, явления становятся сущностями, сознающими себя субъектами, самих себя созидающими, в себе носящими все условия существо­вания (конечно, лишь в своей совокупности) тогда, когда они становятся участниками в деле воскреше­ния, то есть братьями. Ряд воскрешений, достигая до перворожденных и первоумерших, достигает и до не­рожденного и неумирающего. Нет смерти вечной, а устранение смерти временной — наше дело и наша за­дача, задача разума теоретического и практического, как единого, нераздельного.

Разрешение 4-й антиномии является естественным следствием разрешения предшествующей, 3-й. 4-я ан­тиномия ⁷раскрывает отвлеченно противоречие необхо­димости, а конкретно, жизненно — рабства (существ чувствующих и сознающих), или господства над ними силы бесчувственной и бессознательной, и свободы в жизни (реальной), свободы, соответствующего коей особого термина не имеется в мире отвлеченном, ибо так называемая «идеальная» свобода не дает господ­ства над (реальной) бездушной силой. Человек, во­преки Руссо, рождается рабом и будет носить цепи, пока все, как сознательные исполнители воли Божест­венного Разума, обращая даровое в трудовое, в благо­приобретенное и искупивши грех невольного вытесне­ния родителей воссозданием их, не станут виновниками бытия или пакибытия своих родителей и самостоятель­ными причинами и своего собственного, обновленного бытия.

1-я антиномия, ставящая вопрос о том, имеет ли мир предел в пространстве и конец во времени, разре­шается делом воскрещения. Сыны воскрешающие и родители воскрешенные, полному обновлению бытия своих чад содействующие, те и другие, обратившие всепожирающую силу времени в воссоединяющую,— те и другие не могут иметь конца во времени. А так как они же становятся, в полноте знания, силы и любви, руководителями, регуляторами природы, то они спасают и мир от конца во времени. Вечность не изме­ряется временем... Сухой позитивизм и черствый кри­тицизм знают, только предыдущее и последующее в их разрозненности и даже враждебности. Только святей­шее дело, воскрешение, движимое всех объемлющею, родственною любовью, соединяет и объединяет преды­дущее с последующим и, даруя тому и другому бес­смертие, превращает умирающее Прошлое и рождаю­щееся Будущее в непрерывно живущее, неумирающее Настоящее.

Дата добавления: 2015-07-02