Кантнзм как сущность германизма

О двух «Критиках»: городской, мещанской, и сельской, крестьянской

Вся «Критика» Канта, отразившая в себе предрас­судки одного из городских сословий, осужденного на мышление без действия, не испытывающего гнета при­роды, удаляющего от себя все, напоминающее о смерти, может быть выражена следующим образом.

...Городская «Критика», мещанская, с презрением относящаяся к селу, не испытывающая в лице своих представителей гнета природы, живущая гражданскою, а не родовою жизнью, берет природу во всей ее без­душной мощи и ставит против нее разумные существа в их неродственной чуждости, отдельности или розни из-за городских мелочей и дрязг, носящих громкое имя политических и социальных вопросов, и в их бездея­тельности и разъединении как в знании, так и в деле против ига слепой природы. Подчинение этому игу фа­тально действующей силы и является причиною бес­силия людей, их ограниченности в пространстве по­средством прикрепления к земле, об освобождении от какового и об открытии путей в небесные миры город­ской человек и мечтать не смеет. Та же причина, то же рабство создает и ограниченность во времени бла­годаря нашей смертности, о переходе от коей к жизни

(бессмертной) так же мало думает горожанин, как и о переходе от земли на небо. Ограниченность в прост­ранстве препятствует повсеместному действию разум­ных существ на все миры вселенной, а ограниченность во времени, смертность,— одновременному действию поколений разумных существ на всю вселенную. Кант, не вникнув в причины, делающие людей бессильными против слепой силы, как подлинно городской мысли­тель, объявляет их безусловно неспособными не только к управлению, но даже и к восприятию мира в его целости, что, конечно, и невозможно без управления.

Кантизм есть сущность германизма, а если контизм считать за сущность галликанизма, то в победе Герма­нии над Францией можно видеть победу Иммануила Канта над Огюстом Контом, или критицизма над пози­тивизмом. Победить же Германию — значит победить Канта.

Вот уже сто лет (1804—1904), как Германия си­лится переступить за пределы, поставленные немец­кому разуму Кантом, но безуспешно. Удивительным фактом надо признать уже и тот, что явился философ, сделавший любимым своим занятием постановку всему препон, свободный мыслитель, пожелавший стать тю­ремщиком. Крайний догматик в проведении границ, фанатик узости, доведенной до пошлости, он связывает человека по рукам и ногам.

Правда, еще при жизни Капта у пего явились про­тивники, переходившие за стены, возведенные этим стражем ограничений; но, проблуждав некоторое вре­мя, освободившиеся было снова возвращались в старую тюрьму: от блужданий в поисках истины и от заблуж­дений относительно ее они возвращались к ее отрица­нию. По мере роста престижа немецкой философии царство Канта начало распространяться на всю Запад­ную Европу и даже на Россию.

Но в Канте Европа имеет и свою хиллесову пяту; стены будто бы неразрушимой философской тюрьмы — стены скудельные, даже бумажные; а, что всего важ­нее, для побед над Германией нужна не война, а, на­против, мирное соединение. Только нравственность, ко всем людям относящаяся, ко всем в их совокупности, а не в отдельности, заключает в себе опровержение и теории, и практики кантизма.

О пределах из «вне» и из «внутри»

Как сознательные исполнители воли Божествен­ного Разума, обращая рожденное в воссозданное, т. е. в самих себе уже нося причину своей жизни, люди не могут быть рабами слепой силы. Существование их уже не может иметь, как это следовало по 1-й антино­мии (Канта) ⁸, предела ни в пространстве, ни во вре­мени. В способности воссоздания заключается возмож­ность последовательного существования везде и одно­временного бытия со всеми поколениями всегда. Все рожденные существа в их совокупности, управляя всеми мирами вселенной в ее целости, относясь к Богу как к отцу и будучи Его подобием как Творца, не имеют никого; кто бы ставил им пределы из «вне».

2-я же антиномия⁹ставит вопрос о пределе деле­ния, дробления или разложения внутри, т. е. вопрос о том, есть ли или пет границы делению и разложению в слепой природе? Вопрос этот, как и все другие, не­разрешимый для пассивного, теоретического разума, когда станет делом практического разума сынов чело­веческих, превратит разложение в воссоздание, сло­жение и деление обратит в дело жизни, а не смерти. Все, нося источник деления, изменения жизни в себе самих (в своей воле и в своем разуме), станут сами неразложимыми, бессмертными. Сыны и дочери, став­шие виновниками пакибытия своих родителей, не только не будут лишь эфемерными явлениями, то есть смертными,— они будут уже сущностями, не только сознающими себя, то есть субъектами, но и носящими в себе проекты воссоздания своих родителей, проекты, которые они, воскрешая родителей, обращают в объекты.

Вопрос о кончине мира, вселенной, очевидно, за­висит от того, достигнет ли природа, исполняя волю Творца, самосознания и самоуправления или же не достигнет? В последнем случае последует падение, кончина.

Разделение извне, внешнею бессознательною силою производимое, есть разложение и смерть. Воссоедине­ние разложенного, сознательно производимое, есть воскрешение. Изменения, сознательно производимые волею и знанием с возможностью восстановления,— это жизнь и бессмертие.

Дата добавления: 2015-07-02