Психология оптимального переживания 12 страница

Таким образом, хотя поток неизменно включает в себя нервно-мышечные состав­ляющие с одной стороны и волю, разум и чуство — с другой, имеет смысл выделить особый класс занятий, приносящих радость именно благодаря тому, что они упорядочи­вают сознание непосредственно, а не через телесные ощущения. Эти виды деятельности имеют символическую природу, поскольку для достижения этого эффекта упорядочива­ния они опираются на обыденный язык, мате­матику или другие абстрактные знаковые си­стемы вроде языков программирования. Сим­волическая система подобна игре, она создаёт особую реальность, свой мир, в котором мож­но совершать действия, допустимые в этом мире, но не имеющие большого смысла вне его. В символической системе «действие», как правило, сводится к умственным операциям с понятиями.

Чтобы получать радость от интеллекту­альных занятий, необходимы те же условия, что и в случае физической активности. Нуж­но обладать умениями в данной символиче­ской области; должны существовать опреде­лённые правила, цель и обратная связь. Важ- на также способность концентрации и соот­ветствие сложности задач имеющемуся уров­ню возможностей.

В действительности достичь такого упоря­доченного состояния разума труднее, чем мо­жет показаться. Вопреки привычным стерео­типам нормальным состоянием сознания яв­ляется хаос. Без должной тренировки и при отсутствии требующего внимания внешнего объекта люди не могут сохранять сосредо­точенность более нескольких минут подряд. Когда внимание структурируется внешними стимулами, например, показываемым филь­мом или сложной ситуацией на дороге, кон­центрироваться относительно легко. То же самое происходит, когда мы читаем увлека­тельную книгу, однако уже через несколько страниц большинство людей начинает отвле­каться. Их сознание отклоняется от сюжета, и если они хотят продолжать чтение, им при­ходится сделать усилие, чтобы снова сосредо­точиться на книге.

Обычно мы не замечаем, сколь мало мы контролируем собственный разум, потому что направление психической энергии зада­ётся привычками, и происходит это настоль­ко гладко, что мысли как будто текут сами собой. Каждое утро по звуку будильника мы приходим в сознание, идём в ванную, чистим зубы. Предписанные культурой социальные роли формируют рамки нашего поведения, и мы обычно ставим себя на «автопилот», на ко­тором можно продержаться до вечера, когда можно будет снова лечь спать и отключить­ся. Но в одиночестве, без необходимости кон­центрировать внимание, мы обнаруживаем, что сознание начинает погружаться в хаос. Предоставленное самому себе, оно, как пра­вило, переключает внимание случайным об­разом, задерживаясь на неприятных или тре­вожных мыслях. Если человек не умеет про­извольно упорядочивать сознание, внимание неминуемо остановится на какой-нибудь му­чающей его проблеме, на реальной или во­ображаемой боли, недавно случившихся или давно тянущихся неприятностях. В энтропии нет ничего радостного или полезного, однако она представляет собой естественное состоя­ние сознания.

Чтобы избежать его, люди стремятся за­нять свой ум любой доступной информацией, лишь бы она отвлекла их внимание от обра­щения внутрь себя и фиксации на неприят­ных мыслях. Именно поэтому огромное ко­личество времени проводится перед телеви­зором, хотя это занятие редко приносит ра­дость. По сравнению с другими источниками стимулов — такими как чтение, общение или какое-нибудь хобби, — телевидение практиче­ски не требует вложений психической энер­гии и непрерывно поставляет структурирую­щую внимание зрителя информацию. Перед экраном телевизора человек может не опа­саться, что его свободно дрейфующее созна­ние задержится на каких-нибудь болезнен­ных проблемах. Вполне понятно, что подоб­ная стратегия преодоления психической эн­тропии быстро входит в привычку и может приобрести характер зависимости.

Гораздо лучший способ борьбы с хаосом в сознании заключается в том, чтобы само­стоятельно контролировать свои психические процессы, а не отдавать эту власть внеш­нему источнику стимулов, такому как теле­видение. Однако занятия, позволяющие это­го достичь, требуют практики, а также ха­рактерных для потоковой деятельности це­лей и правил. К примеру, одним из простей­ших способов структурирования сознания яв­ляются мечты и фантазии в форме проиг­рывания в уме какой-нибудь последователь­ности событий. Однако многие люди оказы­ваются не способны даже к этому. Джером Сингер, психолог из Йельского университе­та, занимающийся исследованиями способно­сти мечтать и мыслительных образов больше, чем кто-либо, обнаружил, что многие дети так и не научаются использовать своё вообра­жение. Мечты позволяют не только восстано­вить душевное равновесие за счёт воображае­мой компенсации не столь благополучной ре­альности — например, смягчить фрустрацию и агрессию в чей-то адрес, вообразив обидчи­ка наказанным, — но и в процессе мыслен­ного «проигрывания» разных вариантов най­ти оптимальную стратегию поведения в той или иной ситуации, увидеть новые альтер­нативы, обнаружить не заметные на первый взгляд последствия. Это помогает детям (и взрослым) повысить сложность своего созна­ния. И, конечно, при умелом использовании фантазии может приносить много радости.

Анализируя условия, способствующие упорядочиванию сознания, мы прежде всего обратим внимание на важнейшую роль в этом памяти, а затем на то, как достигать состояния потока с помощью слов. Затем мы рассмотрим три символические системы, которые, если знать их правила, могут до­ставлять немало удовольствия. Речь пойдёт об истории, науке и философии. Можно было бы упомянуть и многие другие области знания, но три перечисленные представляют собой наиболее удобные примеры, и любая из этих умственных «игр» доступна каждому, кто захочет ей научиться.

«Матерь познания»

Древние греки отождествляли память с богиней Мнемозиной, считавшейся матерью девяти муз, прародительницей всех искусств и наук. И это не случайно. Память является одной из древнейших психических функций, лежащей в основе всех прочих умственных процессов. Если бы человек был лишён спо­собности запоминать, он не мог бы следовать никаким правилам, без чего другие менталь­ные операции не были бы возможны. Не бы­ло бы ни логики, ни поэзии, и каждому поко­лению приходилось бы заново открывать за­чатки наук. Первостепенное значение памяти становится очевидным, если мы посмотрим на историю человеческого рода. До изобрете­ния письменности все знания хранились в па­мяти и передавались от человека к человеку. То же относится и к истории отдельного ин­дивида. Лишённый памяти человек оказыва­ется отрезанным от своего прошлого опыта и не может построить структуры, вносящие по­рядок в сознание. Как сказал Бунюэль, «без памяти нет жизни... Наша память — это на­ша связность, наш разум, чуства, даже наши действия. Без неё мы — ничто».

Все формы умственной потоковой дея­тельности прямо или косвенно зависят от па­мяти. Обратившись к истории, можно видеть, что старейшим способом организации инфор­мации было припоминание своих предков, ро­дословной, помогавшей человеку обрести своё место в племени или семье. Не случайно в

Ветхом Завете, особенно в самых первых его книгах, содержится так много генеалогиче­ской информации (например, Бытие 10: 26­29: «Иоктан родил Алмодада, Шалефа, Ха- цармавефа, Иераха, Гадорама, Узала, Дик- лу, Овала, Авимила, Шеву, Офира, Хавилу и Иоавава...»). Знание своих корней, своего происхождения было главной предпосылкой создания социального порядка, когда не су­ществовало других оснований. В культурах, не знающих письменности, перечисление по памяти имён предков и сегодня не утрачи­вает важности и приносит большое удоволь­ствие тем, кто умеет это делать. Припомина­ние само по себе всегда приятно, поскольку предполагает достижение цели и вносит упо­рядоченность в сознание. Всем нам знаком краткий миг удовлетворения, испытываемо­го в момент, когда мы вспоминаем, куда по­ложили ключи от машины или другой вре­менно потерянный предмет. Хранение в па­мяти длинного списка предков, уходящего на десяток поколений в прошлое, особенно ра­достно потому, что так человек удовлетворя­ет потребность найти своё место в несконча­емом жизненном потоке. Вспоминание ушед­ших родственников помещает его в цепь, на­чавшуюся в таинственном прошлом и ухо­дящую в непостижимое будущее. Несмотря на то что в нашей культуре знание генеало­гии утратило практическую значимость, лю­ди по-прежнему получают удовольствие от мыслей и разговоров о своих корнях.

Наши предки были вынуждены доверять памяти не только знание о собственном про­исхождении, но и множество других фактов, от которых зависело их выживание. Перечни съедобных плодов и растений, советы по лече­нию, правила поведения, порядок наследова­ния, законы, географические знания, зачат­ки технологии и житейская мудрость — всё это передавалось в легко запоминаемой фор­ме стихов. Вплоть до изобретения печатного станка 500 лет назад большая часть челове­ческих знаний существовала в форме, напо­минающей песенку про алфавит из детских телешоу типа «Улицы Сезам».

По мнению Йохана Хейзинги, великого голландского историка культуры, одной из важнейших предпосылок систематического знания являются игры-загадки. В древних культурах старейшины племени вызывали друг друга на поединок, во время которого один должен был пропеть поэтический текст со скрытым содержанием, а от другого тре­бовалось разгадать его смысл. Соревнования между мастерами загадок зачастую представ­ляли собой наиболее волнующие интеллекту­альные события в жизни племени. Форма за­гадок предвосхитила правила логики, а их со­держание нередко использовалось для хране­ния знания, которое наши предки хотели пе­редать потомкам. Некоторые были довольно просты, как, например, процитированное ни­же древнее валлийское стихотворение: Без мяса и костей, Без жил и без кровей, Без рук и без ступней. В горах и в долинах, В лесах, на равнинах. На всём белом свете Никто не заметил. А что это?... Ветер.

Другие поэмы-загадки из тех, что доверя­ли своей памяти друиды и менестрели, име­ли более сложную форму и содержали в се­бе важную и подчас секретную информацию. Так, Роберт Грейвс считал, что древние ир­ландские мудрецы хранили свои знания в форме легко запоминаемых стихов. Нередко они использовали сложные и загадочные ко­ды — например, обозначали буквы названия­ми деревьев, так что слова нужно было вычи­тывать в перечислении растений. Вот, напри­мер, строки 67-70 из длинной и таинственной поэмы «Битва деревьев», которую исполня­ли древние уэльские менестрели: «Первыми в бой пошли ряды ольхи,/За ними следова­ли ивы и рябины». Ольха в тайном алфавите друидов обозначала букву «ф», ива и ряби­на соответствовали буквам «с» и «л». Умею­щие пользоваться этим кодом друиды могли петь песню, якобы описывающую битву де­ревьев, а на самом деле передающую тайное послание, которое могли расшифровать лишь посвящённые. Конечно, умение разгадывать загадки зависит не только от памяти; специ­альные знания, развитое воображение и спо­собность решать задачи также имеют нема­ловажное значение. Но без хорошей памяти невозможно не только стать мастером разгад­ки, но и преуспеть в какой-либо другой ум­ственной деятельности.

Развитая память испокон веков счита­лась одним из ценнейших навыков. Мой дед в семьдесят лет мог цитировать строки из «Илиады» на греческом, которую он учил наизусть ещё в школе. Всякий раз, когда он начинал декламировать поэму, его глаза устремлялись куда-то вдаль, а лицо наполня­лось какой-то неясной гордостью. Стихотвор­ные строки уносили его в годы молодости, слова пробуждали чуства, которые он испы­тывал, когда заучивал их впервые. Вспомина­ние поэмы было для него чем-то вроде путе­шествия во времени. Для людей его поколе­ния знание всё ещё ассоциируется с запомина­нием. Только в прошлом веке, когда техниче­ский прогресс сделал хранение информации дешёвым и доступным, важность запомина­ния сильно снизилась. В наши дни хорошая память не считается чем-то полезным, если вы не любитель телевикторин и кроссвордов.

Однако для человека, которому нечего за­помнить, жизнь становится существенно бед­нее. Этот факт был проигнорирован рефор­маторами образования, которые, вооружив­шись результатами исследований, доказали, что обучение с использованием механической памяти не является эффективным. В резуль­тате метод заучивания перестал использо­ваться в школах. Мы бы не стали спорить с реформаторами, если бы смысл запоминания заключался только в решении практических проблем. Но поскольку контроль над созна­нием не менее важен, чем умение делать де­ла, заучивание наизусть сложных информа­ционных структур никак нельзя считать пу­стой тратой времени. Сознание, заполненное неким постоянным содержанием, богаче, чем сознание, лишённое его. Было бы ошибкой полагать, что между творчеством и заучива­нием наизусть нет ничего общего. Например, многие выдающиеся учёные отличались ве­ликолепной памятью в области поэзии, му­зыки и истории.

Человек, помнящий истории, стихи, тек­сты песен, результаты бейсбольных матчей, химические формулы, теоремы, историче­ские даты, цитаты из Библии и мудрые афо­ризмы, обладает множеством преимуществ по сравнению с тем, кто не способен развить в себе такой навык. Порядок в его сознании по большей части не зависит от обстоятельств. Он всегда может найти осмысленный повод для радости в содержании своей памяти. Ес­ли другим для того, чтобы удержать свой ра­зум от погружения в хаос, нужна внешняя стимуляция — телевидение, чтение, общение или наркотики, — то человек с богатой памя­тью автономен и самодостаточен. Кроме то­го, он всегда желанный собеседник, посколь­ку может поделиться хранящейся в его созна­нии информацией и тем самым помочь тому, с кем он общается, упорядочить сознание.

Как можно развить свою память? Наибо­лее естественный путь заключается в том, чтобы выбрать по-настоящему интересную вам область — поэзию, кулинарию, историю Гражданской войны или бейсбол — и начать уделять внимание ключевым фактам и циф­рам. По мере освоения предмета придёт по­нимание того, что стоит запоминать, а что — нет. Важно чуствовать, что вы не должны запоминать всю последовательность фактов. Именно вам решать, что будет храниться в ва­шей памяти, тогда вы будете контролировать информацию, и весь процесс заучивания на­изусть станет не навязанной рутиной, а при­ятным занятием. Человек, увлекающийся ис­торией Гражданской войны, не обязан знать даты всех сражений; если, к примеру, его ин­тересует артиллерия, он может обратить вни­мание только на те битвы, где важную роль играли пушки. Некоторые записывают на бу­маге любимые стихотворения или цитаты и носят их с собой как лекарство от скуки или огорчений. Удивительно, как помогает вновь обрести чуство контроля осознание доступно­сти любимых фактов или стихов. Однако, ко­гда они хранятся в памяти, чуство владения или даже связи с ними становится ещё более сильным.

Конечно, всегда есть риск, что человек, имеющий большой багаж знаний, будет ис­пользовать его для того, чтобы нагонять ску­ку на окружающих. У всех нас есть знакомые, которые не могут устоять перед возможно­стью блеснуть своей памятью. Но такие люди запоминают факты лишь с целью произвести впечатление. Человек с развитой внутренней мотивацией, по-настоящему интересующийся материалом и стремящийся контролировать своё сознание, а не окружающий мир, вряд ли превратится в зануду.

Игры разума и их правила

Память — не единственный инструмент, необходимый для придания формы содержа­нию сознания. Бесполезно запоминать фак­ты, если они не встраиваются в общую кан­ву, если между ними не обнаруживается сход­ство и закономерные связи. Самый простой способ упорядочивать вещи — давать им име­на: общие названия превращают отдельные события в универсальные категории. Слово обладает огромной силой. В Библии Бог, со­здав день, ночь, небо, землю, море и всех живых существ, немедленно дал им имена, тем самым завершив акт творения (Быт. 1). Евангелие от Иоанна начинается с фразы: «Вначале было Слово...» Гераклит в своей почти полностью утраченной работе писал: «Это Слово (Логос) было всегда, однако лю­ди, услышав его впервые, понимают его столь же мало, как и прежде...» Отсюда видно, что слова играют чрезвычайно важную роль в управлении опытом. Будучи кирпичиками, из которых складывается большинство сим­волических систем, они делают возможным абстрактное мышление и повышают способ­ность разума хранить информацию. Без та­ких упорядочивающих систем даже самая яс­ная память не помогла бы сознанию избежать хаоса.

За именами вещей следуют числа и поня­тия и базовые правила их сочетаний. Ещё в VI веке до н.э. Пифагор вместе со своими уче­никами поставил перед собой задачу описать окружающий мир путём некоего универсаль­ного числового закона, связывающего меж­ду собой геометрию, астрономию, музыку и арифметику. Неудивительно, что результаты его работы носили явно религиозный харак­тер, поскольку религия, по сути, решает ту же задачу: найти способ выразить структу­ру мироздания. Двумя тысячелетиями поз­же Кеплер и Ньютон пытались решить ту же проблему.

Теоретическое мышление по-прежнему со­храняет в себе некоторую образность, прису­щую древним загадкам. Например, философ Архит, в IV веке до н.э. правивший городом- государством Тарентум (ныне южная Ита­лия), доказал, что Вселенная не имеет гра­ниц, сформулировав такой вопрос: «Предпо­ложим, я подошёл к границе мира. Если те­перь я протяну вперёд палку, во что она упрётся?» Архит полагал, что палка попадёт в пустоту, а следовательно, за границами Все­ленной есть пространство и она бесконечна. Если доводы Архита кажутся вам примитив­ными, вспомните интеллектуальные экспери­менты с часами, наблюдаемыми из едущих с разной скоростью поездов, которые использо­вал Эйнштейн, разрабатывая принципы тео­рии относительности.

Начав с простого составления загадок, все цивилизации постепенно создавали всё более систематизированные правила структуриро­вания информации — геометрические пред­ставления и формализованные доказатель­ства. С помощью формул человек научился описывать движение звёзд, точно предсказы­вать сезонные циклы погоды и строить гео­графические карты. На основе этих правил возникло абстрактное знание, а также то, что мы называем экспериментальной наукой.

Подчеркнём факт, который часто почему- то остаётся без внимания: философия и наука возникли и расцвели потому, что мышление приносит удовольствие. Если бы мыслители древности не наслаждались порядком, созда­ваемым в сознании числами и силлогизмами, такие науки, как математика или физика, по­жалуй, не возникли бы вовсе.

Подобная аргументация, однако, идёт вразрез с большинством современных тео­рий, объясняющих процесс культурного раз­вития цивилизации. Вдохновляемые логикой материалистического детерминизма, истори­ки считают, что направление мыслительных процессов человека определяется исключи­тельно его материальными запросами. Так, успехи в области арифметики и геометрии объясняются потребностью в точных астро­номических знаниях и в технологии ирри­гации, совершенно необходимой великим ци­вилизациям, развивавшимся вдоль больших рек, таких как Тигр, Евфрат, Инд, Янцзы и Нил. Для мыслящих таким образом исто­риков каждое творческое открытие является исключительно продуктом действия внешних сил, будь то войны, демографические фак­торы, территориальные претензии, рыночные условия, технологическая необходимость или классовая борьба.

Внешние факторы играют важную роль в предопределении того, какие новые идеи из множества доступных получат развитие, однако они не могут объяснить их возник­новение. Например, не подлежит сомнению, что прогресс в области атомной энергии был в огромной степени обусловлен необходимо­стью скорейшего создания ядерного оружия в ситуации противостояния Германии с од­ной стороны и Англии и США — с другой. Но научные основы, сделавшие возможным открытие расщепления атомного ядра, были заложены в абсолютно мирных обстоятель­ствах — в процессе дружеского обмена идея­ми между европейскими физиками, окружав­шими Нильса Бора, в одной из пивных Копен­гагена.

Великих мыслителей всегда куда больше мотивировала радость познания, чем матери­альные награды. К примеру, Демокрит, один из наиболее оригинальных философов антич­ности, пользовался большим уважением сво­их сограждан, однако они едва ли представ­ляли себе, чем он занимался. Однажды, гла­дя на то, как он дни напролёт сидит под де­ревом и размышляет, они сочли это неесте­ственным и, решив, что он заболел, послали за великим врачом Гиппократом, чтобы тот исцелил их мудреца. Поговорив с Демокри­том о странностях бытия, Гиппократ, также отличавшийся мудростью, успокоил горожан, сказав, что с философом всё в порядке: он не потерял разум, а просто потерялся в потоке мыслей.

По сохранившимся фрагментам записей Демокрита можно судить о том, сколько ра­дости приносили ему размышления: «Раз­мышления о прекрасном и новом поистине божественны»; «Счастье заключено не в мо­гуществе или богатстве, счастье — в правоте и многосторонности»; «Одно верное доказа­тельство для меня ценнее всего персидского царства». Не удивительно, что наиболее про­свещённые современники считали, что Демо­крит никогда не унывает. Сам он называл ве­личайшим благом «разум, свободный от стра­ха». Иными словами, он получал от жизни удовольствие, потому что научился контро­лировать своё сознание.

Демокрит был не первым и не послед­ним философом, потерявшимся в потоке мыс­лей. Мыслителей часто считают рассеянны­ми, подразумевая, что они на время выклю­чаются из повседневной реальности и цели­ком сосредоточиваются на абстрактных по­нятиях. Когда Кант, как рассказывают, по­ложил свои часы в кастрюлю с кипящей во­дой и попытался засечь по сжимаемому в дру­гой руке яйцу необходимое для варки время, вся его психическая энергия была, вероят­но, направлена на приведение в гармонию аб­страктных мыслей, и у него просто не остава­лось ресурсов внимания для того, чтобы кон­тролировать свои действия в реальном мире.

Игра с идеями представляет собой чрез­вычайно увлекательное занятие. Не только философия, но и другие области науки дви­жутся вперёд благодаря тому, что человек ис­пытывает сильнейшее удовольствие, создавая новые способы описания реальности. Инстру­менты, запускающие поток мысли, доступны любому — это знания, хранящиеся в книгах, которые можно найти в школах и библиоте­ках. Человек, познакомившийся с собранием стихотворений или с основами математиче­ского анализа, сделал шаг к независимости от внешних стимулов. Он может рождать упоря­доченные цепочки мыслей, что бы ни проис­ходило вокруг. Когда индивид осваивает си­стему символов достаточно хорошо, чтобы на­чать ею пользоваться, он создаёт в своём со­знании собственный мир.

В некоторых случаях возможность такого контроля над своими мыслями может спасти человеку жизнь. Считается, например, что в Исландии на душу населения приходится больше поэтов, чем в любой другой стране мира, именно потому, что саги для исландцев стали способом сохранить порядок в созна­нии в крайне враждебных человеку условиях. Столетиями они не только помнили эпиче­ские поэмы, описывающие подвиги их пред­ков, но и добавляли к ним новые стихи. Хо­лодными ночами жители занесённых снегом селений собирались перед очагом, чтобы вме­сте заняться пением баллад или послушать старинные сказания. Если бы они проводили это время в молчании, слушая завывания вет­ра, их разум скоро наполнился бы страхом и отчаянием. Овладев стихосложением, они на­учились контролировать свои переживания. Перед лицом снежного хаоса они создавали красивые и осмысленные песни. Насколько саги помогли исландцам выжить? Справи­лись бы они без своего фольклора? На этот вопрос нет точного ответа, и никто не решит­ся на эксперимент.

То же самое происходило с людьми, вне­запно вырванными из привычной обстанов­ки и оказавшимися в экстремальных ситу­ациях, о которых мы уже говорили ранее, таких как концлагеря или полярные экспе­диции. Когда внешний мир не знает жало­сти, спасение приходит из мира внутренне­го. Любой, кто способен упорядочивать со­знание, получает огромное преимущество. В условиях жесточайших лишений поэты, мате­матики, музыканты, историки, специалисты по Библии спасали себя и других, создавая островки здравого смысла в море хаоса. Фер­меры, понимающие жизнь полей, и лесорубы, знающие «язык» леса, в некоторой степени также обладают такой внутренней поддерж­кой, однако, поскольку их знание менее аб­страктно, им необходим контакт с реальным миром для того, чтобы ощущать контроль.

Будем надеяться, что никому из нас не по­надобится прибегать к помощи абстрактных знаний, чтобы выжить в концлагере или в арктическом плену. Но и в повседневной жиз­ни достаточно ситуаций, когда знание того или иного символического языка оборачива­ется для человека целым рядом преимуществ — например, не позволит ему подпасть под гипноз средств массовой информации. Те, кто этого лишён, становятся жертвами: демаго­ги манипулируют ими, мастера развлечений их усмиряют, а любой, кто хочет что-то про­дать, наживается на них. Если мы впадаем в зависимость от телевидения, наркотиков или веры в политическое либо религиозное спасе­ние, то это происходит в первую очередь по­тому, что нам не на что опереться, у нас недо­статочно внутренних правил, которые уберег­ли бы наше сознание от тех, кто якобы знает все ответы. Не имея способности самостоя­тельно генерировать информацию, разум по­гружается в хаос. Каждый должен сам ре­шить, будет ли порядок восстановлен внеш­ней силой, над которой мы не властны, или ему удастся справиться своими силами, бла­годаря собственным знаниям и умениям.

Игра слов

С чего начинается овладение системой символов? В первую очередь это зависит от того, какая область знаний представляет для вас интерес. Мы уже убедились в том, что са­мая древняя и, возможно, самая основная си­стема правил — та, что регулирует употреб­ление слов. И по сей день слова несут мно­жество возможностей испытать состояние по­тока на разных уровнях сложности. Ярким, хотя и достаточно примитивным примером такой возможности может служить составле­ние кроссвордов. У этой популярной забавы, лучшие формы которой напоминают древние соревнования по разгадыванию загадок, есть немало достоинств. Она недорогая, её мож­но носить с собой, уровень сложности задач регулируется так, что интересно будет и ма­стерам и новичкам, а достижение успеха при­носит чуство удовлетворения и порядка в со­знании. Множество людей, ожидающих свое­го рейса в аэропорту, путешествующих на по­езде или просто не знающих, как иначе про­вести воскресное утро, с помощью кроссвор­дов могут пережить состояние потока средней силы. Однако если человек ограничивается лишь разгадыванием кроссвордов, он остаёт­ся зависимым от внешних стимулов: задачу ему ставит автор воскресного приложения к газете или развлекательного журнала. Что­бы стать по-настоящему независимым в этой области, нужно сочинять кроссворды само­му. Тогда исчезает потребность в навязанной извне схеме, и человек становится полностью свободным, а испытываемая им радость — бо­лее сильной. Сочинять их несложно; я знаю восьмилетнего ребёнка, который, попробовав решить несколько кроссвордов в воскресной «Нью-Йорк тайме», начал придумывать их самостоятельно и вполне справился с этой за­дачей. Разумеется, как и в случае любого дру­гого навыка, достойного развития, эта дея­тельность поначалу также требует вложения психической энергии.

Больше потенциальных возможностей по­высить качество жизни несёт в себе почти утраченное искусство ведения беседы. Идео­логия утилитаризма, господствующая на про­тяжении двух последних веков, убедила нас в том, что основное назначение общения в том, чтобы получать полезную информацию. По­этому мы ценим сжатую и деловую коммуни­кацию, несущую практические знания, и счи­таем любые другие формы общения пустой тратой времени. В результате люди с трудом могут говорить друг с другом на темы, вы­ходящие за рамки сиюминутного интереса и их специальности. Мало кто способен понять энтузиазм халифа Али Бен Али, писавшего: «Тонкий разговор — это ли не подлинный рай?» Жаль, ведь основная функция разгово­ра заключается вовсе не в решении насущных проблем, а в повышении качества пережива­ния.

По мнению Питера Бергера и Томаса Лук- мана, видных социологов феноменологиче- ской ориентации, общение участвует в фор­мировании нашего восприятия окружающей действительности. Когда я встречаю знако­мого и говорю ему: «Какой чудесный день!», — я сообщаю ему не метеорологическую ин­формацию, что в любом случае было бы бес­полезно, поскольку он располагает теми же данными, что и я. Этой фразой достигает­ся огромное количество других, невысказан­ных целей. К примеру, своим обращением к нему я признаю факт его существования и выражаю своё дружелюбное к нему отноше­ние. Во-вторых, я утверждаю одно из базо­вых правил нашей культуры, согласно кото­рому разговор о погоде есть безопасный спо­соб установить контакт. Наконец, подчёрки­вая, что погода «чудесная», я разделяю об­щее мнение о желательности хорошей пого­ды. Так сиюминутное замечание превраща­ется в послание, способствующее поддержа­нию порядка в сознании моего знакомого. А его ответ «Да, в самом деле» поможет мне удержать порядок в моём. Бергер и Лукман считают, что без такого постоянного подтвер­ждения очевидного люди вскоре начали бы сомневаться в реальности мира, в котором они живут. Обмен простыми фразами, доно­сящаяся из телевизоров и радиоприёмников болтовня убеждают нас, что всё в порядке, жизнь идёт своим чередом.

К сожалению, большинство разговоров на том и заканчиваются. Между тем тщатель­но подобранные и правильно организованные слова могут принести слушающему прият­ные переживания. Богатый словарный запас и беглость речи относят к числу важнейших качеств делового человека не только из праг­матических соображений. Умение говорить обогащает любое взаимодействие, и этому на­выку может научиться любой.

Чтобы привить детям любовь к слову, необходимо уже с самого раннего возраста знакомить их с разнообразными словесными играми. Кто-кто, возможно, сочтёт каламбу­ры и шутки, построенные на двойном значе­нии слов, занятием, не подобающим образо­ванному человеку, но для детей это отлич­ный способ тренировки речи. Нужно просто уделять внимание тому, что говорит ребёнок, и, как только проскользнёт подходящее слово или выражение, обыгрывать с малышом все его возможные значения. Поначалу много­значность слов может озадачить ребёнка, но, как правило, дети быстро схватывают смысл этого занятия и начинают получать удоволь­ствие, управляя словами. Впоследствии это может помочь им оживить утраченное искус­ство ведения беседы.

Дата добавления: 2015-06-27