Психология оптимального переживания 16 страница

Нет сомнения в том, что наше стремле­ние быть среди людей обусловлено генети­чески. Возможно, когда-нибудь специалисты по генетике поведения выявят вещества в на­ших хромосомах, заставляющие нас чуство- вать себя столь дискомфортно, когда мы ока­зываемся в одиночестве. С точки зрения эво­люции такая генетическая программа, без­условно, способствует адаптации, поскольку животные, способные к кооперации с особя­ми своего вида, выживают значительно луч­ше, когда не теряют друг друга из виду. На­пример, бабуины, которым постоянно требу­ется помощь собратьев для защиты от лео­пардов или гиен, рыщущих по саванне, имеют крайне мало шансов дожить до зрелости, по­кинув стаю. Подобный механизм предопреде­лил развитие стадности как условия выжива­ния у наших далёких предков. Конечно, с тех пор как в жизни человека всё большую роль

начала играть культура, возникли и другие причины держаться вместе. К примеру, когда выживание стало всё чаще зависеть от зна­ний, а не от инстинкта, оказалось, что добы­вать знания совместно и делиться ими более выгодно. Индивид, живший отдельно, стано­вился идиотом, что изначально в переводе с греческого означало изолированного челове­ка, не способного учиться у других.

В то же время, как ни парадоксально, на­копленная веками мудрость предупреждает нас: «Ад — это другие». Индуистские и хри­стианские отшельники искали душевную гар­монию вдали от мирской суеты и толп. Если мы попытаемся понять, что составляет наи­более негативный аспект человеческого су­ществования, то обнаружим обратную сторо­ну нашего стремления жить в обществе: са­мые болезненные события, как правило, так­же связаны с отношениями. Несправедливые начальники и грубые клиенты портят нам жизнь на работе. Дома на нервы действует тёща или свекровь, а безразличие супруга и неблагодарность детей приводят нас в полное уныние. Как получается, что люди становят­ся источником как самых приятных, так и са­мых болезненных переживаний?

На самом деле, это кажущееся противоре­чие не так сложно разрешить. Как всё, что по- настоящему имеет значение, отношения мо­гут сделать нас счастливыми, если мы живём в согласии с окружающими, но если возни­кают конфликты, мы становимся несчастны­ми. Другие люди — это наиболее тонкий, наи­более изменчивый фактор окружающего нас мира. Один и тот же человек может утром подарить нам радость, а вечером глубоко опе­чалить. Именно вследствие того, что мы по­стоянно нуждаемся в позитивных реакциях со стороны значимых для нас людей, мы так чуствительны к проблемам, возникающим в отношениях.

Тот, кто научился хорошо ладить с други­ми, несомненно, ощутит значительное улуч­шение качества жизни в целом. Этот факт хорошо известен тем, кто пишет и кто читает книги с названиями вроде «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей». Де­ловые люди стремятся научиться общаться, чтобы стать более эффективными руководи­телями, а восходящие звёзды читают книги по этикету, чтобы понравиться толпе. В боль­шинстве случаев за этим стремлением стоит желание манипулировать другими. Но люди важны не только потому, что могут помочь нам в достижении наших целей; если видеть в них самих цель, а не средство, они становят­ся для нас источником настоящего счастья.

Именно гибкость межличностных отноше­ний позволяет превращать неприятные мо­менты взаимодействия в терпимые и даже волнующие. Поведение и самоощущение лю­дей, с которыми мы общаемся, сильно зави­сит от восприятия и определения ими соци­альной ситуации. Иллюстрацией этого может служить случай, произошедший с нашим сы­ном Марком, когда ему было 12 лет. Одна­жды, возвращаясь из школы, он решил сре­зать путь и пошёл через безлюдную часть парка. Ему преградили дорогу трое рослых парней из ближнего гетто. «Не двигайся, или он застрелит тебя», — сказал один из них, по­казывая на другого, держащего руку в кар­мане. Они забрали у Марка всё ценное, что у него было с собой: немного мелочи и поно­шенные недорогие часы. «А теперь иди. Не беги и не вздумай оборачиваться», — сказали они ему.

Марк двинулся в направлении дома, а тро­ица пошла в противоположную сторону. Од­нако через несколько метров Марк остано­вился и закричал им: «Постойте, я хочу пого­ворить с вами!» — «Давай иди», — крикнули они ему. Тем не менее он догнал их и спросил, не вернут ли они ему часы. Он объяснил, что они совсем дешёвые и не представляют ценно­сти ни для кого, кроме него, поскольку были подарены ему родителями на день рождения. Грабители разозлились, но в конце концов ре­шили голосованием определить, как быть с часами. Двое были за то, чтобы вернуть их, и потому Марк пришёл домой страшно гордый — без денег, но со старыми часами в кармане. Его родителям понадобилось несколько боль­ше времени, чтобы прийти в себя после этого

происшествия.

С точки зрения взрослого, действия Мар­ка были абсолютно безрассудными: он рис­ковал жизнью ради каких-то старых часов, пусть даже и представляющих сентименталь­ную ценность. Но этот эпизод подтвержда­ет справедливость важной мысли о том, что каждая социальная ситуация потенциально может измениться, если переформулировать её правила. Наш сын не стал принимать на­вязываемую ему роль жертвы и относить­ся к обидчикам как к преступникам. Вместо этого он заговорил с ними как с разумны­ми людьми, способными понять человеческие чуства. В результате ему удалось внести в си­туацию элемент рациональности и демокра­тичности. Конечно, его успех во многом за­висел от везения: грабители могли быть пья­ны или крайне озлоблены и вполне могли из­бить его. Но наше изначальное утверждение тем не менее верно: человеческие отношения очень гибки, и если обладать необходимыми навыками, можно изменять их правила.

Прежде чем попытаться глубже разо­браться, как можно перестраивать отноше­ния, чтобы они способствовали оптималь­ным переживаниям, необходимо исследовать, какие возможности несёт нам одиночество. Только поняв, как уединение влияет на со­знание, мы сможем ответить на вопрос, поче­му общество других людей столь важно для нашего благополучия.

Среднестатистический взрослый прово­дит в одиночестве около трети времени бодр­ствования, однако об этом значительном фрагменте нашей жизни нам известно лишь то, что мы всей душой не любим его.

· Боль одиночества

Многим знакомо чуство почти невыноси­мой пустоты, охватывающее нас, когда мы вынуждены долгое время оставаться одни, особенно если нам в этот момент нечем за­няться. Подростки, взрослые, пожилые люди — все как один утверждают, что именно с оди­ночеством связаны их худшие воспоминания. Практически любое дело легче и приятнее де­лать в компании. В присутствии других че­ловек становится радостнее, бодрее и веселее, чем в одиночестве, независимо от того, чем именно он занят: работает ли он на конвейере или смотрит телевизор. Но самая угнетающая ситуация возникает не за работой или перед телевизором. Ничто так не портит настрое­ние, как пребывание в одиночестве, когда при этом ничего не нужно делать. Для участ­ников наших опросов, живущих отдельно от родственников и не посещающих церковь, са­мым ужасным временем за всю неделю яв­ляется воскресное утро: ничто не требует их внимания, а сами они не могут решить, чем заняться. Остальное время психическая энер­гия тратится на рутинные дела: работу, по­купки, любимые телепрограммы и т.д. Но че­му посвятить себя после воскресного завтра­ка, когда уже пробежал глазами газеты? На многих людей неструктурированность этого периода времени наводит тоску. Как правило, к полудню они решают подстричь газон, на­вестить родственников или посмотреть фут­бол. Вместе с решением возвращается чуство осмысленности происходящего, и они сосре­доточивают внимание на следующей цели.

Почему же одиночество столь неприятно для большинства людей? Дело в том, что в этом состоянии очень трудно поддержи­вать порядок в сознании. Чтобы удерживать внимание направленным, мы нуждаемся во внешних целях, внешней стимуляции и об­ратной связи. Когда извне не поступает ника­ких стимулов, внимание начинает блуждать, и в мыслях воцаряется хаос, в результате че­го мы погружаемся в состояние психической энтропии.

Типичный подросток, оставшись в оди­ночестве, немедленно начинает тревожиться: «А что сейчас делает моя девушка? Когда же у меня пройдут эти ужасные прыщи? Успею ли я вовремя сдать задание по математике? Эти чуваки, с которыми я вчера подрался, — будут ли они приставать снова?» Другими словами, сознание, предоставленное само се­бе, обычно не в состоянии блокировать нега­тивные мысли, и они завладевают вниманием индивида. То же самое происходит со взрос­лыми, если они не научились контролировать свой разум. Беспокойство о личной жизни, здоровье, инвестициях, семье и работе посто­янно присутствует на периферии сознания в ожидании момента, когда концентрироваться будет не на чем. Стоит разуму расслабиться — и потенциальные проблемы тут как тут.

Именно по этой причине телевидение ока­залось благом для стольких людей. Несмот­ря на то что сам по себе просмотр передач редко приносит положительные переживания (как правило, в это время люди чуствуют се­бя пассивными, слабыми, довольно раздра­жёнными и печальными), мелькание экра­на вносит в сознание некоторую упорядочен­ность. Предсказуемое развитие сюжетов, зна­комые персонажи, даже надоевшие реклам­ные ролики — всё это обеспечивает желаемую стимуляцию. Экран телевизора представля­ет собой управляемую, ограниченную часть окружающего мира. Замыкаясь на него, ра­зум защищается от личных тревог. Инфор­мация, поступающая с экрана, не пускает в сознание неприятные мысли. Разумеется, по­добный способ спасения от депрессии можно назвать неэкономным, поскольку в процессе абсолютно безрезультатно расходуются зна­чительные ресурсы внимания.

Ещё более радикальные пути борьбы с одиночеством включают регулярное употреб­ление наркотиков и быстро становящиеся на­вязчивыми занятия, начиная от ежедневной тщательной уборки дома и заканчивая ком- пульсивным сексуальным поведением. Под воздействием химических препаратов лич­ность освобождается от ответственности за управление своей психической энергией: мы можем просто следить за теми фантазиями, которые вызывает в нашем сознании нарко­тик, и не в наших силах влиять на них. Как и телевидение, психоактивные вещества защищают разум от проникновения в него неприятных мыслей. Они могут вызывать оп­тимальные переживания, которые, однако, в большинстве случаев отличаются крайне низ­ким уровнем сложности. Вне искусно органи­зованного ритуального контекста, сопутству­ющего приёму психоактивных препаратов во многих традиционных культурах, наркоти­ки, по сути, уравнивают наши представления о принципиально возможных достижениях и собственных способностях посредством сни­жения уровня и того и другого. В результа­те возникает приятное состояние, но это лишь имитация той радости, которую испытывает человек, вышедший на более высокий уро­вень сложности задач и применяемых навы­ков.

Некоторые люди не согласятся с подоб­ной трактовкой механизма действия наркоти­ков на психику. В конце концов, последнюю четверть века нам говорили со всё возраста­ющей уверенностью, что наркотики «расши­ряют сознание» и их применение может сти­мулировать творчество. Однако полученные данные свидетельствуют, что, хотя психоак­тивные вещества действительно изменяют со­держание сознания и его организацию, они не повышают способности управления им. Меж­ду тем для того, чтобы заниматься творче­ством, умение контролировать сознание со­вершенно необходимо. Таким образом, можно заключить, что, несмотря на беспрецедентное разнообразие порождаемых ими психических содержаний, не достижимое иными способа­ми, наркотики не дают нам возможности эф­фективно ими воспользоваться.

Многие современные художники и поэты экспериментируют с галлюциногенами в на­дежде создать нечто, подобное мистически завораживающим строкам «Кубла Хана», на­писанным Сэмюэлем Кольриджем якобы под воздействием опия. Рано или поздно, одна­ко, они понимают, что работа над любым произведением требует ясного ума, иначе в нём не будет сложности, присущей подлинно­му искусству, оно будет тривиальным. В со­знании, изменённом с помощью психоактив­ных веществ, возникают необычные образы, мысли и чуства, которые художник может использовать, когда к нему вернётся ясность мышления. Но предоставив наркотикам опре­делять структуру своего сознания, он рискует попасть от них в зависимость и утратить спо­собность контролировать его самостоятельно.

Сексуальность также часто служит спосо­бом установить внешний порядок в мыслях и «убить время», избежав угрозы одиночества. Неудивительно, что секс и просмотр телепе­редач стали практически взаимозаменяемы­ми занятиями. Порнография и обезличенный секс используют генетически запрограмми­рованную привлекательность образов и дей­ствий, связанных с воспроизведением рода, поэтому легко и приятно завладевают внима­нием, тем самым помогая не впускать в со­знание нежелательные содержания. При этом они никак не способствуют развитию навыков управления вниманием.

Тот же механизм действует и в случае увлечений, на первый взгляд кажущихся несовместимыми с удовольствием. К ним от­носятся, например, мазохизм, различные рис­кованные занятия, азартные игры. Изобрета­емые людьми способы причинить себе боль или вызвать страх не требуют особых умений, но помогают испытать непосредственные пе­реживания. Для некоторых даже боль пред­почтительнее хаоса, в котором тонет нена­правленное сознание. Причинение себе боли — физической или эмоциональной — кон­центрирует внимание на чём-то подвластном контролю, поскольку индивид сам её причи­няет.

По тому, что человек делает в одино­честве, когда никакие внешние стимулы не структурируют его внимание, можно судить о его способности управлять качеством своего опыта.

На работе, в компании друзей, в театре или на концерте легко сохранять вовлечён­ность, но что происходит, когда мы остаёмся наедине с собой? Наша душа погружается во мрак, и мы тщетно пытаемся защитить свой разум? Или берёмся за занятия, которые не только приносят радость, но и способствуют личностному росту?

Свободное время, заполненное требующей концентрации и развивающей навыки дея­тельностью, кардинально отличается от вре­мени, убиваемого перед телевизором или за употреблением лёгких наркотиков. Хотя эти стратегии могут казаться просто двумя раз­ными способами борьбы с хаосом и онтоло­гической тревогой, первая способствует лич­ностному росту, в то время как вторая лишь удерживает разум от распада. Про человека, который редко скучает и не нуждается в бла­гоприятных внешних обстоятельствах, чтобы наслаждаться моментом, можно сказать, что он прошёл экзамен на право называться твор­ческой личностью.

Умение не убегать от одиночества, а про­водить это время с пользой особенно важ­но в ранние годы. Подростки, не способные оставаться наедине с собой, в дальнейшем ис­пытывают трудности, сталкиваясь с задача­ми, требующими серьёзной умственной под­готовки. Многим родителям знакома ситуа­ция, когда ребёнок, вернувшись из школы, сбрасывает в своей комнате рюкзак с книга­ми и, перехватив что-нибудь в холодильнике, берётся за телефон, чтобы немедленно созво­ниться со всеми друзьями. Если у тех ничего не происходит, он включает магнитофон или телевизор. Иногда, возможно, его привлечёт какая-нибудь книга, но, как правило, нена­долго. Учёба предполагает способность дли­тельно сосредоточиваться на сложной инфор­мации, и рано или поздно даже самый дисци­плинированный ум начнёт отвлекаться на бо­лее приятные мысли. Но намеренно вызвать в сознании именно приятные мысли нелег­ко. Вместо них его, как правило, оккупируют бесконечные поводы для беспокойства. Под­росток начинает волноваться о своей внеш­ности, думать о том, какое впечатление он производит на других, о своих шансах чего-то добиться в жизни. Чтобы прогнать эти мыс­ли, ему необходимо сосредоточить сознание на чём-то другом. Учёба для этой цели не го­дится, так как она слишком трудна. В этой ситуации подросток готов заняться практи­чески чем угодно, лишь бы оно не требовало слишком много психической энергии. Чаще всего он решает снова включить музыку, те­левизор или позвонить приятелю, чтобы ско­ротать с ним время.

С каждым десятилетием наша культура всё больше попадает в зависимость от инфор­мационных технологий. Чтобы выжить в та­ком мире, человек должен уметь пользовать­ся абстрактными символическими языками. Ещё несколько поколений назад неграмот­ный индивид вполне мог получить прилич­ную работу, достойный заработок и пользо­ваться уважением окружающих. Сапожник, кузнец или мелкий торговец обучались своей профессии на наглядном примере более опыт­ного мастера-учителя и справлялись с ней, не пользуясь символическими системами. В на­ши дни даже самая простая деятельность тре­бует ознакомления с письменными инструк­циями, а более сложные занятия предпола­гают специализированные знания, для при­обретения которых необходимо значительное напряжение, часто сопряжённое с одиноче­ством.

Подростки, которые так и не научились контролировать своё сознание, вырастают в «недисциплинированных» взрослых, не обла­дающих достаточно сложными навыками, ко­торые помогли бы им выжить в конкурент­ной, насыщенной информацией среде. Ещё важнее то, что они не научились радоваться жизни. У них нет привычки искать себе зада­чи, способствующие раскрытию человеческо­го потенциала.

Однако подростковый возраст — это не единственный период в жизни, когда чрез­вычайно важно научиться использовать воз­можности, даваемые нам одиночеством. К со­жалению, довольно много взрослых, достиг­нув рубежа в 20, 30 или 40 лет, решают, что дальше жизнь поедет по накатанной ко­лее, а им можно расслабиться. Они выпла­тили свои долги за образование, научились приёмам, позволяющим как-то выживать, и теперь можно продолжить двигаться вперёд на автопилоте. Будучи почти не способными к внутренней дисциплине, такие люди неиз­бежно становятся жертвами накапливающей­ся с каждым годом психической энтропии. Разочарование в карьере, ухудшение здоро­вья и прочие превратности судьбы всё больше нарушают мир в душе. Как избежать столк­новения с этими проблемами? Если человек не умеет контролировать сознание, находясь в одиночестве, он, весьма вероятно, обратится к более простым внешним решениям: нарко­тикам, развлечениям, рискованным занятиям — всему тому, что способно отвлечь рассудок.

Но подобные стратегии не ведут вперёд, а способствуют лишь регрессу. Возможность развития, позволяющая одновременно радо­ваться жизни, заключается в том, чтобы из энтропии, которая является неизбежным условием существования, создавать порядок более высокого уровня. Это означает, что каждый новый вызов, бросаемый нам жиз­нью, следует воспринимать не как что-то, че­го нужно во что бы то ни стало избежать, а как возможность для учёбы и самосовер­шенствования. Например, по мере того как с годами человек теряет физическую силу, он должен быть готов отказаться от покорения внешнего мира и направить свою энергию на более глубокое познание мира внутреннего. Это значит, что он сможет, наконец, прочи­тать Пруста, научиться играть в шахматы, начать выращивать орхидеи, подружиться с соседями и задуматься о Боге — или занять­ся другими вещами, достойными того, чтобы вкладывать в них психическую энергию. Но если не овладеть умением с пользой прово­дить время в одиночестве, делать это будет нелегко.

Лучше всего приобрести эту привычку как можно раньше, однако следует помнить, что развить её в себе никогда не поздно. В предыдущих главах мы рассматривали неко­торые способы создания состояния потока с помощью тела и разума. Если человек спо­собен произвольно вызывать в памяти по­добный опыт независимо от внешних обсто­ятельств, можно считать, что он научился определять качество своей жизни.

«Приручённое» одиночество

Каждое правило имеет исключения, и хо­тя большинство людей боится одиночества, находятся и те, кто живёт уединённо по соб­ственному желанию. Фрэнсису Бэкону при­писывают изречение: «Наслаждаться одино­чеством умеет дикий зверь — или бог». На самом деле, богом быть не обязательно, но для того, чтобы научиться получать радость в уединении, необходимо создать собствен­ный умственный распорядок, который позво­лит достигать состояния потока без помощи цивилизации: без других людей, без профес­сиональной деятельности, телевидения, теат­ра, ресторанов и библиотек — всего того, на что можно направить внимание. Интересным примером личности, которая способна на это, служит женщина по имени Дороти, живущая на крошечном острове в северной Миннесоте рядом с канадской границей, среди озёр и ле­сов. Когда-то она работала медсестрой в боль­шом городе, но после того, как её муж умер, а дети выросли, она переехала в эту глушь.

Летом рыбаки, проплывающие мимо её ост­рова, останавливаются поболтать с ней, но зи­мой она совершенно одна. Дороти пришлось повесить плотные занавески на окна своей хи­жины, чтобы не видеть стаи волков, загляды­вающие к ней в домик по утрам.

Как и большинство людей, одиноко жи­вущих в диких местах, Дороти постаралась по возможности придать личностные черты всему, что её окружает. Повсюду на земле стоят цветочные горшки, садовые гномы, ле­жат инструменты. На многих деревьях висят таблички с довольно банальными стишками и шутками, на стенах сарая и дома нарисо­ваны персонажи из мультфильмов. Гостю из города её остров показался бы воплощением вульгарности. Однако весь этот кич выпол­няет вполне определённую функцию, созда­вая для Дороти пространство, в котором ей легко. Посреди дикой природы она устроила свой уголок цивилизации. Её любимые объек­ты напоминают ей о её целях. Таким образом она победила хаос.

В такой ситуации ещё более важным де­лом становится структурирование времени. У Дороти существует строгий распорядок на каждый день: она встаёт в пять, проверяет, не снесли ли куры яйцо, доит козу, колет дрова, готовит завтрак, стирает, шьёт, ловит рыбу и т.д. Подобно английскому колонизатору, ко­торый, живя в далёком поселении, тем не ме­нее каждый вечер брился и безукоризненно одевался, Дороти также усвоила мысль, что для победы над чуждым миром нужно внести в него собственные законы. Долгие вечера она посвящает чтению, иногда пишет сама. В обо­их её домиках все стены заняты книжными полками. Иногда она выбирается за продук­тами, а летом некоторое разнообразие вносят проплывающие мимо рыбаки. Дороти с сим­патией относится к людям, но ещё больше ей нравится управлять собственным миром.

В одиночестве сможет выжить лишь тот, кто найдёт способ упорядочить своё внимание и не дать энтропии разрушить свой рассудок. Сьюзен Батчер занимается разведением лаек и подготовкой их к гонкам на санях. Она и са­ма участвует в таких гонках, которые продол­жаются по 11 дней и в ходе которых участни­кам нередко приходится отбиваться от волков и лосей. Много лет назад Сьюзен переехала из Массачусетса на Аляску, где поселилась в маленькой хижине в 25 милях от ближайшей деревни. До замужества она жила одна, её одиночество разделяли лишь полторы сотни лаек, однако у неё не было времени почуство- вать себя одиноко: нужно было охотиться и заботиться о собаках, которые требовали её внимания по 16 часов в день семь дней в неде­лю. Она знает не только имя каждой соба­ки, но и её родословную. Ей известны темпе­рамент, привычки и состояние здоровья всех её питомцев. Сьюзен уверяет, что полностью довольна своей жизнью и не променяла бы свой жребий на другой. Созданный ею рас­порядок дня постоянно поддерживает её вни­мание сосредоточенным, превращая жизнь в непрерывное переживание состояния потока.

Приятель, увлекающийся одиночным пла­ванием через океан, однажды рассказал мне смешной случай, показывающий, к каким способам иногда приходится прибегать таким мореплавателям, чтобы сохранить порядок в сознании. Он приближался к Азорским ост­ровам, пересекая Атлантику с запада на во­сток; до побережья Португалии оставалось около восьми сотен миль. Уже много дней ему не попадалось ни одного корабля, поэто­му он весьма обрадовался, увидев плывущую навстречу небольшую яхту. Её хозяин дра­ил палубу, покрытую непонятной субстанци­ей жёлтого цвета, которая невыносимо воня­ла. «Как вам удалось так испачкать судно?» — спросил мой друг, чтобы начать разговор. «Понимаете, — ответил ему незнакомец, — это всего лишь тухлые яйца». Мой приятель не смог понять, каким образом столько тух­лых яиц попало на палубу яхты, плывущей через Атлантику, и человек объяснил ему, что его холодильник потёк, яйца испортились, а поскольку ему уже много дней было страшно скучно, поскольку ветра не было, он решил не выбрасывать их за борт, а разбить о палубу, чтобы потом было чем заняться. Он даже спе­циально дал им засохнуть, чтобы затруднить себе задачу, однако признался, что не ожидал настолько чудовищного запаха. В обычных обстоятельствах мореплавателям-одиночкам всегда есть чем занять свой разум. Успех их предприятия напрямую зависит от их спо­собности внимательно следить за поведением лодки, за морем и погодой. Именно эта посто­янная концентрация на доступной цели дела­ет плавание таким приятным. Но если на них нападает хандра, им приходится предприни­мать героические усилия, чтобы найти для себя интересную задачу.

Мы видели, что эти люди борются с оди­ночеством путём создания ненужных, одна­ко требующих внимания ритуалов. Отлича­ется ли такой подход от употребления нарко­тиков и постоянного сидения перед телевизо­ром? Возможно, найдутся критики, которые скажут, что Дороти и другие современные от­шельники точно так же бегут от реальности, как и люди, впавшие в ту или иную зависи­мость. И в том и другом случае субъект из­бегает психической энтропии, отвлекая свой ум от неприятных мыслей и чуств. Вся раз­ница в том, как он преодолевает одиночество. Если рассматривать возможность побыть на­едине с собой как шанс сделать то, чему об­щество других людей только мешает, чело­век будет наслаждаться одиночеством и смо­жет освоить новые навыки. Если же старать­ся избегать его любой ценой, то человек лишь впадёт в панику и найдёт такие способы от­влечься, которые не дают возможность чему- то научиться. Уход за собаками и гонки на санях по арктическим просторам могут пока­заться довольно примитивными развлечени­ями в сравнении с роскошным времяпрепро­вождением светских львов и любителей ко­каина. Однако в терминах психической орга­низации первое бесконечно сложнее второго. Стиль жизни, основанный на удовольствиях, может существовать лишь за счёт симбиоза со сложно устроенной культурой, основанной на тяжёлой работе и радости. Но если обще­ство больше не сможет или не захочет под­держивать ничего не производящих гедони­стов, рвущихся к удовольствиям и не обла­дающих нужными умениями и дисциплиной, им откроется вся их беспомощность и непри­способленность к жизни.

Разумеется, из этого не следует, что для обретения контроля над сознанием необходи­мо немедленно отправиться на Аляску охо­титься на лосей. Человек может занимать­ся потоковой деятельностью практически в любых условиях. Лишь немногим нужно для этого селиться в глуши или проводить много времени в одиночестве в море. Большинство предпочтёт, чтобы их окружала суета взаимо­действующих друг с другом людей. Однако с проблемой одиночества приходится сталки­ваться не только на Аляске, но и в центре Манхэттена. До тех пор пока человек не на­учится наслаждаться им, значительная часть его психической энергии будет расходоваться на безнадёжные попытки избежать его.

Поток и семья

Наиболее приятные и значимые пережива­ния в нашей жизни часто бывают связаны с семейными отношениями. Многие успешные люди, несомненно, подписались бы под сло­вами Ли Якокки: «Мне посчастливилось сде­лать потрясающую карьеру, однако в сравне­нии с семьёй она не имеет никакого значе­ния».

На протяжении всей истории человек рож­дался и сразу становился частью группы, ос­нованной на родственных узах. Семьи могут существенно различаться по размерам и со­ставу, однако независимо от этого индивид всегда чуствует особую близость с родствен­никами, поскольку общается с ними больше, чем с кем бы то ни было. Социобиологи утвер­ждают, что эта близость прямо пропорцио­нальна количеству унаследованных ими об­щих генов. Например, родные братья имеют половину общих генов и по этому сценарию будут помогать друг другу в два раза чаще, чем двоюродные, у которых общих генов, в среднем, лишь четверть. Таким образом, осо­бые чуства, которые мы испытываем к род­ственникам, представляют собой всего лишь механизм, обеспечивающий сохранность на­шего генотипа.

Безусловно, существуют мощные биоло­гические причины, обусловливающие нашу привязанность к родственникам. Ни один вид млекопитающих не выжил бы без встроен­ного механизма, заставляющего большинство взрослых особей чуствовать ответственность за своих детей. Именно поэтому особенно сильна связь между новорождённым и тем, кто за ним ухаживает. При этом в разное время и в разных культурах характер связей между членами семьи мог существенно раз­личаться.

Например, полигамность или моногам- ность брака, его организация по мужской или по женской линии родства оказывает значи­тельное воздействие на повседневное обще­ние между мужьями, жёнами и детьми. Такие менее явные особенности семейной структу­ры, как порядок наследования, также играют определённую роль. Так, в каждом из множе­ства маленьких княжеств, из которых до по­запрошлого века состояла Германия, действо­вали свои законы наследования, основанные либо на праве первородства, когда старший сын получал всё, либо на разделении иму­щества поровну между всеми детьми. Выбор способа передачи собственности на каждой территории скорее всего происходил случай­но, однако имел значительные экономические последствия. Наследование по праву перво­родства приводило к концентрации капита­ла, что, в свою очередь, способствовало инду­стриализации; раздел собственности поровну вёл к её дроблению и тормозил индустриаль­ное развитие земли, в которой действовали такие законы. Эти особенности не могли не влиять и на отношения между родственника­ми. Чуства, испытываемые братьями и сёст- рами друг к другу, их взаимные ожидания, права и обязанности — всё это в значитель­ной степени было встроено в семейную систе­му. Этот пример показывает, что, хотя при­вязанность к членам семьи заложена в нас генетически, культурный контекст может су­щественно влиять на силу и направленность этой привязанности.

Дата добавления: 2015-06-27