Психология оптимального переживания 14 страница

Эти строки были написаны почти два­дцать четыре столетия назад, однако и сейчас вряд ли можно более ярко описать радость человека, в первый раз пережившего состоя­ние потока в мыслях.

7. Работа как поток

Как и всем животным, человеку прихо­дится тратить значительную часть жизни на поддержание своего существования. Пи­ща, кров, средства передвижения — всё это не возникает из воздуха и не строится само. Однако точное время, которое человек дол­жен затрачивать на труд, никак не определе­но. Есть основания считать, что первобытные охотники и собиратели так же, как и их совре­менные потомки, живущие в суровых усло-

виях пустынь Африки и Австралии, посвя­щали тому, что мы сейчас назвали бы тру­дом, то есть заботе о пропитании, крове и одежде, всего 3-5 часов в день. Остальное время они отдыхали, общались, танцевали. Другую крайность представляли собой фаб­ричные рабочие XIX века, вынужденные тру­диться по 12 часов 6 дней в неделю.

Не только количество, но и качество ра­боты имеет немаловажное значение. Старая итальянская поговорка гласит: «Труд обла­гораживает человека, он же превращает его в животное». Это ироничное изречение каса­ется любой работы, но его можно интерпрети­ровать и в том смысле, что свободный труд, требующий мастерства, способствует услож­нению личности, в то время как неквалифи­цированная работа, выполняемая по принуж­дению, лишь усиливает энтропию. И хирург, делающий операцию на мозге в современной больнице, и грузчик, волокущий мешки по грязи, — оба они трудятся. Но первый имеет возможность ежедневно учиться чему-то но­вому и постоянно убеждаться в собственных силах и компетентности, а второй вынужден снова и снова совершать одни и те же изма­тывающие действия и убеждается лишь в соб­ственной беспомощности.

Поскольку работа в самых разнообразных вариантах присутствует в жизни всех людей, она оказывает огромное влияние на общую удовлетворённость жизнью. Недалёк от исти­ны был Томас Карлейль, когда писал: «Бла­гословен тот, кто нашёл занятие по душе. Не просите Бога о большем благе, чем это». Зиг­мунд Фрейд несколько расширил этот про­стой совет. Когда его попросили дать рецепт счастья, он ответил: «Любить и работать». С этим не поспоришь, потому что, если человек испытывает состояние потока в работе и в от­ношениях с другими людьми, он, скорее все­го, сможет улучшить качество своей жизни в целом. В этой главе мы проанализируем, как связаны состояние потока и работа, после че­го перейдём к другой важной составляющей счастья по Фрейду — умению радоваться об­ществу других.

Автотелические труженики

В наказание за ослушание Бог изгнал Ада­ма из рая, чтобы тот трудился на Земле в поте лица своего. Эта библейская притча отража­ет типичное для большинства культур, в осо­бенности для достигших уровня, называемого «цивилизацией», восприятие работы как про­клятия, которого нужно во что бы то ни стало избежать. К сожалению, мир устроен таким образом, что для удовлетворения наших ба­зовых потребностей и стремлений нужно тра­тить много энергии. Если мы не будем тре­вожиться по поводу того, сколько мы съели, красивый ли у нас дом и есть ли в нём послед­ние достижения техники, необходимость ра­ботать будет тяготить нас не больше, чем ко­чевников, живущих в пустыне Калахари. Но чем больше психической энергии мы вклады­ваем в материальные цели и чем более неза­урядными эти цели становятся, тем слож­нее становится их реализация. Удовлетворе­ние наших растущих ожиданий требует всё возрастающих затрат умственного и физиче­ского труда, а также расходования природ­ных ресурсов. На протяжении большей части истории человечества большинство, жившее на периферии «цивилизованного» мира, бы­ло лишено надежды получать от жизни удо­вольствие ради воплощения желаний тех, кто сумел их поработить. Достижения, отличав­шие продвинутые нации от примитивных — пирамиды, Великая китайская стена, Тадж- Махал, храмы и дворцы античности, — созда­вались преимущественно руками рабов, удо­влетворявших амбиции властителей. Неуди­вительно, что труд приобрёл репутацию ма­лоприятного занятия.

Но при всём уважении к библейской муд­рости вряд ли верно, что работа непремен­но должна быть неприятной, унылой и без­радостной. Она может быть нелёгкой — во всяком случае, работать всегда тяжелее, чем ничего не делать. Но многое свидетельству­ет, что она может приносить радость и часто бывает главным источником удовольствия в

жизни.

Существуют сообщества и культурные группы, в которых повседневная трудовая де­ятельность людей максимально приближена к потоковым занятиям. В таких общинах ра­бота и семейная жизнь не исключают слож­ных задач, но при этом гармонично сочета­ются и взаимодополняют друг друга. При­мером такой жизни могут служить высоко­горные альпийские деревушки, куда не до­катилась индустриальная революция. Любо­пытно видеть, как относятся к работе в тра­диционном селении, типичном для фермер­ского стиля жизни, повсеместно преобладав­шего всего лишь несколько поколений назад. Группа итальянских психологов под руковод­ством профессора Фаусто Массимини и док­тора Антонеллы Делле Фаве провела подроб­ные опросы жителей некоторых из этих де- ревень и поделилась с нами полученными ре­зультатами.

Наиболее поразительной особенностью жизни этих крестьян было то, что они прак­тически не разделяли работу и отдых. Мож­но сказать, что они работают по 16 часов в день, и в то же время, в нашем понимании этого слова, они не работают вовсе. Серафине Виньон, жительнице небольшой деревушки Понт Трентаз в регионе Вал д'Аоста итальян­ских Альп, уже 76 лет, но она по-прежнему встаёт в пять утра, чтобы подоить коров. По­сле этого она готовит обильный завтрак, уби­рает в доме и — в зависимости от погоды и времени года — либо гонит скотину на близ­лежащие луга у подножия ледника, либо за­нимается садом, либо чешет шерсть. Летом она неделями косит траву на высокогорных лугах, а потом на голове несёт огромные охап­ки в амбар, расположенный в нескольких ми­лях внизу, при этом намеренно выбирая бо­лее длинный путь обходными тропами, что­бы спасти склоны от эрозии. Вечерами она читает, рассказывает сказки правнукам или играет на аккордеоне для регулярно собира­ющихся в её доме соседей.

Серафина знает каждое деревце, каждый бугорок, каждую тропинку в горах, как буд­то это её старые друзья. Семейная история её предков неразрывно связана с этими ме­стами. В далёком 1473 году, когда закончи­лась страшнейшая эпидемия чумы, на этом самом каменном мосту последняя выжившая женщина её деревни с факелом в руке встре­тилась с последним выжившим мужчиной из соседнего селения. Они оказали друг другу помощь, потом поженились, положив нача­ло роду Серафины. В этих зарослях малины заблудилась когда-то её бабушка, будучи со­всем маленькой. На этих скалах суровой зи­мой 1924 года был застигнут врасплох жесто­кой снежной бурей дядя Эндрю.

На вопрос, что доставляет ей наибольшее удовольствие, она не раздумывая отвечает: доить коров, отводить их на пастбище, рабо­тать на огороде, чесать шерсть — то есть всё то, что составляет ежедневный круг её заня­тий. «Это приносит мне огромное удовлетво­рение. Выходить на улицу, разговаривать с людьми, ухаживать за животными... Я раз­говариваю со всеми — с растениями, птицами, цветами, со всеми живыми существами. Всё вокруг живое, и ты водишь, как они растут и меняются каждый день... Я чуствую себя лёгкой и счастливой. Обидно бывает, когда сильно устаёшь, и приходится возвращаться домой... Даже если работа тяжела — это всё

равно прекрасно».

Когда её спросили, что бы она пожелала себе, если бы вдруг получила в своё распо­ряжение много денег и свободного времени, Серафина рассмеялась и снова перечислила всё то, из чего состоит её обычный трудовой день: доить коров, выгонять их на пастбище, ухаживать за садом, чесать шерсть. Серафи- на знает, что существует другая, городская жизнь. Она иногда смотрит телевизор, читает журналы, многие из её младших родственни­ков живут в больших городах, имеют совре­менные квартиры, автомобили, ездят в экзо­тические страны. Но такой стиль жизни не привлекает её, она полностью удовлетворена тем местом, которое отведено ей в мире.

В интервью с психологами десять старей­ших жителей Понт Трентаз в возрасте от 66 до 82 лет описывали свою жизнь примерно так же, как Серафина. Никто не разделял ра­боту и свободное время, все назвали труд наи­более важным источником оптимального пе­реживания, и ни один не хотел бы трудиться меньше, если бы вдруг представилась такая возможность.

Многие из их детей, также участвовавших в опросе, разделяли эти взгляды на жизнь. Однако уже среди их внуков, которым было от 20 до 33 лет, преобладало более привычное отношение к труду: они предпочли бы меньше работать и больше времени тратить на раз­влечения, спорт, путешествия и чтение. Отча­сти эта разница между поколениями объясня­ется фактором возраста. Люди молодые, как правило, редко бывают довольны своей жиз­нью, они стремятся что-то поменять и избе­гают рутины. Но в этом случае такое расхож­дение отражает также распад традиционного образа жизни, когда работа была неразрывно связана с личностью человека и его важней­шими целями. Некоторые молодые люди из Понт Трентаз к закату жизни, возможно, нач­нут относиться к работе так же, как и Сера- фина, но едва ли так будет с большинством, которое увеличит разрыв между необходимой и неприятной работой и досугом, приносящим удовольствие, но не способствующим сложно­сти личности.

Жизнь в альпийских горных деревнях ни­когда не была простой. Чтобы выжить в су­ровых условиях, каждый должен был уметь очень многое — от простой тяжёлой работы до искусных ремёсел. Также необходимо бы­ло сохранять и развивать самобытный язык, песни, сложные традиции. При этом социо­культурный уклад этих поселений эволюцио­нировал таким образом, что люди научились находить радость в этих занятиях. Вместо то­го чтобы чуствовать себя подавленными из-за необходимости каждодневно заниматься тя­жёлым физическим трудом, они наслажда­ются свободой. Ещё одна пожилая житель­ница Понт Трентаз, 74-летняя Джулиана Б. так выразила эту мысль: «Я чуствую себя по- настоящему свободной, поскольку делаю то, что хочу. Если мне не хочется делать это се­годня, я займусь этим завтра. Надо мной нет начальников, я сама себе начальница. Я бо­ролась за свою свободу и сберегла её».

Безусловно, далеко не в каждом доиндустриальном сообществе существовала та­кая идиллия. Жизнь охотников и земледель­цев часто была грубой, жестокой и короткой. Жители многих альпийских деревень непо­далёку от Понт Трентаз, по рассказам путе­шественников, страдали от голода, болезней и невежества. Создание жизненного уклада, способного обеспечить гармоничный баланс человеческих целей и природных ресурсов, требует не меньше труда, чем строительство великолепного собора из числа тех, что на­полняют посетителей благоговением. Мы не можем на основе одного примера делать вы­воды обо всех доиндустриальных культурах. Но в то же время и одного исключения до­статочно, чтобы опровергнуть мнение, будто работа всегда должна быть менее приятной, чем досуг.

Но как быть с городским рабочим, чей труд в значительной мере отчуждён от его конечных целей? Как выяснилось, жизненная философия Серафины встречается не только у жителей старых деревень. Мы можем об­наружить её носителей и в городской сума­тохе. Хорошим примером является Джо Кра­мер, 60-летний сварщик, работающий на заво­де в Южном Чикаго, где собирают железно­дорожные вагоны, с которым мы беседовали в одном из ранних исследований пережива­ний потока. Джо трудится в цехе вместе с ещё двумя сотнями людей. Это огромное помеще­ние, похожее на ангар, по которому движутся на подвесках подъёмных механизмов сталь­ные плиты весом в несколько тонн, и сва­рочные аппараты сверкают тысячами ярчай­ших брызг. Летом здесь невыносимо жарко, зимой по цеху гуляют холодные сквозняки, а лязг металла настолько громок, что прихо­дится кричать соседу в самое ухо, чтобы быть услышанным.

Джо попал в Соединённые Штаты в воз­расте пяти лет; после четвёртого класса он бросил школу. На этом заводе он работает больше тридцати лет, но никогда не стремил­ся продвинуться по карьерной лестнице. Он отказался от нескольких предложений повы­шения, сказав, что хочет оставаться простым сварщиком и чуствует себя некомфортно в ро­ли чьего-то начальника. Несмотря на то что Джо находится на самой нижней ступени в служебной ирархии, его все знают и едино­гласно признают, что он — самый важный человек на заводе. По словам генерального директора, если бы у него было ещё пятеро таких парней, как Джо, завод вышел бы на первое место в отрасли по производительно­сти, а товарищи по цеху считают, что без Джо можно было бы немедленно «прикрывать ла­вочку».

Слава Джо основана на том, что он овла­дел каждой фазой выполняемых на заводе операций и способен при необходимости за­нять место любого работника. Более того, он может починить любую технику — от огром­ного крана до сложного электронного прибо­ра. Но особенно поражает людей то, что Джо испытывает явное удовольствие от всех этих дел. Когда его спросили, как же ему удалось научиться работать со сложными устройства­ми, не имея даже базового технического об­разования, Джо дал обезоруживающий ответ. Различная техника привлекала его с детства. Особенно его интересовали приборы, в кото­рых что-то ломалось. «Однажды у нас сло­мался тостер, — рассказал он. — И я спросил себя: «Если бы я был тостером и не работал бы, что бы такое могло со мной случиться?»» После этого он разобрал тостер, нашёл при­чину поломки и починил его. С тех пор он применял этот метод эмпатической иденти­фикации ко всем сложным устройствам, узна­вая о них всё больше и больше. Радость от­крытий никогда не покидала Джо. Ему оста­лось недолго до пенсии, но он по-прежнему наслаждается каждым рабочим днём.

При всей своей увлечённости Джо нико­гда не был «трудоголиком», работа на фаб­рике нужна ему не для самоутверждения. То, чем он занимается дома, не менее примеча­тельно, чем превращение бездумной рутин­ной работы в сложную потоковую деятель­ность. Джо и его жена живут в скромном до­мике на окраине города. Они приобрели два соседних участка, и Джо разбил на них сад камней с террасами, тропинками, нескольки­ми сотнями цветов и кустарников. Во время установки оросительной системы ему пришла в голову идея сделать в саду искусственную радугу. Он начал искать распылители воды, которые создавали бы достаточно плотный туман, но имеющиеся в продаже не соответ­ствовали его цели, поэтому он сам спроекти­ровал распылитель и собственноручно изго­товил его на своём токарном станке. Теперь после работы он может выйти на веранду и одним нажатием на кнопку включить десяток фонтанчиков, над которыми висят маленькие радуги.

Но оставалась ещё одна проблема: обыч­но Джо довольно поздно приходит с рабо­ты, и солнце уже слишком низко, чтобы осве­тить его садик. Поэтому он установил в саду прожекторы, спектр света которых примерно соответствует солнечному. Теперь он может наслаждаться радугами в своём саду даже в полночь.

Джо представляет собой довольно редкий пример того, что мы называем «автотеличе- ской личностью». Этот человек обладает спо­собностью испытывать состояние потока да­же в самых безнадёжных обстоятельствах — на тяжёлой и скучной работе, на заросшей сорняками городской окраине. Немногие спо­собны на такое. На всём заводе, где работает Джо, не нашлось больше ни одного челове­ка, способного находить в такой работе инте­ресные и мотивирующие задачи. Остальные сварщики, принявшие участие в нашем опро­се, воспринимали свою работу как тяжёлую обязанность, от которой они были бы рады избавиться в первый удобный момент. Каж­дый вечер по окончании смены они занимают свои привычные места за стойками близлежа­щих баров, стратегически расположившихся на каждом третьем углу вокруг фабрики, за­ливая неприятные воспоминания о работе пи­вом, разбавленным бессмысленной болтовнёй с приятелями. Ещё кружка-другая пива дома перед телевизором и привычная перебранка с женой — вот и закончился день, во всех отно­шениях похожий на предыдущий.

Кому-то может почудиться высокомерие в таком противопоставлении жизни Джо и его коллег. В конце концов, сварщики, пьющие пиво в баре, тоже неплохо проводят время, и кто сказал, что копаться в саду, устанавли­вая какие-то «радуги», лучше, чем посидеть с друзьями и пропустить стаканчик? С точки зрения культурного релятивизма такая пози­ция покажется отнюдь не лишённой логики. Однако если вспомнить, что радость зависит от возрастающей сложности деятельности, то станет ясно, что подобную критику не сто­ит принимать всерьёз. Качество переживаний людей, способных находить интересные зада­чи в любых обстоятельствах, гораздо выше, чем у тех, кто смирился со своей участью и готов жить в рамках постылой реальности,которую не в силах изменить.

Мысль о том, что работа, организованная по правилам потоковой деятельности, явля­ется наилучшим способом реализации потен­циала человека, не нова. Она была неотъем­лемой частью многих философских и рели­гиозных систем и концепций. В средневековье верующие люди считали, что и строительство собора, и чистка картошки одинаково важны, если делаются к вящей славе Господней. По мнению Карла Маркса, человек строит своё бытие в процессе производственной деятель­ности. Не существует «человеческой приро­ды», кроме той, которая создаётся посред­ством труда. Работа не только преобразует окружающую среду, делая её более удобной для жизни, но и изменяет самого человека. Именно благодаря труду люди превратились из животных, следующих только своим ин­стинктам, в сознательных и способных кон­тролировать себя личностей.

Одним из наиболее интересных примеров того, каким образом великие мыслители про­шлого трактовали явление потока, являет­ся концепция Ю, возникшая в трудах даос­ского философа Чжуан-цзы, жившего около 2300 лет назад. Ю означает правильное сле­дование пути, или Дао. На английский это слово переводили как «странствовать», «ид­ти, не касаясь земли», «плыть», «лететь» или «быть в потоке». Чжуан-цзы считал, что Ю — это единственно правильный способ жиз­ни: действовать спонтанно, не думая о внеш­ней выгоде, полностью сливаясь с миром — то есть, пользуясь нашими терминами, постоян­но пребывая в потоке.

В качестве примера того, как можно жить в соответствии с Ю, в непрекращающемся со­стоянии потока, Чжуан-цзы приводит притчу о простом поваре по имени Тинг, чьей рабо­той было разделывать мясо на кухне двор­ца Повелителя Вэнь-Хуэй. В Гонконге и на Тайвани школьники до сих пор учат опи­сание этой сцены: «Тинг разделывал бычьи туши для Повелителя Вэнь-Хуэй. Взмахнёт рукой, навалится плечом, подопрёт коленом, притопнет ногой: вжик! бах! Его нож со сви­стом скользит в воздухе, в точности соблюдая ритм, как будто он исполняет танец Тутовой рощи или отсчитывает такт музыки Чинг- шу».

Вэнь-Хуэй был поражён умением своего повара находить в работе Ю, или состояние потока. В ответ на его похвалу Тинг отве­тил, что дело здесь вовсе не в мастерстве: «Я думаю о Пути, идущем дальше мастерства». Затем он рассказал, как ему удалось достичь такого совершенства — интуитивного, почти мистического понимания анатомии животно­го, которое позволяло ему разделывать тушу с такой невероятной лёгкостью: «Я не смотрю глазами и не понимаю умом — дух движется так, как ему хочется».

Объяснение Тинга может показаться про­тиворечащим уже знакомым нам принципам потока. Некоторые критики действительно указывают на то, что человек достигает по­токового состояния в результате осознанного усилия по решению поставленной задачи, в то время как состояние Ю возникает вслед­ствие полного отказа от сознательного воз­действия на мир. Поток, по их мнению, пред­ставляет собой пример «западного» способа обретения оптимального опыта, основанного на изменении объективных условий (напри­мер, применение мастерства для решения за­дачи), а Ю является проявлением «восточно­го» подхода, не придающего значения внеш­ним обстоятельствам и сосредоточивающего­ся на их преодолении и внутреннем мире че­ловека.

Но как достичь этого трансцендентного переживания и духовной свободы? В той же притче о поваре Чжуан-цзы даёт ответ, кото­рый создал почву для диаметрально проти­воположных толкований. В переводе Уотсона он звучит так: «Однако всякий раз, когда я подхожу к трудному месту, я вижу, где мне придётся нелегко, и приказываю себе быть внимательным. Я не спускаю глаз с работы, делаю всё очень медленно, веду ножом с ве­личайшей тщательностью и осторожностью, и вдруг хлоп — и туша распадается, словно ком земли, ударившийся об землю. И я стою рядом, держа нож, и оглядываюсь по сторо­нам, испытывая полное удовлетворение и не желая двигаться дальше, а потом вытираю нож и кладу его на место».

Прежде считалось, что этот отрывок опи­сывает методы посредственного работника, не имеющего понятия о Ю. Однако современные исследователи, такие как Уотсон и Грэм, по­лагают, что приведённое здесь описание от­носится к методам самого Тинга. На основа­нии моих собственных представлений о состо­янии потока я склонен согласиться со второй интерпретацией. Она подчёркивает, что Ю всегда зависит от способности находить но­вые задачи («трудное место» в процитирован­ном отрывке) и развивать новые навыки («не спускаю глаз с работы, делаю всё очень мед­ленно, веду ножом с величайшей тщательно­стью и осторожностью»).

Другими словами, для достижения ми­стических высот Ю не требуется каких-то сверхчеловеческих качеств. Нужно просто научиться фокусировать своё внимание на возможностях для действия, предлагаемых окружением, что позволит совершенствовать навыки, которые со временем станут настоль­ко автоматизированными, что будут произво­дить впечатление спонтанных и сверхъесте­ственных. Умение виртуозного скрипача или талантливого математика кажется не менее невероятным, хотя объясняется неустанным оттачиванием своего мастерства. Если моя интерпретация верна, то состояние потока, или Ю, — это та точка, где встречаются Во­сток и Запад: в обеих культурах экстаз име­ет одно и то же происхождение. Повар Тинг представляет собой яркий пример того, как можно найти условия для достижения состоя­ния потока в самых невероятных обстоятель­ствах, выполняя самую обыденную работу. Также обращает на себя внимание тот факт, что динамика этого состояния столь хорошо известна уже в течение 23 веков.

Пожилую крестьянку из итальянских Альп, сварщика из Чикаго и мифического по­вара из Древнего Китая объединяет их под­ход к работе: тяжёлые, непривлекательные занятия, которые большинство людей сочло бы скучными, однообразными и бессмыслен­ными, им удалось превратить в сложную де­ятельность. Они преуспели в этом потому, что умели видеть возможности для действия, незаметные для других, развивали свои на­выки, полностью отдавались тому, что дела­ли. Они позволяли себе раствориться в лю­бимом деле, и их личности становились всё сильнее. Трансформированная таким обра­зом работа начала приносить радость и в результате вложения психической энергии ста­ла восприниматься как свободно выбранная деятельность.

Автотелические профессии

Серафина, Джо и Тинг — это яркие при­меры личностей автотелического типа. Они умели преобразовывать ограничения и труд­ности своей, на первый взгляд, вовсе не ин­тересной работы в свободу и творчество. Это один способ наслаждаться работой — обога­щая её содержание. Другой подход заключа­ется в изменении самой работы так, чтобы она способствовала возникновению состояния по­тока даже у тех, кому не хватает автотели- ческих качеств. В целом можно утверждать, что чем больше работа напоминает игру — несущую разнообразие, ставящую перед че­ловеком интересные задачи, уровень сложно­сти которых соответствует развитию его на­выков, имеющую чёткие цели и позволяю­щую немедленно получать обратную связь, — тем больше радости получит тот, кто её вы­полняет, независимо от уровня его развития.

Охота — хороший пример «работы», при­рода которой соответствует всем характери­стикам потока. Сотни тысяч лет погоня за ди­чью была одним из важнейших видов «про­изводственной деятельности» человека, при этом она приносит такое удовольствие, что многие по-прежнему любят это занятие, в ко­тором давно уже нет практической необходи­мости. То же самое можно сказать о рыбал­ке. Потоковые черты первобытного «труда» в определённой степени свойственны и пас­тушескому образу жизни. Для многих совре­менных молодых индейцев племени навахо, живущего в Аризоне, самым приятным заня­тием является наблюдение за стадами овец сидя верхом на лошади. Получать удоволь­ствие от работы на ферме сложнее, чем в слу­чае охоты или скотоводства, поскольку эта деятельность существенно более монотонная, привязанная к одному месту и результатов её приходится ждать гораздо дольше. Проходят месяцы, прежде чем посаженные весной се­мена принесут плоды. Фермер существует в иных временных рамках, чем охотник, кото­рый может выбирать новую добычу и способ её поимки несколько раз в день. Земледелец же решает, что посадить, где и в каком ко­личестве, лишь несколько раз в год. Чтобы добиться успеха, ему нужно долго готовить­ся и часто подолгу ждать нужной погоды, будучи не в силах повлиять на обстоятель­ства. Неудивительно, что племена кочевни­ков и охотников, вынужденные заняться зем­леделием, не вынесли такого скучного суще­ствования и начали вымирать. И тем не менее многие фермеры научились находить в своей работе поводы для радости.

До XVIII столетия у населения, занятого земледелием, большая часть свободного вре­мени уходила на различные ремёсла, струк­тура которых способствовала возникновению состояния потока. Английские ткачи, к при­меру, держали свои станки дома и работали вместе со всем семейством по собственному расписанию. Они сами устанавливали цели и изменяли их в зависимости от того, чего рас­считывали достичь. В хорошую погоду они могли отправиться работать в сад или огород, часто пели за станком баллады, а после того, как полотно было готово, для всех устраивал­ся небольшой праздник.

Такой порядок по-прежнему существует в некоторых частях света, где людям удалось не сойти с более традиционного пути произ­водства — несмотря на все преимущества мо­дернизации. Психологи из группы профессо­ра Массимини провели опрос среди ткачей в провинции Бьела, на севере Италии. Их под­ход к работе напоминает тот, что был распро­странён среди английских ткачей более двух веков назад. Каждой семье принадлежит от двух до десяти механических станков, кото­рыми человек может управлять в одиночку. С раннего утра за ними может приглядывать отец, затем его сменит сын, а сам он отпра­вится за грибами или будет ловить форель в близлежащем заливе. Сын управляет станка­ми, пока ему не надоест, после чего за дело берётся мать.

В интервью каждый член семьи назвал ткацкое дело своим самым любимым заняти­ем, приносящим больше радости, чем путеше­ствия, дискотеки, рыбалка и уж тем более те­левидение. Работа доставляет им столько удо­вольствия потому, что предлагает всё новые и новые задачи. Члены семьи создают собствен­ные узоры: когда им надоедает один, они пе­реходят ко второму. Каждая семья решает, какое полотно они будут ткать, где закупят материал, сколько полотна будет изготовле­но и где оно будет продано. У некоторых есть клиенты даже в Японии и Австралии. Жи­тели деревни часто ездят в мануфактурные центры, чтобы быть в курсе новых разрабо­ток или подешевле купить необходимое обо­рудование.

Однако в большинстве западных стран та­кой подход к работе, столь благоприятный для возникновения состояния потока, пере­стал существовать со времени изобретения электрических станков и последовавшего за ним перехода к промышленному производ­ству тканей. К середине XVIII века в Англии семейное производство уже не могло конкури­ровать с фабричным. Семьи распадались, ра­бочие были вынуждены покидать свои сель­ские дома и устраиваться на безобразные за­воды, где насаждалось жёсткое расписание и приходилось трудиться от рассвета до заката. Даже семилетние дети оказались перед необ­ходимостью идти на фабрики, где они работа­ли до истощения среди безразличных незна­комцев. Вера в возможность труда ради удо­вольствия была уничтожена первым дыхани­ем промышленной революции.

Сегодня наша цивилизация вступила в постиндустриальную стадию развития и условия труда значительно улучшились. Те­перь на работе человек, как правило, свдит перед экраном монитора в просторном свет­лом помещении и управляет механизмами, взявшими весь «настоящий» труд на себя. По сути, большинство людей уже не участвует в производстве, а работает в так называемой сфере услуг, занимаясь деятельностью, кото­рая показалась бы отдыхом рабочим и фер­мерам прошлого столетия. Над ними стоят менеджеры и специалисты, располагающие большей свободой самим решать, чем занять­ся.

Итак, работа может быть или тяжёлой и скучной, или приятной и волнующей. Как по­казывает пример Англии 1740-х годов, усло­вия труда могут из относительно комфорт­ных превратиться в кошмар всего лишь за несколько десятилетий. Большое влия­ние оказывают технологические инновации — такие как плуг, водяное колесо, паровой двигатель, электричество или кремниевый чип. Ещё один важный фактор, определяю­щий, насколько приятной может быть рабо­та, — это законодательство, запретившее раб­ский труд и установившее 40-часовую рабо­чую неделю и размер минимальной заработ­ной платы. Чем раньше мы поймём, что отно­шение к работе можно изменять произвольно, тем скорее мы сможем улучшить эту чрезвы­чайно важную область жизни. Тем не менее многие по-прежнему уверены, что работа на­всегда останется «проклятием рода человече­ского».

Теоретически, если следовать правилам модели потока, любое занятие можно изме­нить таким образом, чтобы оно начало при­носить радость. Однако мы будем вынужде­ны признать, что в настоящее время данный аспект мало волнует тех, кто обладает реаль­ной властью влиять на ситуацию. Руковод­ство предприятий должно в первую очередь заботиться о производительности, а профсо­юзные лидеры озабочены вопросами безопас­ности и выплатами компенсаций. В кратко­срочной перспективе эти приоритеты вполне могут вступать в конфликт с задачей обеспе­чения условий для возникновения состояния потока. Но если рабочие будут получать удо­вольствие от своей деятельности, они не толь­ко выиграют от этого в личном плане, но рано или поздно начнут работать более эффектив­но — таким образом, цели руководства будут достигнуты.

Дата добавления: 2015-06-27