Теория травмы и проблема амбивалентности сакрального

Теория жертвоприношения сочетается с аргу­ментацией Александера во многом, но не во всем. Принципиальное расхождение связано с конструк­цией негативного сакрального, и оно восходит к проблеме амбивалентности сакрального - его пара­доксальной двойственности, - соединяющего в себе благую и губительную стороны, которые находятся в сложной диалектической связи. Теории жертво­приношения (как и теории сакрального в целом) по-разному объясняют это диалектическое един­ство. Однако свойство амбивалентности сакраль­ного, открытое Уильямом Робертсоном Смитом и быстро ставшее общим местом самых разных тео­рий сакрального, подразумевает единую природу сакрального, находящую выражение в двух про­тивоположных ипостасях. Александер же исходит из обратного: сакральное-скверное, которое, как правило, фигурирует в его рассуждениях в форме «зла», он полагает независимой и равноизначаль-ной по отношению к «добру» сущностью. Попытке обосновать свою позицию он посвящает четвертую главу книги. При этом он критикует целый ряд философских традиций, от учений античности до прагматизма и даже иудео-христианскую религи­озную культуру, поскольку все эти системы мысли

ПРЕДИСЛОВИЕ

исходят из того, что зло происходит из отклонения от добра и потому имеет по отношению к нему вто­ричный характер.

Разница может показаться несущественной и относящейся к сфере спекулятивных рассужде­ний. Но это не так, поскольку она влечет за собой важные теоретические последствия. Не вдаваясь в детали, попробуем лишь кратко уточнить содержа­ние этого различия. Необходимо разделить два не следующих друг из друга напрямую утверждения. Первое связано с «энергетическим потенциалом» сакрального-скверного и его способностью оказы­вать воздействие на социальную жизнь (как пишет Александер, «зло может цениться с такой же силой и энергетикой, что и добро» (Наст, изд., с. 325)). Второе утверждение состоит в том, что «зло» (или сакральное-скверное) является автономной куль­турной конструкцией, механизм формирования ко­торой необходимо в каждом конкретном случае изу­чать как автономный символический процесс, не связанный напрямую с конструкцией «добра» (или сакрального-чистого). Первый тезис не противоре­чит ни утверждению об амбивалентной природе са­крального, ни критикуемой Александером позиции «зло как отклонение от добра». Противоречие ко­ренится лишь во втором тезисе. Провозглашенная Александером «культурализация зла» (т.е. факти­чески утверждение о существовании культурного порядка, соответствующего «злу») противоречит важной для теорий сакрального идее, возводящей осквернение и связанную с ним интенсификацию коллективных эмоций к разрушению культурного и социального порядка⁹.

Более подробный анализ происхождения и последствий этого расхождения см. в работе: Куракин Д.Ю. Ускользающее са-

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как бы ни были важны эти расхождения, ин­тенция работы «Культурсоциология зла» очень важна для культурсоциологии. Модельные для теории сакрального ритуальные процессы перво­бытных обществ более ориентированы на консен­сус, нежели на конфликт, и на сакральное-чистое, нежели на сакральное-скверное. Следствием этого стал недостаток внимания к культурно-ориенти­рованному описанию конфликтов, который стал предметом критики в адрес предшественников культурсоциологии - неодюркгеймианцев стар­шего поколения, таких как Роберт Белла и Эдвард Шиллз. Идея привлечь внимание культурсоци­ологии к «темной стороне» сакрального крайне перспективна для социологического осмысления современного мира.

Культура, сакральное и инструментальный разум

К моменту подготовки «Смыслов социальной жизни» были сформированы наиболее значимые образцы конкретных культурсоциологических ис­следований. Кроме уже перечисленных к ним сле­дует отнести анализ «проникновения компьютера в поры современной жизни» (см. Гл. 7), изучение дискурса популярных изданий в период с сороко­вых по восьмидесятые годы XX в. Эта работа стала эмпирической платформой для теоретической ата­ки на ряд наиболее влиятельных социологических подходов к объяснению феномена техники. Это

кральное: проблема амбивалентности сакрального и ее значе­ние для «сильной программы» культурсоциологии // Социоло­гическое обозрение. 2011. Т. 10. №3. С. 41-70.

ПРЕДИСЛОВИЕ

одно из самых ранних культурсоциологических исследований, его результаты были впервые опу­бликованы в начале 1990-х. Александер выбирает в качестве мишени именно социологию техники, с тем чтобы радикализовать вызов, бросаемый но­вой исследовательской программой устоявшимся и авторитетным образцам социологического рассуж­дения, подчиняющим культуру более «жестким» переменным.

Демонстрируя на эмпирических данных, сколь сильно восприятие компьютера и осмысление его роли в изменяющемся мире зависело от упорядочи­вающей силы сакральных и профанных кодов, нар-ративов спасения и апокалипсиса, от опоры на вли­ятельные литературные жанры и действия симво­лических механизмов создания семантической не­определенности, Александер выстраивает мощную оппозицию целому ряду теорий инструментально­го разума. Среди них концепции самозаконности техники и технического детерминизма, «самоове­ществление людей в терминах целерационального действия и адаптивного поведения» и «всеохватная рациональность», «железная клетка рационально­сти» и рационализация всех сфер социальной жиз­ни, колонизация жизненного мира системой и тех­ника как идеология.

Культурная расшифровка техники, осущест­вленная Александером, становится образцовым сценарием для культурсоциологической контра­таки на самые тонкие формы подрыва автономии культуры. Этот сценарий позже реализуется в других знаковых для программы исследованиях, в частности, в исследовании Филиппа Смита, по­священном культурсоциологической расшифровке

ПРЕДИСЛОВИЕ

_Т10

гильотины¹", которая рассматривается как ключ к социологическому осмыслению событий Фран­цузской революции. В последнем случае объектом атаки становится уже Мишель Фуко и мейнстрим социологии наказания, находящийся под его опре­деляющим влиянием. В обоих этих и во многих других случаях культура видится как совокупность смысловых структур, порядок которых задается символами, имеющими особую эмоциональную притягательность, - сакральными символами. За­дачи эмпирических исследований при этом сфоку­сированы на том, чтобы продемонстрировать, что структура этих эмоциональных аттракторов объяс­няет наблюдаемые события лучше и точнее, нежели законы развития инструментального разума, нарас­тающая роль административного контроля и другие широко распространенные в социологии объясни­тельные принципы. Контринтуитивное изыскание, демонстрирующее неудачи традиционных способов объяснения в приложении к традиционным же объ­ектам описания, становится фирменным стилем для лучших работ в культурсоциологии.

«Сильная программа» культурсоциологии

Благодаря всем этим рассуждениям и иссле­довательским образцам к началу двухтысячных программный текст «сильной программы» куль­турсоциологии, ее первый «манифест», обретает законченный вид, после нескольких лет работы и предварительных публикаций (см. Гл. 1). Исследо-

Русский перевод этой работы опубликован в журнале «Социо­логическое обозрение» (№2 за 2008 г.). Примечательно, что этот принципиальный для культурсоциологии текст опубликован тоже в 2003 году.

ПРЕДИСЛОВИЕ

вательские интуиции о культурно-ориентированном теоретизировании в социологии, о которых Джеф­фри Александер с энтузиазмом пишет в предисловии к книге, наконец получают последовательную теоре­тическую разработку. В институциональном плане этот интеллектуальный рывок увенчался открытием в 2002 году Центра культурсоциологии в Йельском университете, который возглавил, совместно с Роном Айерманом и Филиппом Смитом, перебравшийся на Восточное побережье из Калифорнии Дж. Алексан­дер. Этот центр стал флагманом развития культур­социологии и основным ориентиром для нескольких центров и исследовательских групп, существующих в Северной Америке и Европе, включая московскую группу, работающую в Высшей школе экономики. В качестве ассоциированных сотрудников Центр объ­единяет несколько десятков исследователей в обла­сти культурсоциологии по всему миру, а также ряд почетных членов, среди которых такие знаковые фигуры, как Клиффорд Гирц, Мэри Дуглас, Роберт Белла, Маршалл Салинз, Зигмунт Бауман, Шмуэль Эйзенштадт, Хейден Уайт и др.

Успеху исследовательской программы в нема­лой степени способствовало и то, что ее постулаты были не просто сформулированы в явном виде, но и помещены в контекст классической и современной социологической теории. Конечно, «сильная про­грамма» в культурсоциологии, как и любая другая зарождающаяся теория, заявляет о себе обвиняя и уличая, однако деструктивный порыв, необходи­мый для апроприации дисциплинарной террито­рии, здесь уравновешивается последовательным встраиванием в классические постановки вопросов и их современные интерпретации. В программном

ПРЕДИСЛОВИЕ

тексте развивающегося направления этот баланс удалось выдержать благодаря композиционной формуле «плана», в чем-то подобного «Плану» Ор­дена Тамплиеров из романа Умберто Эко «Маятник Фуко», т.е. такого плана, который, будучи рекон­струирован (или создан заново) в настоящем, струк­турирует прошлое и определяет будущее.

Это был план развертывания культурно-ориенти­рованного теоретизирования в социологии, такого способа построения понятий и работы с эмпирически­ми данными, который бы удерживал тезис об автоно­мии культуры и соответствовал другим приоритетам «сильной программы» (см. Гл. 1). Согласно Джеффри Александеру и Филиппу Смиту - авторам манифеста «сильной программы» в культурсоциологии - этот «план» зародился существенно раньше появления самой исследовательской программы в ее нынешнем виде и уходит корнями в работы Макса Вебера, Эми­ля Дюркгейма, Вильгельма Дильтея и Фердинанда де Соссюра. В дальнейшем развитии социологии и смежных дисциплин Александер и Смит усматрива­ют последовательное приближение к идеалу культур­социологии, на фоне многочисленных версий «слабой программы» социологии культуры. Таким образом, собственный проект авторы позиционируют лишь как наиболее точное на данный момент приближение к идеалу культурно-ориентированной социологии, а понятия «сильной» и «слабой» программ, заимство­ванные в исследованиях науки (science studies), ис­пользуются ими как маркер того, удерживается ли всерьез тезис автономии культуры¹¹.

¹¹ Подробному разбору теоретических, методологических и исто-рико-социологических аспектов «сильной программы» куль­турсоциологии посвящены работы: Куракин Д.Ю. «Сильная программа» в культурсоциологии: историко-социологические,

ПРЕДИСЛОВИЕ

Наука, культура и история: Дж. Александер как интеллектуал «нашего времени»

Для понимания науки, как и культуры в целом, прежде всего, важна детальная реконструкция «внутренней среды» действия и суждения. Для тех, кого Джеффри Александер называет интеллектуа­лами «нашего времени», центральными элемента­ми этой среды стали дискуссии о теории модерниза­ции и связанных с нею через почти все возможные предикаты концепциях. Анализируя эти теории, Александер остается верен тем же методологиче­ским решениям, что и в случае анализа публичной жизни гражданского общества или исторических событий, и его внимание сосредоточивается на до-теоретических основаниях науки. Эти основания, согласно Александеру, управляются поддающими­ся изучению культурными кодами, нарративами, жанрами и режимами убедительности. Чтобы разо­браться в теории, нужно хорошо понимать ее исто­ки, в том числе скрытые. А это, как подчеркивает Александер, позволяет разобраться уже не только в современной теории, но и в современной истории. Название статьи содержит игру слов и, подобно эпи­графу, в сжатом виде передает ее основные выводы. Образы «нашего времени» являются конструкция­ми соответствующих теорий и от них же получают свои имена. А теория модернизации, которая каза­лась преодоленной концепциями, добавляющими к имени «модерна» предикаты «анти» или «пост»,

теоретические и методологические комментарии. Послесло­вие редактора спецвыпуска // Социологическое обозрение. 2010. Т. 9. №2. С. 155-178; и Куракин Д.Ю. Символические классификации и «Железная клетка»: две перспективы теоре­тической социологии // Социологическое обозрение. 2005. Т. 4. №1. С. 63-81.

ПРЕДИСЛОВИЕ

неожиданно возвращается в качестве рядополо-женной им, с приставкой «нео».

Текст Александера об интеллектуалах и смысле «нашего времени», завершающий книгу, можно назвать автобиографическим для целого поколения американских социальных ученых, поскольку речь в нем идет об обширных баталиях, в которых прохо­дила и проходит их научная жизнь. Как и сюжеты других статей, вошедших в «Смыслы социальной жизни», это отражает тот факт, что не в последнюю очередь это книга об Америке. Книга, написанная американцем, глубоко небезразличным к ее жизни и имеющим вкус, талант и метод к ее глубокой ре­конструкции и интерпретации.

Дата добавления: 2017-01-14