Сильная программа в культурсоциологии: элементы структурной

ГЕРМЕНЕВТИКИ (совместно с Филиппом Смитом)

Во всем мире культура решительно выдвига­ется в центр дебатов не только в социологических теории и исследованиях, но и в гуманитарных на­уках в целом. Как и в случае с любым коренным сдвигом в интеллектуальной сфере, этот процесс протекает с неодинаковой скоростью. В Велико­британии, например, культура выдвинулась на первый план еще с начала семидесятых годов. В Соединенных Штатах Америки перелом наметил­ся лишь к середине восьмидесятых. Что касается континентальной Европы, то можно утверждать, что там культура никогда и не сходила со сцены. Тем не менее, несмотря на продолжающееся воз­рождение интереса к культуре, среди социологов, специализирующихся в этой области, наблюда­ется что угодно, но только не согласие по поводу того, что же означает это понятие и как оно соот­носится с социологией в традиционном ее пони­мании. Подобные расхождения во мнениях лишь отчасти могут быть с пользой для дела объяснены как эмпирические отражения географических, социально-политических или национальных тра­диций. Более существенно то, что они являются проявлением глубоких противоречий, относя­щихся к аксиоматике и фундаментальной логике теории культуры. Стержнем всех указанных спо-

глава 1

ров является проблема «культурной автономии» (Alexander, 1990; Smith, 1998a). В настоящей главе мы используем понятие культурной автоно­мии, чтобы исследовать и оценить соперничающие между собой трактовки культуры, существующие в социальной теории на данный момент. Мы пола­гаем, что большинство рассматриваемых моделей обладает существенными недостатками, и предла­гаем альтернативный подход, который в широком смысле можно трактовать как род структурной герменевтики.

Клоду Леви-Стросу (1974) принадлежит зна­менитое высказывание о том, что исследование культуры должно походить на геологическое исследование. Согласно этому суждению, ана­лиз должен объяснять различия на поверхности с точки зрения более глубоких порождающих принципов, так же как геоморфология объясняет ареалы произрастания растений, форму холмов и контур естественной дренажной сети рек с точки зрения данных о геологическом строении мест­ности. В данной главе мы намерены применить этот принцип к современным социологическим подходам к исследованию культуры рефлексив­ным и, в то же время, диагностическим образом. Наша цель - не столько сделать обзор существу­ющих направлений и подтвердить их разно­образие, хотя мы действительно приведем такой обзор, сколько создать сейсмограмму, которая обозначит линию геологического разлома, про­ходящую сквозь всю совокупность этих направ­лений. Если мы осознаем и существование этой линии разлома, и ее теоретические следствия, мы сможем не только редуцировать комплекс-

ГЛАВА 1

ность, но и выйти за пределы чисто таксономи­ческого дискурса, который так часто безнадежно портит программные тексты. Сейсмографиче­ский принцип оказывается мощным инструмен­том проникновения в суть текущих разногласий и понимания отступлений и колебаний, ослабля­ющих значительную часть исследований куль­туры. Тем не менее, в противоположность Леви-Стросу, мы не рассматриваем свое структурное исследование как незаинтересованное научное изыскание. Наше обсуждение носит открыто полемический характер, а язык не вполне ней­трален. Вместо попыток имитировать нейтраль­ную исследовательскую установку мы намерены предложить вполне определенный способ постро­ения теории, открывающий культурсоциологии наилучшие перспективы развития.

Линия разлома и ее последствия

Линия разлома в сердцевине современных споров пролегает между «культурсоциологи-ей» и «социологией культуры»¹. Допускать воз­можность существования культурсоциологии означает принимать мысль о том, что всякое действие, каким бы инструментальным, реф­лексивным или вынужденным по отношению к внешней среде (Alexander, 1988) оно ни было, в некоторой степени встроено в горизонт аффекта и смысла. Именно по отношению к этой внутрен­ней среде актор никогда не может быть полно­стью инструментальным или рефлексивным.

Эта дихотомия предложена в: Alexander (1996a). Настоящая глава основана на данном более раннем исследовании.

ГЛАВА 1

Скорее она представляет собой идеальный ре­сурс, который частично способствует действию, а частично ограничивает его, составляя основу как для рутины, так и для творческого начала, и предоставляя возможность для воспроизвод­ства и трансформации структуры (Sewell, 1992). Сходным образом вера в возможность существо­вания культурсоциологии предполагает, что ин­ституты, какими бы обезличенными и технокра­тическими они ни были, обладают идеальным основанием, которое фундаментальным образом формирует их организацию и цели и обеспечи­вает структурированный контекст для споров по поводу их легитимности². Прибегая к языку по­зитивизма, можно сказать, что более традицион­ный подход социологии культуры рассматривает культуру как зависимую переменную, в то время как в культурсоциологии она является «незави­симой переменной», которая относительно авто­номна в своем влиянии на действия и институты и вносит в них столь же важный вклад, как и бо­лее материальные и инструментальные силы.

Для стороннего наблюдателя социология культуры являет тот же пейзаж, что и куль-турсоциология. У обоих подходов общий поня­тийный набор, состоящий из таких терминов, как «ценности», «коды» и «дискурсы». В обеих традициях утверждается, что культура - нечто

В этом заключается фундаментальное различие между куль-турсоциологией и более инструментальным и прагматическим подходом к культуре, представленным новым институциона-лизмом, сосредоточенность которого на институциональном изоморфизме и легитимации в противном случае, по-видимому, решительно поместила бы его в традицию культурно-ориенти­рованного подхода. См. убедительную критическую оценку данного взгляда «изнутри» (Friedland and Alford (1991).

ГЛАВА 1

важное для общества и что она заслуживает тща­тельного социологического изучения. В обеих традициях недавний «культурный поворот» по­нимается как ключевой момент развития соци­альной теории. Но это сходство поверхностно. На структурном уровне обнаруживаются глубокие противоречия. Говорить о социологии культуры значит заявлять, что культура есть нечто, требу­ющее объяснения, причем объяснения посред­ством чего-то, полностью отделенного от обла­сти смысла как такового. Говорить о социологии культуры значит заявлять, что источник любых объяснений кроется в изучении «жестких» пере­менных социальной структуры, так что упоря­доченные смысловые комплексы превращаются в надстройки и идеологии, приводимые в дви­жение этими более «реальными» и осязаемыми социальными силами. В рамках этого подхода культура определяется как «мягкая», на самом деле не вполне независимая переменная: ее роль более или менее сводится к участию в воспроиз­водстве социальных отношений.

Понятие, возникшее в совершенно новой об­ласти исследований науки (science studies), -социологически инспирированная идея «силь­ной программы» ("strong program") (например, Bloor, 1976; Latour & Woolgar, 1986). Основная идея состоит в том, что научные идеи суть в той же мере культурные и языковые конвенции, в какой и результат других, более «объективных» действий и процедур. Наука понимается не как одни лишь «открытия», в зеркале которых отра­жается природа (Rorty, 1979), а скорее как кол­лективное представление, как языковая игра,

ГЛАВА 1

отражающая основную схему смыслообразую-щей деятельности. Иными словами, в контексте социологии науки понятие сильной программы предполагает радикальное отделение когнитив­ного содержания от естественной детерминации. Наше предложение состоит в том, чтобы сильная программа возникла и в социологических ис­следованиях культуры. Это подразумевает стро­гое аналитическое отделение культуры от соци­альной структуры, что мы и подразумеваем под культурной автономией (Alexander, 1988; Капе, 1992). В отличие от социологии культуры куль-турсоциология нуждается в установлении дан­ной автономии, и только посредством сильной программы социологи могут распознать важней­шую роль культуры в формировании социальной жизни. Социология культуры, напротив, предла­гает «слабую программу» ("weak program"), где культура являет собой ничтожную по своему зна­чению переменную, статус которой неясен. Ис­пользуя выражение Бэзила Бернштейна (1971), мы могли бы сказать, что сильная программа приводится в действие посредством сложного те­оретического кода (elaborated theoretical code), в то время как слабая программа не выходит за пределы ограниченного кода (restricted code), от­ражающего как «тупики» традиционной, инсти­туционально ориентированной социальной нау­ки, так и ее общий облик (habitus).

Принадлежность к культурсоциологической теории, признающей культурную автономию, есть основное, наиболее важное свойство силь­ной программы. Однако у нее есть еще два опре­деляющих признака, которые должны стоять

ГЛАВА 1

за любым подходом такого рода и которые яв­ляются методологическими. Один из них - это приверженность принципу полной и убедитель­ной герменевтической реконструкции социаль­ных текстов. Здесь необходимо предложенное Клиффордом Гирцем «плотное описание» ("thick description") кодов, нарративов и символов, ко­торые создают упорядоченные сплетения соци­ального смысла. В противоположность этому «неплотное описание» ("thin description") обыч­но свойственно исследованиям, вдохновленным слабой программой, где смысл либо просто счи­тывается с социальной структуры, либо сводит­ся к отвлеченным описаниям реифицированных ценностей, норм, идеологий или фетишизма. Слабой программе не удается наполнить эти пу­стые сосуды богатым вином символической зна­чимости. Философские принципы данной гер­меневтической позиции были сформулированы Вильгельмом Дильтеем (1962), и нам представ­ляется, что его строгое методологическое пред­писание рассматривать «внутренний смысл» со­циальных структур остается непревзойденным. Вместо того, чтобы изобретать новый подход, мы будем исходить из того, что пользующиеся за­служенным влиянием исследования культуры Клиффорда Гирца дают самое значимое из совре­менных приложений идей Дильтея.³

В методологическом плане, чтобы добить­ся плотного описания, требуется «заключить в

³ Печально, что связь между взглядами Гирца и Дильтея никогда не осознавалась, так как из-за этого стало казаться, что Гирц «бездомен» в философской традиции, - позиция, которую, по-видимому, приветствует его нежелание вписываться в какую-

' либо теорию (см. Alexander, 1987, 316-29).

ГЛАВА 1

скобки» более широкие, несимволические соци­альные отношения. Это «заключение в скобки», аналогичное феноменологической редукции Эд­мунда Гуссерля, позволяет реконструировать чистый культурный текст. Теоретическое и фи­лософское обоснование такой реконструкции предложил Поль Рикёр (1971), утверждавший существование необходимой связи между гер­меневтикой и семиотикой. Эту реконструкцию можно рассматривать как создание, или карто­графирование, «культурных структур» (culture structures) (Rambo & Chan, 1990), которые фор­мируют одно из измерений социальной жизни. Именно понятие культурной структуры как со­циального текста позволяет привлечь в социаль­ную науку хорошо разработанные понятийные средства литературоведческих исследований - от Аристотеля до таких современных фигур, как Фрай (1971, [1957]) и Брукс (1985). Только после того, как произойдет аналитическое «заключе­ние в скобки», предписываемое герменевтикой, после того, как будет реконструирована внутрен­няя структура смысла, только тогда социальная * наука сможет перейти от аналитической к реаль­ной автономии культуры (Капе, 1992). Только по­сле создания аналитически автономного объекта культуры можно будет выяснить, каким образом культура пересекается с другими социальными силами, такими как власть и инструментальный разум, в реальном социальном мире.

Таким образом, мы подошли к третьему при­знаку сильной программы. Не ограничиваясь ту­манными и двойственными выяснениями того, как культура порождает различия, и отказыва-

ГЛАВА 1

ясь рассуждать в духе абстрактных системных логик как причиняющих процессов (а 1а Леви-Строс), мы утверждаем, что сильная программа пытается укоренить причинность в непосред­ственных акторах и способах действия (agencies) и детально устанавливает, как именно культура влияет на то, что реально происходит. Напротив, слабые программы, как показал Эдвард Томп­сон (1978), обычно уклоняются от обсуждения этой темы и чувствуют себя в ней неуверенно. У слабых программ есть склонность разрабаты­вать сложные и отвлеченные терминологические (у)крепления ((de)fenses), которые обеспечива­ют иллюзию выявления реальных механизмов, а также иллюзию разрешения дилеммы свободы и детерминации. Тем не менее, как говорят в мире моды, качество скрывается в деталях. Мы пола­гаем, что только показав в деталях - кто говорит, что говорится, почему и с какими последствия­ми, культурный анализ может стать приемле­мым с точки зрения критериев социальной нау­ки. Иными словами, мы не считаем, что жесткие и скептические требования ясности каузальных связей должны составлять прерогативу сторон­ников эмпиризма или тех, кто до одержимости сосредоточен на проблемах власти и социальных структур.⁴ Эти критерии распространяются и на кул ьтурсоциол огию.

Идея сильной программы, подразумевает пред­ложения о плане дальнейших действий. Этот план мы обсуждаем ниже. Сначала мы рассма-

⁴ Смит (1998а) настойчиво подчеркивает эту мысль, проводя раз­личие между американской и европейской версиями культур-социологии.

ГЛАВА 1

триваем историю социальной теории и показыва­ем, почему данный план не смог появиться ранее шестидесятых годов. Далее мы рассматриваем несколько современных традиций исследования культуры с позиций социальной науки. Мы по­лагаем, что, вопреки производимому ими впе­чатлению, каждая из этих традиций заключа­ет в себе слабую программу, которая в том или ином отношении не удовлетворяет выдвинутым нами определяющим критериям. В заключение мы указываем на развивающуюся традицию культурсоциологии, главным образом американ­скую, которая, по нашему мнению, задает пара­метры сильной программы.

Дата добавления: 2017-01-14